Царская гробница в Паленке: легенды и факты

Светлой памяти мексиканского археолога Альберто Руса Луилье посвящаю

В один из жарких июньских дней 1952 г. в джунглях мексиканского штата Чьяпас, среди руин древнего города Паленке по крутой, усыпан­ной щебнем лестнице, ведущей на вершину многоярусной пирамиды, под­нималась группа людей во главе с А. Русом. Там, на фоне бездонного голубого неба и быстро бегущих облаков гордо «парил» в воздухе изящ­ный белоснежный храм с узорчатым гребнем на крыше. Но вот послед­ние ступени преодолены, и люди, еще не переведя дух после невероятно тяжелого подъема, столпились на плоской вершине пирамиды. Отсюда, почти с 23-метровой высоты открывался удивительный вид на весь древ­ний город, история которого насчитывала без малого десять столетий. Он существовал с конца I тысячелетия до н. э. по конец I тысячеле­тия н. э.

Очертания большинства его зданий едва угадывались под густым по­кровом вечнозеленых джунглей. Но в центре города сразу в нескольких местах над лесными зарослями встают, словно белые призраки, руины наиболее крупных архитектурных сооружений Паленке: квадратная, по­хожая на колокольню средневекового собора, башня дворца и грациоз­ные храмы-близнецы на высоких пирамидальных основаниях — «Храм Солнца», «Храм Креста», «Храм Лиственного Креста», «Храм Надпи­сей»[1].

Древние майя выбрали для строительства Паленке удивительно удач­ное место. С юга город был защищен стеной скалистых горных хребтов чьяпасской Сьерры. Бесчисленные группы зданий разбросаны по холмис­той равнине, покрытой густым тропическим лесом и пересеченной мно­жеством рек и ручьев, берущих начало в горах. Основная часть города (площадью около 19 га) расположена на естественной платформе-плато, которая возвышается над окружающей равниной почти на 60 м. Красоту местного пейзажа и удивительно гармоническое включение древней ар­хитектуры в складки рельефа отмечают буквально все, кто там побывал. Руины Паленке обладают особым очарованием. Вот как описывает пер­вую встречу с городом французский путешественник Мишель Пессель, «Величественные белые и серые здания на горном уступе поднимались над морем зелени, и все же джунгли не отступали от города, сбегая к нему по склонам окружающих гор. Эта картина в таком диком, безлюд­ном месте произвела на меня неотразимое впечатление. Руины вообще таят в себе особое романтическое очарование, а руины Паленке, возни­кающие так неожиданно среди бескрайнего лесного океана, просто по­трясали. Здесь передо мной предстала загадка столетий, загадка цивили­зации, погибшей и исчезнувшей, но все еще удивительным образом про­должающей жить в этих грандиозных постройках — свидетелях былого могущества и славы»[2]. Близость Мексиканского залива и двух круп­нейших рек Центральной Америки — Грихальвы и Усумасинты — облег­чали городу связи с соседними областями.

Драгоценный зеленый нефрит, ломкий и острый как стекло обсидиан, причудливые морские раковины, отливающие изумрудным цветом перья царственной птицы кецаль из лесов Гватемалы, бобы какао и шкуры пят­нистых ягуаров — да мало ли других диковинных товаров стекалось ког­да-то на многолюдные рынки Паленке. Расцвет города приходится на V—VIII вв. н. э. Его правители не раз покрывали себя славой на полях сражений. Его архитекторы воздвигли высокие пирамиды и храмы и за­ключили в каменную трубу норовистый ручей Отолум. Его жрецы изуча­ли небесный свод, проникнув в самые глубокие тайны мироздания. Его художники и скульпторы воплотили в камне и алебастре свои бессмерт­ные идеалы.

Но в конце I тысячелетия н. э. Паленке переживает явный упадок. Внутренние неурядицы и особенно нашествие воинственных племен изв­не подточили его жизненные силы, и город вскоре погиб, а его безмолв­ные руины были надежно спрятаны природой в непроходимой лесной чаще.

Паленке пришлось открывать заново уже в наши дни. И сделали это путешественники и ученые из многих стран Европы и Америки. Но самый значительный вклад внес в исследование города мексиканский археолог Альберто Рус Луилье — начальник крупной археологической экспедиции Национального института антропологии и истории (Мек­сика) [3].

Мы не знаем наверняка, о чем именно думал он тогда, 15 июня 1952 г., стоя на вершине пирамиды «Храма Надписей». О былом ли величии древ­него города, или же о тех неимоверных трудностях, которые пришлось преодолеть ему и его коллегам на пути к заветной цели? Правда, теперь все это осталось позади. Еще одно последнее усилие и многовековая тай­на пирамиды будет раскрыта. А началось все это ровно четыре года на­зад, когда Альберто Рус Луилье, выбирая объект для своих будущих ис­следований, обратил внимание на почти неизвестный до того архитектур­ный памятник — «Храм Надписей».

После первого же осмотра ученый заметил, что пол этого изящного трехкомнатного здания, в отличие от других храмов Паленке, был сложен из больших каменных плит, одна из которых имела по краям несколько отверстий, заткнутых каменными же пробками. Видимо, эти отверстия предназначались для поднимания и опускания плиты на свое место.

 

1. План и разрез «Храма Надписей», Паленке

Изучая возможное назначение этой плиты, А. Рус Луилье обратил внимание на то, что стены храма уходят ниже уровня пола — явное до­казательство того, что внизу имеется еще одна постройка. И действительно, подняв плиту и начав там раскопки, он вскоре обнаружил начало туннеля и несколько ступенек каменной лестницы, ведущей-вниз, в глуби­ну гигантской пирамиды. Но и туннель, и лестница были плотно забиты громадными глыбами камня, щебнем и землей. Для того, чтобы преодо­леть эту неожиданную преграду, потребовалось целых четыре полевых сезона тяжелого и мучительного труда. А каждый сезон длился по 2— 3 месяца. Всего было расчищено два пролета лестницы с 66 крутыми ступеньками. В самом ее начале археологи нашли тайник с ритуальными приношениями в виде двух нефритовых колец, служивших у древних майя украшениями для ушей. Другое приношение лежало у подножия лестницы, в специальном каменном ящичке: ожерелья из нефритовых бус, большие раковины, наполненные красной краской, глиняные вазы и громадная жемчужина в 13 мм длиной.

Дальше путь был закрыт поперечной каменной стеной. Когда ее сло­мали, то вновь пришлось разбирать завалы из сцементированного из­вестковым раствором щебня. В конце концов коридор уперся в какую-то подземную камеру, вход в которую преграждала необычная, но вполне надежная «дверь» — гигантский треугольный камень весом более тонны. У входа в камеру в некоем подобии гробницы лежали плохо сохранив­шиеся скелеты пяти юношей и одной девушки, погибших насильственной смертью. Искусственно деформированная лобная часть черепа и следы инкрустаций на зубах говорят о том, что это не рабы, а представители знатных майяских фамилий, принесенные в жертву по какому-то особен­но важному и торжественному случаю. Только теперь Русу стало ясно, что все потраченные усилия не были напрасными. 15 июня 1952 г. рабо­чие сдвинули, наконец, с места массивную треугольную «дверь» и уче­ный с волнением вступил под своды какого-то подземного помещения, таившего в себе множество неожиданных находок и сюрпризов. «Я во­шел в эту таинственную комнату,— вспоминает А. Рус,— со странным чувством, естественным для того, кто впервые переступает порог тысяче­летий. Я попытался увидеть все это глазами жрецов Паленке, когда они покидали склеп. Мне хотелось снять печать времени и услышать под эти­ми тяжелыми сводами последний звук человеческого голоса. Я стремил­ся понять то таинственное послание, которое оставили нам люди далекой эпохи»[4].

Затем яркий свет ручного электрического фонаря прорезал сумрак подземелья, и археолог на мгновение потерял дар речи от всего увиден­ного.

«Из густого мрака,— вспоминает А. Рус,— неожиданно возникла ска­зочная картина фантастического неземного мира. Казалось, что это боль­шой волшебный грот, высеченный во льду. Стены его сверкали и перели­вались, словно снежные кристаллы в лучах солнца. Как бахрома огром­ного занавеса, висели изящные фестоны сталактитов. А сталагмиты на полу выглядели, словно капли воды на гигантской оплывшей свече. Гроб­ница напоминала заброшенный храм. По ее стенам шествовали скульп­турные фигуры из алебастра. Потом мой взор упал на пол. Его почти полностью закрывала огромная прекрасно сохранившаяся каменная пли­та с рельефными изображениями. Глядя на все это с благоговейным изумлением, я пытался описать красоту волшебного зрелища моим кол­легам. Но они не верили до тех пор, пока, оттолкнув меня в сторону, не увидели эту великолепную картину своими собственными глазами»[5].

Склеп имел около 9 м в длину и 4 м в ширину, а его высокий, сводча­тый потолок уходил вверх почти на 7 м. Конструкция этой подземной комнаты была столь совершенной, что ее сохранность оказалась почти идеальной даже через тысячу лет. Камни стен и свода были вытесаны с таким искусством, что ни один из них не упал со своего места.

 

Рис. 2. Внутренний вид гробницы правителя (реконструкция)

На стенах склепа сквозь причудливую завесу сталактитов и сталагми­тов проступали очертания 9 больших человеческих фигур, сделанных из алебастра. Они были облачены в одинаковые пышные костюмы: голов­ной убор из длинных перьев птицы кецаль, причудливая маска, плащ из перьев и нефритовых пластин, юбочка или набедренная повязка с поя­сом, который украшен тремя человеческими головками, сандалии из кожаных ремешков. Шея, грудь, кисти рук и ноги этих персонажей были буквально унизаны различными драгоценными украшениями. Они горде­ливо выставляли напоказ символы и атрибуты своего высокого социаль­ного положения: скипетры с рукоятью в виде головки змеи, маски бога дождя и круглые щиты с ликом бога солнца.

По мнению Альберто Руса, на стенах подземной камеры запечатлены Болон-ти-ку — девять «владык мрака» — правителей девяти подземных миров, согласно мифологии древних майя.

Первое время А. Рус не мог понять, что же он нашел — подземный храм или уникальную гробницу? Занимая большую часть комнаты, в ней стоял какой-то огромный каменный ящик, накрытый резной плитой раз­мерами 3,8X2,2 м. Был ли это алтарь или крышка саркофага? Ученый склонялся сначала к первому предположению. Для того чтобы решить

 

Рис. 3. Фигуры «Девяти владык подземного царства» на стенах гробницы правителя

эту загадку, нужно было поднять плиту и посмотреть, что же находится под ней. Но подобная операция представляла собой технически весьма •сложную и опасную задачу. Ведь камень весил без малого 5 г и его по­крывала тончайшая скульптурная резьба, которую следовало уберечь от малейших повреждений. Плита покоилась на ящике из таких же ог­ромных камней, а ящик, в свою очередь, на шести каменных опорах. Для начала А. Рус решил проверить — был ли ящик полым внутри или это сплошной каменный монолит? Просверлив сбоку узкое отверстие и сунув туда кусок проволоки, он определил, что ящик внутри полый и содержит красную краску, частицы которой и прилипли к проволоке.

Теперь сомнений больше не оставалось. Каменный ящик представлял собой гигантский саркофаг — первый из саркофагов такого рода, найден­ный на территории майя. Дело в том, что красный цвет в космогонии майя — это цвет востока, цвет восходящего солнца, которое служило символом жизни и бессмертия. Именно по этой причине древние майя часто посыпали тела своих особо знатных и почитаемых покойников красной краской.

С помощью автомобильных домкратов и бревен тяжелая скульптур­ная плита была, в конце концов, поднята, и под ней показался массивный каменный блок со странной выемкой, напоминающей на первый взгляд рыбу. Выемку плотно закрывала специальная крышка, в точности пов­торяющая ее форму. В хвостовой части крышки имелось два отверстия, заткнутых каменными пробками, как и у той каменной плиты, что при­крывала тайный ход в полу храма.

Когда была удалена и эта, самая последняя, преграда, перед исследо­вателями предстала необыкновенно яркая и красочная картина: внутри саркофага все было покрыто пурпурно-красной краской, а на этом эф­фектном фоне матово желтели кости крупного человеческого скелета и зелеными пятнами выделялись бесчисленные нефритовые украшения.

Из-за значительной влажности воздуха кости были очень хрупкими, но сохранились тем не менее почти целиком. Ученым удалось определить, что скелет принадлежал сильному и рослому мужчине в возрасте около 40—50 лет без каких-либо патологических недостатков.

Человек был погребен вместе со всеми своими украшениями из драго­ценного нефрита. А одна нефритовая бусина была даже положена ему в рот — как плата для прохода в подземный мир, царство мрака и смерти. На черепе видны были остатки диадемы, сделанной из маленьких не­фритовых дисков и пластин. Одна из пластин диадемы была украшена резным изображением головы Соца (Zotz) — страшного бога-вампира в образе летучей мыши из подземного царства смерти. Изящные тонкие трубочки из того же минерала служили в свое время для разделения длинных волос умершего на отдельные пряди. По обеим сторонам от че­репа лежали массивные нефритовые «серьги», напоминающие собой большие катушки. Вокруг шеи обвивалось длинное, в несколько рядов ожерелье из нефритовых же бусинок. На запястьях каждой руки было найдено по браслету из 200 бусинок каждый. Возле ступней ног лежала чудесная нефритовая статуэтка, изображающая бога солнца. Мельчай­шие остатки мозаики из нефритовых пластинок и раковин вместе с дре­весным тленом, обнаруженным на черепе, позволили буквально из праха реконструировать погребальную мозаичную маску, видимо, служившую точным портретом умершего. Глаза маски были сделаны из раковин, а зрачки — из обсидиана.

Скульптурная каменная плита, служившая верхней крышкой сарко­фага, была сплошь покрыта резьбой. На боковых ее гранях вырезана полоса из иероглифических знаков, среди которых есть и несколько ка­лендарных дат по эре майя, относящихся к VII в. н. э. На плоской на­ружной поверхности плиты резцом древнего мастера запечатлена какая- то глубоко символичная сцена. В нижней части мы видим страшную мас­ку, одним своим видом напоминающую уже о разрушении и смерти: ли­шенные тканей и мышц челюсти и нос, большие клыки, огромные пустые глазницы. Это — не что иное как стилизованное изображение божества земли. У большинства народов доколумбовой Мексики оно выступало как некое страшное чудовище, питающееся живыми существами, по­скольку все живое, умирая, возвращается в конце концов в землю. Его голову увенчивают четыре предмета, два из которых служат у майя символами смерти (раковина и знак, напоминающий наш символ %), а другие, напротив, ассоциируются с рождением и жизнью (зерно маиса и цветок или маисовый початок).

На маске чудовища сидит, слегка откинувшись назад, красивый юно­ша в богатой одежде и с драгоценными украшениями. Тело юноши обви­вает фантастическое растение, выходящее из пасти чудовища. Он при­стально смотрит вверх на крестообразный предмет, олицетворявший со­бой у древних майя «древо жизни», или, точнее, «источник жизни» — сти­лизованное растение маиса. На перекладине «креста» причудливо изви­вается гибкое тело змеи с двумя головами. Из пасти этих голов выгляды­вают какие-то маленькие и смешные человечки в масках бога дождя. По поверьям индейцев майя, змея всегда связана с небом, с небесной водой — дождем: тучи скользят по небу молчаливо и плавно, словно змеи, а молния — это не что иное как «огненная змея».

На верхушке «креста»-маиса сидит священная птица-кецаль, длин­ные изумрудные перья которой служили достойным украшением парад­ных головных уборов царей и верховных жрецов майя. Птица тоже обла­чена в маску бога дождя, а чуть ниже ее видны знаки, символизирующие воду и два небольших щита с личиной бога солнца.

Если бы речь шла о европейской гробнице античного времени или эпо­хи Возрождения, то мы бы наверняка сказали, что высеченная на плите фигура юноши—это образ погребенного под ней персонажа. Но в ис­кусстве древних майя почти не было места показу индивидуальной лич­ности, индивидуального человека. Там безраздельно господствовали ре­лигиозная символика и условность в передаче образов.

 

Рис. 4. Прорисовка рельефного изображения на крышке саркофага, «Храм Надписей», Паленке

Можно ли расшифровать сложный ребус из скульптурных картин, за­печатленных на верхней крышке саркофага?

Альберто Рус после тщательного изучения всех имевшихся в его рас­поряжении источников дал следующее истолкование скульптурным мо­тивам гробницы из Паленке.

«Юноша, сидящий на маске чудовища земли, вероятно, одновремен­но олицетворяет собой и человека, которому суждено в один прекрас­ный день вернуться в лоно земли, и маис, зерно которого, чтобы прорас­ти, прежде должно быть погребено в землю. «Крест», на который так пристально смотрит этот человек, опять-таки символизирует маис — растение, появляющееся из земли на свет с помощью человека и приро­ды, чтобы служить затем, в свою очередь, пищей для людей. С идеей еже­годного воскресения маиса у майя была тесно связана и идея собствен­ного воскресения человека...»[6]

Касаясь глубокого внутреннего значения этого мотива, А. Рус прихо­дит к выводу, что он вполне мог символизировать тягу человека к бес­смертию. «Трудно решить,— пишет он,— изображает ли эта фигура обоб­щенный образ человека или это индивидуальное лицо, в честь которого был сооружен весь памятник. Судьба уже вынесла человеку свой при­говор. Его должна поглотить земля, на которой он сейчас полулежит. Но, надеясь на бессмертие, он пристально смотрит на крест — символ маиса и, следовательно, самой жизни»[7].

Эти верования, свойственные земледельческим народам, связаны с обожествлением сил природы и поклонением им, чтобы гарантировать выживание человеческого рода. Подобно тому, как Осирис — египетский бог пшеницы и растительности — заново рождается каждый год благода­ря оплодотворяющему землю Нилу, куда хоронят его рассеченное на куски тело, так и у майя юный бог маиса возвращается к жизни в каж­дом урожае благодаря солнцу и дождю. В обоих случаях жизненный цикл главного сельскохозяйственного растения, интерпретируемый как смерть и воскресение божества, представляет для людей пример бес­смертия.

Однако такой параллелизм не означает, конечно, наличия каких-либо культурных контактов между Египтом и Мексикой, цивилизации кото­рых были разделены непроходимыми барьерами во времени и простран­стве.

Массивные каменные «ножки» саркофага тоже были затейливо укра­шены низкорельефными изображениями. Какие-то сказочные персонажи в богатых одеждах словно «вырастали» из земли, показанной чисто сим­волически— полосой и особым иероглифическим знаком. А рядом с ними видны побеги уже настоящих растений, увешанные плодами какао, тык­вы и гуайявы.

Давая описание рельефов на боковинах саркофага, А. Рус подчерки­вает следующее: «Изображение индивидов, которые «вырастают» из земли вместе с различными растениями, поддерживает нашу интерпре­тацию главного мотива погребальной плиты в том смысле, что жизнен­ный цикл растений (главным образом — маиса, символизируемого крес­том) связан с религиозными верованиями майя о воскресении и о бес­смертии человека»[8]. На крышке саркофага находились обломки полу­сгнивших атрибутов власти и регалий погибшего владыки: пояс из кусоч­ков нефрита с тремя антропоморфными масками и девятью сланцевыми привесками в виде «топориков», маленький круглый щит с маской солярного божества и, вероятно, скипетр с фигуркой бога дождя навер­ху и змеиной головкой на конце рукоятки. Эти же атрибуты постоянно встречаются у персонажей высокого ранга, запечатленных бессчетное число раз на рельефах, стелах, фресках, алтарях и резных деревянных притолоках из различных городов майя позднеклассического периода (Тикаль, Йашчилан, Копан, Киригуа, Вашактун, Пьедрас Неграс, Па­ленке). Возле саркофага прямо на полу были найдены две алебастровых, головы, отбитые когда-то от больших, почти в человеческий рост статуй. Тот факт, что эти головы отбили от туловищ и поместили в качестве ри­туальных приношений внутри гробницы, означал, вероятно, имитацию обряда человеческих жертвоприношений путем обезглавливания, кото­рый иногда практиковали у древних майя во время земледельческих праздников, связанных с культом маиса.

От саркофага шла вверх длинная каменная труба, оформленная в. виде туловища змеи. Она заканчивалась в центральном помещении хра­ма неподалеку от алтаря. Эту трубу А. Рус назвал «каналом для души»,, предназначенным, по его словам, для духовного общения жрецов и здравствующих членов царской фамилии с их почившим божественным предком, поскольку лестница после совершения похорон была засыпана обломками камней и между гробницей и храмом наверху существовала, только магическая связь через «канал».

Колоссальный вес (20 г) и общие размеры каменного саркофага, ви­димо, исключали возможность его доставки вниз по узкой внутренней лесенке уже после завершения строительства храма. Следовательно, сар­кофаг и гробница в этом комплексе — главный элемент, а пирамида и храм — подчиненный. По всей вероятности, они были построены над го­товой гробницей, чтобы защитить ее от разрушения, скрыть от непрошен­ных взоров и, наконец, для отправления культа погребенного внутри че­ловека. «Не исключено,— подчеркивает А. Рус,— что погребенный в „Храме Надписей" человек сам был вдохновителем и организатором строительства своей гигантской усыпальницы»[9]. Не приходится сомне­ваться и в том, кто был погребен в гробнице «Храма Надписей». Пере­численные выше черты погребального ритуала, человеческие жертвы, неимоверно большие затраты общественного труда для сооружения этого гигантского мавзолея и, наконец, наличие атрибутов власти, хорошо из­вестных нам по изображениям на рельефах и стелах классического вре­мени, подтверждают мысль о том, что мы имеем здесь дело с погребени­ем царя, правителя, халач виника. Таким образом, вполне возможно, что халач виник, как и египетские фараоны, сам руководил строительством своей будущей усыпальницы, наблюдая за тем, как медленно растут вверх каменные стены пирамиды. Когда работы подошли к концу, то ос­тавалось только ждать дня смерти и похорон владыки города. И вот он наступил. Жители Паленке оказали умершему самые торжественные и высокие почести.

Гробница с останками правителя и несметными сокровищами, сопро­вождавшими его в «мир мрака и теней», были, несомненно, весьма за­манчивой добычей для грабителей. Поэтому-то так тщательно была спря­тана гробница в недрах пирамиды, а ход к ней плотно забит землей, щеб­нем и глыбами камня. Но духовная «связь» с почившим вождем тем не менее сохранялась. Жрецы во время пышных обрядов в храме, наверху пирамиды, время от времени с помощью трубы — «канала для души» — вызывали «дух» грозного халач виника и спрашивали у него совета.

Открытие царской гробницы в Паленке имело большое научное зна­чение. Впервые на территории майя было найдено погребение в камен­ном саркофаге с великолепными скульптурными украшениями. Кроме того, удалось доказать, что древнеамериканские пирамиды использовались не только как основания для храмовых зданий, но и для помещения внутри них гробниц наиболее знатных и почитаемых членов общества.

Внушительные масштабы погребальной камеры, высокохудожествен­ные рельефы и колоссальный вес саркофага (превышающий 20 т), оби­лие нефритовых украшений и необычайная пышность ритуала, по сло­вам А. Руса, свидетельствовали о наличии в Паленке вполне сложив­шейся иерархической социальной системы во главе с обожествляемым правителем, наподобие египетских фараонов.

Много новой и ценной научной информации получили в результате открытия гробницы в «Храме Надписей» и те исследователи, которые изу­чают искусство и религию древних майя. Погребенный в склепе человек был, бесспорно, правителем Паленке в VII в. н. э. Это, в свою очередь, заставило ученых искать и в других храмовых пирамидах городов древ­них майя спрятанные там захоронения умерших царей.

Первые результаты исследований в Паленке были опубликованы А. Русом еще в 50-х годах. Вполне естественно, что они отражали лишь самый первый и предварительный этап научного поиска и содержали це­лый ряд предположений, недомолвок и оговорок. Многие важные вопро­сы не нашли еще своего удовлетворительного решения. Потребовались годы упорного и интенсивного труда, прежде чем ученый смог выпустить в свет заключительную монографию о своих работах, содержавшую ис­черпывающую характеристику этого уникального архитектурного комп­лекса. Монография называлась «„Храм Надписей» в Паленке» и была издана в г. Мехико в 1973 г.[10]

Открытие А. Руса в Паленке по своей научной и общеисторической значимости вполне сопоставимо с такими крупнейшими археологически­ми сенсациями XX в., как находка нетронутой гробницы фараона Тутанхамона в Египте или же раскопки некрополя шумерийских царей в Уре (Ирак).

Стоит ли удивляться, что столь яркий памятник древнеамериканской культуры вскоре привлек самое пристальное внимание не только уче­ных-американистов, но и широкой публики. В своем первом сообщении о находке в Паленке, опубликованном в широкой печати, А. Рус, касаясь общего облика погребенного в гробнице индивида, писал: «Мы были по­ражены его ростом, более высоким, чем у среднего индейца-майя сегод­няшних дней; и тем, что его зубы не были подпилены или инкрустирова­ны пиритом и нефритом, как это свойственно всем знатным майя... В кон­це концов мы пришли к выводу, что этот персонаж мог быть и немайяского происхождения, хотя и ясно, что он закончил свою жизнь в ранге одного из правителей Паленке...»[11].

Этого оказалось достаточным для того, чтобы вокруг гробницы в Па­ленке поднялась целая волна спекуляций и мистификаций. Так, напри­мер, появилась версия будто какой-то европеец пересек Атлантический океан задолго до Колумба и принес аборигенам Америки свет высокой культуры, управляя в Паленке в качестве обожествленного монарха. Рождению подобных гипотез во многом способствовали и уже порядком забытые, но не исчезнувшие совершенно из обихода дилетантов работы некоторых горе-археологов XIX в. среди руин Паленке. Таков был, на­пример, граф Жан Фредерик де Вальдек — немного археолог, немного художник и немного... авантюрист. Результаты своего кратковременного пребывания в древнем городе он описал в книге «Живописное и археоло­гическое путешествие по провинции Юкатан», появившейся в Париже в 1838 г. Как выяснилось впоследствии, он вовсе не был графом, и подстать его громкому титулу оказались и многие его рисунки скульптур из Паленке, намеренно стилизованных им под римские и греческие образ­цы. Одного из правителей древних майя Вальдек изобразил во фригий­ском колпаке, а чисто американских хищных животных ягуаров превра­тил... в слонов.

Именно «на почве подобных «фактов» пышным цветом расцветали когда-то красочные гипотезы о далеких трансокеанских плаваниях циви­лизованных жителей древнего Ближнего Востока и Средиземноморья в «дикую» Америку и о зарождении там очагов высокой культуры под бла­готворным влиянием извне (Г. Э. Смит, У. Перри и др.). Стоит ли гово­рить, что все эти гипотезы не находят подтверждения. Наука не распо­лагает пока какими-либо реальными доказательствами наличия транс­атлантических связей населения Средиземноморья и Нового Света в доколумбову эпоху[12].

Однако еще более поразительные измышления по поводу царской гробницы в Паленке появились буквально несколько лет назад. В 1971 г. небезызвестный швейцарский «писатель» и археолог-дилетант Эрих фон Дэникен в своем нашумевшем бестселлере «Воспоминание о будущем» (по которому в ФРГ был позднее снят одноименный фильм) изложил свою точку зрения на содержание скульптурных изображений с крышки саркофага в «Храме Надписей».

«В 1953 году в Паленке...,— утверждает Дэникен,— найден камен­ный рельеф, изображающий, по всей вероятности, бога Кукуматца (в Юкатане он называется Кукулькан)... Мы видим на нем человека, сидящего наклонившись вперед, в позе жокея или гонщика; в его экипаже любой нынешний ребенок узнает ракету. Она заострена спереди, снабже­на странно изогнутыми выступами, похожими на всасывающие дюзы, а потом расширяется и заканчивается языками пламени. Человек, накло­нившись вперед, обеими руками орудует со множеством непонятных кон­трольных приборов, а левой пяткой нажимает на какую-то педаль. Он одет целесообразно: в короткие клетчатые штаны с широким поясом, в куртку с модным сейчас японским воротом и с плотно охватывающими манжетами. Активна не только поза у столь отчетливо изображенного космонавта: перед самым лицом у него висит какой-то прибор, и он сле­дит за ним пристально и внимательно».

Несколькими годами ранее, в 1968 г., советский писатель-фантаст А. Казанцев подробно изложил ту же самую «гипотезу» на страницах журнала «Техника — молодежи» [13].

Но если от чистых эмоций обратиться к реальным фактам, то они бу­дут отнюдь не в пользу сторонников «космических» гипотез.

Начать с того, что и в книге Э. Дэникена, и в статье А. Казанцева прорисовка изображения на каменной плите — крышке саркофага из «Храма Надписей» — дана в сильно искаженном виде. Обширные про­странства резной поверхности плиты залиты черной краской, многие ха­рактерные детали смазаны, а отдельные части картины (в действитель­ности никогда не связанные) соединены сплошной линией. Но главное — это тот ракурс, в котором изображена крышка саркофага: чтобы придать своему «космонавту» более естественную позу (наклон вперед и т. д.), оба автора намеренно поместили все изображение в неверном положе­нии, сделав основанием левый боковой край плиты. В результате подоб­ного искажения многие детали скульптурной композиции — птица кецаль, маска божества земли и др.—предстают перед зрителем в совер­шенно неестественном виде: вниз головой или боком.

Если смотреть на рельеф саркофага правильно (см. рис. 4), то мы увидим, что изображенный там юноша сидит, заметно откинувшись на­зад, на спину и пристально смотрит вверх — на крестообразный предмет. Юноша облачен отнюдь не в «клетчатые штаны», как пишет Э. Дэни­кен,— их майя не знали, так же, впрочем, как греки и римляне, и не в японскую куртку с манжетами, а всего лишь в набедренную повязку. Тело, руки и ноги юноши обнажены, хотя и украшены браслетами и бу­сами из нефритовых пластинок.

Наконец, все основные элементы изображения с крышки саркофага из «Храма Надписей» — крест («древо жизни») с птицей наверху, мас­ка чудовища земли и т. д.— представлены в разных вариациях и в ряде других храмов Паленке. В этих случаях, видимо, даже самое горячее воображение не усмотрит контуров космической ракеты в причудливых изгибах майяского «креста» — символа маиса, символа жизни, символа плодородия.

Не успели утихнуть страсти по поводу «космических пришельцев» в стране майя, как у первооткрывателя гробницы в Паленке появился еще более грозный противник. В погоне за дешевой популярностью некоторые профессиональные ученые США поспешили выдвинуть столь экстрава­гантную гипотезу об умершем правителе древнего города, что перед нею меркнут даже фантазии Эриха фон Дзникена.

В 1975 г. на страницах журнала «Нэшнл Джиогрэфик» два извест­ных специалиста по культуре и искусству древних майя — Дэвид Келли и Мерл Грин Робертсон, после анализа изображения на верхней плите саркофага и «прочтения» иероглифических надписей на ней, объявили о рождении новой научной сенсации. Оказывается, в гробнице «Храма Над­писей» был похоронен ветхий старик в возрасте свыше 80 лет. Его имя «читается», якобы, как «Пакаль» (майяск.— «щит») на том основании, что знак щита встречается иногда в надписях на саркофаге. Даль­ше — больше. Сославшись на некоторые из календарных дат, высе­ченных на крышке саркофага, М. Робертсон и Д. Келли утверж­дали будто Пакаль был правителем Паленке с 615 по 683 г. н. э. Центральную фигуру, запечатленную на верхней скульптурной плите царско­го захоронения, они стали считать точным портретом умершего. И найдя какие-то незначительные искривления на правой ступне изображенного там персонажа, американские археологи объявили Пакаля лицом, стра­давшим от патологической деформации ног, что было связано, якобы, с практикой кровосмесительных браков внутри правящей династии Па­ленке. Они утверждали также (на основе весьма вольной трактовки некоторых иероглифических надписей), что Пакаль был женат уже с 12-летнего возраста, сначала на своей матери, а потом — на родной сест­ре. При жизни Пакаль был, по словам М. Робертсон и Д. Келли, челове­ком небольшого, почти карликового роста, что также свидетельствовало о физическом вырождении царского рода [14].

Падкие на сенсацию телевизионные компании и пресса США и неко­торых стран Латинской Америки поспешили разнести эти откровения американских ученых по всему свету. И почивший почти 13 веков назад правитель Паленке вновь стал предметом самого пристального внимания и широкой публики, и специалистов.

А. Рус Луилье, до глубины души возмущенный той свистопляской, ко­торая развернулась вокруг многострадальной гробницы из «Храма Над­писей», вынужден был выступить в одном из мексиканских журналов со специальной статьей-опровержением, чтобы дать достойный ответ фаль­сификаторам науки[15].

Еще раз тщательно изучив все имевшиеся в его распоряжении факты, А. Рус установил, что персонаж, погребенный под пирамидой «Храма Надписей», был одним из наиболее выдающихся правителей Паленке во второй половине VII в. н. э.: он родился в 655 г. и умер в 694 г. «Этот ве­ликий правитель,— продолжает А. Рус,— родился в день 8 Ахав майяского ритуального календаря и соответственно должен был получить имя данного дня, а именно „Вошок Ахав“ (Woxok Ahaw) на языке чоль — одном из диалектов языка майя, на котором до сих пор говорят индейцы в районе Паленке» [16].

Полное имя умершего властителя или же его характерное прозвище пока остаются неизвестными. Однако нет никаких оснований называть его Пакалем («Щитом»). «В действительности,— подчеркивает А. Рус,— щит (обычно с маской солнечного божества) служил символом власти, который имели персонажи, изображенные на стелах и рельефах во мно­гих городах древних майя, включая и Паленке... В качестве иероглифа щит известен в надписях из различных майяских центров и употребляет­ся там в самых разных значениях» [17].

Повторное изучение скелета правителя мексиканскими антрополога­ми подтвердило, что умерший был рослым и крепким мужчиной в воз­расте около 40 лет без каких-либо следов патологических врожденных дефектов. «Поэтому,— говорит А. Рус,— абсолютно лишено оснований мнение будто он был косолапый, а его правая ступня демонстрирует врожденное искривление, связанное с практикой кровосмесительных браков в правящей династии Паленке. Предполагаемая деформация ступни в действительности вполне объяснима намерением древнего скульп­тора изобразить ее в заднем ракурсе, позади левой ступни, которая по­мещена на переднем плане» [18]. Не может также быть и речи о том, что великий правитель Паленке был хилым, сгорбленным карликом. Внуши­тельный даже по нашим стандартам рост в 1,73 м. должен был казаться древним обитателям города поистине гигантским, поскольку средний рост индейца майя составляет по сведениям этнографов не более 1,5—1,6 м. Дважды осуществленные мексиканскими антропологами тщательные ис­следования костных останков человека, погребенного в гробнице «Храма Надписей», со всей очевидностью доказали, что в данном случае речь идет о человеке в возрасте до 40 лет. Это подтверждается и чтением ка­лендарных иероглифов на саркофаге с датами жизни правителя (655— 694 гг. н. э.), которое было произведено А. Русом Луилье.

Со своей стороны М. Г. Робертсон и Д. Келли строят свои выводы о «преклонном» (свыше 80 лет) возрасте «Пакаля» исключительно на ту­манном толковании некалендарных иероглифических текстов из гробни­цы, чтение которых на современном уровне наших знаний весьма проб­лематично.

Антропологи, буквально по кусочкам собрав из обломков череп умер­шего правителя, смогли доказать, что его голова была спереди искусст­венно деформирована, а зубы — фигурно подпилены, как того и требо­вали аристократические каноны майяской красоты. Следовательно, пе­ред нами — типичный индеец майя.

Завершая критический разбор многочисленных измышлений и фаль­сификаций по поводу гробницы в «Храме Надписей», А. Рус совершенно справедливо подчеркнул, что между высказываниями о пришельцах из космоса и псевдонаучными фантазиями о правителе-уродце существует глубокое внутреннее родство.

«Между этим предполагаемым пришельцем из космоса и „сеньором Пакалем” существуют только количественные различия. И та и другая точки зрения всецело являются продуктами фантазии. Их создатели, хотя и по самым разным причинам, абсолютно равноценны в разгуле своего воображения, в чрезмерной погоне за сенсацией и в искаженном использовании данных науки» [19].

Но жизнь любой сенсации недолговечна. Быстро увядают и мертворожденные цветы беспочвенных гипотез и фантазий. Только подлинно научные открытия и факты способны выдержать беспощадную проверку временем. Именно на этой основе заложен фундамент и возведено грандиозное здание современной науки, в котором по праву заняла свое место археология. И среди тех, кто оставил после себя заметный след в истории американской археологии, находится, безусловно, и выдающийся мексиканский ученый Альберто Рус Луилье. Его имя навсегда связано теперь с изучением культуры древних майя, с Паленке и знаменитой гробницей в «Храме Надписей». А его богатое научное наследие — многочисленные книги и статьи, раскопанные скульптуры и реставрированные храмы — еще долго будет служить людям, помогая познавать красоту давно исчезнувших цивилизаций и отличать ценности подлинные от ценностей мнимых.

 

Источник – Гуляев В.И. Царская гробница в Паленке: Легенды и факты // Советская этнография, № 2, М, 1981. Сс. 133-147.

---

[1] Все названия в Паленке, в том числе и название самого города (паленке — исп. «изгородь», «ограда»), носят условный характер и зачастую даны современными иссле­дователями по чисто случайным признакам. «Храм Надписей» был назван так потому, что в нем нашли плиту с длинной надписью из 620 иероглифов.

[2] М. Пессель. Затерянный мир Кинтана-Роо. М., 1969, с. 19—20.

[3] Доктор Альберто Рус Луилье — руководитель Центра по изучению культуры майя при Национальном автономном университете г. Мехико, директор Национального музея антропологии, профессор, почетный член многих зарубежных академий и архео­логических обществ, скоропостижно скончался 25 августа 1979 г. в Монреале (Канада).

[4] Цит. по Ч. Галленкамп. Майя. Загадка исчезнувшей цивилизации. М., 1966, с. 110.

[5] Ч. Галленкамп. Указ. раб., с. 108.

[6] A. Ruz Lhuillier. La civilización de los antiguos Mayas. La Habana, 1974, p. 150—151.

[7] Ч. Галленкамп. Указ. раб., с. 109.

[8] A. Ruz Lhuillier. Exploraciones arqueológicas en Palenque en 1953.— «Anales del 1NAH», Instituto Nacional de Antropología e Historia, t. X, № 39. Mexico, 1958, p. 115.

[9] A. Ruz Lhuillier. La civilización de los antiguos Mayas, p. 151.

[10] A. Ruz Lhuillier. El Templo de las Inscripciones, Palenque. México, 1973.

[11] A. Ruz Lhuillier. The Pyramid Tomb oí Palenque. In: L. Deuel (ed.). Conquista­dors without swords. N. Y., 1967, p. 367.

[12] Подробнее об этом см. В. И. Гуляев. Сколько раз открывали Америку? М., 1978.

[13] А. Казанцев. Каменный пращур ракеты? — «Техника — молодежи», № 1. М., 1968, с. 34—36.

[14] Н. La Fay. The Maya. Children of time.—«National Geographic», v. ’ 148, № 6, Washington, 1975, p. 755—762.                                                                                              .

[15] A. Ruz Lhuillier. Lo que se sabe y lo que no se sabe de Palenque.—«Revista del Sureste», año 11, № 5. Mexico, 1977, p. 14—17.                                                                                .

[16] Там же, с. 16.

[17] Там же.

[18] Там же.

[19] A. Ruz Lhuillier. Lo que se sabe y lo que no se sabe de Palenque, p. 10.