КРОВАВАЯ ПИЩА БОГОВ

Очень важная находка была обнаружена 21 февраля и день этот запомнится надолго. Рабочие, рывшие канаву для нового электрического кабеля в самом центре Мехико, пробили мостовую и углубились в землю на 6 футов; когда вдруг их лопаты наткнулись на препятствие — огромный плоский круглый камень. Очистив его немного от земли, они увидели резную поверхность и поняли, что находкой заинтересуются археологи. Об этом сообщили представителям власти, и вскоре прибыла группа археологов, освободивших камень от грязи и земли до конца. Всеобщему обозрению предстала ужасная картина — расчлененное тело женщины с отрубленными руками, ногами и головой, вписанное в круг почти 11 футов (около 3 м) в диаметре. За исключением драгоценностей и змеиного пояса с человеческим черепом, на женщине не было ничего. Археологи идентифицировали ее с Койолшауки — сестрой Уицилопочтли, воинственного солнечного божества, покровителя ацтеков.

Такая находка и при других обстоятельствах имела бы огромнейшее значение, но важнее всего то, что ее обнаружили на том самом месте, где стоял "Темпло майор", Великий храм, главное святилище ацтеков. Находка дала толчок к началу одних из самых интересных раскопок нашего столетия, в ходе которых увидел свет Великий храм {см. стр. 108—123), несколько веков погребенный в мягкой почве Мехико. Камень служил доказательством того, как много значили для ацтекского общества война и человеческие жертвоприношения, поскольку Койолшауки играла важную роль в одном из центральных мифов ацтеков.

Миф повествует о том, как в далеком прошлом Уицилопочтли решил отомстить своей сестре Койолшауки, богине Луны. Их мать, Коатликуэ, родила кроме нее еще 400 звезд, после чего дала обет целомудрия. Однажды, когда она убиралась в храме на вершине священной горы, к ней подлетел клубок перьев и оплодотворил ее. Дети Коатликуэ пришли в ярость, решив, что она нарушила обет. Койолшауки объединила их, и они решили убить мать. Однако один ребенок убежал и сообщил еще не родившемуся Уицилопочтли об их планах. Когда они приблизились к Коатликуэ, солнечный бог выскочил в полном вооружении из утробы матери и порубил на куски мстительную Койолшауки перед тем как преследовать остальных. Куски ее тела, за исключением головы, он разбросал по всей горе. Миф образно отражает победу дневного света над луной и звездами.

Найденный камень не просто запечатлел этот миф. Он помещался у подножия лестницы, ведущей на вершину Великого храма, поскольку имел весьма мрачное назначение — на него сваливались тела жертв, когда их сбрасывали с жертвенного камня у святилища Уицилопочтли, украшавшего плоскую вершину пирамиды. Тела падали на этот камень в хаотических позах смерти.

Ацтеки, страшась своих богов, особенно Уицилопочтли, совершали человеческие жертвоприношения с невиданным во всей мировой истории размахом. Конкистадор Берналь Диас дель Кастильо был свидетелем этого кровопролития и живо описал горестную участь некоторых своих товарищей, попавших в плен к ацтекам во время решающей битвы за контроль над городом весной 1521 г. С того места, куда отступили испанские войска, можно было видеть пирамиду Великого храма. Под ужасающий рокот священных барабанов Уицилопочтли, сопровождаемый завыванием раковин, рожков и трубоподобных инструментов, Диас взирал на то, как пленников заставляют взбираться на вершину, чтобы принести их там в жертву. "Когда индейцы довели их до маленькой площадки, на которой стояли их проклятые идолы, — вспоминает Диас, — они надели головные уборы с перьями на многих из наших людей и заставили их танцевать перед Уицилопочтли с предметами, похожими на перья, в руках; после того, как они протанцевали, их уложили на довольно узкие камни, предназначенные для жертвоприношения, каменными ножами разрезали им грудь и вытащили их бьющиеся сердца, предлагая их стоявшим поблизости идолам, а тела кидали вниз, по ступеням, где их поджидали индейские мясники, которые отсекали им руки и ноги, а с лица сдирали кожу и выделывали ее вместе с бородами, и хранили ее, чтобы использовать потом на празднествах, то есть на безумных оргиях, а мясо они поедали вместе с перцем".

Резня, бессмысленная для Диаса и его товарищей, имела, конечно же, определенное значение для тех, кто совершал этот ритуал в честь победы жестокого и мстительного Уицилопочтли над своей сестрой, ведь он был не только божеством войны, но и покровителем всего их народа.

Никто из других народов так не стремился к воинской славе, как ацтеки. Самой почетной считалась смерть в сражении или на жертвенном камне. Воины, погибшие в бою, жертвы, а также женщины, умершие во время родов, могли надеяться на самый высокий почет в загробном мире; почти все другие, несмотря на социальное положение, были вынуждены 4 года скитаться по подземелью, прежде чем достичь низшего уровня потустороннего царства, которое ацтеки называли Землей мертвых, или "нашим общим домом", давали подарки Повелителю смерти и превращались в тени. Ацтекские ораторы особенно восхваляли гибель на поле брани. В самом деле, нам известна записанная хвала человека создателю за то, что он позволил ему "увидеть множество смертей моих братьев и племянников". Поэты воспевали подобную кончину. "Ничто не сравняется со смертью в сражении, никакая другая смерть не является столь ценной для подателя жизни. Я предвижу ее, сердце мое желает ее!". Другой поэт лирически описывает поле битвы: "Там, где все горит, где проливается божественная жидкость, где божественные орлы почернели от дыма, где ревут ягуары, где разбросаны драгоценные камни, где перья колышутся, словно пена, где воины набрасываются друг на друга, а благородные властители разрывают друг друга на куски".

Даже жизнь ацтеки воспринимали как битву, полную крови и страданий. Когда рождался ребенок, повивальная бабка хватала его, словно пленника, и испускала боевой клич, потом она призывала его послушать ее слова. "Твой дом не здесь, — произносила она нараспев, — ведь ты орел или ягуар — одинокий хищник. Здесь только твое гнездо. Война — твой удел. Ты дашь Солнцу пищу и питье". В таких образах она повествовала о крови. Священным местом было поле боя и повитуха продолжала говорить ребенку о великом почете — о смерти в сражении или на жертвенном камне: "Возможно, ты заслужишь смерть от обсидианового ножа". Поэты всячески подчеркивали благородство такой смерти. "Пусть сердце его не дрогнет, — говорится в обращении к божеству от имени воина — "пусть он насладится ароматом, свежестью и сладостью темноты". Маленькие мальчики, призванные стать воинами, получали в подарок крохотные щиты со стрелами, указывающие на их будущий род занятий; их пуповину вместе с подаренным оружием отдавали воинам во время проводов в последний путь на поле сражения.

Одной из причин такой воинственности была религия. Каждую ночь повторяется борьба Солнца с Луной и звездами, и если Уицилопочтли проиграет сражение, то жизнь обречена на гибель в темноте. Силы божества должны восстанавливаться каждый день и согласно представлениям ацтеков для этого как нельзя лучше подходит человеческая кровь, которую они называли "драгоценнейшей водой". Ученые не единогласны в подсчетах, сколько людей ацтеки убивали ежегодно, но скорее всего по всей империи в жертву приносили около 20 000 человек.

Были и другие причины такой воинственности. Как и современная ей Италия эпохи Возрождения, Мексика времен ацтеков представляла собой страну городов-государств. Десятки маленьких центров, контролирующих территорию, достаточную, чтобы накормить население города, боролись за власть. Те, кому удастся навести ужас на других, будут править, став величайшим племенем. Еще одной причиной, как ни странно, было необычайное плодородие долины Мехико, повышаемое с помощью чинамп — плавучих огородов на озере, сделанных из плетеных плотов, на которые насыпали плодородный ил. В результате для производства пищи требовалось очень мало труда. По современным подсчетам, семья могла прокормить себя трудом всего лишь 7 недель в году. Часть излишков направляли в города в качестве дани, но и при этом оставалось довольно много продуктов, которые можно было отбирать друг у друга. Появились иерархическая социальная структура, различные классы общества, такие, например, как воины и жрецы.

В мире враждующих государств очень многого можно было добиться исключительно воинским мастерством, и ацтеки прекрасно это поняли. По сведениям из кодексов, сообщениям испанцев и результатам археологических раскопок, в Месоамерике так и не появилось никаких развитых орудий ведения войны. Исход битвы зависел исключительно от мастерства отдельных воинов. В таких условиях победителем станет тот, кто добьется двух целей — упрочения воинской организации и повышения морального духа бойцов. Вся ацтекская культура была построена так, чтобы максимально обеспечить достижение этих целей.

Даже на высшем социальном уровне все подчинялось этим задачам. Власть не переходила автоматически старшему сыну правителя; в этом процессе присутствовали элементы выборности. Совет воинов, жрецов и чиновников выбирал наследника из членов правящей семьи. Самым важным критерием служила способность управлять войсками и исполнять жреческие обязанности.

Вскоре после восшествия на престол новый правитель должен был повести войска в победоносный поход, служивший решающим испытанием его пригодности. Так, например, Тисока, вернувшегося из похода всего лишь с 40 пленными и потерявшего 300 своих людей, сочли неудачником и уже никогда он не мог избавиться от пятна на своей репутации. Его правление продолжалось всего 5 лет. Согласно одному историку, "его придворные, разгневанные его слабостью и отсутствием желания принести славу ацтекскому народу, помогли ему умереть посредством того, что подмешали ему в еду отраву".

Примечательно то, что ныне этот правитель, несмотря на репутацию плохого военачальника, известен благодаря триумфальному камню, который носит его имя и хранится в Национальном музее антропологии в Мехико. Хотя изображения на нем повествуют об успехах ацтеков, только одна сцена посвящена непосредственно военной кампании Тисока, а остальные, как сейчас считается, просто прославляют империю, доставшуюся ему в наследство, а вовсе не рассказывают о его редких победах. (Подобный камень, изображающий подвиги более успешного монарха, Мотекусомы I, был найден в саду архиепископского дворца в 1988 г.).

Есть особая логика в стремлении ацтеков к военным успехам. Примечательно, что ацтеки почти не пытались покорить завоеванные народности. Они не строили крепостей и не оставляли гарнизонов в тылу врагов. Вместо этого они стремились напугать другие города-государства этого региона: только страх возмездия поддерживал поступление дани. Любой намек на то, что ацтеки больше не являются непобедимыми, вызвал бы немедленное восстание, чем и воспользовались испанцы, которым помогали местные жители, желавшие свергнуть угнетателей.

Однако ацтекская военная машина была безотказной и настолько разработанной, насколько позволял уровень развития общества. Вся энергия государства была направлена на увеличение военной мощи. С 20 лет любой здоровый мужчина мог быть призван на военную кампанию, которая регулярно начиналась осенью, после сбора урожая и окончания летних дождей. Кроме того, были и профессиональные воины из числа знати и простолюдинов, отличившихся на поле боя. Никаких других обязанностей они не выполняли, а содержались в основном за счет дани с завоеванных городов.

Все мальчики получали военное образование. В 10 лет их стригли, оставляя только один локон на затылке в знак того, что они вступают в ряды воинов. С 15 лет они посещали специальные собрания, где ветераны рассказывали им о сражениях и обучали соответствующим пляскам и песнопениям. В курс обучения входила и физическая подготовка, например, их заставляли таскать бревна из дальних лесов для вечного огня, горевшего в храмах.

Локон сохранялся у них до тех пор, пока они не брали первого пленного. Сначала ученик должен был только нести щит воина и наблюдать за сражением. Затем группа учеников, человек 5, должна была захватить врага живым. Пленника отводили к тем, кто был ответствен за жертвоприношение, и убивали. Тело делили между юношами для ритуальной трапезы. Правое бедро и туловище доставалось тому, кто вел себя самым героическим образом, левое бедро — второму члену отряда, правая рука — третьему и так далее, пока все не было распределено.

Доказав свое мужество, воин отрезал локон и отращивал волосы так, чтобы они закрывали правое ухо. С этих пор он всегда действовал в одиночку. Он больше не мог надеяться на помощь товарищей и сам не мог помочь им в сражении, даже если видел, что им грозит опасность. Если бы он пришел на помощь, то его обвинили бы в стремлении присвоить чужую добычу. Ему строго приказывалось не жалеть товарища, если тому не повезло с пленником; если бы он отдал своего, то был бы обвинен во лжи, что наказывалось смертной казнью.

Цель сражения сводилась к тому, чтобы выйти один на один с равным или превосходящим по силе противником и взять его в плен, причинив как можно меньше увечий. Изувеченные пленники не могли быть жертвами обряда. За каждого взятого в плен воин получал особый плащ, таким образом все могли видеть, насколько он опытен. Над теми, кому не удалось взять пленника, могли посмеяться; они считались презренными.

Те, на чьем счету было более 4 пленников, получали определенные привилегии. Воин становился почетным солдатом, он претендовал на долю дани с покоренного города и мог даже надеяться занять место в военном совете, помогающем правителю решать военные вопросы. К тому же он мог занимать некоторые почетные должности, например попечителя школы для рядовых общинников. Разработанный этикет предписывал ношение определенной одежды и знаков отличия согласно заслугам. По распоряжению Тлакаелеля, исполнявшего должность своего рода канцлера при трех властителях XV века, герой, отличившийся на поле брани, должен был носить только самые прекрасные драгоценности, лучшие плащи и щиты. Чтобы подчеркнуть исключительность таких наград, их запрещали продавать на рынке.

В дальнейшем опытный и бывалый воин мог вступить в одно из почетных профессиональных обществ, которые делали ацтекскую армию столь грозной. Ордена Орла и Ягуара — главных хищников Центральной Америки, означали наивысшую репутацию воина. Орла ацтеки называли "бесстрашной", "смелой, отважной" птицей, которая "хлопает крыльями и кричит, смотря прямо на солнце". Ягуар был для них "осторожным, мудрым, гордым" животным, которое отражало стрелы охотника, а потом напрягалось и стремительно прыгало на нападающего.

Молодые аристократы, отличившиеся в бою, получали дополнительную военную подготовку. В основном, это было умение владеть деревянным мечом с обсидиановым лезвием, который чаще использовали как дубинку. Аристократы могли иметь наложниц и обедать в царском дворце. Более того, каждый орден имел свою палату во дворце, где проходили военные советы в присутствии правителя. Так называемый Зал рыцарей Орла, найденный при раскопке храма, представляет собой большое помещение с двумя прилегающими палатами, и соединенное с двором посредством коридора. В комнатах стояли скамьи с рельефными изображениями воинов и змей.

В одной из внутренних палат две процессии сходятся у каменного изображения сакатапайолли — шара из переплетенных стеблей растений, в который втыкали окровавленные иглы магуея, используемые для традиционного самоистязания. Вход в палату сторожат два загадочных керамических изображения скелетов.

Приготавливаясь к сражению, профессиональные воины облачались в костюмы орла и ягуара. Археологи раскопали изображения, показывающие, насколько ужасное зрелище представляли собой эти знатные бойцы. 30-дюймовая (76,2 см) статуя, хранящаяся сейчас в Национальном музее антропологии Мехико, изображает присевшего человека, лицо которого выглядывает из зияющей пасти ягуара. Еще более впечатляют статуи "рыцарей Орла", выполненные в рост человека, найденные у входа в зал ордена. Они смотрят из огромных открытых клювов, на руках надеты крылья из перьев; кажется, они вот-вот взлетят. Эти находки позволили исследователям предположить, что комплекс этих помещений использовался для проведения особых церемоний ордена. Принимая во внимание близость дворца, можно предположить, что и сам правитель приходил сюда посоветоваться с воинской аристократией.

Среди военных можно выделить еще несколько групп — например, отонтинов, названных так по имени племени, известного своей жестокостью, и куачике, или "стриженых". Куачике оставляли одну прядь волос над ухом, повязанную красной лентой, а бритую поверхность головы раскрашивали в синий и красный цвет. Отонтины тоже оставляли прядь волос, но по-другому брили голову и так подвязывали прядь, чтобы во время сражения можно было размахивать ею. Члены этих групп тоже различались по степени своих заслуг. Они сражались парами и давали слово не отступать ни на шаг, несмотря ни на какие затруднения. Если один член пары погибал, то оставшийся должен был продолжать сражаться один. Из них составляли ударные отряды, которые позволили ацтекам выиграть множество знаменитых сражений.

За передовыми отрядами шли рядовые солдаты группами по 20 человек, которые в свою очередь объединялись в роты по 200 или 400 бойцов. Каждый район Теночтитлана выставлял определенное число таких рот, управляли ими те офицеры, кому удалось захватить более 4 пленников. Из рот составляли полки по одному на каждый из 4 кварталов столицы. Кроме основных сил, были и дополнительные войска из других городов-государств, которые их правители присылали согласно договоренности. Иногда использовали и наемников, особенно агрессивных северных охотников в качестве лучников.

Выстроенная в боевом порядке ацтекская армия представляла собой одновременно и прекрасное, и ужасающее зрелище. Согласно обычаям, воины облачались в доспехи не только для успешного ведения боя, но и для того, чтобы показать себя противнику во всей красоте. Хотя до нас дошло мало предметов ацтекского вооружения, общее представление о них можно составить, опираясь на кодексы и испанские письменные источники. Основным защитным средством, доступным для бывалых воинов и членов воинских орденов, была стеганая пропитанная соляным раствором рубаха около 2 пальцев в толщину. Она была настолько эффективна против стрел, что испанские конкистадоры предпочитали использовать ее вместо своих кольчуг. Поверх рубахи воины надевали тунику, украшенную свисающими, подобно юбке, перьями, или плотное покрывало из толстой ткани. Эти покрывала часто тоже украшали перьями, расположенными так, что напоминали оперение птицы, или изображали черты богов или демонов. Благородные воины иногда носили шлемы в виде голов хищных животных. Фактически все сражающиеся имели щиты из тростника или огнестойкого дерева, усиленные кожей и украшенные орнаментом из перьев.

Кроме того, офицеры несли штандарты, крепко привязанные к их спинам специальными ремнями. Они не только указывали на ранг их владельца, но и служили средствами связи и управления. В пылу сражения эти плетеные эмблемы, зачастую украшенные великолепными камнями, серебром или золотом, указывали на местоположение разных рот и были ориентиром для отряда. Однако они становились и прекрасной мишенью для испанцев, которые сравнительно легко могли уничтожить систему управления вражеского войска и перебить разрозненные отряды ацтеков.

Оборонительным оружием были луки, достигающие 5 футов (1,5 м) в длину, и стрелы с кремневыми или обсидиановыми наконечниками. Имелись также пращи, сделанные из волокон магуея и позволяющие метать специально обработанные камни на расстояние до 300 ярдов (около 280 м), способные оглушить, а иногда и убить человека. Деревянные дротики пускали из специальных орудий атлатлей, увеличивавших дальность их полета более чем наполовину. На вооружении были и дубинки с деревянными или каменными передними частями. Наконечники копий, по длине превосходивших человеческий рост, делали такими острыми, что ими можно было бриться. Самым грозным оружием были деревянные дубинки с обсидиановыми обломками, вставленными в углубления и скрепленными клеем из помета черепах. Некоторые из них были особенно большими, ими наносили удары двумя руками; испанцы сообщали, что ими можно было с одного удара раскроить голову коню.

Не все орудия были равноценными для ацтеков. Лук использовали охотничьи племена севера, варвары, поэтому он считался оружием низшего, порядка. Знатные воины, с юности занимавшиеся военной тренировкой с применением тяжелых орудий, имели при себе дубинки и алебардоподобные копья, которые были довольно грозным оружием в близком бою. В результате знатные воины были менее подвержены превратностям сражения, чем простолюдины, и им удавалось захватить больше пленных, тем самым укрепляя свое социальное положение.

Сражения представляли собой в основном беспорядочную и яростную рукопашную, где каждому предоставлялось много возможностей отличиться. По героизму они более напоминали сражения гомеровской Греции, нежели европейские вооруженные маневры того времени. Обычно бой начинался с обстрела из луков и пращей. Потом сходились войска, выстроившиеся длинной шеренгой, стреляя дротиками из атлалей. В авангарде шли бывалые ветераны, которые и вступали первыми в рукопашную схватку с противником.

Одной из самых странных особенностей ведения боя, по мнению европейцев, было то, что ацтеки не стремились прикончить неприятеля. Убитый и даже слишком покалеченный враг был им не нужен — его невозможно принести в жертву. Обсидиановые лезвия дубинок использовались редко, чаще воин ударял врага так, чтобы только оглушить его. Противника пытались измотать и ослабить так, чтобы он без сил упал на землю, "словно мертвый и желая, чтобы дыхание его прекратилось", — как написано во Флорентийском кодексе. После чего противника можно было доставить в город для последующего жертвоприношения.

Древним мексиканским войскам были известны и некоторые тактические приемы. Ацтеки старались обойти врага с флангов — они могли снарядить гораздо больше воинов, чем противник. Кроме того, ацтеки успешно использовали старый прием ложного отступления. Один из рассказов повествует о том, как отонтинам и куачике поручили перед сражением устроить засаду. "Всем солдатам приказали лечь на землю со своими щитами и дубинками в руках — около 2 000 людей изо всех провинций. Потом их покрыли травой так, что ни один из них не был виден". Когда появились враги, ацтеки не бросились на него. "Они побежали к тому месту, где лежали великие воины в засаде. Когда враг зашел в ловушку, люди, прятавшиеся под травой, встали и напали на них всех. Ни один не ушел; всех либо убили, либо взяли в плен. Даже молодые солдаты захватили много пленных".

После победы, а ацтеки проиграли совсем мало битв во время создания своей империи, победители не старались избавиться от представителей местной власти. Покоренному городу предлагали условия договора. Если власти упрямствовали, то победители входили в город и сжигали главный храм: глиф, изображающий горящий храм, означает победу. Это было огромным ударом по духу местного населения — ведь это значило, что местный бог побежден более сильным. Кроме того, такие действия имели и практическое значение. Обычно храм представлял собой наиболее укрепленное сооружение, в нем часто размещался арсенал, так что уничтожение храма означало невозможность эффективного сопротивления. При этом войска редко опустошали жилые районы — это вызвало бы уменьшение дани, к чему ацтеки вовсе не стремились. По тем же причинам победители оставляли и прежнего правителя, если, конечно, он соглашался выполнять соответствующие требования.

Целью военных действий было заставить покоренные народности признать господство ацтеков и платить им дань. К 1519 г. подобная участь постигла около 370 городов, и размеры дани, поставляемой в Теночтитлан ежегодно, были грандиозны. Дань включала в себя 7 000 т зерна, 4 000 т бобов, 2 млн хлопковых плащей вместе с меньшим числом военных доспехов, щитов и головных уборов из перьев. Прибытие такой дани было чудесным зрелищем, как сообщает испанский историк Дуран. Кроме предметов обихода и продуктов, там были и птицы, включая зеленых, красных и синих попугаев, рычащие ягуары и дикие кошки, "большие и маленькие змеи, некоторые ядовитые, а некоторые нет, одни злые, а другие безвредные; жареная саранча, крылатые муравьи, большие и малые цикады", разнообразные тыквы, "некоторые украшенные резьбой, некоторые позолоченные и раскрашенные", среди них плоские, "которые использовались для того, для чего мы обычно используем серебряные блюда или подносы — для того, чтобы подавать еду или воду для мытья рук".

В ходе раскопок Великого храма было обнаружено множество предметов роскоши, большинство из которых попало к ацтекам в качестве дани, поскольку они не встречаются в долине Мехико. Среди них нефритовые фигурки из южного региона Герреро, огромные количества раковин с побережья Мексиканского залива, обсидиан из штата Идальго, алебастровые изделия из Пуэбла в Центральной Мексике.

Ацтекская система "добровольного" подношения дани оставила археологам гораздо меньше объектов для раскопок, чем если бы они отмечали свое продвижение цепью укрепленных крепостей. Однако есть одно сооружение, напоминающее о великолепии империи накануне ее последних дней. В 70 милях к юго-востоку от Мехико на холме находятся руины Малиналько. Эту местность ацтеки завоевали непосредственно перед тем, как решили соорудить там укрепление. Возможно, этот архитектурный комплекс был как культовым, так и административным, но непосредственная цель его возведения остается неизвестной. Малиналько расположено совсем недалеко от границ империи, а дальше начинается непокоренная и враждебная земля Мичоакан. Какова бы ни была непосредственная функция этого сооружения, оно служило отчасти и оборонительным пунктом.

Дух таинственности окружает самое хорошо сохранившееся здание комплекса — маленький круглый храм, вход которого сооружен в виде открытой пасти змеи. В центре холодного и темного помещения на вход взирает каменный орел с распростертыми крыльями. Вдоль всей стены идет каменная скамья, украшенная изображениями орлов и ягуаров. В ее центре вырезано изображение шкуры ягуара с поднятой головой и выделяющимися лапами.

Это строение, вероятно, было призвано напоминать о воинской доблести ацтеков, но не исключено, что за этим стоял более глубокий смысл. Земля Малиналько ассоциировалась у мексиканцев с богиней Малиналыиочитль, злобным божеством, которое иногда путали с Койолшауки. Как и Койолшауки, Малиналыиочитль обладала разрушительной силой, потому что была колдуньей. Во времена первоначальных скитаний ацтеков она вызвала раздоры в племени и призвала часть его отделиться. Остальные по приказу Уицилопочтли покинули ночью ее и ее последователей, которые основали в том месте город Малиналько. Историк XVI века, пересказывающий эту легенду, добавляет: "и по сию пору жители Малиналько пользуются славой колдунов; говорят, они унаследовали этот дар от женщины, которая основала их город".

Боги Малиналько были подземными обитателями и жили в пещерах. Возможно, именно поэтому в этой опасной пограничной области ацтеки решили отметить свою победу над последователями Малинальшочитль тем, что создали собственную пещеру, украшенную символами их могущества. Может быть, ацтекский правитель иногда и сам появлялся в этом темном храме и символически озирал свои владения из горного гнезда.

Конечно, воинственность и требования дани не вызывали у покоренных народностей благожелательности к своим повелителям. Готовность, с какой города-государства переходили на сторону Кортеса, показывает, насколько не любили ацтеков их соседи. Не было более преданных испанцам союзников, чем жители Тлашкалана, непокоренного города, который в течение почти 100 лет сражался с ацтеками, причем их борьба была самым ритуализированным из всех месоамериканских военных конфликтов и называлась "Войнами цветка".

В первые годы ацтекского государства эти сражения происходили строго по соблюдаемым правилам. Место для сражения выбирали на границе между двумя враждебными государствами и заранее назначали день. Огромный костер из бумаги и благовоний давал знак к началу наступления. Сама битва тоже отличалась от других войн; не было предварительного обстрела камнями и стрелами, поскольку все стремились продемонстрировать свою доблесть в ближнем бою.

Возможно, "Войны цветка" выполняли тройную задачу. Во-первых, хотя это никогда напрямую не признавалось, постоянной демонстрацией своей мощи ацтеки предотвращали дальнейшую агрессию соседей, во-вторых, предоставлялась возможность военных тренировок, в-третьих, и очевидно это самое главное, — ацтеки захватывали много пленных, необходимых для непрекращающихся жертвоприношений.

Человеческие жертвоприношения были частью всех месоамериканских культур, но нигде они не достигали такого размаха, как у ацтеков. Необходимость человеческих жертвоприношений подчеркивается важным значением, которое ацтеки придавали крови, живительной жидкости, которой обязан своим существованием весь свет. У ацтеков было много разных и противоречивых мифов о сотворении мира, но во всех говорилось о ненасытности жестоких богов. Один из мифов повествует о том, как было создано солнце. Когда боги собрались в первобытных сумерках, некий бесформенный и болезненный карлик бросился в огонь и вышел оттуда преображенным в солнце. Однако солнечный диск не двигался, поскольку жаждал крови. Только после того, как другие боги пожертвовали собой, солнце начало свой дневной путь по небу; их смерть дала ему силы. С тех пор, чтобы поддерживать движение солнца, необходима кровь.

Боги принимали кровь животных, поэтому каждый день в угоду им жертвовали перепелов. День в храмах начинался с того, что птиц обезглавливали в честь восхода солнца. Эта церемония продолжалась все дневные часы. Ежедневно убивали сотни перепелов, отрывая им головы и крылья. Собак тоже приносили в жертву во время зимнего солнцестояния.

Люди тоже должны были предложить свою кровь. Немногие избегали этой болезненной обязанности, даже грудным детям протыкали уши для этих целей. Сам правитель должен был истязать свою плоть во время церемонии вступления в должность. Так он демонстрировал способность переносить боль, что требовалось от всех ацтекских мужчин; безразличие к страданиям служило мерой взрослости человека. Обычно для кровопускания использовали шип магуея. Сначала кололи верхнюю губу, а затем втыкали окровавленную иглу в шар из переплетенной травы или в кучу листьев.

Особенно усердствовали в самоистязании жрецы. Кроме шипов, они использовали обсидиановые лезвия, чтобы рассекать мочки ушей и крайнюю плоть, прокалывали кожу обсидиановыми осколками и вставляли в порезы соломинки, чтобы собирать кровь. Очевидно, и в языки вставляли шипы; говорят, что некоторые жрецы не могли из-за этого говорить. Считалось, что такие акты самоистязания полезны как для государства, так и для каждого человека в отдельности, ведь ацтеки верили, что боги строят свои отношения с ними на определенных условиях: если им делать щедрые подношения, то взамен люди получат дожди, богатый урожай, успехи в войнах.

Однако жертвоприношения животных и самоистязания не были самой высокой ценой, какой можно было заслужить благоволение божеств. По мере расширения империи все большая роль отводилась человеческим жертвоприношениям. Если в увеличении числа убитых можно обвинить конкретное лицо, то им окажется Тлакаелель, советник трех правителей Теночтитлана. Придя к власти во время непрерывного роста ацтекского могущества, он, казалось, намеренно усилил культ Уицилопочтли с его непременными жертвами, чтобы упрочить воинственность и власть ацтеков над другими народностями. "Он не только был смелым и хитроумным в бою, — писал испанский историк Дуран, — но также ввел в обычай дьявольские, жестокие и ужасные жертвоприношения".

Согласно Дурану, Тлакаелель приказал совершить особо чудовищный обряд, число жертв в котором было таким огромным, что испанец испугался, как бы его не обвинили во лжи, хотя он ссылался на заслуживающие доверия ацтекские источники. "На рассвете вывели заключенных, предназначенных в жертву, и выстроили в 4 колонны, — сообщает он. — Одна из них протянулась от подножия пирамиды вдоль всей дамбы, что ведет в Койоакан и Шочимилько; она достигала приблизительно лиги в длину. Другая протянулась вдоль дамбы, ведущей в Гуадалупе, и была такой же длины. Третья растянулась вдоль дамбы, ведущей в Тлакопан, а четвертая достигала берега лагуны. Чтобы убить всех жертв, потребовалось 4 дня, а потоки крови, стекающие по ступеням, были так велики, что пока достигали подножия и охлаждались, они превращались в жирные сгустки, способные испугать всякого".

Существовало много форм жертвоприношений, посвященных либо какому-нибудь божеству, либо празднику, которыми изобиловал ацтекский календарь. Жертвами могли стать как рабы, так и захваченные в плен воины. Наиболее часто жертве распарывали грудь и вытаскивали дымящееся сердце, но это не было единственной формой. Иногда людям отрезали головы, некоторые служили живыми мишенями для стрел и дротиков.

Самой благородной формой жертвоприношения, возможно, было нечто вроде гладиаторского боя. Он служил частью весеннего ритуала, отмечавшегося в знак обновления жизни и называвшегося "Свежеванием людей". С пленниками, захваченными на поле боя, победители обращались хорошо, почти как с родственниками или братьями по крови, ведь победители могли заслужить почет по тому, насколько смело и благородно встречали смерть их жертвы. Такие отношения начинались еще во время сражения, когда, согласно обычаю, победивший воин должен был сказать своему пленнику: "Он мне как любимый сын", а тот ответить: "Он мне как любимый отец".

Ритуал "Свежевания людей" продолжался 2 дня и происходил возле храма Шипе-Тотека, известного под именем "Свежеватель" ("Тот, кто сдирает кожу"). Его связь с Востоком, который ацтеки считали страной плодородия, заставляла посвятить ему этот праздник весны. Согласно ритуалу нужно было обрядить пленников в бумажные набедренные повязки и обмазать их мелоподобной субстанцией. Головы мазали соком каучукового дерева и облепляли перьями. В первый день смерть встречали менее важные пленники. Им нужно было пробежать по ступеням храма Шипе, но многих догоняли жрецы и закалывали на жертвенном камне. После извлечения сердец безжизненные тела кидали к подножию, где с них снимали кожу и разрезали на куски. Одно бедро каждого отправляли правителю, а остальное тело доставалось взявшему жертву в плен. Голова находила себе место на огромных подставках для черепов.

После этого воины зазывали на людоедское пиршество своих родственников. Помня о том, что они и сами могут попасть в плен и умереть на жертвенном камне, воины не ели тела, но заставляли каждого родственника съесть по кусочку с несколькими сырыми зернами кукурузы и исполнить, таким образом, символическое действие, связанное с плодородием земли. Поедание человеческой плоти сопровождалось многочисленными воплями и жалобными завываниями по поводу смерти, которая может в будущем настичь самого воина на поле боя или на жертвенном камне.

На следующий день приносили в жертву более важных пленников на так называемом гладиаторском камне у подножия пирамиды Шипе-Тотека. За 4 дня до того пленников начинали готовить к ритуалу — заставляли их инсценировать бои и делали вид, что вынимают сердца, которые заменяли кукурузными початками. После ночи, проведенной с победителями, во время которой те символически снимали с них заклятия, пленников приводили к храму. С его ступеней в сопровождении слуг спускался главный жрец, одетый, как Шипе.

Пленника привязывали к круглому камню, стоящему на платформе. Ему давали пародию на оружие — сосновые палки и дубинку, вместо обсидиановых лезвий на ней были перья. Этим оружием он должен был сражаться против четырех самых могучих воинов Орла и Ягуара, у которых были настоящие дубинки. Чтобы облегчить боль, ему давали напиток пульке, смешанный, вне всякого сомнения, с наркотическим снадобьем из семян вьюнка.

Во время боя его тыкали оружием то здесь, то там по всему телу, чтобы из крошечных ран понемногу сочилась кровь. По-видимому, эти ранения ассоциировались с распускающимися семенами в весенней почве. Когда пленник наконец падал без дыхания, к нему подходил жрец, одетый Шипе, вырезал сердце и поднимал его к солнцу в знак пожертвования, а потом погружал полый тростник в рану, заполнившуюся кровью, и поднимал его так, чтобы солнце могло "пить" эту кровь. Этот тростник вместе с чашей крови он затем дарил воину, взявшему жертву в плен. Воин обходил все храмы города и обмазывал этой кровью губы идолов.

По окончании обхода воин возвращался в храм Шипе и присоединялся к празднующим, которые снимали кожу с жертвы и разрезали тело на куски; потом они смазывали свое тело жиром и надевали на себя снятую кожу. Иногда воин мог предоставить честь носить кожу наиболее усердствующему самоистязателю. Эти люди бегали по городу, оставляя повсюду кровавые следы, "приводя встречных в ужас", как пишет Саагун. Они переходили из дома в дом и повсюду их приветствовали. Согласно Саагуну, их усаживали на сиденья, усыпанные листьями, и "хозяева дарили ожерелья из кукурузных початков и надевали гирлянды цветов им на плечи, а на головы надевали цветочные венки".

Ритуал второго дня также включал каннибальское пиршество. Как и в первый день, сами воины в нем участия не принимали, говоря вслух: "Стану ли я есть, возможно, самого себя?". Воин продолжал носить на себе кожу в течение 20 дней, и он, и его окружение должны были терпеть запах ее разложения. По окончании этого срока он снимал полуистлевшую кожу и оставлял ее в пещере у подножия храма Шипе, а сам мылся и удалял остатки жира кукурузной мукой. По окончании церемонии в городе праздновали начало весны и обновление природы.

Во время осенних празднеств, посвященных Матери-богине, покровительнице маиса, основного продукта питания ацтеков, приносили в жертву женщин. В священном танце им отсекали головы, словно початки кукурузы. Во время этого танца женщины становились олицетворением самой богини. Воплощением божества считался и юноша, избираемый ежегодно для того, чтобы представлять собой Тескатлипоку, главу ацтекского пантеона. В течение всего года ему, облаченному, как бог, и играющему на флейте, воздавались высшие почести. За месяц до смерти для услад божества приводили прекрасных девушек, изображавших богинь. Когда наступал назначенный день, юноша прощался с ними и сам восходил по ступеням храма, разбивая по пути о ступени свою флейту. Наверху его хватали жрецы и вырезали ему сердце. Незамедлительно выбирали нового юношу, которому предстояло быть богом весь следующий год.

Тлалоку, богу дождя и плодородия приносили в жертву детей. Будущие жертвы покупали у родителей; сохранились записи ацтеков о том, что разыскивают детей с двумя локонами волос, рожденных в определенный день, и за них предлагается высокая плата. Дуран подробно описал их участь. Каждую весну "вся знать этой страны, цари, принцы и вельможи брали ребенка 7—8 лет и сажали его в закрытые носилки так, чтобы его никто не видел". Процессия пересекала озеро Тецкоко и поднималась на вершину горы Тлалок, которая, по поверьям мексиканцев, была обиталищем туч и дождей. "Если они плакали, — говорится в другом документе из хроники, — если слезы падали с их щек, то это значило, что пойдет дождь". На вершине горы жрец убивал ребенка под рев труб, раковин и флейт, а его кровью омывал изображение божества. Если засуха продолжалась, то могли принести в жертву еще одного ребенка.

Тем временем в самом Теночтитлане, в других закрытых носилках у Великого храма сидела девочка, облаченная в одежды синего цвета — цвета воды. Когда прибегали вестники и сообщали, что жертвоприношение на горе совершилось, ее отвозили на лодке на середину озера. Там ей перерезали горло так, чтобы кровь стекала в воду, а затем тело бросали в озеро.

В июле 1980 г. в северо-западном углу пирамиды Тлалока была сделана мрачная находка. Раскопки обнаружили тайник, содержащий сосуды с изображениями Тлалока, которые лежали поверх костей 42 юных жертв. Судя по зубам, принесли в жертву детей от 3 до 7 лет. Скрытые признаки болезней дали возможность предположить, что среди жертв было много детей со слабым здоровьем; подобные находки в Тлательолько подкрепляют это предположение. Медицинское исследование показало, что детей, скорее всего, задушили, а не распороли им грудь. Определить пол детей не удалось.

Как в жертвоприношении Тлалоку непременными атрибутами были вода и слезы, так и в жертвоприношениях Шиутекутли, богу огня, непременным условием был огонь. Его жертв, одурманенных наркотиком, бросали в костер и поджаривали на углях. Однако не успевали они умереть, как жрецы специальными крюками вынимали из огня их тела, покрытые волдырями, разрезали им грудь и вырывали сердце. Некоторых жертв топили или душили, других кидали со скалы или запирали, чтобы они сами умерли от голода.

Одним из самых странных обычаев было подношение богам так называемых вымытых рабов. Этот обряд совершали торговцы. Торговец покупал раба или рабыню, обученных пляскам и пению. Он должен был выстроить для этого раба специальное помещение, где позже тот и будет танцевать. Хозяин преподносил щедрые подарки торговцам и военным, которые уже принесли в жертву своих рабов, и отправлялся в паломничество в Точтепек, расположенный на восточном берегу озера. Вернувшись в Теночтитлан, он начинал пышное празднество, главным действующим лицом которого был его раб, облаченный в прекрасные одеяния и увешанный украшениями.

В кульминационный момент обряда торговец поднимался вместе со своим рабом по ступеням Великого храма и передавал его в руки жрецов. Те вспарывали ему грудь и вынимали сердце. Тело возвращали хозяину, чтобы тот приготовил его и съел вместе с родственниками на праздничном пиру. "Отдельно в сосуде олла они готовили зерна маиса, — писал историк Саагун. — Вместе с зернами они подавали мясо раба. Они очень мало приправляли его; перец чили не добавляли, только посыпали немного солью. И все родственники хозяина ели это блюдо". Так торговец отмечал свой успех в делах и повышал свой социальный статус.

Людоедство, которым сопровождалось большинство ацтекских жертвоприношений, подчинялось строгим правилам. Поскольку верили, что жертвы становятся божественными, их конечности считались священными и, согласно словам историка, "их поедали с трепетным почтением, как дар небес". Туловищу и внутренностям, однако, оказывали меньшее почтение, ими кормили диких животных в зверинце правителя.

Во многих случаях жертвы хладнокровно шли навстречу собственной смерти, убежденные, что на том свете их ждет почет. Иногда даже пленники, взятые на поле боя, отказывались от предлагаемой свободы, хотя на чем основывалось такое поведение — на религиозных верованиях, желании показать мужественное безразличие к страданиям или стремлении избежать презрения, остается неизвестным.

В конце концов кровожадные боги так и не смогли помочь ацтекам, они подвели их в решающей схватке с завоевателями. Почти 500 лет прошло с тех пор, как на вершине Великого храма была принесена последняя жертва. Ныне кажутся бессмысленными слова поэта: "Гордится собой город Мехико-Теночтитлан. Здесь никто не боится умереть в бою. Это наша слава. Кто сможет завоевать Теночтитлан? Кто может потрясти основание небес?".