Сцена I драмы

"На двадцать девятый день октября месяца 1850
года я переписал оригинал танца тун, который был
собственностью селения Сан-Пабло-Рабиналь, для
того, чтобы обо мне помнили мои дети и чтобы он
остался впредь навсегда с нами. Да будет так!"

Бартоло Сиса.

Перед крепостью.

Воин Рабиналя и его приближенные танцуют, образуя круг. Неожиданно появляется воин киче и начинает танцевать в центре круга, замахиваясь своим коротким копьем, как будто он собирается поразить им воина Рабиналя в голову. С каждым поворотом движение цепи танцующих становится все более стремительным.

В первый раз говорит воин киче:

Иди сюда, владыка ненавистный, владыка, омерзительный своим пороком! Неужто будешь первым ты, чьи корни, чей ствол я не смогу навечно истребить? Ты - вождь людей Чакача и Самана. Каук из Рабиналя! Вот даю я клятву пред небесами, пред землей! И больше я не скажу ни слова! Небо и земля с тобой да будут, самый-самый храбрый из всех могучих, воин Рабиналя!

В первый раз говорит воин Рабиналя:

Эй, эй, ты гордый, воин, вождь людей Кавека! Вот что сказал ты пред землей и небом: “Иди сюда, владыка ненавистный, владыка омерзительный своим пороком. Неужто будешь ты единственным, чьи корни, чей ствол я не смогу навечно истребить? Ты вождь людей Чакача и Самана, Каук из Рабиналя”. Иль не сказал ты это? Да! Да! Сказал ты это безусловно! Свидетелями будут небо и земля! Сдавайся же скорей моей стреле могучей, сдавайся силе моего щита и палице моей, и топору-яки, и сети - моему оружью, моей земле для жертвы и моей траве могучей, склонись перед моей магической травой - “табачным корнем”, Перед моею мощью, пред моей отвагой! Так будет или нет, но пред землей и небом клянусь, что я свяжу тебя моим арканом! С тобой да будут небо и земля, отважный воин, пленник мой, моя добыча!

Он ловит его арканом и тянет, чтобы подтащить к себе пленника. Музыка останавливается, танец прерывается. Продолжительное молчание, во время которого оба воина, изображая гнев, глядят в лицо противника, без музыкального аккомпанемента и танца.

Во второй раз говорит воин Рабиналя:

Теперь, могучий воин, ты мой пленник и моя добыча! Хвала богам и неба и земли! По справедливости и небо и земля тебя склонили пред моей стрелой могучей, пред силой моего щита и топора-яки, пред палицей моей тольтекской, перед моею сетью и моим оружьем, перед моей землей для жертвы и моей травой могучей, перед моей магической травой - “табачным корнем”! Теперь заговори! Открой расположенье твоих долин и гор твоих родных! Где ты рожден: на склоне ли горы иль в глубине долины? Кто ты - сын ли облаков или тумана сын? Бежал ли ты перед копьем иль просто от войны? Вот что вещает голос мой пред небом, пред землею! И потому скажу тебе я только кратко: мой пленник и моя добыча, с тобой да будут небо и земля!

Во второй раз говорит воин киче:

Услышь меня, о небо и земля! Неужто правда то, что ты сказал мне? Те дикие слова, что бросил ты в лицо мне пред ликом неба, пред лицом земли? Не говорил ли раньше ты, что я отважен, что я решительный, могучий воин? Вот что тогда сказал твой голос! Ну что ж, испробуй! Буду я отважным? Так испытай меня! Могучий ли я воин иль трус, бежавший от копья в сраженье? Сказал ты и другое: “Открой расположенье твоих долин и гор твоих родных!” Вот что изрек ты. Что ж, теперь попробуй: отважный ли я воин? Пробуй, пробуй! Воитель я! И должен вам открыть названья гор, долин моих родимых? Да разве же, как день, тебе не ясно, что я рожден на склоне гор и в глубине долины, что я - сын туч, что я - дитя тумана? И ты надеешься, что я тебе открою названье гор, долин моих родимых? Нет! Нет! Скорей исчезнут и небо и земля! Вот что скажу пред небом и землею, вот почему я говорю так кратко! С тобой да будут небо и земля, могучий муж, герой из Рабиналя!

В третий раз говорит воин Рабиналя:

Стой, смелый воин, пленник и моя добыча! Вот что сказал ты пред землей и небом: “Я храбр, я воин и вдруг тебе открою названье гор, долин моих родимых? Да разве же, как день, тебе не ясно, что я рожден на склоне гор и в глубине долины, что я - сын туч, что я - дитя тумана?” Не так ли ты сказал? Ну что ж, как хочешь! Но если ты сейчас же не откроешь названье гор твоих, долин твоих родимых, тогда - да будет воля неба и земли! - предстанешь ты, иль мертвым, иль живым, закованным в цепях, перед моим владыкой, перед правителем моим в могучих стенах моей огромной крепости! Вот что скажу я пред ликом неба, пред лицом земли. Да будут они с тобой, мой пленник и моя добыча!

В третий раз говорит воин киче:

О! Небо и земля, прислушайтесь ко мне! Вот что сказал твой голос только что пред ними: “Ты можешь изменить слова и выраженья, что говорил я пред небом, пред землею. Но есть, есть средство, что тебя заставит родить слова, что нужны мне, заставит их произнести! И если не откроешь ты названье гор твоих, долин твоих родимых, то - да будет воля неба и земли! - предстанешь ты, иль мертвым иль живым, закованным в цепях, пред моим владыкой, перед правителем моим!” Вот что сказал твой голос пред ликом неба, пред лицом земли. О небо и земля, воззрите на меня! Кому же должен я сказать, кому открою названье гор моих, долин моих родимых? Быть может вам, о птицы с желтым опереньем? Иль вам, орлы? Я доблестный и храбрый воин, оплот вождя тольтеков из Кунена, оплот вождя тольтеков из Чахуля, я, сын правителя Балама, вождя киче, правителя Балама, я десять раз спускался по тропинке из края туч и облачных туманов, из гор, долин моих родимых, чтобы напасть на вас! где, где найдешь ты средство, чтоб я заговорил, изрек слова, тебе желанные, пред ликом неба и лицом земли? О самый храбрый воин Рабиналя, с тобой да будут небо и земля!

В четвертый раз говорит воин Рабиналя:

Кавек-киче, отважный воин, ты что - любимец мой? Иль старший брат иль брат мой младший? Чудесно! Только как же я сумею заставить сердце позабыть то, что я видел? Здесь, перед мощною стеною огромной нашей крепости? Ведь разве не ты выл, как койот, и тявкал, как лисица, не ты пищал, как белка, подражал успешно рычанию пумы и ягуара здесь, перед мощною стеною огромной нашей крепости? Не ты ли все это делал, чтобы вызвать нас из-за могучих стен огромной нашей крепости? Не ты ль хотел попотчевать нас медом, нас, верных сыновей, меня не вызвал ты, чтоб накормить нас диким желтым медом, тем свежим медом, который служит пищей владыки нашего, правителя Хоб-Тоха? Тогда к чему такая похвальба, такая дерзость? Нет, совсем напрасно стараешься поколебать мою решимость, доблесть! Разве эти вопли, что издавал ты, не толкнули нас, двенадцать молодых владык, чтоб выйти, двенадцать молодых вождей покинуть все укрепления свои? [...] Не ты ль нам говорил: “Сюда идите, молодые люди, двенадцать молодых вождей, сюда идите, герои, слушайте, что должно делать вам! Ведь пища ваша и питье исчезли, они поглощены, разрушены, впитались, как камень-пемза поглощает воду. Теперь на стенах ваших крепостей кузнечик и сверчок свои заводят песни. Вот все, что нарушает тишину в постройках этих верных сыновей, примерных подданных... Осталось очень мало всего лишь девять или десять их домов, их крепостей. Мы кончили кормиться за счет примерных подданных и верных сыновей. Теперь едим мы вяленое мясо, бобы большие, крабов, попугаев и смеси разные!” Не этот ли совет давал вождям и воинам ты нашим? Не преступил ли ты в своем желанье дозволенных границ и храбрости и гнева? Не приучили ль их в Белех-Мокох, в Белех-Чумае проститься с этой храбростью и гневом? Не погребен ли этот гнев и эта смелость в Котоме, в Тикираме нашими вождями и нашим воинством? Теперь ты должен нам заплатить за это беспокойство здесь вот под небом, на лице земли! Итак, скажи теперь последнее “прощай” твоим горам, твоим долинам! Здесь срубим мы твой ствол и корень твой под небом, на земле! Уж больше никогда ни днем, ни ночью ты не сможешь спускаться с гор твоих в свои долины! Ты должен умереть, ты должен здесь исчезнуть, закончить жизнь свою между землей и небом! Вот что я объявлю перед лицом владыки моего, правителя, средь стен могучих обширной крепости. Так говорит мой голос пред ликом неба, пред лицом земли! Вот почему я говорю так кратко. Пусть небо и земля с тобою будут, Киче могучий, воин, сын Кавека!

В четвертый раз говорит воин киче:

Эй ты, могучий воин, самый храбрый из храбрецов, воитель Рабиналя! Не твой ли голос произнес вот это пред ликом неба, пред лицом земли: “Зачем же так хвалиться смелостью своею, своею храбростью?” Вот что сказал ты! Но ведь в действительности это вы, вы оскорбили моего владыку, великого правителя киче. Лишь в том причина моего прихода сюда, моей отлучки из гор, долин моих родимых. Отсюда вышла весть, между землей и небом, от этой главной крепости Какйук - Силик - Какокаоник - Тепеканик. вот таковы названья рта и глаза, и этой крепости, и этого дворца! Не здесь ли спрятан груз из десяти мешков какао и пяти мешков прекрасного какао, что предназначались моему владыке, правителю киче, Балам-Ахау, Баламу-воину, ибо таковы названия и рта и глаза, и крепости моей, и моего дворца. [...] Услышав эту весть, мой повелитель Балам-Ахау, вождь киче отважных, смерть пожелал владыке людей Чакача и Самана, кауку Рабиналя. пред лицами владык народов ушаб и покомамов. Пусть же скажут они, что вы желаете увидеть и храбрость и отважность вождя киче могучих, вождя гор и долин киче! “Придите и возьмите хоть часть моих холмов прекрасных, моих долин прекрасных! Пусть же мой брат и старший надо мной придет сюда, чтоб взять здесь часть свою, меж небом и землей, от этих гор прекрасных, от смеющихся долин! Пусть он придет, чтоб сеять здесь, чтоб урожай собирать там, где всюду побеги наших тыкв теснятся, среди отростков наших тыкв-горлянок, фасоли белой”. Так гласил ваш вызов, ваш клич войны перед моим владыкой, правителем моим. [...]И вот тогда в ответ был брошен вызов и клич военный моего владыки, властителя киче: “Эй! Мой отважный, мой доблестный, иди поднять тревогу и возвращайся сразу, ибо послание вызова пришло, оно явилось под сводом неба, на земле! Возьми же в свою ты руку храбрость, силу молодую, мощь своего щита, стрелы своей могучей, скорее возвращайся к склонам гор родимых, к долинам нашим!” [...] Вот что гласил приказ и вызов владыки моего, правителя киче. А я отсутствовал, я ставил межевые камни, там, где заходит солнце, где входит ночь, где холод мучает и воды замерзают. Пан-Цахашак - зовется эта местность. Тогда схватил я мощь моей стрелы могучей, мощь моего щита. Я спешно возвратился к подножью гор, к моим родным долинам. И там, пред Чолочиком горным, пред Чолочиком, покрытым соснами, я бросил вызов, свой первый вызов, свой военный клич... Уйдя оттуда, снова бросил вызов, свой клич военный в месте, что зовется Нимче-Паравено, и в Кабракане! Ушел оттуда я, и в третий раз я бросил вызов, свой военный клич в том месте, что зовется Панчалибом! Затем из Панчалиба я ушел спокойно, чтоб бросить вызов, свой военный клич, в четвертый раз, в Шоль-Чакаче, ибо такое носит имя эта местность! И там, спустя немного, я услышал звуки лоцо-туна, лоцо-кохома, который танцевали двенадцать ярых воинов-орлов, двенадцать ярых ягуаров. Дрожали небеса, земля гудела от шума страшного, от воодушевленья двенадцати ярых воинов-орлов, двенадцати ярых ягуаров с рабами и рабынями. [...]Там начал я петь песню свою пред ликом неба, пред лицом земли. Вот как прозвучало мое слово пред ликом неба, пред лицом земли: “Так выходи ж, владыка ненавистный, владыка омерзительный своим пороком, неужто будешь первым ты, чьи корни, чей ствол я не смогу навечно истребить? Тебя - вождя людей Чакача и Самана, каука Рабиналя?” Вот что сказал тогда я. Что ж будешь делать ты, владыка, если не смог я истребить тебя и уничтожить? Раз я могу лишь мыслями своими звучать, петь пред землей и небом, о самый-самый храбрый изо всех могучих, великий воин Рабиналя? Говори же, теперь уж твой черед! Земля и небо с тобой да будут, самый-самый храбрый из всех могучих, воин Рабиналя!

В пятый раз говорит воин Рабиналя:

Могучий воин, вождь людей Кавека, вот что сказал сейчас твой голос пред ликом неба, пред лицом земли. Ведь это ты сказал правдиво, не колеблясь, и изменять не нужно их. “Отсюда, поистине отсюда, вышла весть, что нас позвали в долины и нагорья ваши”. Нет, конечно, ни преступленья, ни злодейства в том, что мы хотели слышать, как Балам, правитель, киче владыка, смерти возжелал вождя Чакача и Самана, каука Рабиналя, от рук вождей ушаб и покомамов, здесь, пред ликом неба, пред лицом земли! “Да будем действовать мы вместе! Пусть правитель гор и долин киче пошлет свою он доблесть и мужество свое; пускай придет он и власть возьмет над этими горами, прекрасными, богатыми долинами! Пускай придет он сеять здесь и урожай сбирать! Тогда и мы здесь будем сеять и урожай сбирать на этих вот полях, где со всех сторон побеги тыкв теснятся, отростки тыкв-горлянок наших и фасоли белой нашей!” Так говорил твой голос пред лицом неба, пред лицом земли! Вот почему пришел нас вызывать ты, вот почему ты угрожал нам тщетно здесь, пред землей и небом! Слава, слава и небу и земле! Ты сам сюда явился пред стенами обширной нашей крепости! Вот почему мы вызов принимаем, мы принимаем битву, будем мы стремиться к войне и разобьем ушаб и покомамов! Поэтому даю тебе возможность: выполняй свой вызов! Что ж, иди! Спеши скорее, беги туда, наверх, к Большой дороге, где пьет воду птица, к месту, что зовется Чолочик-Сакчун! [...] Не поддавайтесь только тем, кто поведет вас пред лицо вождей ушаб и покомамов! Не позволяйте им вернуться в горы их и их долины! Уничтожайте их! На части разорвите! Здесь, между небом и землей!” Вот что сказал тогда мой голос. Но в действительности вовсе и не надо было, чтоб ты смотрел, чтоб видел ты вождей ушаб и покомамов, ибо они уж превратились в мух и мушек, в толпу больших и малых муравьев. И вереницы их нестройными рядами ползли по склонам той горы, что Экемпек-Канаханаль зовется. И вот тогда направил я глаза свои и взгляд свой к небу и земле, и чрез мгновенье увидел я вождей ушаб и покомамов. И сердце у меня наполнилось тоской, душа моя скорбела, ибо тебя увидел я, я наблюдал, как ты исполнил то, что так желало сердце вождей ушаб и покомамов. Вот тогда-то я бросил вызов свой и свой военный клич тебе: “Эй, эй! могучий воин, оплот киче и сын людей Кавека! Зачем ты движешься так безвозбранно среди вождей ушаб и покомамов, средь гор их и долин? Пусть небо и земля меня услышат!” Да, конечно, ждали их в горах и долинах наших, ждали: бросишь вызов ты, свой военный клич вождям ушаб и покомамов, когда они кричали свой военный клич и вызов, направленный тебе. “Эй, эй, вожди ушаб и покомамов, возвращайтесь-ка быстрее, услышьте то, что должен я сказать здесь, меж землей и небом!” Так говорил твой голос. И вот тогда они, вожди ушаб и покомамов, тебе сказали: “Киче могучий воин, сын людей Кавека, оставь-ка эти схватки здесь, в горах, в долинах наших! Разве мы и наши дети, наши сыновья не рождены здесь, в этих местностях, где тучи черные и белые туманы спускаются, где мучит холод, где льдом становится вода, где нечему завидовать? Там, далеко, с детьми моими, моими сыновьями, колышутся деревья зелеными ветвями, там все есть: и какао чудное, паташте, прекрасное какао, и золотые копи, и копи серебра, и вышивки цветные, и золотые драгоценности! Здесь наши дети, здесь наши сыновья, а там живущим не надо и работать, нет у них нужды, без всякого труда им достается мешок паташте иль мешок какао. Они ведь и ткачи, и скульпторы, и злато кузнецы, такими и останутся, и навсегда! А посмотри-ка на своих детей, на сыновей героя Рабиналя, отважнейшего воина из всех могучих воинов! Трудом тяжелым, мучительной работой еле-еле они себе питанье доставляют. И это будет навсегда у них! Одна нога у них идет вперед, другая же - назад, хромыми и калеками всегда рождаться будут племянники, потомки Рабиналя, отважнейшего воина из всех могучих воинов! И это будет навсегда, от утренней зари и до зари вечерней!” Вот что гласил военный клич и вызов вождей ушаб и покомамов потому, что ярость сердца их пожирала. [...]И ты ответил им: “Эй вы, вожди ушаб, владыки покомамов! Значит, вот что ваш голос говорит пред ликом неба, перед лицом земли? Нет, не заботьтесь о детях, сыновьях героя Рабиналя, отважнейшего воина из всех могучих воинов! Не надо им краснеть за средства их существования, их жизни здесь, под широким небом, в четырех границах земли, от горных пиков и до склонов гор! Они ведь обладают и храбростью и силой! Смелы они и храбры! Ваши ж дети, все ваши сыновья, совсем иные, они потеряны, разобщены! Когда они приходят иль уходят, двигаясь длинной вереницей, возвращаясь в свои нагорья и свои долины, то лишь один иль, может, двое их возвращается к своим дворцам и стенам. На них ведь нападают, убивают их во время поисков еды и пропитания... А дети, сыновья героя Рабиналя, могущественного воина, если один иль двое выйдут на добычу, то возвратятся, и один и двое, к стенам своим и крепости своей”. Так говорил твой голос пред лицом вождей ушаб и покомамов. [...] Но вот что сказал тогда мой голос: “Эй! Могучий воин, оплот киче, могучий сын Кавека! Услышан вызов и военный клич, что бросили вожди ушаб и покомамов! Прислушайтесь ко мне, о небо и земля! Конечно, яростью кипели их сердца, когда они, меж небом и землею, свои места здесь оставляли нашим детям и нашим сыновьям. Да, слишком верно, что не смогли они оставить во владенье своем здесь ни одной частицы прекрасных гор, смеющихся долин! Но вот что удивительно: сюда пришел ты, чтоб провести так много дней и столько же ночей меж небом и землею! Пришел сюда, чтоб острие своей стрелы могучей сломать, разрушить силу своего щита! Пришел сюда испортить силу рук твоих, орудие: твоего могущества! Напрасно! Ты ничего не получил меж небом и землею! Ты знаешь, где находятся границы твоей земли, где сходятся они у склонов гор, в долин твоих начале. И верно то, что я, могучий воин, великий воин, самый храбрый из храбрейших, воитель Рабиналя, правлю здесь спокойно, постоянно, с детьми моими, сыновьями моими, здесь, меж небом и землей!” Так говорит мой голос пред лицом земли, пред ликом неба! Пусть земля и небо с тобою будут, о могучий воин, оплот киче и сын людей Кавека!

В пятый раз говорит воин киче:

Увы! Услышь меня, о небо и земля! Итак, все верно. Я не смог взять часть свою, свое владенье, здесь, между небом и землею, от этих гор прекрасных и смеющихся долин! Да, бесполезно, тщетно я пришел сюда, чтоб провести так много дней и столько же ночей меж небом и землей! Так, значит, было все напрасно: и мужество мое и храбрость? Услышь меня, о небо, о земля! Ну что ж! Уйдем туда, назад, в мои нагорья и мои долины! Так говорит мой голос пред ликом неба, пред лицом земли! Я шел вдоль горных склонов до начала долины; там поставил я свой камень межевой на месте, что называется Камба. И вот что голос мой там произнес пред ликом неба, пред лицом земли: “Неужто не смогу я вызвать Камба владыку, чтобы сокрушить его, чтоб раздавить его моей сандалией, чтобы мог поставить ноги я на головы детей и сыновей храбрейшего из храбрых, самого могучего воителя, героя Рабиналя?” Так говорило сердце, жалуясь, мое! Но если даже небо и земля меня бы наказали, то голос мой добавил бы: “Уйду отсюда, чтоб снова ставить межевые камни и на вершинах гор, и у долины Сактихель. Я снова брошу вызов мой и мой военный клич!” Услышь меня, о небо и земля! Да, верно, что не смог я взять ни малой части здесь, между землей и небом! Оттуда быстро я спустился к реке, что извивается змеей. Смотрел я, любовался только что засеянной землей, полями, где зреют уж початки кукурузы, полями с белой и коричневой фасолью и овощами разными [,... ],. И голос мой сказал тогда пред ликом неба, пред лицом земли: “Неужто не могу я хоть маленькую часть с собой унести засеянной земли, ночей!” И вот тогда сказал мой голос пред ликом неба, пред лицом земли: “Сюда пришел напрасно я, здесь будет конец могуществу моей руки и моих стремлений, не помогут мне уж больше ни мужество мое, ни смелость”. [...] И вот тогда сказал мне голос пред ликом неба, пред лицом земли: “Уйдем отсюда в наши горы, в долины наши!” Так сказал мой голос. И я преодолел и горы и долины моей страны! Так говорил мой голос! С тобой да будут небо и земля, могучий муж, герой из Рабиналя!

В шестой раз говорит воин Рабиналя:

“Эй, эй! Могучий воин, сын людей Кавека! [...] детей моих! Куда увел ты моих детей, моих сынов? [...] Они тебе не нужны, так верни их в долины, горы наши. Ибо если ты не вернешь их, то, клянусь землей и небом, я мир переверну!” Так говорил мой вызов. Я ведь отсутствовал тогда, был занят тем, что ставил, межевые знаки на пике, что зовется Мукуцуун, когда похитил ты моих детей прекрасных, прекрасных сыновей своей стрелой могучей и силой своего щита. А сердце твое не пожелало слышать мой вызов, мой военный клич! Тогда преодолел я склоны гор, долин изгибы, свои поставил знаки я в Панахачеле, так называется то место. И оттуда тебе я бросил вызов свой, свой военный клич! И только лишь тогда ты соизволил на волю отпустить моих детей прекрасных, прекрасных сыновей в большом лесу, что носит имя Кабракан-Паравено, неподалеку от долин и гор киче. Оттуда, именно оттуда они вернулись, и они бежали по склонам гор, по плоскости долин. Голодными они вернулись, с жаждой в горле. И возвратились не к своим жилищам, не к стенам крепостей своих! Обосновались они неподалеку от местечка, что именуется Панамака[...]. Тогда ты вознамерился похитить владыку моего, правителя Хоб-Тоха, у теплого источника, что носит имя “Там, где купается Тохиль”. И разве я не отсутствовал в то время? Я был занят, я снова ставил межевые знаки в Цамха напротив места, что Кулавач-Абах зовется. И оттуда я снова обратил мои глаза и взоры и к небу и к земле. Обширно было небо, и по нему бежали тучи и туманы пред стенами высокими обширной крепости. И там я выкликнул свой вызов, военный клич мой, как обычно, пред ликом неба, пред лицом земли. И вот тогда сказал мой голос: “Эй, эй! Киче могучий воин, сын Кавека! [...] Отец мой! Мой правитель! [...] Зачем проник ты за ограду высоких стен обширной крепости? Зачем ты похитил моего отца и моего владыку? Тебе ведь он не нужен... Разреши же ему домой вернуться, за ограду высоких стен обширной крепости своей!” Так говорил тогда мой голос. Сердце твое, однако, не откликнулось на вызов мой, на мой военный клич! Мой голос сказал еще: “Коль ты не разрешишь домой вернуться моему владыке и моему правителю, да разрешит мне небо, да разрешит земля, я их переверну, я возмущу и небеса и землю! Обегу я и небеса и землю!” Вот что сказал тогда мой голос. Сердце твое, однако, не откликнулось на вызов мой, на мой военный клич. Тогда я преодолел - то вверх, то вниз - все склоны гор, отправился в долины, чтоб снова ставить межевые знаки средь крепких стен, средь крепости обширной. Но видел я лишь только окоем, покрытый тучами, лишь только окоем, закрытый набегающей волной клубов тумана, который поднимался на стены крепкие дворца большого. Там лишь кузнечик и цикада стрекотали, одни они лишь нарушали тишину, молчанье в этих стенах опустевших зданий. Печалилась моя душа, скорбело сердце, И снова я отправился по горным склонам странствовать и по долинам. Так достиг я гор, достиг долин киче, и там нашел я место, где правитель и владыка мой заточен был между стен из камня и извести. Я двинулся на крепость и острием стрелы моей и силой своего щита, тольтекской палицей, тольтекским топором, своею доблестью и мужеством достиг ее. Лишь только так, один, увидел я владыку, увидел моего правителя, который был заключен, совсем один, в четырех стенах из извести и камня. И только так унес его оттуда в своих руках при помощи щита и острия стрелы моей могучей! Поистине, коль не был бы я там, то вы срубили бы и ствол и корень владыки моего, правителя Хоб-Тоха, средь гор и средь долин киче. Вот как мне удалось его увидеть снова и доставить при помощи щита и острия стрелы моей могучей владыку моего, правителя, внутрь стен его дворца, его жилища. [...] Разве не сам ты разорил два или три селенья: Баламвак, где почва из песка стенает под ногами, Калькарашах, Куну, Чи-Косибаль - Таках-Тулуль, вот их названья? Когда же сердце у тебя стремиться перестанет и к дерзости такой и смелым устремленьям? Так вот, тебя заставят заплатить за это пред ликом неба, пред лицом земли! Я возвещу владыке моему, правителю Хоб-Тоху, что ты находишься внутри высоких стен обширной крепости! Вот почему считай, что ты уже сказал последнее “прощай” своим вершинам горным н долинам! Здесь будет срублен ствол твой, истреблен твой корень, здесь, между небом и землей. Воистину так будет! Вот почему не нужно лишних слов меж нами! Могучий воин, сын людей Кавека, с тобой да будут небо и земля!

В шестой раз говорит воин киче:

Эй, муж могучий, воин Рабиналя! Так вот что мне сейчас сказал твой голос пред ликом неба, пред лицом земли. Не изменю ни слова я в той речи, что произнес сейчас ты перед ликом неба, перед лицом земли, пред ртом моим, моим лицом! Конечно, без сомненья я совершил проступок, повинуясь сразу приказу нашего правителя и моего владыки. “Нас вызвали они, они нас оскорбили!” - сказал мне голос, моего владыки, правителя, вождя из Текен-Топа, вождя Текен-Тихаша, Тактасиба, Кумармачи, Тактасимаяа, Кушума-Ах, Кушума-Чо, Кушум-Сиваиа, Кушума-Каб, Кушум-Цикина. Вот имена, уста, глаза правителя киче и моего владыки! “Идите ж, вы, двенадцать смелых, двенадцать воинов, отправьтесь, идите, слушайте приказы!” Таков был голос, что сказал им, вначале им, потом же и тебе! Поистине, вот в чем причина несчастья, разрушенья, беспорядка и в погребах и в комнатах внутри высоких стен обширной крепости! Вот почему теперь лишь девять или десять детей прекрасных, верных сыновей, осталось там, внутри высоких стен обширной крепости! Таков был голос, что им сказал, потом же и тебе! Вот почему не смог я захватить здесь ничего, меж небом и землей, и зависть, глодавшая мне сердце, принудила меня прогнать назад прекрасных сыновей! Заставил я пойти со мной детей прекрасных, вернуться их заставил. А они в то время спокойно развлекались в Ишимче, разыскивая ульи с медом, свежим желтым медом. Их я увидел, и голос мой вскричал между землей и небом: “Неужто я не буду в силах похитить этих благородных детей, блестящих сыновей, и увести их в мои родные горы и мои долины?” И голос мой добавил: “Я должен привести их к владыке моему, правителю вселенной, к горам киче, к моим долинам!” И голос мой сказал: “Вот этим я возьму кой-что от свежевскопанной земли и от земли, уже плоды принесшей, из зрелых початков блестящей кукурузы, фасоли желтой и фасоли белой!” Оттуда я вернулся в Пан-Какиль, так называется та местность, потому что мое стремилось сердце к вашим детям, прекрасным сыновьям. [...] Вот почему ты бросил вызов, свой военный клич, и сердце мое сжалось и застонало, клич и вызов твой услышав! А ты пришел в Панахачель и снова там бросил свой военный клич и вызов! И сразу я их отпустил, я дал возможность бежать им всем, прекрасным детям, прекрасным сыновьям, в большом лесу, что носит имя Кабракан-Пан-Аравено. Прекрасным детям, верным сыновьям, совсем немного оставалось, чтоб дойти до гор моих, моих долин, до гор киче, долин киче. Вот так вернулись прекрасные сыны, прекраснейшие дети, с сухими ртами, впалым животом. Они отправились назад по склонам гор, по плоскости долин к своей родной стране. И все же не смогли они достигнуть ни стен своих, ни крепостей своих. Вот почему они остановились в Панамака, как место то зовется. Я также виноват и в том, что твоего владыку я похитил, правителя Хоб-Тоха там, на месте, что зовется “Купальнею Тохиля”, где он купался. Я его увел своей стрелы могучей силой и силой моего щита! Доставил я его чрез горы и долины в долины, в горы киче отважных! Это сделал я из зависти, что грызла мое сердце, раз я не смог взять во владенье хоть что-нибудь меж небом и землей! Вот почему я заключил его тогда меж стен из извести и камня, вот почему я замуровал его и запечатал средь четырех стен. [...]И несомненно я содеял и другое, как сам сказал ты вот сейчас, своими же словами: “Ведь ты разрушил два иль три селенья, и город Баламвак, где почва из песка стенает под ногами, и Калькарашах, Куну и Косибаль-Таках-Тулуль, - вот их названья”. Да, я сделал это все из-за той же зависти, что грызла сердце. И здесь я расплачусь теперь за это, меж небом и землей! [...] Нет больше слов у уст моих и сердца моего! Лишь только белка, лишь только птица, что вокруг мелькают, тебе доставить смогут что-нибудь, могучий воин! И разве не сказал еще твой голос: “Я возвещу владыке моему, правителю Хоб-Тоху, что ты находишься внутри высоких стен обширной крепости! Вот почему считай, что ты уже сказал последнее прощай своим вершинам горным и долинам! Ведь здесь мы срубим ствол твой, корень твой мы истребим меж небом и землей!” Вот что сказал сейчас твой голос! Но разве мы не можем действовать как братья? В согласии и честно? Я украшу тебя и золотом и серебром своим, стрелой моей могучей, щитом своим всесильным, своей тольтекской палицей, топориком-яки, всем, чем я обладаю - до своих сандалий! Я буду здесь работать, служить тебе я буду и сыновьям твоим, как сын твой, здесь, меж небом и землей! И это будет высшим знаком, что ты меня отпустишь в мои родные горы, в мои долины! Вот что говорит теперь мой голос. Небо и земля с тобой да будут, самый-самый храбрый из всех храбрейших, воин Рабиналя!

В седьмой раз говорит воин Рабиналя:

Эй! Смелый воин, сын людей Кавека! Вот что сейчас сказал твой голос пред ликом неба, пред лицом земли: “Что ж, разве невозможно, чтобы я украсил тебя и золотом и серебром моим, стрелой моей могучей, силой моего щита, - всем, чем я обладаю - до своих сандалий, чтоб здесь работать, рабствовать тебе меж ликом неба и лицом земли?” Не это ли сказал сейчас твой голос? [...] Но что же я скажу тогда перед лицом владыки моего, правителя Хоб-Тоха? Что был могучий воин, был герой, с которым мы сражались средь высоких стен обширный крепости тринадцать раз по двадцать дней, тринадцать раз по двадцати ночей, и сын ваш не имел покоя и отдыха? А после я скажу вдруг, что был украшен я и был одарен и золотом и серебром его, и палицей тольтекской и топором-яки, - всем тем, чем он владеет, вплоть до его сандалий. А затем я сообщу владыке моему, правителю Хоб-Тоху, что разрешил ему, закончив битву, уйти свободно, возвратиться в горы его родные и его долины! Могу ли я сказать все это пред лицом владыки моего, правителя Хоб-Тоха? Ведь я осыпан им богатствами, дарами! Есть у меня и золото и серебро, есть сила стрелы моей могучей, мощь щита, и палица тольтекская и топор-яки. Владыка мой, правитель, осыпает меня богатствами в высоких стенах обширной этой крепости! Вот почему я сообщу ему такую новость, сообщу о том, что появился ты в стенах высоких его обширной крепости пред ликом владыки моего, правителя Хоб-Тоха. И если мой владыка и правитель прикажет мне вернуть тебя в долины твои и горы, если он так скажет, то я действительно возможность дам тебе уйти в твои долины и нагорья, я отпущу тебя. Но если мой владыка и правитель скажет: “Доставь его сюда пред мои глаза и губы, чтоб я увидел бы его лицо, лицо такого смельчака и воина”, если так он скажет, тогда заставлю я тебя пред ним явиться! Так говорит мой голос перед ликом неба и пред лицом земли! С тобой да будет небо и земля, могучий воин, сын людей Кавека!

В седьмой раз говорит воин киче:

Что ж, хорошо, пусть будет так, могучий муж, герой из Рабиналя! Иди и сообщи пред ликом твоего владыки, правителя, новость о моем явленье внутри высоких стен его обширной крепости, теперь же сообщи! Пусть небо и земля с тобой да будут, о самый храбрый изо всех могучих, воин Рабиналя!