«Государство» иезуитов в Парагвае

«Государство» иезуитов в Парагвае (1610-1768 гг.) почти с самого начала существования привлекало к себе внимание общественности, став предметом исследования большого числа ученых, социальных теоретиков, позднее - этнологов. В XVIII в. его изучали французские философы, считая его идеальным обществом; в начале XIX в. романтисты видели в этом «государстве» «расцвет прекрасных дней нового христианства»[1]; в конце XIX столетия его брали за образец британские социалисты.

Как бы мы ни оценивали достижения иезуитов в ко­лониальном Парагвае, они, безусловно, были уникальны. В отдаленном регионе, сейчас в основном покрытом не­проходимыми субтропическими лесами, иезуиты создали, по мнению некоторых ученых, не просто новое общество, а сильную процветающую цивилизацию, которая теперь лежит в руинах, почти заброшенных, но по-прежнему пре­красных. В XVII-XVIII вв. на месте этих развалин стояли тридцать городов - так называемых «иезуитских редукций»[2], куда миссионеры-иезуиты собирали индейцев не только для того, чтобы христианизировать их, но и чтобы защи­тить от португальских работорговцев и испанских коло­нистов. За необычайно короткое время талантливые, ранее не учившиеся ничему подобному индейцы создали удиви­тельный мир красоты и грации, мир, который даже Воль­тер, фактически ненавидевший церковь как институт, на­звал «торжеством гуманизма», а английский писатель Гил­берт Честертон определил его как «Рай в Парагвае»[3]. Если бы не молчаливое свидетельство прекрасных, изящных, вырезанных из камня статуй и руин величественных церквей, все это могло бы казаться сказкой. «Республика» иезуитов в Парагвае была своеобразным гуманитарным эксперимен­ том, который, увы, не был завершен к моменту изгнания иезуитов из Латинской Америки в 1768 г.

Немного об иезуитах

Основателем Общества Иисуса (лат. Societas Jesu - именно так звучит официальное название ордена иезуитов) был св. Игнатий Лойола, в юности мечтавший о военной карьере и вовсе не помышлявший о духовном поприще. Однако мечтам молодого человека не суждено было сбыться: из-за тяжелого ранения, полученного в одном из боев, он был вынужден оставить армию. С трудом оправившись от раны после длительного и болезненного лечения, Лойола почувст­вовал в себе призвание к священнической деятельности. Изучая все необходимые для посвящения в духовный сан гу­манитарные дисциплины, он провел несколько лет в лучших университетах Европы того времени, где и встретил предан­ных друзей, ставших в последствии первыми иезуитами. Общество Иисуса было основано папской буллой «Regimini militantis Ecclesiae» 27 сентября 1540 г.; целью ордена стало распространение христианства и борьба с Реформацией.

С момента основания Общество Иисуса было совер­шенно непохожим на другие ордены. Однако в данной ста­тье автор не будет слишком углубляться в эти различия, а отметит лишь наиболее важное для выбранной темы: ор­ден иезуитов начисто порывал с децентрализованным уст­ройством старинных средневековых орденов, которые к тому времени находились в стадии упадка, не в силах от­ветить на вызовы Реформации.

Внутри Общества Иисуса существовала жесткая иерархия: во главе ордена стоял генеральный настоятель (сокращенно - генерал), избираемый пожизненно. Строжайшее и беспрекословное подчинение младших по по­ложению старшим было (и по сей день остается) одним из основных прин­ципов внутреннего устройства ордена. Говоря о миссионерской деятельно­сти, следует отметить, что для более гибкого и быстрого управления весь Старый и Новый Свет, а также азиатские страны были поделены на особые административно-территориальные подразделения - провинции, во главе которых стоял провинциальный настоятель (провинциал), провинции объе­динялись в более крупные подразделения - ассистенции во главе с асси­стентом. Границы иезуитских провинций существовали как бы сами по себе, далеко не всегда (а точнее, очень редко) совпадая с политическими границами государств, колоний или границами пастырской ответственно­сти епархий. Провинциалы подчинялись ассистентам, а те, в свою очередь, генералу. Провинциалы же осуществляли руководство рядовыми священ­никами. Генерал и ассистенты были обязаны жить в Риме.

Следует подчеркнуть также, что иезуитам было позволено носить мирскую одежду, что для той эпохи было почти неприемлемо; у них не было закрытых монастырей - они жили небольшими общинами, а иногда (если того требовали пастырские нужды) и поодиночке. Все это сущест­венно облегчало миссионерскую деятельность. На этом поприще иезуиты добились весьма неплохих результатов. Однако не следует преувеличи­вать их достижения. К сожалению, очень многие миссионеры использовали средневековые методы проповеди: они обращались к массам, а не к лич­ности, довольствуясь скорее большим числом обращенных, нежели глу­биной их веры. Количество, к сожалению, было в ущерб качеству. Эту методику впоследствии раскритиковали сами же иезуиты и поспешили отказаться от нее, предпочитая теперь обращать в христианство меньшее количество людей, но внимательно следить за тем, чтобы крещение было не простой формальностью, а осознанным актом веры. Немаловажно так­же, что, в отличие от миссионеров эпохи Средневековья, иезуиты неиз­менно принимали во внимание культуру, обычаи и традиции народа, сре­ди которого они проповедовали. Это помогало не только успешно приви­вать христианские ценности доселе не знавшим их людям (что и являлось основной целью), но и сохранять традиционную культуру народа, а иногда и защищать его от полного исчезновения.

Парагвай и гуарани

«Сердце Латинской Америки» - так часто называ­ют Республику Парагвай, государство, лежащее почти в центре южноамериканского континента. Природа щед­ро одарила эту страну: простор широких и быстрых рек, сень густых тропических лесов, своеобразная красота засушливого Чако, болотистые низменности, плодород­ные равнины и невысокие горы - все это необычайно гармонично сочетается на сравнительно небольшой тер­ритории Парагвая.

Следует сразу уточнить, что термин «Парагвай» в данной работе будет использоваться не в современном его значении, а для обозначения обширной территории, находившейся под властью вице-королевства Перу и под­чинявшейся губернатору Асунсьона. Эта область включала в себя часть территорий современных Боливии, Аргентины и Уругвая.

Иезуиты вкладывали иной смысл в понятие «Параг­вай»: они употребляли его для наименования своей собст­венной административной единицы, называемой «провин­цией». Иезуитская провинция Парагвай состояла не только из территории самого Парагвая, она включала в себя также всю Аргентину, весь Уругвай и бразильскую провинцию Рио-Гранде-до-Сул.

К моменту появления в Парагвае первых миссионе­ров эта страна была покрыта почти непроходимыми ди­кими лесами. В них обитали различные индейские пле­мена, недоверчиво, а зачастую и враждебно настроенные к чужакам.

Говоря об индейцах гуарани, следует упомянуть, что в изучаемый период они были расселены не только в ок­рестностях Асунсьона, но на очень обширной территории, простирающейся от Гайаны на севере до эстуария реки Ла-Платы на юге. Первые испанские колонисты называли гуарани «индейцами островов», поскольку последние жи­ли также на многочисленных островах по руслу рек Па­рана и Парагвай.

Слово «гуарани» с собственно языка гуарани перево­дится как «воин»[4]. Несмотря на столь недвусмысленное определение, индейцы гуарани были относительно мирны­ми (по крайней мере, по сравнению с дикими племенами Чако). В отличие от своих соседей - тех же индейцев Чако (гуайкуру, тоба, мбайа и др.) или керанди, чарруа и других бродячих племен бассейна Параны и Уругвая, занимав­шихся охотой и рыболовством, - гуарани вели почти осед­лый образ жизни.

Основу их хозяйства составляло подсечно-огневое земледелие; они выращивали неприхотливые культуры, такие как маниок (расте­ние, характерное для всей Южной Америки), сладкий картофель, ты­кву. Через пять - шесть лет, когда почва истощалась, индейцы перехо­дили на другое место. Однако охота и рыболовство играли очень важ­ную роль в обеспечении их жизнедеятельности, хотя некоторые уче­ные считают иначе.

Гуарани жили небольшими общинами в тех местах джунглей, где лес был более или менее прозрачным, или на берегах рек, там, где лес подступал близко к воде. Каменных построек у них не было. Вот как описывает дома гуарани один из первых миссионеров-иезуитов: «Их жилищами были жалкие хижины, стоящие в лесах и сделанные из сучьев деревьев и бамбука, беспорядочно собранных вместе. Вход был настолько маленьким, что туда можно было пробраться только полз­ком. Когда индейцев спрашивали о причине столь странного приспо­собления, те отвечали, что только так они могут защититься от мух, муравьев и других насекомых... а также укрыться от вражеских стрел и дротиков»[5] (перевод наш. - М. З.). Конечно, вряд ли жилища гуарани представляли собой столь убогие лачуги, но как еще европеец эпохи раннего нового времени, привыкший к пышным, величественным ка­менным постройкам, мог воспринять традиционное жилище индейцев, непрезентабельный внешний вид которого был продиктован довольно суровыми условиями обитания?

Родовые общины управлялись вождями (касиками); должность ка- сика обычно передавалась по наследству, но им мог стать только человек, проявивший себя храбрым и сильным воином. Гуарани были свободолю­бивым народом, у каждого из племен были свои законы, и только опас­ность войны могла объединить их. Тогда созывался совет касиков, кото­рый ведал вопросами войны и мира и назначал военных вождей.

Нельзя не упомянуть, что гуарани были каннибалами, однако их каннибализм носил сугубо ритуальный характер. Они выбирали свои жертвы из наиболее доблестных врагов, захваченных в плен во время войны: гуарани верили, что вместе со съеденной плотью храбрость воина перейдет к ним. (Это верование вообще было довольно широко распространено среди «примитивных» народов.)

Религиозная составляющая жизни гуарани заслужи­вает отдельного рассмотрения. С самого начала периода испанского завоевания внимание конкистадоров и коло­нистов привлек тот факт, что у гуарани не было ни хра­мов, ни идолов, ни изображений, которым бы индейцы поклонялись, ни религиозных центров. Это навело испан­цев на мысль о том, что они столкнулись с народом, у ко­торого вообще отсутствовали какие бы то ни было рели­гиозные представления. Ситуация, однако, была прямо противоположной: гуарани были настолько глубоко рели­гиозны, что не нуждались ни в храмах, ни в рукотворных идолах. Первые миссионеры-иезуиты Мануэль де Ортега и Томас Фильдс отмечали, что гуарани «близки к позна­нию Царства Божия»[6].

Индейцев гуарани можно без преувеличения назвать монотеи­стами. Ньяндеругуасý (Ñanderuguasú) - «наш большой отец», Ньямандý (Ñamandú) - «первый, источник и начало», Ньяндехáра (Ñandejára) - «наш господин» - вот имена божества, который, по вере гуарани, был невидимым, извечным, вездесущим и всемогущим. Его духовная сущ­ность, дабы человек мог обратиться к нему, снисходила до конкретной формы Тупá (Tupa), что в переводе с гуарани означает «гром». Тупá было множество, и они проявлялись в разнообразии явлений природы и космоса, но никогда не принимали видимую форму. Ньямандý не был богом исключительно народа гуарани, но считался богом и отцом всех людей.

Из вышесказанного можно заключить, что успех ие­зуитов в деле христианизации гуарани во многом объяс­нялся религиозной спецификой и особенностями жизне­деятельности этого народа. Привыкшие к полуоседлому образу жизни и земледелию, пусть и в примитивной фор­ме, гуарани с готовностью поселялись в редукциях, а их вера в Единого Отца всего сущего как бы заранее подгото­вила их к относительно легкому принятию христианства.

Конкиста положила начало христианизации индейцев всей Латинской Америки, поскольку вместе с конкистадо­рами приходили и священники, ведомые искренним жела­нием принести свет Евангелия языческим народам. Параг­вай не был исключением. Первыми миссионерами среди индейцев этого региона, в том числе и среди гуарани, были монахи из ордена францисканцев[7]. Систематическую евангелизацию гуарани можно отсчитывать с 1550 г., когда в Асунсьоне был образован епископат, чья юрисдикция распространялась на весь регион Ла-Плата.

Многие индейцы, населяющие территорию вокруг Асунсьона, приняли христианство, но их христианизация носила весьма поверхностный характер, поскольку сама миссионерская стратегия изначально была неверной. Свя­щенники работали поодиночке; ведя странствующую жизнь, они переходили от одного временного поселения индейцев к другому, проповедовали и крестили взрослых. Таким образом, обращенные индейцы оставались без пас­тыря, без богослужений и публичных молитв, некому было дальше наставлять их в вере. Иногда дело доходило до со­всем смешных казусов. Например, видя, что для того, что­бы называться христианином, надо принять крещение (для индейцев это таинство выглядело как простое обливание водой), многие индейцы объявляли себя христианами на том основании, что вошли в церковь во время окропления[8] и несколько капель воды упало и на них. Немудрено, что в подобной ситуации Бог в сознании индейцев больше ас­социировался с родными, привычными им мифами и веро­ваниями, чем с христианским учением.

Для того чтобы успешно христианизировать индейцев, их следовало собрать в постоянные поселения. Это осознава­ли как церковные, так и светские власти, в частности губер­натор Асунсьона Алвар Нуньес Кабеса де Вака. Он хотел не только помочь делу евангелизации местного населения, но и защитить гуарани, особенно женщин, от притеснений, которые те постоянно испытывали от испанцев. Женщины гуарани отличались, по словам очевидцев, необычайной кра­сотой, и состоятельные испанцы не стыдились окружать себя целыми гаремами из индианок, что не только коренным об­разом противоречило христианскому вероучению, но и под­рывало доверие индейцев к светским властям. Именно гу­манное отношение Кабеса де Ваки к индейцам вызвало недо­вольство колонизаторов и в дальнейшем послужило причи­ной его отставки, что, в свою очередь, повлекло за собой длительный перерыв в деле христианизации гуарани.

Полноценная и серьезная систематическая евангелизация гуа­рани за пределами Асунсьона и прилегающих территорий возобнови­лась только в 1575 г., когда в Парагвай прибыл монах-францисканец Луис де Боланьос. Именно он начал собирать гуарани в постоянные поселения, создавая первые редукции, которые потом развивались под управлением иезуитов. На территории провинции Гуайра (которая в наши дни является частью Бразилии) между 1580 и 1593 гг. он осно­вал 18 деревень гуарани. Боланьос также был первым, кто в совершен­стве овладел языком гуарани, понимая огромное значение проповеди Евангелия и объяснения истин веры на родном языке народа. Будучи не только прекрасным миссионером, но и блестящим ученым, Болань- ос создал для языка гуарани письменность (на основе латинского алфа­вита), составил первый учебник и словарь, а также перевел на гуарани части катехизиса и составил молитвенник. В написании лингвистических трудов миссионеру помогали два священника креола. Достижения Луиса де Боланьоса стали отправной точкой всей работы иезуитов, которую те в дальнейшем проводили в области языка гуарани. Следует особо отметить, что в задачу Боланьоса входило не только простое изучение языка ин­дейцев, но и частично создание нового языка. Ведь те слова и понятия, которые больше всего были нужны для перевода катехизиса, в созна­нии индейцев прочно ассоциировались с колдовством и суевериями. Подобные слова следовало перестать употреблять в проповеди и заме­нить другими[9]. Боланьосу удалось и это. В целом он проповедовал среди гуарани на протяжении 54 лет; иезуиты, прибывшие в Парагвай в конце XVI в. и продолжившие его дело, обязаны ему очень многим.

Иезуиты в Латинской Америке

Для того чтобы перейти непосредственно к рассмот­рению деятельности иезуитов в Парагвае, целесообразно вкратце осветить историю миссий иезуитов на территории Латинской Америки и основные принципы их миссионер­ской деятельности.

Первые иезуиты появились в Южной Америке в 1549 г. Это была группа из шести священников, которые сошли на берег Баии в Бразилии, куда они были призваны прави­тельством Португалии. Своей главной задачей в Америке, как и в других странах, орден, безусловно, считал обраще­ние местного населения в христианство. Однако проблема, которую предстояло решить иезуитам, была не только чис­то миссионерской, но и серьезной культурологической, волновавшей, по словам Г. Бемера, церковные и светские власти Латинской Америки на протяжении нескольких по- колений[10]. Христианизация индейцев была тесно связана с так называемым «индейским вопросом», заключавшимся в том, можно ли обращать индейцев в рабство. Несмотря на то, что еще в 1537 г. папа Павел III издал буллу, объяв­лявшую преступлением порабощение индейцев - как при­нявших христианство, так и язычников, светские власти Португалии фактически проигнорировали этот документ. Иезуиты же в решении индейский вопроса неукоснительно следовали принципам, которыми в свое время руководст­вовался Бартоломе де Лас Касас - монах-доминиканец, известный защитник индейского населения, решительно выступавший против порабощения туземцев. Подобно ему иезуиты сразу отвергли возможность любой прину­дительной работы индейцев на белых колонистов, в том числе и в относительно мягкой форме энкомьенды (исп. - encomienda), при которой индейцы как бы «поручались» конкистадору с целью взимания налогов и наставления в христианской вере.

При разрешении индейского вопроса иезуиты при­знавали только один вид конкисты - духовную конкисту, как они ее называли, conquista spiritual. Ее единственным орудием была проповедь и слово Божие, а целью - обраще­ние индейцев в христианство. Надо сказать, что эта идея тоже изначально принадлежала Лас Касасу, но иезуиты были первыми, кто предпринял систематические (и весьма успешные) попытки проведения духовной конкисты. Они первыми отдавали все свои силы для того, чтобы осущест­вить эту конкисту среди гуарани Парагвая и Уругвая, сре­ди чикитос и мохос Перу, арауканов Чили и ряда других племен не только Южной, но и Северной Америки.

Первые шаги в деле христианизации коренного насе­ления Америки были сделаны иезуитами в Бразилии. Именно здесь они столкнулись с проблемой индейского вопроса и нашли пути его разрешения. На момент появления в Брази­лии иезуитов колонизация этой территории только-только начиналась: португальцам удалось занять лишь несколько пунктов на побережье. То есть на этой территории практиче­ски отсутствовала даже светская власть, не говоря уже о цер­ковной организации, которой не существовало вовсе.

Иммиграция в новую колонию была весьма малочисленной и состояла в основном из завсегдатаев портовых притонов и кабаков Лиссабона. Единственным существенным результатом подобной им­миграции стало появление большого количества метисов - детей, рож­денных от свободных союзов (увы, нравственный уровень мигрантов оставлял желать лучшего) белых европейцев и женщин-индианок, преимущественно из гуарани. Простые матросы, авантюристы, ссыль­ные преступники - словом, представители низших слоев португаль­ского общества, первые мигранты в силу своей социальной принад­лежности не могли быть образованными и гуманными людьми. Поэтому индейский вопрос, который возник в колонии с самого нача­ла пребывания там европейцев, они разрешили в высшей степени грубо и просто: белый колонист мог сделать с индейцем все что хотел. Счи­талось вполне в порядке вещей, что европеец может убить туземца или обратить в рабство столько краснокожих, сколько ему будет угодно.

Иезуиты думали иначе. Они тотчас начали борьбу за свободу индейцев и без промедления стали проповедовать Евангелие среди гуарани и тупи на их родном языке. Иезуиты обращали и крестили индейцев не только на побережье, но и организовывали смелые экспе­диции вглубь региона. Первые миссионеры были людьми необычайно храбрыми, мужественными, исполненными глубокой искренней веры и самоотречения. Они были готовы преодолеть любые трудности и принять самую мучительную смерть, священники продвигались по непроходимым лесам Бразилии, встречая зачастую очень враждебное отношение местного населения. Однако многие племена удавалось если не христианизировать, то, по крайней мере, замирить (так впо­следствии произойдет и в парагвайском Чако). Светская власть в коло­нии укреплялась во многом именно благодаря усилиям миссионеров.

Иезуитов очень беспокоил тот факт, что из-за постоянной пере­мены мест обитания многие обращенные в христианство индейские племена выходили из-под их духовной власти и возвращались к своим верованиям. Миссионеры осознавали, что все их труды окажутся бес­плодными, если не сделать новообращенных оседлыми. С 1558 г. пер­вый настоятель провинции Бразилия Мануэль де Нобрега стал собирать крещеных индейцев и селить их в постоянных поселках, где они должны были все время находиться под надзором миссионеров. Однако иезуиты прекрасно понимали, что делать это совершенно бесполезно, если одно­временно не изолировать местное население от воздействия белых ко­лонистов. Поэтому в ближайшие годы они использовали все свое влия­ние, которым обладали при португальском дворе, с целью добиться за­прета порабощения индейцев. Но, к сожалению, миссионеры не нашли реальной поддержки в Лиссабоне. Для того чтобы провести серьезные законы, у правительства Португалии не хватало ни денежных средств, ни доброй воли; влияние на собственных же подданных в колонии было очень слабым. Несмотря на то что в 1574 г. король Себастьян издал указ, в котором, в частности, говорилось, что все индейцы постоянных мис­сионерских поселений считаются свободными людьми и корона берет на себя обязательства по их защите, белое и метисное население коло­нии мало считалось с волей своего короля. Это повлекло за собой дли­тельное противостояние иезуитов и колонистов, которое позднее при­водило даже к вооруженным конфликтам. Особую опасность для ин­дейцев, живущих в миссиях, представляли отряды охотников за рабами, так называемых «паулистов» (от названия штата св. Павла в Бразилии), известных также под названиями «бандейранты» (от порт. bandeira - «знамя») и «мамелюкос», поскольку по своей жестокости они не уступали османским завоевателям в Европе. Эти отряды состояли из метисов и креолов. Позднее, когда были основаны редукции в Парагвае, который был испанской колонией, миссионерские поселения очень час­то страдали от набегов «паулистов», и конфликт приобретал уже поли­тическую окраску.

Следует отметить, что испанское правительство отнеслось к ин­дейскому вопросу с большим вниманием и уважением по отношению к местному населению. Поэтому именно на территории испанских ко­лоний иезуиты смогли в полной мере предпринять conquista spiritual, не только не встречая сопротивления светских властей, но и получая от них поддержку. Первой испанской колонией, где иезуиты начали вести миссионерскую деятельность, была Перу. Нельзя сказать, что христианизация населения Перу была очень успешной, так как перво­начально иезуиты довольствовались поспешным обращением индей­цев и массовыми крещениями. Этот метод был абсолютно бесперспек­тивен, и генеральный настоятель Общества Иисуса Клаудио Аквавива впоследствии подверг его суровой критике. Однако большое количе­ство крещений привлекло к себе внимание церковных властей, по­этому иезуиты были приглашены и в Парагвай для дальнейшего рас­пространения христианского вероучения среди индейцев.

Иезуиты в Парагвае

Обширная территория, которую охватил своей про­поведью Луис де Боланьос, находилась под юрисдикцией двух епископов, кафедры которых располагались одна в Тукумане, а другая - в Асунсьоне. Епископ Тукумана Франциск де Виктория был первым, кто пригласил в свой диоцез[11] иезуитов, которые на тот момент уже находились на территории Бразилии и Перу. Именно оттуда и были на­правлены восемь священников, но только трем из них, зна­вшим один из языков тупи, было суждено начать работу среди гуарани. Ими были португалец Мануэль де Ортега, ирландец Томас Фильдс и каталонец Хуан Салони. Это были поистине мужественные, храбрые люди, преиспол­ненные религиозного рвения и решимости нести истины веры народам, доселе не знавшим их. На протяжении по­следующих двенадцати лет эти священники вели тяжелую, требующую настоящего героизма миссионерскую работу, которая на тот момент казалась малообещающей. В 1599 г. Ортега и Фильдс были отозваны в Асунсьон (только через одиннадцать лет они продолжили работу среди гуарани). Однако благодаря заслугам этих первых миссионеров ста­ло ясно, что, во-первых, гуарани очень многочисленны, во- вторых, они открыты для восприятия христианского уче­ния и, в-третьих, им нужно намного больше, чем странст­вующий проповедник, который просто крестил индейцев в одном поселении и тотчас же переходил в другое.

В 1602 г. судьба миссий среди гуарани неожиданно повисла на волоске: Клаудио Аквавива приказал сократить количество миссионе­ров. В иезуитской провинции Перу, к которой на тот момент принад­лежали священники, проповедовавшие на территории Парагвая, была созвана конференция, предписавшая миссионерам покинуть Парагвай. Однако священники яростно протестовали, и дискуссия была продол­жена, разрешившись в конечном итоге в пользу миссий уже на синоде, созванном в Асунсьоне. Именно на этом синоде, учитывая опыт мис- сионеров-францисканцев и первых иезуитов в деле христианизации гуарани, была создана своего рода программа дальнейших действий. Прежде всего четко устанавливалось, что все наставления должны да­ваться индейцам на их родном языке, поэтому священникам, которые собирались стать миссионерами, строго предписывалось знать хотя бы гуарани. Синод постановил также, что надлежит использовать катехи­зис Луиса де Боланьоса для того, чтобы слова и понятия, переведенные им, стали универсальными. На синоде было решено собрать индейцев в постоянные поселения для более успешной христианизации и для того, чтобы защитить их от испанских колонизаторов.

В то же время присланный Аквавивой визитатор[12] Паец пред­ложил объединить территорию, лежащую к востоку от реки Уругвай и населенную гуарани, с территорией бразильских гуарани в один мис­сионерский округ. Это был разумный план, выполнение которого су­щественно облегчило бы работу миссионеров и помогло избежать дальнейших противоречий (этот регион впоследствии станет пред­метом ожесточенных территориальных споров между Португалией и Испанией, перешедших в кровопролитную войну с местным населе­нием). Но против этого плана решительно выступил губернатор Асун­сьона, понимавший, что подобное соединение двух территорий неиз­бежно приведет к утрате Испанией части своих владений в пользу Порту­галии. Поэтому Аквавива решил проблему иначе: в 1607 г. он создал на территории испанских колоний новую провинцию Парагвай, прости­равшуюся от берегов Тихого океана на западе до побережья Атланти­ческого океана на востоке и от реки Паранапанема на севере до мыса Горн на юге. Настоятелем провинции был назначен Диего де Торрес, ко­торый сразу зарекомендовал себя решительным защитником индейцев. Так, в 1608 г. он отменил энкомьенду на территориях, принадлежащих ордену иезуитов; индейцы, оставшиеся работать на этих землях, полу­чали плату за свой труд. Между тем в Мадриде иезуиты указали ис­панскому престолу на незаконное поведение крупных энкомендерос Ла-Платы и Параны по отношению индейцам и потребовали восстано­вить справедливость. Испанское правительство отреагировало весьма неожиданным образом: оно не только даровало Д. де Торресу широкие полномочия для образования следственной комиссии по рассмотрению положения индейцев, но и в 1608-1609 гг. решило передать Обществу Иисуса духовную и светскую власть над индейцами Ла-Платы, пред­ложив иезуитам группировать местное население в миссионерские округа. При этом испанцам под угрозой сурового наказания строго запрещалось самовольно проникать на территории миссий[13].

Однако для того чтобы подобное решение не нанесло вред вла­дениям колонистов, эти миссии было разрешено учреждать не в так назы­ваемых tierra di paz (исп. - «мирные земли»), уже принадлежащих коло­нистам, а в еще не завоеванных и не колонизированных tierra di guerra (исп. - «земли войны»). С этого момента conquista spiritual фактически признается единственным легальным средством завоевания индейцев, и эта задача целиком и полностью поручается духовным орденам. Теперь иезуиты, равно как и другие монашеские конгрегации, направляются ис­панским правительством во все стороны своих южноамериканских владе­ний в качестве первых носителей христианской веры и цивилизации с целью расширить границы подвластных территорий.

Если посмотреть на карту колониальных владений Испании того времени, то можно увидеть, как на границах территорий, принадлежащих испанской короне, появилась целая линия миссий, которые не только отражают набеги вражеских племен, но и постепенно начинают культурную ассимиляцию индейцев.

«Государство» иезуитов в Парагвае

Следует сразу оговориться, что термин «государст­во» или «республика», применяющийся в исследователь­ской литературе по отношению к 30 редукциям, основан­ным иезуитами в Парагвае, весьма условен. Поселения миссий не являлись ни самостоятельным государственным образованием, ни даже автономной административной еди­ницей на территории испанских колоний в Латинской Аме­рике. Редукции подчинялись светским властям вице-коро­левства Перу, а именно губернатору Асунсьона. Миссии пользовались рядом привилегий и обладали довольно ши­рокой внутренней автономией, да и располагались они по большей части в глубине почти непроходимых тропиче­ских лесов и были настолько удалены от основных насе­ленных пунктов, что представители светской власти до по­ры до времени просто не могли добраться туда. Впрочем, это и не было нужно, ведь из миссий в королевскую казну исправно поступали налоги, которые обязано было выпла­чивать коренное население колоний, сами индейцы счита­лись верными подданными испанской короны, а до всего остального колониальному правительству не было дела. И духовная, и светская власть в редукциях, таким образом, была сосредоточена в руках отцов-иезуитов.

Редукция Нуэстра Сеньора де Лорето (Nuestra Señora de Loreto), положившая начало целой цепи индейских по­селений, была основана в марте 1610 г. иезуитами Хосе Катальдино и Симоном Масетой. Первыми индейцами, по­селившимися там, были те, среди которых еще в самом конце XVI в. проповедовали Ортега и Фильдс и которые уже на протяжении десяти лет оставались без духовных наставников. Более 200 семей гуарани изъявили желание жить в редукции: индейцы были рады перейти под защиту миссий, спасаясь от испанцев, которые эксплуатировали их, и от португальцев, обращавших их в рабство. Индей­цев, желавших поселиться в Лорето, было так много, что редукция уже не могла вместить их; поэтому в 1611 г. было основано еще одно поселение - Сан Игнасио (San Ignacio), которое находилось немного выше Лорето по течению ре­ки Паранапанема. К 1620 г. редукций было уже 13, а их население, состоявшее исключительно из индейцев, насчи­тывало около 100 тыс. человек. К 1630 г. иезуиты владели уже четырьмя миссионерскими округами (Гуайра, правый берег среднего течении реки Параны, страна «между двумя водами» и левый берег реки Уругвай) с 27 редукциями, расположенными в них.

Успешная деятельность миссионеров не раз омрачалась траги­ческими событиями. Так, в 1618 г. в Гуайре разразилась эпидемия чу­мы - болезнь, принесенная на американский континент европейцами, унесшая много жизней индейцев. Напуганные, они бежали из редук­ций обратно в леса, надеясь спастись там от заражения. Многие воз­вращались к своим племенам, и родственники убеждали неофитов от­речься от новой веры. Колдуны и шаманы только подливали масла в огонь, обвиняя миссионеров и их учение во всех бедах, обрушив­шихся на гуарани. Когда эпидемия чумы прошла, иезуиты, сопровож­даемые теми индейцами, которые мужественно остались в редукциях, отправились на поиски потерянных овец своей духовной паствы. Мно­гих удалось найти и вернуть в постоянные поселения.

Надо сказать, что в первые годы существования редукций кре­щеные индейцы часто обращались к своим старым верованиям и кол­довству. Это происходило под влиянием шаманов, традиционно об­ладавших высоким авторитетом среди индейцев, поэтому иезуиты делали все возможное, чтобы не допустить их в редукции. Однако колдуны, не желавшие терять своего духовного влияния, все-таки проникали туда. Например, как-то раз в одном из поселений появил­ся колдун с двумя помощниками и объявил себя богом в трех ипоста­сях. Роль «ипостасей» исполняли люди, сопровождавшие его. Весьма интересно отметить, как необычно отразились в сознании этого чело­века представления о христианском Боге, которые он решил совмес­тить с традиционными верованиями, чтобы достичь большего влия­ния. Неизвестно, поняли ли это гуарани редукции, но шарлатан был с позором изгнан из поселения самими же индейцами[14].

В 1620 г. на редукции обрушилась новая напасть, с которой от- цам-иезуитам не удавалось справиться на протяжении нескольких де­сятилетий: «паулисты», охотники за рабами из бразильского штата св. Павла, совершили свой первый набег на поселения миссий в самом процветающем округе - в Гуайре. Они атаковали редукцию Инкарнасьон, почти до основания разрушили ее и увели в рабство несколько сотен индейцев. С 1635 г. «паулисты» ежегодно нападали на редукции, на­ходящиеся на левом берегу реки Уругвай (как уже упоминалось, на эту территорию претендовала Бразилия). Они разрушали и грабили посе­ления (хотя, по правде сказать, грабить там было нечего; денег и пред­метов роскоши в редукциях не существовало, поэтому «паулисты» без особого стыда цинично грабили церкви, унося с собой золотую цер­ковную утварь) и угоняли в плен целые семьи гуарани. Эти поистине варварские набеги причиняли колоссальный вред как местному насе­лению, так и самим иезуитам, поскольку те не только теряли свою па­ству физически, но и утрачивали духовное влияние над ней. Все чаще индейцы отрекались от христианства, возвращаясь к язычеству. Шаманы и колдуны настраивали индейцев против священников: мис­сионеры, говорили они, это обманщики, которые приходят к довер­чивым индейцам под маской дружелюбия и набожности, а сами рас­пространяют болезни прикосновением рук; индейцы должны бежать из их церквей и отречься от новой религии, иначе охотники за рабами нападут на их поселения и ни одна живая душа не спасется[15]. Подобные умонастроения породили новый языческий культ, вобравший в себя черты христианства, но являвшийся индейским по своей сути. Его ос­нову составляло поклонение останкам умерших колдунов. Эти останки хранились в особых святилищах, за ними с трепетом ухаживали жрецы (как мужчины, так и женщины), которые, входя в состояние транса, «получали послания» от умерших шаманов. В иерархии божеств было место даже у иезуитов! Им отводилась роль мелких духов, почти не обладающих никакой силой. Колдуны, напротив, считались самыми могущественными и почитались как творцы земли и неба.

Казалось, возврат к язычеству (причем в нетрадиционной для гуарани форме) был окончательным. На какое-то время индейцы ста­ли просто неуправляемы. Однако новый культ не спасал гуарани от охотников за рабами. Иезуиты довольно быстро вернули себе духов­ную власть над индейцами. В начале 1630-х гг. миссионер Антонио Руис де Монтоя предпринял попытку увести гуарани с территорий, на которые посягали «паулисты». Было решено «передвинуть» редукции ниже по течению реки Параны. Тяжелейший поход продолжался около года: за Монтоей последовали 12 тыс. индейцев, но до редукций, распола­гавшихся на среднем течении реки Параны, дошли только 4 тыс. «Все ос­тальные, - пишет миссионер-иезуит Николас дель Теко, - или погибли в пути, потерявшись в лесах, или умерли от изнеможения и голода»[16].

После такого плачевного опыта миссионеры ясно осознали, что единственный способ спастись от нападения «паулистов» - это военные действия. В 1638-1639 гг. орден получил от королевского правительства разрешение выдавать индейцам огнестрельное оружие и создать воен­ную организацию. Армия иезуитских миссий состояла в основном из кавалерии. Несмотря на то что индейцы, когда увидели первых конки­стадоров, испугались именно лошадей, гуарани быстро научились хо­рошо держаться в седле и не уступали в этом умении испанцам. Однако на полях сражений гуарани были настолько беспомощны без европей­ских офицеров, что не могли даже пойти в атаку, не нарушив строй. Ведь тактика, к которой привыкли поколения индейцев, была более про­стой: издавая воинственные боевые кличи, они обрушивались все вме­сте, не заботясь о сохранении боевой линии. Это вполне срабатывало, когда гуарани сражались с другими индейцами, но с «паулистами» дело обстояло куда сложнее. Охотники за рабами были хорошо обученными солдатами, поэтому их не могли смутить беспорядочно наступающие индейцы, пусть и превосходящие количеством, но вооруженные копья­ми, пращами и луками, тогда как у самих «паулистов» было в руках ог­нестрельное оружие.

Итак, в конце 30-х гг. XVII в. у индейцев появилось огне­стрельное оружие. Индейцев обучали владеть им, был разработан спе­циальный курс тренировок: каждое воскресенье после общей вечерни проводились занятия по ведению как сухопутного, так и морского боев. Все это очень волновало испанских колонистов: они опасались, что ин­дейцы, совсем недавно являвшиеся дикарями, могут выйти из повинове­ния иезуитов и направить оружие против них, а не то и попробовать от­воевать свою страну. Испанцы постоянно посылали протесты в Мадрид, однако разрешение владеть огнестрельным оружием, дарованное коро­лем индейцам редукций, напротив, несколько раз обновлялось.

Результатом длительных тренировок, требовавших больших уси­лий и от индейцев, и от их учителей, стала битва при Мбороре в марте 1641 г., в которой 4 тыс. гуарани одержали победу над 4 тыс. «паули­стов» и еще 2700 их союзников-индейцев. Со стороны гуарани битву возглавляли отец Ромеро, касик Игнасио Абиару (они командовали фло­том, состоявшим всего из 60 каноэ, тогда как у «паулистов» насчитыва­лось 300 лодок) и Доминго де Торрес, руководивший сухопутными си­лами. После победы при Мбороре индейцы смогли надолго обезопасить себя (а заодно и внутренние территории испанских колоний) от крупных нападений «паулистов». Небольшие стычки, происходившие на грани­цах, неизменно оканчивались в пользу гуарани. Таким образом, как упоминалось выше, редукции, индейцы которых держали в руках огне­стрельное оружие, стали своеобразным щитом для испанских владений в Латинской Америке, защищавшим их от вторжения португальцев.

Внимание исследователей всегда привлекала эконо­мическая сторона жизни редукций. В XIX в. среди ученых было распространено мнение, что редукции Парагвая представляли собой идеальные христианские коммунисти­ческие общины, в которых все считалось общим и служило равному благосостоянию всех членов общины. На самом деле все было практически наоборот.

Дело в том, что у гуарани, находившихся на ранней стадии социального развития, не существовало понятия частной собственности. В этом просто не было необходи­мости, ведь гуарани вели полукочевой образ жизни, и ок­ружавшие их леса и реки в достаточном количестве дава­ли все необходимое для каждого члена общины. Не было смысла в том, чтобы «делить» лес или реку на «мое» и «чужое».

Экономика оседлой жизни, напротив, так или иначе подразумевала владение землей, хотя бы в самой прими­тивной форме. Поэтому можно сделать вывод, что понятие частной собственности в жизнь индейцев привнесли иезуи­ты. Так, в 1618 г. Педро Оньяте, второй провинциальный настоятель Парагвая, писал, что индейцы, «будучи абсо­лютными варварами, не имеют в своем распоряжении ни дома, ни поля»[17]. Он приказал миссионерам проследить за тем, чтобы и то, и другое у гуарани появилось.

Земельные участки индейцев в редукциях назывались «abambaè», что обозначало (хотя перевод был сделан с трудом) «личное вла­дение». Урожай, который индеец собирал со своего участка, полно­стью принадлежал ему, и он мог распоряжаться им как хотел. Но про­дать этот участок или дом индеец не мог (кстати говоря, по колони­альным законам индейцы вообще не имели права владеть землей). Земля, находившаяся в общественном владении, назвалась «tupambae», что в переводе означало «владение Бога», и обрабатывалась коллек­тивно. В марксистской исследовательской литературе часто можно встретить мнение, что доходы от этой земли шли в карман иезуитов, которые подвергали «несчастных» индейцев «жестокой эксплуата­ции». Это было не так. Гуарани действительно приходилось застав­лять работать, поскольку этот народ в силу особенностей традицион­ного образа жизни не привык к нелегкой монотонной, а главное, не­прерывной работе земледельца. Поэтому все индейцы, которые могли работать, включая и маленьких мальчиков (им, естественно, давалась работа по силам), обязаны были отработать всего два дня в неделю на общественной земле. Урожай, который собирали с tupambaè, поме­щали в специальные хранилища. С его помощью обеспечивалась жизнь тех, кто по каким-либо причинам не мог прокормить себя сам: мужчин, потерявших трудоспособность, вдов, сирот. Часть этого урожая шла на семена для следующего года, часть оставалась в качестве запаса на случай голода и для обмена на европейские товары. Какую-то часть урожая про­давали, чтобы выплатить налоги испанской короне. Сами иезуиты полу­чали от tupambae не больше, чем любой из индейцев.

Поголовья крупного рогатого скота, лошади, овцы, пастбища и ле­са - все это также считалось общественной собственностью. К сожалению, было совершенно бесполезно давать индейцам в частную собственность рабочий или молочный скот: гуарани, ранее никогда не использовавшие животных для обработки земли, предпочитали съедать быков, вместо того чтобы пахать на них, или коров, вместо того чтобы доить их и обеспечивать семью молоком[18].

Подобная система землепользования, однако, могла существовать лишь в том случае, если число индейцев в редукции было более или ме­нее стабильным. Когда редукция становилась перенаселенной, часть индейцев, ведомая двумя священниками, переходила на другое место, как правило, недалеко от прежнего. Обычно в редукциях в зависимости от их размера проживали 3500-8000 индейцев.

У европейцев, изредка попадавших в редукции (это могли быть визитаторы или представители светских властей), складывалось впечатление, что редукции очень богаты: величественные церкви, каменные дома индейцев, мощеные улицы - все это выглядело про­сто великолепно по сравнению со столицей Асунсьоном. Редукции бы­ли построены по строгому греко-римскому плану: улицы пересекались под прямым углом, в центре поселения располагалась главная площадь, на которой стоял собор. К собору с одной стороны примыкало кладби­ще, с другой - дом священников и здание Городского совета. За кладби­щем размещался дом для вдов и сирот, который существовал в каждой редукции; за зданием Совета - помещение школы и хранилища. За собором находился сад, принадлежащий священникам. Дома ин­дейцев, как уже было сказано, располагались по строгой планировке.

Сделанные из сырого кирпича, с гладкими стенами и крышами, по­крытыми соломой, без окон и с очень узкой дверью, которая служила единственным источником света, эти дома не отличались ни красо­той, ни удобством. Но не стоит забывать, что редукции почти все время находились как бы на осадном положении из-за постоянных набегов бандейрантов, поэтому подобные условия существования были в какой-то степени оправданы. Только в начале XVIII в. кирпич был заменен камнем, а солома - черепицей. По сравнению с домами индейцев дома священников казались дворцами; но на самом деле миссионеры жили скромнее, чем простые крестьяне в Европе. Это доказывают описи имущества иезуитов редукции Сан Игнасио Мини, сделанные после их изгнания: восемь матрасов, девять кроватей и подушек, 12 подсвечников, семь столов, семь книжных полок, 20 стульев и трое часов - вот из чего состояло «несметное богатство» иезуитов, за которое их так яростно критиковали.

В редукциях были маленькие фабрики, и это в стране, где на тот момент вообще не существовало промышленности. Те, кто приезжали в редукции, наблюдали за работой хорошо обученных и умелых плот­ников, каменщиков, скульпторов, ткачих, мастеров, делающих музыкаль­ные инструменты, граверов, копиистов, оружейников и еще многих ре­месленников и мастеров. Каждый индеец с детства учился какому-либо ремеслу, к которому имел склонность, и, став мастером, передавал свои навыки и умения другим. Однако при всем этом кажущемся бо­гатстве редукции на самом деле вовсе не были богатыми, они, скорее, были процветающими. Доходы редукций лишь немного превосходили их расходы; деньги существовали только для того, чтобы выплачивать налоги казне. Самим индейцам деньги были не нужны: все, что было необходимо, предоставлялось общиной. После изгнания иезуитов из Латинской Америки (1767-1768 гг.), когда редукции перешли под управление светских властей, там не было найдено ни денег, ни драго­ценных вещей. Более того, оказалось, что некоторые редукции даже задолжали Асунсьону.

Иезуиты внимательно следили за образованием индейцев. С ран­них лет дети гуарани учились читать и писать на родном языке; маль­чики постепенно обучались мужским ремеслам, девочки - женским, преимущественно прядению и ткачеству. Особое внимание, разумеет­ся, уделялось Закону Божьему. Надо отметить, что источники почти не дают описания религиозной стороны жизни редукций. Дело в том, что вся жизнь индейцев в редукциях была пронизана религиозностью на­столько, что эта религиозность уже почти «растворялась» в обыденной жизни: утром служилась месса, на которой все индейцы были обязаны присутствовать (пропускавшие богослужения без уважительной при­чины подвергались наказанию). Потом, выстроившись в колонны, гуа­рани под пение гимнов отправлялись на общественные работы, также сопровождавшиеся музыкой; после работы все возвращались в церковь для общей вечерней молитвы. Воскресенье и праздничные дни были, конечно же, нерабочими. Вообще распорядок дня в редукциях заслу­живает отдельного рассмотрения, особенно расписание священников. Антонио Сепп, служивший в редукции Япейю, писал, что для той ра­боты, которую выполняет он один, в Европе потребовалось бы семь или восемь священников. Именно А. Сепп оставил нам сведения о распо­рядке дня священников, который, скорее всего, был почти одинаковым во всех редукциях. Священник вставал за час до рассвета, молился в церкви, потом слушал исповеди своей паствы. После этого он от­правлялся учить детей катехизису и посещал больных. Поскольку почти каждый день кто-то из жителей редукции умирал, священник был обязан совершить похоронный обряд. После посещения боль­ных миссионер отправлялся в школы, фабрики и другие заведения, где разговаривал с индейцами и наблюдал за учебным процессом. А. Сепп лично следил за своим маленьким оркестром и певцами. Ближе к 10 часам утра он посылал еду больным и только после это­го, наконец, мог пообедать сам. После общей молитвы в середине дня у священника оставалось два часа свободного времени, которое он мог провести в своем саду или за книгой. Однако отдых миссио­нера часто прерывался: ведь он в любой момент мог понадобиться кому-либо из своей паствы. С двух до четырех священник опять посе­щал больных и хоронил умерших. В семь - после ужина и общей мо­литвы - он снова был свободен уже до раннего утра следующего дня. В одной редукции редко бывало больше двух священников, поэтому они были заняты с утра до вечера, почти без отдыха тру­дясь на благо вверенных им индейцев.

Светскую власть в редукциях формально осуществляли сами ин­дейцы (конечно, ничего не делалось без разрешения священников). Во главе редукции стоял коррегидор (corregidor) со своим заместителем (teniente); им помогали три надзирателя (alcaldes), четыре советника (regidores), префект полиции, эконом, секретарь и королевский знамено­сец. Все они составляли Кабильдо (Cabildo) - городской совет.

Завершая описание миссионерских поселений гуара­ни, скажем сказать несколько слов об искусстве редукций. Еще миссионеры Ортега, Фильдс и Салони заметили, что индейцы гуарани необычайно музыкальны, и их чувство тона развито сильнее, чем у других индейцев Латинской Америки. «Дайте мне оркестр, - сказал один из миссионе­ров, - и я мгновенно завоюю души этих индейцев для Хри- ста»[19]. Священники зачастую не могли пробраться пешком сквозь дикие тропические леса: миссионеров было очень мало, да и индейцы относились к ним весьма недоверчиво. Но священники заметили, что, когда они, проплывая в сво­их лодках мимо временных поселений гуарани, напевали или наигрывали мелодии, индейцы подходили к берегам и слушали их. Это определило дальнейший подход мис­сионеров: отправляясь проповедовать, они неизменно бра­ли собой музыкальные инструменты и играли настолько хорошо, насколько могли.

Что касается редукций, то индейские оркестры и хо­ры были настоящей гордостью отцов-иезуитов. В орке­страх европейские скрипки, контрабасы, флейты и гобои прекрасно звучали вместе с индейскими тростниковыми и глиняными дудочками, свистками и барабанами. В каж­дой церкви был орган, сложнейший инструмент, на кото­ром талантливые гуарани научились прекрасно играть. К концу 20-х гг. XVII в. индейцы были настолько умелыми музыкантами и певцами, что даже дали в Буэнос-Айресе концерт, посвященный назначению Франсиско де Сеспеде- са на пост губернатора. Испанские слушатели были в вос- торге[20]. Обычно в каждой редукции было 30-40 музыкан­тов. Музыка, как уже упоминалось, сопровождала индей­цев на протяжении всего рабочего дня. Традиционные танцы гуарани иезуиты умело превратили в религиозные представления, мистерии и процессии, которые были осо­бенно пышными на Страстной неделе и в праздник Тела Христова[21].

Закат деятельности Общества Иисуса в Латинской Америке

В 1750 г. Испания и Португалия заключили договор, по которому португальской Бразилии отходили земли по левому берегу реки Уругвай с расположенными на них се­мью редукциями. На основании этого договора испанское правительство приказало иезуитам покинуть эти редукции вместе с 30 тыс. индейцев, населявшими их, и основать но­вые поселения на правом берегу Уругвая. Подобный при­каз стал ясным свидетельство того, что иезуиты постепен­но теряли свое влияние при испанском и португальском дворах. Результат этого приказа был вполне предсказуем: священники Параны и Уругвая выступили в защиту прав индейского населения и оказали сопротивление комиссии, прибывшей для того, чтобы урегулировать вопрос о грани­цах. Но, связанные обетом послушания, священники вско­ре все же были вынуждены покинуть свою паству. Когда в 1756 г. на спорную территорию были введены войска Испании и Португалии, гуарани выступили против них с оружием в руках, стремясь защитить землю, которую они считали своей родиной. Произошла битва, победу в кото­рой одержали, разумеется, европейцы. Однако индейцы не сдавались и начали такую жестокую партизанскую войну, что к 1760 г. португальская армия оказалась измотана, деморализована и обескровлена и была вынуждена отсту­пить. Поскольку обе державы были по ряду других причин недовольны решением вопроса о границах, то было реше­но аннулировать соглашение, и уругвайские миссии оста­лись за Испанией.

Между тем в Португалии министр Себастьян Хосе де Карвалло, более известный как маркиз де Помбаль, опуб­ликовал «Краткое сообщение о республике иезуитов», ра­боту, не основанную на фактах, но по времени совпавшую с антииезуитскими настроениями в Европе. Его кампания против иезуитов была поддержана целой лавиной книг и памфлетов, направленных европейским монархам и Папе Римскому. Иезуитов обвиняли в подстрекательствах к мя­тежам, в развязывании войн и даже в желании захватить всю Европу. Сам Помбаль, зацепившись за неприятное для колониальных властей разрешение индейцам редукций но­сить огнестрельное оружие, писал, что, вместо того чтобы наставлять индейцев в христианстве, иезуиты обучают их строить военные сооружения и стрелять из ружья. «Их не­счастные семьи, - добавлял он, - живут в строжайшем по­виновении и в более суровых условиях, чем негры, работа­ющие на рудниках»[22]. Помбаля давно возмущало влияние иезуитов на португальский двор и правительство, и он ре­шил избавиться от них. Это эму удалось: еще в 1756 г. он велел изгнать всех иезуитов, находившихся при дворе, а в 1759 г. по его приказу иезуиты были изгнаны из всех португальских владений, в том числе и из колоний в Ла­тинской Америке. Вскоре примеру Помбаля последовал испанский король Карл III, обрушив на иезуитов гонения в Испании в 1767 г., а в 1768 г. велевший представителям Общества Иисуса покинуть все территории, принадлежа­щие испанской монархии. Мир, который мужественные и самоотверженные миссионеры строили на протяжении 150 лет, рухнул в одночасье.

Редукции перешли под управление светских властей. Но долго поселения не просуществовали: иезуиты действи­тельно создали новую прекрасную и процветающую циви­лизацию, но она была искусственной, а потому - недолго­вечной. Индейцы стремись покинуть миссии и перебраться в более крупные города, такие как Асунсьон или Буэнос- Айрес. Редукции быстро опустели и пришли в упадок. По­следующие войны окончательно разрушили архитектур­ные памятники, и только руины напоминают теперь о бы­лом величии «государства» иезуитов в Парагвае.

Однако не будем забывать, что благодаря миссионер­ской политике иезуитов, а именно длительной изоляции редукций, гуарани сохранили свою этническую идентич­ность, свой язык и культуру. Индейцы понимают это и до сих пор с теплотой и благодарностью отзываются о вре­мени существования 30 иезуитских миссий в самом сердце Латинской Америки.

Библиографический список

Бемер Г. Иезуиты. СПб.: Полигон, 1999.

Caraman P. The lost paradise. The Jesuit Republic in South Amer­ica. New York, 1973.

McNaspy C. J., Blanch J. M. Lost cities of Paraguay. Chicago: Loyola University Press, 1982.

[1] Цит. по: Caraman P. The lost paradise. The Jesuit Republic in South America. New York, 1973.

[2] Термин «редукция», который будет часто использоваться в данной работе, является транслитерацией испанского слова «reduccion» и, возможно, лучше всего переводится на русский язык как «община», «поселение». В свою очередь, «reduccion» происходит от глагола «reducir», который в изучаемый период обозначал «собирать в поселение миссий».

[3] McNaspy C. J., Blanch J. M. Lost cities of Paraguay. Chicago: Loyola University Press, 1982.

[4] Caraman P. Op cit. P. 22.

[5] Цит. по: Caraman P. Op. cit. P. 22.

[6] Caraman P. Op. cit. P. 40.

[7] Францисканцы (лат. Ordo Fratrum Minorum) - католический нищенст­вующий монашеский орден, основан св. Франциском Ассизским в 1208 г. с целью проповеди в народе апостольской бедности, аскетизма, любви к ближ­нему. В период Нового времени францисканцы активно занимались миссио­нерской и исследовательской деятельностью, работая в испанских владениях в Новом Свете и в странах Востока.

[8] Окропление (лат. asperges) - начальный покаянный обряд католической мессы, во время которого священник окропляет прихожан святой водой и поется покаянный псалом «Помилуй меня, Боже.» (лат. “Miserere mei Deus...”).

[9] Caraman P. Op. cit. P. 26.

[10] Бемер Г. Иезуиты. СПб.: Полигон, 1999. С. 314.

[11] Диоцез (лат. diocesis) - церковно-административная единица в Католиче­ской церкви, во главе которой стоит архиерей (епископ или архиепископ). Для русского читателя более привычным является аналогичное понятие епархия.

[12] Визитатор (лат.) - духовное лицо, уполномоченное епископом или ге­неральным настоятелем ордена на производство визитации, то есть на инспек­цию деятельности определенных лиц и учреждений.

[13] Бемер Г. Указ. соч. С. 323.

[14] Caraman P. Op. cit. P. 38.

[15] Caraman P. Op. cit. P. 61.

[16] Caraman P. Op. cit. P. 67.

[17] Цит. по: Caraman P. Op. cit. P. 116.

[18] Caraman P. Op. cit. P. 121.

[19] Цит. по: Caraman P. Op. cit. P. 213.

[20] Caraman P. Op. cit. P. 215.

[21] Праздник Тела Христова (лат. Corpus Christi) - праздник в Католической церкви, посвященный особому почитанию Пресвятых Даров, то есть Тела и Крови Христа.

[22] Цит. по: Caraman P. Op. cit. P. 274.