НА НЕФТЕНОСНЫХ ЗЕМЛЯХ

Дорога в горах Тустлас хотя и считается тяжелой, особенно в непогоду и ночью, но все-таки она гораздо легче, чем в горах Мичоакана. Однако некоторые неожиданные повороты, когда кажется, что шоссе упирается в базальтовую скалу и вдруг делает резкий вираж, вселяют страх. Базальт в этих горах добывали еще ольмеки для изваяния гигантских голов. Отсюда они без вьючных животных транспортировали блоки весом по 20—25 тонн на расстояние более 100 километров.

После ухоженных полей, садов, опоясывающих склоны гор, вновь начался тропический лес. Потом пошло редко­лесье саванны, а затем рисовые плантации. Это уже север­ная часть Теуантепекского перешейка, считающегося услов­ной границей Северной и Центральной Америки. Чаще мель­кают тростниковые хижины, покрытые пальмовыми листь­ями, иногда виднеются волы, на которых крестьяне пашут землю. В этом районе преобладают индейцы пополоки. Их основное занятие — земледелие.

Но через некоторое время пейзаж стал меняться. Появи­лись промышленные объекты: нефтехимические предпри­ятия, заводы по переработке серы. Полотно шоссе пересекла тень самолета, взлетевшего с расположенного неподалеку аэродрома. Влажный воздух насыщен запахами серы и дыма. Это Минатитлан, один из индустриальных центров штата. Здесь главный район производства серы на перешейке, месторождения которой находятся близ городка Хальтипан-де-Морелос. Минатитлан — важный центр нефтяной промыш­ленности, имеющий нефтеперерабатывающий комбинат (в штате их два, второй находится в Поса-Рике), а также производства минеральных удобрений.

Двадцать четыре километра, отделяющие Минатитлан от порта Коацакоалькос на побережье Мексиканского залива,— это почти сплошная полоса промышленных предприятий и складских помещений. Открытие в 70-х годах на границе штатов Веракрус и Табаско больших запасов нефти содей­ствовало быстрому индустриальному развитию юга штата Веракрус и штата Табаско. Нефтедобыча, нефтепереработка и нефтехимия, производство минеральных удобрений, а также добыча серы представляют индустриальное лицо этого района. Через Минатитлан проходит нефтепровод к тихоокеанскому порту Салина-Крус.

Однако развитие экономика здесь сопровождается серь­езным загрязнением окружающей среды. Например, в реку Коацакоалькос ежемесячно попадает 30 килограммов ртути и 450 килограммов свинца—отходы нефтехимического ком­плекса «Пахаритос» и серного производства в городе Хальтиплан. Да и сам Минатитлан производит впечатление грязного города, над которым постоянно висит облако черно­го дыма.

В одном кафе компанию за столом нам составили два инженера-нефтяника—сеньор Фриас и сеньор Террерос (так они представились). Узнав, что мы совершаем поездку по археологическим зонам страны, они с жаром стали рассказы­вать об открытии в 1967 году в местечке Сан-Лоренсо, расположенном в среднем течении реки Коацакоалькос, предполагаемой детали примитивного компаса. В печати высказывалось мнение, что этой детали не менее трех тысяч лет и что древние мексиканцы, по-видимому, изобрели компас раньше китайцев.

Ощущалось желание собеседников видеть свою страну сильной и процветающей, достойной ее великого прошлого. Оба инженера были настроены очень оптимистично в связи с продолжавшимися открытиями в стране новых нефтяных и газовых месторождений.

— Если к концу десятилетия (речь шла о 70-х годах) еще будут обнаружены значительные запасы нефти и газа,— сказал инженер Фриас,—Мексика сможет решить свои проб­лемы, накопившиеся за столетия.

Инженер Террерос уточнил:

— После революции 1910—1917 годов было экспропри­ировано у крупных землевладельцев и передано двадцати пяти тысячам крестьянских общин около тридцати восьми миллионов акров земли, но в стране все еще имеется четыре с половиной миллиона безземельных крестьян. Пригодной для распределения земли становится все меньше. В резуль­тате миллионы крестьян покидают родные места и идут в города. Наша промышленность быстро развивается, но для всех работы нет. Деньги, которые страна получит от продажи нефти, пойдут на создание новых промышленных зон, по­явятся тысячи новых рабочих мест. Конечно, все это трудно и немало лет потребуется, чтобы высокие доходы от нефти дали процветание, грамотность и здоровье всем. Кстати, нефтяники и сейчас живут неплохо. В Минатитлане строятся дома для рабочих и инженеров. Заходите к нам, увидите хорошие квартиры. Но квартплата! Даже для нас, нефтяни­ков, самой высокооплачиваемой категории мексиканских трудящихся, она высоковата. Но надо потерпеть. Мы счита­ем, что это временно. Когда страна накопит достаточно средств от продажи нефти на мировом рынке, она сможет направить часть дохода на социальные нужды. Хочется верить в это.

Фриас в свою очередь добавил:

— Нефть заставит и нашего северного соседа, США, разговаривать с нами на равных. Когда-нибудь настанет момент, когда мы не будем импортировать из США оборудо­вание для бурения нефтяных скважин и кукурузу. Смешно подумать: родина кукурузы вынуждена ее покупать.

Высказывания этих двух мексиканцев о значении «нефтя­ного фактора» для развития Мексики напоминали официаль­ные лозунги правящей Институционно-революционной партии. Особенно часто они стали звучать на рубеже 80-х годов, когда выяснилось, что действительно в стране обнаружены новые огромные запасы нефти (разведанные запасы состав­ляют около 9,9 млрд. т) и по ее добыче страна выходит на одно из ведущих мест в капиталистическом мире. Резко возросла и добыча природного газа. Правительственная пропаганда стала усиленно проводить мысль о том, что огромные доходы от продажи нефти, а также газа позволят построить в Мексике чуть ли не общество всеобщего благо­денствия. Подобные лозунги преследовали цель вселить иллюзию о возможности преодоления противоречий мекси­канского буржуазного общества. Вот слова, сказанные прези­дентом страны Лопесом Портильо в канун 1980 года: «Новые нефтеносные районы — достояние Мексики, они — гарантия нашей независимости». Президент подчеркивал: «Нефть да­ет нам первый и, возможно, единственный шанс в истории решить наши проблемы». А в 1982 году мексиканский иссле­дователь Фернандо Кармона пришел к такому выводу: «Экспорт нефти в США является стержнем разрабатыва­емых мексиканским правительством планов развития про­мышленности и сельского хозяйства, создания новых рабочих мест, другими словами, стержнем всей современной страте­гии капиталистического развития Мексики». Однако в этой стратегии нашлось место уступкам капиталу США и в количестве продаваемой нефти, и в ценах на газ, в деле нефтедобычи. Компания «Мексофина», филиал американ­ской «Континентал ойл компани», добилась в начале 80-х годов права на добычу нефти по контракту с «Пемекс» в штате Табаско.

Отдельные меры правительства, направленные против крупного частного капитала, не меняют стратегии экономиче­ского и социального развития республики.

Не было серьезно продвинуто вперед решение основных проблем страны, и прежде всего аграрной, и после национа­лизации в 1982 году основных частных банков. В материалах II съезда Объединенной социалистической партии Мексики, состоявшегося в 1983 году, отмечено, что навязанная импе­риализмом стране модель развития позволила правительству и буржуазии поставить промышленность в привилегирован­ное положение за счет деревни и даже при наиболее благоприятных для страны ситуациях (открытие новых запа­сов нефти, национализация банков и т. д.) не была оказана помощь аграрному сектору, который продолжает оставаться дезорганизованным и «брошенным капиталистическим акулам».

Зависимое капиталистическое развитие словно панцирь для больших потенциальных возможностей страны. Рассчи­тывая на получение в будущем больших доходов от продажи нефти, правительство Мексики значительно увеличило за­ймы за границей для выполнения грандиозных планов соци­ально-экономического развития. Однако снижение мировых цен на нефть в начале 80-х годов, а также удорожание кредитов, предоставляемых промышленно развитыми ка­питалистическими государствами, привели республику в 1982 году к финансово-экономическому кризису, который рассеял иллюзии относительно будущего быстрого и органич­ного развития страны. Но к экономическому кризису привели не только просчеты с нефтью. Он был обусловлен рядом национальных факторов и нерешенных глубинных проблем. Советский латиноамериканист Л. Н. Максименко утвержда­ет, что отставание производства в сельском хозяйстве во второй половине 70-х годов также затормозило общее развитие Мексики. Конечно, это не умаляет роли «нефтяного фактора» в процессе индустриализации Мексики, в развитии ее отсталых районов, в частности всего Юга. Так, большой шаг вперед сделала промышленность в таких ранее исклю­чительно сельскохозяйственных штатах, как Табаско и Чьяпас. Но население юга страны тем не менее все время оказывается в худшем положении, чем в других районах. Например, промышленность Мексики не способна в достаточ­ной мере обеспечить растущие потребности в товарах город­ского населения Юга, Юкатана и Северо-Запада. Если на Северо-Западе существуют «зоны свободной торговли», где беспошлинно сбываются импортные товары из США, то два других района не имеют подобных источников дохода.

Модель зависимого капиталистического развития диктует свои условия, замыкая страну в порочный круг. Финансовые средства для преодоления кризиса мексиканское государ­ство заимствовало в основном у международных кредитных организаций и частных американских банков. В результате совокупный внешний долг страны в середине 80-х годов приблизился к 100 миллиардам долларов.

В Сан-Лоренсо, где археологи обнаружили остатки самого древнего ольмекского города возрастом три тысячи лет, можно было попасть только водным путем, на небольшом тихоходном суденышке, отправляющемся из Минатитлана вверх ло течению Коацакоалькоса раз в два дня. Нам не хотелось терять два дня, и мы поехали в Ла-Венту.

Выехав из Минатитлана в сторону Табаско, мы оказались среди зеленых рисовых полей, над которыми то тут, то там виднелись факелы сопутствующего нефти газа.

Река Тонала—восточная граница штата Веракрус и за­падная— штата Табаско. Среди зарослей виднеются хижины на сваях — кругом обширные болота. За мостом сворачиваем в сторону залива. Дорога ведет на песчаный остров Ла-Вента. Вот она, вторая после Сан-Лоренсо «столица» ольмек­ского мира, столь же загадочная, как и ее строители. Как она называлась, неизвестно. Большая земляная пирамида, мозаичные дворики, четырехугольник из каменных колонн, саркофаг, могила с каменными плитами — все это располага­лось на острове до конца 60-х годов там, где было обнаружено археологами еще в 1940 году. В связи с начав­шимися поисками нефти в этом районе в конце 60-х годов все, что можно было вывезти, стали переправлять в столицу штата — Вилья-Эрмосу в находящийся там Археологический парк.

Горячий, пропитанный болотными испарениями воздух, запахи сельвы, тучи москитов — все это говорило о том, что мы в классических влажных тропиках. Большая земляная квадратная пирамида едва проглядывает сквозь заросли деревьев. Взобравшись на ее тридцатидвухметровую высоту, мы увидели залив Кампече, а дальше море, где на отмели с платформы добывают нефть. А внизу, под нами, в несколь­ких десятках метров,— бетонное поле аэродрома. На этом месте еще сравнительно недавно были следы древних развалин.

За пирамидой расположена площадь 50 на 62 метра, обрамленная базальтовыми колоннами. Они некогда подпи­рали кровлю галереи, опоясывавшей площадь по периметру. Здесь археологи в 1940 году с помощью одной местной семьи обнаружили небольшое каменное помещение. Из него вниз вела лестница, и там, на семиметровой глубине, находилась гробница, где сохранилась мозаика, изображающая голову ягуара. Мозаика была положена на природный асфальт. Подобный мозаичный пол был найден и чуть севернее площади. Это пока единственные обнаруженные мозаичные работы, созданные мастерами древней Мексики. Гробница перевезена и вновь собрана в парке Вилья-Эрмосы.

Наше внимание привлекли три каменные головы (четвер­тая голова ныне также находится в парке Вилья-Эрмосы). Все они имеют общие расовые черты, но в то же время их лица индивидуализированы. Что это? Скульптурные портре­ты разных предводителей? И в то же время на острове были найдены изображения людей, лица которых стилизованы под ягуара, которого ольмеки обожествляли. На одной стеле представлен удивительный портрет мужчины с длинной, как заметил чешский исследователь М. Стингл, «совершенно неиндейской козлиной бородкой и длинным острым носом». Так или иначе, но это портрет чужеземца, вокруг которого уже длительное время ведутся споры, не принесшие пока конкретных результатов.

Расшифровка некоторых надписей на стелах в Ла-Венте доказала, что у ольмеков существовала нумерация, что они, как и древние майя, знали цифру «ноль». Но какой народ первым достиг этих знаний? Пока ответа нет, хотя есть мнения, что культура майя ответвилась от более древней ольмекской и что затем та и другая развивались параллель­но. Пока лишь известно, что ольмеки пришли в Ла-Венту около 1100 года до н. э. Расцвет же этого центра приходится на период между 800 и 400 годами до н. э.

Когда находишься в Табаско, постоянно встречаешься с темой «Ла-Вента»: Ла-Вента привлекает туристов, Ла-Вента — символ древней культуры, Ла-Вента—это Табаско. Своеобразный культ древних памятников ощущается и в других районах страны, например в штате Оахака, на полуострове Юкатан, в штате Мехико, но в Табаско он больше бросается в глаза. По-видимому, это связано с тем, что штат, обладая лишь одним крупным археологическим объектом, не только особо дорожит им как памятником культуры, но и, широко рекламируя его, стремится извлечь больше прибыли от туризма.

Долгое время основой экономики этого штата было плантационное хозяйство (в основном выращивание какао, кофе, риса). Оно в последние десятилетия сделало большой шаг вперед благодаря освоению новых земель. Правда, этот процесс сопровождался уничтожением тропического леса на площади 500 тысяч гектаров. Буквально в двух шагах от древних ольмекских памятников Ла-Венты сооружен большой нефтеперерабатывающий завод. Быстрое увеличение добычи нефти и газа в северном секторе Теуантепекского перешейка в 70-х годах привело к созданию в штате мощной нефтегазо­вой промышленности. Центром нефтегазопереработки штата, да, пожалуй, и всего юга страны, стал город Сьюдад-Пемекс. Растет добыча газа и в районе города Хосе-Коломбо.

То, что Табаско — штат нефти, можно заметить, проехав всего лишь несколько километров от западной границы штата в сторону его столицы. Бесконечный поток нефтево­зов, бензовозов, частые указатели нефтеполей, особенно в районе города Карденас. И всюду слово «Пемекс».