ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ

КОЛОНИАЛЬНАЯ БРАЗИЛИЯ, ЕЕ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ И СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ (1580-1808)

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ

Земледелие. Обширный бассейн Амазонки на севере страны, бескрай­ние степи юга, горнопромышленные области центральной Бразилии в сочетании с плодородными почвами, прибрежных районов позволили со­здать в колонии высокоразвитое и многоотраслевое земледелие. Главной колониальной культурой с самого начала являлся сахарный тростник. Сахарные плантации имелись во всех северных прибрежных плантаци­ях — Мараньяне, Пернамбуку, Баие, Паре и даже Санта-Катарине и Сан-Висенти. Другими повсеместно распространенными культурами были рис, маис, табак и индиго. В самом конце XVIII столетия Пара экспортирова­ла высококачественное какао, кофе, сарсапариль, камедь и лесопродукты. На юге большое значение приобрел хлопок, откуда он распространил­ся во внутренние области Минас-Жераиса.

Скотоводство. Скотоводство возникло с основанием Сан-Паулу. Оно быстро распространилось во внутренние области и вдоль речных долин продвигалось на север и юг. К середине XVII столетия центр тяжести этой отрасли экономики переместился к берегам Риу-Гранди-ду-Сан-Франсиску. Вдоль этого водного потока в Пернамбуку, по подсчетам од­ного авторитета, паслось 800 тысяч голов скота. Позднее стада мало-по­малу проникли в бассейн Амазонки. Вместе с потоком поселенцев, уст­ремившихся на запад через штат Баия, крупный рогатый скот продви­нулся вдоль южных и восточных берегов Сан-Франсиску в район Риу-дас-Вельяс. Здесь насчитывалось 500 тысяч голов скота. Примечательно, что, когда горные разработки Минас-Жераиса пришли в упадок, ското­водство и земледелие остались главными отраслями экономики.

Торговля. Экспорт. К середине XVII столетия экспортная торговля Бразилии достигла значительного многообразия. В начале XVI столетия в экспорте колонии преобладала древесина бразы, поступавшая из об­ширного района, который простирался от Рио-де-Жанейро на север до Пернамбуку, откуда поступала древесина наивысшего качества. Вскоре древесине бразы пришлось уступить первенство сахару, который вместе с тем значительно превосходил по масштабам производства другие плантационные культуры, такие, как табак, хлопок и индиго. Другими статья­ми экспорта, удельный вес которых был весьма не одинаков, являлись рис, кожи, животный жир, воск, лошадиный и коровий волос, рога, меха, шнуры, перья, меласса, ром, лесопродукты (последние, помимо древеси­ны бразы, включали в основном сосну, шедшую на нужды судостроения) и кофе, которое приобрело большое значение после 1770 года. Предмета­ми экспорта из Минас-Жераиса после открытий месторождений золота и алмазов были золото, продававшееся в форме цепочек, топазы, аметис­ты, турмалины, аквамарины и многочисленные украшения.

Импорт. Главные статьи импорта поступали в Бразилию из Португалии. Особенно большое значение среди них имели уксус, скобяные изделия, льняные, хлопчатобумажные и шелковые ткани, растительное масло, шляпы и вино. В то же время ряд ценных продуктов в конце XVIII столетия стал поступать из Соединенных Штатов: солонина, мука, домашняя мебель, скипидар, смола и деготь. Из Африки привозились писк, растительное масло, раковины скафоподы, сера, черное дерево, ме­дикаменты и камедь. В конце колониального периода Англия снабжала Бразилию железом (правда, большим спросом пользовалось шведское железо), обувью, шелковым и хлопчатобумажным трикотажем и чулка­ми, латунными изделиями, свинцом, жестью, вином, сыром, порохом, медикаментами, солониной, ветчиной, свининой и многочисленными предметами роскоши.

Промышленность. Нужды плантаций и горнодобывающих центров, а также рост мелких торговых заведений в колонии вызвали к жизни многочисленные предприятия местной промышленности. На плантаци­ях определенная категория квалифицированных рабочих производила жизненно необходимые предметы — одежду, строительные материалы, сельскохозяйственный инвентарь. Крупные изделия, вроде «энженьу» (engheno) — машины, использовавшейся для производства сахара, ввози­лись извне, хотя мелкие плантации обходились простыми «энжуньу», производившимися вручную в самой Бразилии.

В крупных городах прибрежных и горнодобывющих областей воз­никло значительное число мелких промышленных предприятий. Пожа­луй, наибольшее значение имели текстильные предприятия. Они произ­водили, и притом в значительных количествах, грубые хлопчатобумаж­ные ткани; большая часть производимых тканей служила предметом местного потребления, но известное количество экспортировалось в ис­панские владения бассейна Ла-Платы. Другими отраслями промышлен­ности было производство железных инструментов, медных, золотых, се­ребряных и ювелирных изделий, обуви и выделанной кожи. Последняя была в таком ходу в колонии, что один бразильский историк назвал ко­лониальный период кожаным веком.

На юге, вдоль всего побережья от Сан-Паулу до Уругвая, рыболовные (преимущественно китобойные) промыслы сами обеспечивали себя рыбо­ловными снастями, сетями и веревками, которые производились изо льна, выращивавшегося здесь же, на месте, а также хлопчатобумажными одея­лами и простынями. Кроме того, южное побережье было центром по про­изводству гончарных изделий, в том числе кувшинов, кухонных сосудов и крупных чанов. Сан-Франсиску-да-Сул был центром значительной судо­строительной промышленности; здесь по заказам купцов Баии, Рио-де-Жанейро и Пернамбуку строились крупные и малые суда из паранской сосны. В Сорокабе имелась небольшая металлообрабатывающая промыш­ленность, в которой было занято много кузнецов, изготовлявших подковы.

Население. Численность населения, достигнутая Бразилией к 1808 году, оценивалась в 2—4 миллиона человек, из которых треть составляли негры-рабы и, вероятно, две пятых — мулаты. Уолш, писавший в 1828 году, вскоре после ликвидации колониального режима, сообщал, что число не­гров и мулатов оценивается в 2,5 миллиона, а белого населения — только в 850 тысяч человек. По другому подсчету, сделанному как раз перед концом колониальной эры, в 1798 году, население составляло 3250 тысяч человек, из которых около 2 миллионов приходилось на долю негров — рабов и свободных. Один современный авторитет, данные которого пользуются все­общим признанием, д-р Ж. Ф. Оливьера Вьяна, оценивал общую числен­ность населения Бразилии того времени в 2 419 406 человек.

Оценки, сделанные по многим областям и городам, подтверждают, что численность населения составляла меньше 3 миллионов. В четырех провинциях: Эспириту-Санту, Рио-де-Жанейро, Санта-Катарина и Сан-Паулу — проживало около 800 тысяч человек. Население Минас-Жераиса насчитывало в конце колониального периода около 360 тысяч человек. Данные о колониальном населении отдельных крупных городов, пожа­луй, занижены. По данным довольно точных подсчетов, число жителей Рио-де-Жанейро составляло в 1648 году 2500 человек, в 1700 — 25 ты­сяч, наконец, в 1811 году — 100 тысяч. Однако последняя цифра должна быть исправлена в сторону увеличения, ибо негры не принимались в рас­чет. В одном бразильском сочинении, относящемся к 1802 году, указы­валось, что многие семейства насчитывали до шестидесяти — семидеся­ти и даже больше «лишних особ» — обстоятельство весьма обыденное, по словам автора, в сельской местности, но удивительное в крупных горо­дах. Обычай не считать рабов подтвердил и Уолш. Он подсчитал на осно­ве собственных наблюдений, сделанных в 1828 году, что население Рио-де-Жанейро составляло 150 тысяч человек. Но что в официальный под­счет негры не были включены. Уолш заметил, что в столице во всех до­мах, где проживали белые, каждый глава семьи имел трех или четырех негров, а некоторые держали даже до двадцати. В одном случае Уолш упомянул о семье, под кровом которой проживало пятьдесят негров. На­селение Риу-Гранди на далеком юге оценивалось (считая не только са­мый город, но и его ближайшие окрестности) в 100 тысяч человек, Баии - 70 тысяч, Куябы — 30 тысяч, Пернамбуку — 25 тысяч, Сеары — 20 тысяч и Пары — 10 тысяч. В Сан-Паулу в 1811 году были произведены статистические подсчеты, данные которых пользуются репутацией точ­ных; согласно этим данным, в городе проживало более 23.500 человек, из них 11 538 белых, 4734 и 7314 мулатов.

Социальная структура. Как и в испанских колониях, отличительными признаками правящих классов колониальной Бразилии являлись занятие ими постов в аппарате управления и владение земельной соб­ственностью. Что же касается остального населения (не считая торгового класса), то его главным занятием был физический труд. На плантациях работали негры, индейцы или мулаты; они же работали на рудниках; земледелием занимались преимущественно португальские иммигранты, которые трудились также в качестве наемных рабочих и ремесленников » городах. Однако ввиду преобладания негров с составе населения коло­нии и усиленного смешения рас люди любого класса не обращали ника­кого внимания на то, что жилах того или иного его представителя есть доля негритянской крови. Проведенное Помбалом освобождение индей­цев и наделение их гражданскими правами вовсе не шокировало преоб­ладающие нравы. Так, в школах доступ для детей белых, мулатов и не­гров и отношение к ним были совершенно равными. Никаких различий но цвету кожи не делалось и при подготовке духовенства для церкви. Колониальную Бразилию отличали традиции расовой ассимиляции, раз­нившейся в такой степени, какая была совершенно неведомой в любой другой европейской колонии в Новом Свете*.

* Действительно, процесс смешения рас шел в Бразилии более активно, чем в других странах Америки. Но утверждение о расовом равноправии — явный вымысел. Расовая дискриминация существовала. Она усугублялась тем, что почти совпадала с классовыми различиями: белый — рабовладелец; инде­ец, а позже негр — рабы. Прим. ред.

Колониальная аристократия. На колониальный период приходится создание землевладельческой аристократии Бразилии. Корни ее восхо­дят к пожалованиям, полученным «донатариями» в XVI столетии. Как правило, наиболее многочисленной аристократия была в северных шта­тах, где основой громадных состояний ее представителей являлось про­изводство сахара. Ряд других аристократических группировок сложил­ся среди скотовладельцев Баии, Минас-Жераиса, Сан-Паулу, Санта-Катарины и Риу-Гранди-ду-Сул. В XVIII столетии выдвинулось много других семейств благодаря богатствам, нажитым от горных разработок Ми-нас-Жераиса, Гояса и Мату-Гросу.

Поскольку королевской правительство почти или вовсе не осуществ­ляло контроля над владельцами, или, как они назывались, «фазендейру», прибрежных сахарных плантаций, в этих районах развилась социальная структура, которая носила резко выраженный феодальный характер и вместе с тем оказала громадное влияние на всю Бразилию. Владелец был одновременно феодальным властелином, главой семьи и господствующей политической силой в системе местного управления. Его вотчина, или «фазенда», фактически являлась самодовлеющей единицей. Инструмен­ты, мебель, одежда и другие изделия, необходимые для подержания жиз­ни на плантациях, — все производилось на месте своими же ремесленни­ками и мастеровыми (обычно ими были мулаты и свободные негры). Высо­кокачественные ткани и некоторые виды продовольствия «фазендейру» обычно ввозил для себя самого и своей семьи из Португалии.

Влияние сахарной аристократии было настолько всепроникающим, что печать его лежала буквально на всех сторонах колониальной жизни Бразилии. «Фазендейру» был полноправным властелином, распоряжав­шимся даже жизнью и смертью членов собственной семьи, ремесленни­ков и рабов своих поместий. Он обладал военной властью в милицейском ополчении, которое сам же формировал для защиты своих владений от налетов индейцев, восстаний рабов и даже пиратских нападений. Власть, которой «фазендейру» пользовался в местных делах, показывала всю не­мощность центрального правительства, которому редко удавалось взыс­кивать налоги в его вотчине. Плантация низвела бразильские города — большие и малые — до самой жалкой роли. Сельские городишки просто находились под пятой «фазендейру», а крупные города являлись лишь центрами, где они покупали товары, необходимые для их плантаций. Значительную роль эти города стали играть уже в самом конце колони­ального периода, когда они обрели рынок сбыта (вступивший в конку­ренцию с сельскими районами) в собственном населении, которое дос­тигло достаточно крупных размеров. А бывало даже и так, как в Олинде, где владельцы плантаций, погрязшие в долгах португальским купцам в Ресифи, ликвидировали свои обязательства, подняв вооруженное восста­ние против могущества городских торговых слоев.

Плантация подчинила своим обычаям и церковь. «Фазендейру» обыч­но требовал, чтобы один из его сыновей вступал в духовное сословие и после посвящения в сан оставался в самом центральном поместье. В соот­ветствии с общераспространенным обычаем священники заводили налож­ниц, а сыновей воспитывали и признавали так же открыто, как и сами главы семей. Мало того, церкви украшали портреты предков землевладельца, которые размещались в плантационной церкви рядом с изобра­жением святых.

Бразильская аристократия с ее уходящими в глубь веков традиция­ми аристократической жизни, колоссальных поместий, громадных бо­гатств, фактической независимости и политической власти в местных делах представляла собой по существу феодальное общество.

Средний класс. Как и в испанских колониях, возникновение сред­него класса в Бразилии приходится еще на колониальный период. Уже в то время, когда Кабрал присоединил Бразилию к владениям Порту­галии, последняя обладала прочно утвердившимися институтами ка­питализма. На протяжении последующих столетий развитие торговли, хотя теоретически она находилась под властью метрополии, захватило в свою орбиту и коренных бразильцев, которые занимались контрабан­дой в районах побережья и иезуитских миссий, расположенных вдоль реки Уругвай. Позднее, кода развилась горнодобывающая промышлен­ность, в районе золотых и алмазных месторождений появились торгов­цы, капиталисты и мелкие землевладельцы из числа бразильцев аме­риканского происхождения.

Колониальный средний класс давал знать о своем существовании ча­стыми движениями протеста и даже восстаниями в тех случаях, когда ставились под угрозу его торговые интересы. Это он принудил урезать полномочия «Бразильской компании» и в конце концов, в 1720 году, положить конец ее существованию. Это он принял участие в восстании Бекмана и Маскатиском восстании, вспыхнувших в связи с предоставле­нием торговых привилегий португальским монополистам в Ресифи. Это он приветствовал подавляющее большинство реформ Помбала, кроме, конечно, тех, которыми португальским компаниям были пожалованы монополии. Когда же в 1808 году португальский король обосновался со своим правительством в Бразилии, средний класс стал решительным приверженцем монархи именно потому, что она открыла порты для сво­бодной торговли.

Негры в колониальной Бразилии. Негры прибыли в Бразилию как рабы. В этой своей роли они заняли место исчезавших индейцев, кото­рые были первыми обращены в рабство, как это было и в испанских и английских поселениях. Несмотря на то, что охотники за рабами в своей погоне за туземцами забрались во внутренние области, имевшихся рабов не хватало для удовлетворения потребностей быстро растущих сахарных плантаций. Точная дата прибытия первых негров в Бразилию неизвест­на; наиболее ранний зарегистрированный случай относится к 1538 году (дело происходило, по-видимому, в Баие).

По мере продвижения сахарной экономики вдоль побережья на север и юг сюда проникали и негры. На окраинах колонии (Мараньян на севере и Сан-Висенти на юге) негров было меньше, чем в преимущественно саха­ропроизводящих районах — Баие и Пернамбуку. Однако голландцы после установления здесь своей власти принялись ввозить во все больших и боль­ших количествах негров в район амазонского побережья. Напротив, на юге в связи с упадком значения Сан-Паулу как центра сахарного производства и переключением его на скотоводство число негров уменьшилось. Когда во внутренних областях были открыты золото и алмазы, из Баии, Пернамбу­ку и Рио-де-Жанейро сюда были быстро переброшены негры.

Статистические данные о негритянском населении (как и о колони­альном населении в целом) весьма разнятся между собой. Священник Аншиета утверждал, что в 1585 году из 57 тысяч человек, составлявших население Бразилии, негров было всего 14 тысяч, из которых 10 тысяч проживало в Пернамбуку и 4 тысячи — в Баие. Однако с 1600 года чис­ло цветных, ввозившихся в колонию, стало непрерывно возрастать. Неко­торые авторитетные специалисты утверждают, что ежегодная цифра для колониального периода колебалась между 50 и 60 тысячами; иными сло­вами, общая сумма к началу XIX столетия составила 5—6 миллионов. Другие, не менее почтенные, ученые считают, что цифра эта явно завы­шена, и урезывают ее почти наполовину. По оценке 1798 года, в колонии насчитывалось 2 миллиона негров — рабов и свободных. Мо в 1808 году определил численность негритянского и мулатского населения Минас-Жераиса в 200 тысяч человек.

Бразильские негры поступали из разных частей Африки. Главными из них являлись Судан, Нигерия, Золотой Берег, Гамбия, Сьерра-Леоне, Либерия (нынешняя), Берег Слоновой Кости, северная Нигерия, Ангола, Конго, а также Мозамбик на восточном побережье континента. Основные невольничьи рынки существовали в портах, главным образом в Рио-де-Жанейро, Баие, Пернамбуку и Мараньяне, а также во внутренних облас­тях — Вилья-Рике и Минас-Жераисе. Здесь негры сбывались владель­цам плантаций и горных разработок, которые рассматривали их и торго­вались из-за цены, как при покупке скота.

Смешанные группы. Обилие негров-рабов в тех условиях, когда пор­тугальские землевладельцы не признавали иного закона, кроме собствен­ной воли, неминуемо должно было привести к процессу смешения рас. Вскоре возникли мулаты как отдельный элемент в составе населения. Они часто становились не полевыми рабочими, а ремесленниками. Му­латы обеих прослоек при случае бежали с плантаций в леса, расположен­ные во внутренних областях. Здесь они смешивались с индейцами и дали начало группировке, получившей название «кафусу» (cafuso). Посколь­ку между всеми этими этническими группами происходила дальней­шая метизация, их потомки, в тех случаях, когда нельзя было устано­вить ни одного характерного признака, стали называться «парду» (pardo).

Многочисленных представителей этой группировки можно встретить в долине Амазонки и в наши дни, где они известны также под именем кабоклу» (caboclo). Последний термин, однако, в Амазонии часто при­меняется для обозначения потомков индейцев и белых, в то время как на юге такое смешение известно под именем «мамелюку» (mameluco).