Мучительный выбор

Теперь Сан-Мартин отчетливо понимает: нужна внушительная военная победа. Он решительно меняет тактику и переходит к активным военным приготовлениям. Армия получает приказ "навострить сабли", в прокламациях к народу он сообщает о созыве конституционного конгресса и заверяет, что война с роялистами обязательно закончится в 1822 г. Перу - единственное поле боя в Америке. Срочно разрабатывается план кампании, в которой должны были Припять участие все наземные и морские силы Освободительной экспедиции и союзная армия Ко­лумбии. Сан-Мартин в специальном послании Боливару писал в связи с этим: "Об­щие интересы обоих государств, энергичное окончание войны, которую мы ведем, и стабильность нашего будущего, к которому столь быстро приближается Амери­ка, делают необходимой нашу встречу, так как весь ход событий возлагает на нас высокую степень ответственности за успех этого великого предприятия".

Однако продвижение северной освободительной армии к границам Перу несло с собой новую угрозу - территориальный конфликт из-за принадлежности Гуаяки­ля. Этот город с прилегающей к нему округой, богатой корабельным лесом и по­лезными ископаемыми, на протяжении всей колониальной истории играл важную стратегическую роль на Тихоокеанском побережье. Крупный порт, военная кре­пость, административный и торговый центр Гуаякиль располагал уникальными ко­рабельными верфями и арсеналом, производством оружия, пушек, пороха и парус­ного полотна. С июля 1803 г. специальным королевским указом порт Гуаякиль и его округа "во имя укрепления военно-морской обороны вице-королевства Перу" был передан в прямое подчинение Лиме, отсюда назначались губернаторы и присыла­лись местные военные гарнизоны.

Известно, что именно освободительная экспедиция Сан-Мартина обеспечила в октябре 1820 г. независимость Гуаякиля. С 1821 г. город признал его власть как Про­тектора. Возглавившая Гуаякиль правительственная хунта во главе с Х.Х. де Ольмедо была настроена проперуански. Однако одновременно здесь активно действовали проколумбийская партия и партия сторонников объявления провинции независимой. Судьба провинции Кито, куда относился и Гуаякиль, в целом решилась в сражениях под Бомбона и Пичинчей в середине 1822 г., которыми и завершилась освободитель­ная кампания на севере. Декретом Боливара от 29 мая провинция Кито была объяв­лена департаментом Колумбии. С конца 1821 г. Перу и Колумбия вступили в слож­ные переговоры по поводу судьбы Гуаякиля. Уже в январе 1822 г. Боливар заявил, что город "может стать полем битвы между двумя сильными государствами".

Правящие элиты и Перу, и Колумбии были полны решимости включить фак­тически уже освобожденную территорию Гуаякиля в свои границы. Ни Боливар, ни Сан-Мартин как лидеры обеих стран не могли избежать решения этой спорной про­блемы. При этом оба правительства заняли бескомпромиссную позицию. Так, ко­лумбийский конгресс рассматривал перуанские попытки "решить судьбу" города "как вмешательство во внутренние дела Колумбии", "как нарушение ее целостно­сти". Правительство же Перу (в худшем варианте. - Авт.) поддерживало провоз­глашение автономии Гуаякиля и высказало решимость "защищать его право на не­зависимость". В марте 1822 г. на Государственном совете в Лиме обсуждалась воз­можность вооруженного конфликта в случае, если колумбийская армия силой за­хватит Гуаякиль.

Тем не менее, несмотря на маячившую на горизонте угрозу, переговоры двух стран продолжались. В начале июля 1822 г. в Лиме был подписан договор "о союзе и вечной конфедерации между республиками Перу и Колумбии с целью объединить силы на море и на суше и завершить дело американской независимости". Колум­бийская сторона обещала поставить 4-тысячную вооруженную и экипированную армию в помощь Перу. При этом судьбу ряда пограничных районов (Майнас, Гуая­киль) предполагалось решить путем дальнейших переговоров и с учетом пожела­ний местного населения.

На 28 июля 1822 г., в день первой годовщины объявления независимости Перу, в Гуаякиле был назначен референдум на предмет определения его судьбы. При

этом в Перу была возможность воздействовать на благоприятные результаты голо­сования: в городе в это время находилась перуанская дивизия в 1200 человек под ко­мандой генерала Санта-Круса, участвовавшая в сражении под Пичинчей, а в порту стояла хорошо вооруженная перуанская флотилия, готовившаяся к перевозке диви­зии на родину.

Сан-Мартин возлагал большие надежды и на личные переговоры с Боливаром. 14 июля 1822 г. на борту шхуны "Македония" Сан-Мартин отплыл на север, взяв курс на Кито, где, по его данным, находился Боливар со своей армией. 25 июля "Ма­кедония" встала на якорь на рейде Гуаякиля на промежуточную остановку. Здесь Сап-Мартина и перуанскую делегацию ожидало неприятное известие. Как выяснилось, в Гуаякиле уже две недели находилась 2-тысячная колумбийская армия во гла­ве с Боливаром. 13 июля 1822 г. специальным декретом Боливар объявил провин­цию Гуаякиль морским "департаментом юга Колумбии, находившимся под защитой ее правительства". Более двух сотен видных жителей города подписали манифест, приветствовавший это решение, а члены бывшей правительственной хунты укры­лись на кораблях перуанской флотилии.

Таким образом референдум состоялся, но не в пользу Перу. Участники собы­тий считали, что против такого поворота событий "не оставалось ничего кроме Объявления войны". По свидетельству очевидцев, негодование Сан-Мартина было так велико, что он принял решение пуститься в обратный путь и не покидать бор­ти шхуны. При наличии общих стратегических интересов оба Освободителя ока­зались как бы застигнуты врасплох. Их давно планировавшаяся встреча именно в эти июльские дни - по разным соображениям - скорее оказалась политической за­падней.

Боливар дважды посылал Сан-Мартину личные послания с нижайшей "прось­бой сойти на колумбийскую землю" для личной встречи. В такой обстановке началось событие, вошедшее в латиноамериканскую историю под именем "встречи, или конференции, в Гуаякиле". Необходимо подчеркнуть, что она проходила на фоне убедительной демонстрации силы с колумбийской стороны. Вооруженное вмешательство Колумбии в решение судьбы Гуаякиля выглядело тем более вызывающе, что оно нарушало статьи только что подписанного союзного договора от 6 июля 1822 г., обязывающего решать спорные пограничные проблемы путем перегово­ров. Сан-Мартин кратко и образно резюмировал сложившуюся ситуацию: "Боливар обыграл нас".

Однако и в этой чрезвычайной ситуации Сан-Мартин, как это уже неоднократ­но случалось в его политической биографии, не пошел на открытый конфликт. Континентальные интересы завершения освободительной войны он поставил выше v инонациональных территориальных претензий и тем, возможно, спас судьбу дела независимости в Южной Америке.

Сама встреча Освободителей севера и юга, как писала восторженная пресса в Гуаякиле, проходила с 25 по 27 июля 1822 г. в сугубо секретной обстановке за за­крытыми дверями. Все переговоры Сан-Мартин и Боливар вели без свидетелей, помощников и секретарей. Не было подписано и какого-либо письменного доку­мента. Утром 28 июля они дружески распрощались на берегу и расстались навсег­да. Согласно прижизненным документам, а это главным образом официальный от­чет и личные послания Боливара Сукре и Сантандеру от 29 июля 1822 г., на встре­че по вопросу о Гуаякиле Сан-Мартин занял позицию невмешательства, предлагая Боливару предоставить время решить эту острую проблему, и оказался провидцем. К 1828 г. Перу и Колумбия начнут военные действия из-за притязаний на Эквадор, которые окончатся бесславно. В 1830 г. Эквадор станет республикой, не зависимой как от Испании, так и от своих соседей - Перу и Колумбии.

Стороны в ходе встречи выразили полное единомыслие но вопросу создания федерации независимых латиноамериканских республик и ведения переговоров с Испанией на предмет признания их независимости. Во время бесед обнаружились и принципиальные противоречия; если Сан-Мартин считал режим конституцион­ной монархии наиболее выгодным для решения внутренних и внешних проблем в молодых республиках, то Боливар полагал, что «европейские принцы как чуждые нашим народам не годятся как для Америки, так и для Колумбии». Было под­тверждено и обоюдное желание соединить усилия освободительных армий севера и юга для завершения войны в Перу. Однако и здесь появились разночтения. Как явствует из двух частных писем Сан-Мартина (одного - к генералу Миллеру от 1827 г., другого - к генералу Кастилье от 1848 г.), он требовал немедленной пере­дислокации всей армии Колумбии на перуанский фронт и выразил готовность слу­жить под командованием Боливара. Последний якобы отверг эти предложения как неприемлемые, чем создал у Сан-Мартина впечатление, что лично его персо­на является препятствием для появления колумбийской армии в Перу. Из всего этого Сан-Мартин сделал вывод о необходимости своей отставки. Все эти за­ключения, высказанные Сан-Мартином в первом случае - спустя 5, а в другом - спустя 25 лет после описываемых событий, грешат крайней субъективностью и вступают в противоречие с ходом реальных событий, развернувшихся впоследст­вии в Перу.

"Встреча в Гуаякиле" с точки зрения стратегических задач завершения войны за независимость на Южном конусе конечно сыграла свою позитивную роль. Как справедливо заключает известный отечественный латиноамериканист А.Н. Глинкин, встреча "открывала новые горизонты для сотрудничества патриотических сил, несмотря на сохранившееся различие позиций ее участников". Однако главное ее значение, возможно, состояло в том, что удалось остановить готовый разразиться острый пограничный конфликт, который мог развести по разные стороны барри­кад две патриотические армии, и это тогда, когда лагерь роялистов в Перу еще не был разгромлен.

Что же касается личных позиций Сан-Мартина, то события в Гуаякиле еще бо­лее осложнили их. В глазах перуанской властной элиты Сан-Мартин потерпел по­ражение и не смог отстоять благоприятный для Перу исход местных событий. Од­нако по возвращении в Лиму 19 августа 1822 г. его ждал новый удар. За время ме­сячного отсутствия он лишился своего надежного соратника, всесильного министра Б. Монтеагудо. 25 июля по единодушному требованию жителей Лимы тот был" ли­шен всех постов и званий и 30 июля 1822 г. выслан в Панаму под строжайшим за­претом когда-либо впредь возвращаться обратно в страну. Радикальная политика Монтеагудо, направленная на максимальное ущемление позиций состоятельных ис­панских и креольских кругов в Лиме, особенно насильственная депортация их семей в Чили в мае 1822 г., сделали его личность совершенно одиозной.

Сан-Мартин нес полную ответственность за политику Монтеагудо и, естествен­но, счел, что этот удар был направлен и против него. С учетом его личного кризи­са как военного и политического лидера, негативных последствий поездки в Гуаякиль, нежелания участвовать в назревавшем пограничном конфликте с Колумбией, а также личных мотивов становится понятным окончательное решение Сан-Марти­на об отставке и уходе с политической сцены.

В письме О'Хиггинсу от 25 августа 1822 г. он писал; "Вы упрекнете меня в том, что я не закончил начатого дела. Вы во многом правы, мой друг, но все-таки боль­ше прав имею я. Поверьте, я устал слушать, как меня называют тираном, что по­всюду я хочу быть королем, императором и даже демоном. С другой стороны, мое здоровье основательно подорвано, климат этой страны сведет меня в могилу. Наконец, мои юность была посвящена службе - испанцам, зрелость - моей Родине, ду­маю, что я имею право распорядиться своей старостью".

Сан-Мартин незамедлительно предпринимает шаги по созыву конституционно­го конгресса, который многократно откладывался. 20 сентября 1822 г. на первом за­седании конгресса Сан-Мартин слагает с себя полномочия Протектора и принима­ет пожалованный ему за заслуги почетный титул Основателя свободы Перу. Вече­ром того же дня, в обстановке абсолютной секретности Сан-Мартин направился в порт Анкон. Там его ожидала шхуна, отплывавшая в Вальпараисо (Чили). С приста­ни в Анконе 21 сентября, перед тем как навсегда покинуть перуанскую землю, он направил послание перуанскому народу; "Я присутствовал при объявлении незави­симости Чили и Перу. В моих руках штандарт, под которым Писарро поработил им­перию инков, и с сегодняшнего дня я перестаю быть политическим деятелем. С лихвой вознаграждены десять лет революции и войны. Мои обещания народам, во имя которых я вел войну, выполнены: добиться независимости и оставить на их волю из­брание собственного правительства".

Непредубежденный анализ ситуации, сложившейся вокруг Сан-Мартина, позволяет расставить иные акценты по сравнению с установившейся традицией. Скорее нужно говорить не "о самопожертвовании" или "добровольной и велико­душной отставке", а о вынужденном, но "реалистическом шаге". К сентябрю 1822 г. Сан-Мартин выполнил свою историческую задачу, пусть и не в оптималь­ном варианте, и благоразумно покинул перуанский театр войны перед лицом не­преоборимых внутренних и внешних трудностей, которые он как военный и по­литический лидер уже не мог преодолеть. Тем самым он совершил акт высокого гражданского мужества, неоднозначно оцененный его современниками и потом­ками.