Несостоявшийся союз свободных республик

Латиноамериканские революции первой трети XIX в. часто определяются учеными не только как освобо­дительные, но и как национально-освободительные. Действительно, теперь перед руководителями револю­ционной борьбы стояли совершенно новые задачи — по­строить независимые национальные государства. Труд­ности, которые им предстояло преодолеть на этом пути, не сводились к решению вопроса о форме правления, поскольку везде, кроме Мексики, уже были провозгла­шены республики. Требовалось определить принципы построения новых государств, и здесь возникло множе­ство проблем, территориальных и организационных. Должна ли каждая вновь образованная республика на­ходиться в границах прежних вице-королевства или генерал-капитанства? Возможно ли создание единого ла­тиноамериканского государства, и если да, то какому государственному устройству отдать предпочтение — «единой и неделимой», то есть унитарной республике, или федерации равноправных территорий?

Отметим, что противостояние унитариев и федера­листов началось еще в ходе освободительных револю­ций. После разгрома патриотами испанских войск в ко­лониальных центрах и провинциях власть переходила к революционным хунтам, в состав которых входили преимущественно богатые креолы, и именно тогда об­наружились серьезные разногласия внутри революци­онного лагеря. Центральные хунты добивались объе­динения под своей властью всех провинций и создания унитарных государств, провинциальные правительст­ва выступали за федеративное устройство независи­мых республик. Они требовали широкой автономии территорий и не желали безоговорочно подчиняться центру. Так, в Новой Гранаде после первого изгнания испанцев возникло два государственных образования. Созданная в 1812 г. республика со столицей в Боготе получила название Кундинамарки, а сторонники феде­рализма образовали конфедерацию Соединенных про­винций Новой Гранады. Это было объединение само­управляющихся областей, которые практически не зависели от центра и лишь формально оставались в рамках конфедерации, но Кундинамарка постоянно пыталась насильственным путем присоединить их к се­бе. Еще более напряженная политическая ситуация сложилась на Ла-Плате, где Правительственная хунта Буэнос-Айреса выступала за превращение бывшего вице-королевства Рио-де-Ла-Платы в единое центра­лизованное государство, а жители других провинций, в том числе латифундисты, торговцы и производители промышленных товаров, требовали полной их автоно­мии. Борьба между унитариями и федералистами пре­вратилась в постоянное явление политической жизни всех восставших испанских колоний, а затем независи­мых латиноамериканских республик.

В лагере патриотов порой возникали и личные раз­ногласия между представителями высшего креольско­го руководства. Исследователи неоднократно описы­вали встречу Боливара с аргентинским патриотом, освободителем Чили и Южного Перу генералом Сан-Мартином, состоявшуюся в Гуаякиле летом 1822 г. Пе­реговоры велись без свидетелей, поэтому существуют лишь предположения и некоторые косвенные указа­ния на то, что произошло между двумя военачальни­ками. Обычно в исторической литературе выдвигается версия о том, что Сан-Мартин не располагал армией, достаточной для окончательного разгрома испанских сил в Перу, поэтому был вынужден обратиться за под­держкой к Боливару, и предметом обсуждения стал во­прос о совместных действиях против войск метропо­лии, но, судя по всему, соглашения достигнуто не было. Далее следует объяснение, что сложное положе­ние в самой Колумбии не позволяло ей направить в Перу крупные силы, однако Сан-Мартин, вероятно, был уверен, что Боливар не желает делить с кем-либо лавры освободителя, и предложил ему лично возгла­вить армию во время предстоящего перуанского похо­да, на что Боливар ответил отказом. Возможно, имели место и политические разногласия: Сан-Мартин был сторонником конституционной монархии, а Боли­вар — республиканцем.

Видимо, генералам договориться не удалось, по­скольку Сан-Мартин отказался от военного и полити­ческого руководства Перу и тем самым предоставил Боливару возможность завершить освобождение этой колонии без чьей-либо помощи. В сентябре 1822 г. он сложил с себя все полномочия и покинул Америку, а независимость Перу действительно была завоевана армией Боливара. К моменту окончания Войны за не­зависимость под его управлением оказалась огромная территория от устья реки Ориноко до границ Аргенти­ны. Он стал не только президентом Великой Колум­бии, но и верховным диктатором Перу и пожизненным президентом Боливии, хотя и поручил управление эти­ми двумя республиками своим соратникам.

Боливар и многие другие «генералы революции» выступали за самое тесное сплочение независимых ла­тиноамериканских государств. Почему же Освободи­тель и его сторонники считали, что нужно объединить все новые республики хотя бы в конфедерацию? Ко­нечно, они опасались попыток реванша со стороны Ис­пании, а Боливар не упускал из виду и возможность экспансии в регион экономически развитых держав, обнаружив тем самым великий дар предвидения. Была и другая причина - опыт США продемонстрировал, что для упрочения независимости только что освобо­дившейся большой территории и ее дальнейшего ус­пешного развития единое сильное государство крайне необходимо, и потому лидеры революции планировали создать Соединенные Штаты Испанской Америки.

В июне 1826 г. по инициативе Боливара открылся Панамский конгресс. В нем приняли участие предста­вители Великой Колумбии, Перу, Мексики и Цент­ральной Америки. Работа конгресса завершилась под­писанием четырех соглашений, самым важным из ко­торых был договор «О постоянном союзе, лиге и кон­федерации». Согласно договору, предполагалось орга­низовать совместную оборону республик, создать общую постоянную армию и флот, ввести единое граж­данство, запретить работорговлю, гарантировать со­хранение в каждой стране свободы и демократии, то есть речь шла о создании латиноамериканской сис­темы коллективной безопасности. Однако вопрос о вер­ховном органе власти решить так и не удалось, да и со­глашения, подписанные в Панаме, ратифицировала впоследствии лишь Великая Колумбия.

Каковы же причины того, что многолетние усилия Боливара сплотить независимые страны закончились неудачей, а Панамский конгресс стал пиком развития объединительного процесса? Почему в Латинской Америке возобладали центробежные тенденции? Ведь если обратиться к исторической географии региона, то мы увидим, что уже с 1811 г. начался развал вице-королевства Рио-де-ла-Платы, и из его состава вышел сначала Парагвай, затем Аргентина, Верхнее Перу (Бо­ливия) и Восточный Берег (Уругвай); в первой поло­вине 1820-х гг. от Мексики отделились Соединенные провинции Центральной Америки, которые впоследст­вии распались на пять республик, и даже на маленьком острове Гаити образовалось два государства.

В советской историографии торжество сепаратиз­ма объяснялось тем, что длительная и ожесточенная Война за независимость окончательно подорвала и так непрочные торговые и хозяйственные связи между различными территориями Латинской Амери­ки, и потому экономическая основа для установления тесного политического сотрудничества молодых рес­публик отсутствовала. Личного влияния и авторитета Боливара оказалось недостаточно для того, чтобы до­биться желаемого результата без поддержки снизу, со стороны большинства населения бывших колоний, а широкого общественного движения за региональное единство не возникало. Латифундисты, торговцы и прочие предприниматели не приветствовали эту идею, предпочитая установить собственное безраз­дельное господство на «своих» территориях — многие из них опасались, что их государства окажутся в сфе­ре влияния Великой Колумбии, попадут под контроль Боготы и вновь утратят независимость, стоившую им стольких усилий.

В исторических исследованиях последних десятиле­тий дается более глубокий анализ ситуации, сложив­шейся в регионе после завершения освободительных революций. Казалось бы, к концу колониального пери­ода появились предпосылки для образования единой латиноамериканской нации — общность языка, терри­тории, традиций, культуры и даже экономической жизни, поскольку реформы последней трети XVIII в. усилили торговый характер экономики колоний. Уг­лублялась хозяйственная специализация отдельных районов, а значит, рос товарообмен между ними, пре­одолевалась их обособленность и замкнутость.

Когда революции смели колониальную систему и ничто уже не препятствовало объединению народов, оказалось, что многие области Испанской Америки на­ходятся в состоянии полной экономической разрухи.

Цена победы патриотов была очень высока — упадок сельского хозяйства, разорение владельцев мануфактур и ремесленников, свертывание внутренней торговли, сокращение населения (в некоторых областях почти на треть). Бывшие колонии пришли к финансовому краху, так как покидавшие Америку колонизаторы вывезли множество ценностей и большие капиталы, а производ­ство экспортных культур резко снизилось. Отрасли экономики, ориентированные на внешний рынок, пре­бывали в состоянии застоя не только вследствие Вой­ны, но и по другим причинам — из-за недостаточной емкости рынка, сильной конкуренции со стороны коло­ний Англии, Голландии и Франции, сложной междуна­родной обстановки. Правда, ограниченные масштабы внешнеторгового обмена имели и положительные сто­роны — потребность в промышленных изделиях при­вела к оживлению местного мануфактурного и ремес­ленного производства, но их нормальному развитию опять-таки препятствовали недостаток капиталов и не­хватка рабочих рук.

Послереволюционный экономический кризис нару­шил наметившуюся ранее хозяйственную общность латиноамериканских народов, то есть уничтожил важ­нейшее условие национального объединения. Отдель­ные территории региона еще больше обособились друг от друга, тем более что во время Войны многие пути со­общения пришли в полную негодность. Кроме того, ге­гемоном освободительных революций был не весь эко­номически господствовавший класс собственников, а лишь его наиболее динамичная часть, то есть буржу­азия, связанная с товарным производством, прежде всего с экспортным, — латифундисты, горнопромыш­ленники, торговцы. Однако в послереволюционные го­ды из-за упадка этой сферы экономики она потеряла ведущие позиции в регионе и не смогла осуществить то, что было задумано, — создать единую латиноамери­канскую нацию и единое государство.

Помимо проблемы латиноамериканского союза, Ос­вободителя волновал вопрос политического устройст­ва новых республик. Боливар много размышлял о том, какие государственные институты наиболее приемле­мы для стран региона, и пришел к выводу, что латино­американцам не следует подражать ни аристократичес­кой Англии, ни федералистским США. Он не отрицал, что федерализм дает больший простор для развития общества и каждой отдельной личности, чем жестко централизованная власть, но был уверен в том, что не­медленная реализация этого принципа противоречит интересам народов Латинской Америки на данном эта­пе их развития.

Сравнение некоторыми историками Боливара с На­полеоном имеет определенные основания — как и французский император, он сначала боролся за свобо­ду, а затем стал претендовать на установление диктату­ры, ссылаясь на сложную внутреннюю и внешнеполи­тическую обстановку (так, кстати, поступали и другие лидеры антиколониальных революций). В результате в 1820-е гг. возникли две «конституционные модели»: одна — умеренно-централизованного государства, дру­гая — государства по сути абсолютистского. К первому варианту склонялись гражданские политики, ко вто­рому тяготела военная верхушка. В 1826 г. консти­туция Великой Колумбии узаконила пожизненное президентство Боливара и его право назначать преем­ника. Освободитель считал, что таким способом можно избежать общественных потрясений, связанных с регу­лярным проведением выборов. Опасность разгула анархии, по его мнению, исходила не столько от наро­да, сколько от элиты общества, которая в силу своего эгоизма и узости интересов превратилась в постоян­ную угрозу завоеваниям революции. Переломить ситу­ацию могла лишь сильная исполнительная власть, не связанная необходимостью постоянно отвлекаться на предвыборные кампании и не зависящая от интриг политических противников. Действия Боливара встре­тили решительное сопротивление в Новой Гранаде и других департаментах Великой Колумбии, и в 1828 г. Освободитель установил «революционную диктату­ру», стремясь предотвратить распад своего государст­ва. Советские исследователи относились к его реше­нию с пониманием, отмечая, что Боливар рассматривал этот шаг как временный, вынужденный и оставался ве­рен идеалам свободы и демократии.

Несмотря на установление «твердого порядка», Бо­ливар не смог преодолеть центробежные тенденции, нараставшие внутри республики. Сепаратистские вы­ступления привели к свержению власти Освободителя в Перу и Боливии, к выходу из состава Великой Ко­лумбии Эквадора и Венесуэлы. Среди генералов-сепа­ратистов весьма влиятельной фигурой был недавний сподвижник Боливара Паэс. Воспользовавшись недо­вольством армии и основной массы населения трудно­стями послереволюционного периода, он выступил за  […]