Чтоб мир торжествовал (Памяти Д. А. Сикейроса)

СТАНИСЛАВ СЫЧЕВ[53]

ЧТОБ МИР ТОРЖЕСТВОВАЛ

(Памяти Давида Альфаро Сикейроса)

В Мехико немало красивых зданий, имеющих историче­скую ценность. Но одно из них занимает особое место. Это необычайное сооружение — воплощение гения мексикан­ского художника-монументалиста — напоминает крупный сверкающий перстень. Каждая его грань несет отпечаток зре­лого мастера, суммировавшего свой духовный, жизненный и профессиональный опыт. В результате Мексика, а с ней и весь мир получили величайшее творение художника — «Полифорум» Сикейроса.

Мое знакомство с маэстро — учителем, как его называли даже люди, далекие от искусства, — состоялось в конце 60-х годов, когда я получил задание редакции ТАСС взять у него интервью. «Приезжай к завтраку, — сказал мне по телефону Сикейрос, — до и после работаю».

С чего, думалось мне, следует начать рассказ о художнике, которого уже при жизни называли великим? Может быть, с того, что публичное признание пришло к нему в раннем возрасте? Ведь в 1911 году, когда в Мексике выступала вели­кая русская балерина Анна Павлова, молодой художник, котому было всего 15 лет, нарисовал ее, и восхищенная артистка в торжественной обстановке на сцене театра вручила Сикей­росу одну из первых его наград. С того, что уже тогда он избрал путь борьбы, приняв участие в ставшей широко извест­ной забастовке студентов Академии изящных искусств Сан-Карлос? Юноши протестовали против существовавшей системы преподавания, и многие считают, что этот протест стал точкой отсчета в истории мексиканской монументальной живописи. С того, что Сикейрос никогда в последующие годы не отделял себя от освободительного движения масс, страстно и последовательно отстаивая предназначение искусства — служить человеку, быть выражением его революционной иде­ологии?

...Куэрнаваку, где жил и работал в 60-е годы Сикейрос, называют «краем вечной весны». В разбросанном по холмам городке легко заплутать, поэтому приходилось постоянно спрашивать дорогу у прохожих. Когда я задавал вопрос: «Как проехать к дому Сикейроса?», мне радостно кивали головой и объясняли.

Сикейрос уже ждал меня. За накрытым столом, кроме него, — супруга Анхелика Ареналь и незнакомая мне гостья. Сикейрос приветливо улыбнулся и пригласил меня сесть рядом с собой.

После традиционного манго и чашки бодрящего кофе все настраиваются на общую беседу. Мы коснулись в ней переломных моментов истории, участником и свидетелем которых был художник.

1914—1917 годы — война на родине, война за землю для обездоленных, за свободу для всех. Мужество, проявленное в боях, принесло звание капитана. Двумя десятилетиями позже — в составе Интернациональной бригады — в Испа­нии, на защите правого дела, в чине подполковника республи­канской армии. «Я не уеду из Испании до полной победы, — писал он на родину. — Хочу отдать триумфу нашего дела все лучшее, что у меня есть». В то время он уже широко просла­вился, написав в 1934 году фреску огромной драматической силы «Остановите войну».

Мысли Сикейроса неизменно возвращаются к борьбе вьет­намского народа с империализмом. Об этом он говорил и во время состоявшейся 28 сентября 1967 года в здании посоль­ства СССР в Мексике церемонии по случаю вручения ему международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». «Какую более высокую награду может получить старый борец за мир, чем международная Ленинская премия, учрежденная в стране, которая с первых дней своего рождения показала всем нациям пример борьбы за мир! Что может быть ценнее премии страны, чей героический и само­отверженный народ создал самую справедливую систему в истории человечества, систему, заложившую основу социали­стической цивилизации! Я не единственный, кому принадле­жит эта премия, я братски разделяю ее со всеми моими сооте­чественниками и гражданами планеты, которые, следуя при­меру советского народа и его правительства, сражаются за мир. Мне не пришлось долго думать, чтобы принять решение о          передаче денежной части премии вьетнамскому народу, который, сражаясь с империализмом, показывает пример героической борьбы за мир».

Сикейрос был человеком непоколебимой веры в светлое будущее человечества. Уже в юношеские годы он четко осо­знал, что за жизнь без эксплуатации, за триумф демократии надо бороться. Он идет в массы, работает среди крестьян, горняков, становится агитатором, активным деятелем родив­шегося в 20-е годы Синдиката революционных живописцев, скульпторов и граверов. В условиях постоянных преследова­ний вместе с Диего Риверой, Хавьером Герреро и другими художниками Сикейрос начинает выпускать газету «Мачете». Через нее передовая творческая интеллигенция прорубала дорогу революционным идеям, поднимала рабочих и крестьян на массовые выступления.

Художники писали политические статьи, рисовали карика­туры, плакаты, сами распространяли газету; иногда, если не удавалось ее отпечатать, на центральной площади столицы, напротив президентского дворца, продавали целиком рисо­ванные номера, расклеивали их на стенах домов, рассылали по странам Латинской Америки, где газета находила живей­ший отклик. «Мачете» из боевого листка Синдиката преврати­лась в официальный печатный орган Мексиканской коммуни­стической партии, одним из руководителей которой Давид Альфаро стал в 1924 году.

Сикейрос — основатель первого в Мексике комитета «Друзья Советского Союза». Пристально следил он за станов­лением новой жизни в СССР, за внешнеполитическими акци­ями молодого государства на мировой арене, за выступлени­ями В. И. Ленина. «Имя Владимира Ильича и его дело вошли в мое сознание и сердце», — скажет Сикейрос об этом в нашей беседе несколькими десятилетиями позже. По словам Сергея Эйзенштейна, Сикейрос стал «выразителем большой социальной мысли, убежденности в большой идее». А это сделало из него «поистине крупного художника». Они позна­комились в 1931 году, когда Эйзенштейн приехал в Мексику снимать фильм о мексиканской революции 1910—1917 годов. Сикейрос жил тогда в ссылке, в небольшом «серебряном» городке Таско. Это был важный для художника период подве­дения творческих итогов. Они часто беседовали, и Эйзен­штейн отметил у Сикейроса высокий душевный накал, сказав: «Чем страстнее эта убежденность, тем больше мастер».

Как-то Сикейроса пригласили сделать в Национальном музее истории Мексики доклад о настенной живописи. Пред­ставители столичной общественности собрались во дворце Чапультепек, выстроенном на скале среди леса, с годами пре­вратившегося в парк. Здесь Сикейрос создал ансамбль фре­сок, который искусствоведы относят к числу лучших его мону­ментальных росписей. Именно здесь художника арестовали в 1960 году по сфабрикованному политическому обвинению. Его «сняли» прямо с лесов и отправили в тюрьму. Удар был направлен не только против Сикейроса — он был нанесен по тем демократическим завоеваниям, за которые боролось несколько поколений мексиканцев. Во всем мире разверну­лась мощная кампания протеста. И срок приговора был уменьшен вдвое. Через долгих четыре года он вышел на свободу. И в первый же день своего освобождения возвра­тился к прерванной гигантской работе...

Во двор въехала легковая машина с Анхеликой Ареналь и Сикейросом. «Я всегда волнуюсь, когда бываю здесь», — сказал художник. На темной от времени брусчатке стоял чело­век, который соединял в себе недавнее героическое прошлое Мексики с ее мечтами о будущем. Это ощущение, как мне показалось, охватило всех, кто пришел в тот августовский вечер 1971 года на встречу с Историей. Они внимательно слушали выступление маэстро о зарождении в Мексике рево­люционной, как назвал он, «оратории в пластике». А за его спиной поднимались красные стяги, разворачивалась прямо на собравшихся лавина рабочих — десять тысяч бастующих горняков Кананеа, медного рудника на севере Мексики, при­надлежавшего американцам. В 1906 году они заявили о своих правах администрации компании США. Их сплоченности решительности и отваге художник подвластными ему средствами сотворил гимн. Придерживаясь исторической прав­ды — вплоть до фотографической точности портретов героев-рабочих, — он выразил на монументальной фреске мощь пробуждающегося пролетариата.

Сикейрос говорил о том, что к новой живописи револю­ционные мастера пришли через горнило гражданской войны. Они хорошо поняли душу народа, узнали свою страну. Их творчество питал фольклор, яркие красочные фрески индей­цев, создавших культуру, которая в древние времена ни в чем не уступала достижениям народов Египта, Греции и Индии. Нужно было овладеть искусством фресок эпохи Возрождения, которое к началу XX века превратилось в музейный памят­ник Европы. «Мы решили: наше искусство будет гуманисти­ческим и настенным, потому что фреска доступна всем, — говорил Сикейрос. — Для нас она стала речью, обращенной к народу.

Мы начинали рисовать по-разному, затрагивая те социаль­ные проблемы, которые нас волновали, пытаясь выразить то, что видели во время революции... В разные годы и в различных местах Мексики мы оставили более тысячи фре­сок. Наша работа всегда была связана с борьбой народа».

Именно этого художнику и не могли простить. Сикейрос написал в Лос-Анджелесе фрески «Митинг рабочих» и «Тро­пическая Америка», где вместо идиллически солнечного края изобразил распятого на кресте негра, над головой которого восседает орел — символ США. Автора выслали из страны. Обе работы были уничтожены. Исчезли и две росписи Сикей­роса, сделанные им на дореволюционной Кубе. В Мексике «неизвестные лица» обливали произведения художника рас­творителями красок, резали, пытались «стереть» обращения к народу художника-интернационалиста. Десять лет монумен­тальная роспись Сикейроса «Драма и театр» была закрыта от зрителей холстом. И даже в таком виде ее пытались уничто­жить. После 1968 года Сикейрос восстановил роспись, теперь она открыта для всеобщего обозрения.

После того как в 1932 году Сикейроса выслали из США, он работает в Аргентине, Уругвае, затем в Чили создает роспись о борьбе чилийских и мексиканских трудящихся. В разгар второй мировой войны, в течение нескольких лет, пишет в Мексике настенную роспись «Куаутемок против мифов»: молодой предводитель ацтеков, несмотря на гибель от рук испанских завоевателей, развенчивает миф о мощи врагов и их идей.

Художник считал, что монументальная живопись названа так не только из-за своих гигантских размеров, а по масштаб­ности выражаемых революционных идей. И он ищет новые пути, новую технику, работает над усовершенствованием используемых материалов. Сикейрос изобретает грунт, соеди­няющийся с бетоном. Правда, это вынуждает отказаться от кисти и взять на вооружение воздушный пистолет — аэро­граф. Маэстро ищет такие краски, которые время и непогода не могут разрушить, — он видел, как разрушались росписи Диего Риверы в Национальном дворце Мексики. И Сикейрос во имя интересов дела обращается за помощью к известной американской химической компании «Дюпон де Немур». Однако ее дирекция отказалась помочь художнику-револю­ционеру. И все же краска, не подверженная колебаниям внешних температур, была найдена: ею стал пироксилин.

Сикейрос добивается максимальной выразительности фре­сок. Он первым среди монументалистов начинает расписы­вать не только внутренние, но и внешние стены зданий. «Мы хотели, чтобы зритель был активен, — объяснял мне худож­ник во время нашей очередной встречи. — Он должен двигаться, чтобы увидеть фреску. Перед ней не поставишь стулья. Зритель не может останавливать свое внимание на деталях, а должен воспринимать их целиком, в движении, и реагировать на то, что вццит, то есть участвовать». Он хотел — и добивался — того, чтобы человек чувствовал себя частью отражаемой художником действительности. Сикейрос приходит к скульптурно-объемным изображениям из нержа­веющего металла. «Новые идеи рождают новую технику», — говорил он в нашей беседе.

Непоколебимая вера в силы народа, в передовые идеалы, активная жизненная позиция художника делают труд Сикей­роса просветленным и одухотворенным. И не случайно про­фессор Академии Сан-Карлос Херардо Мурильо, более известный в стране под именем доктора Атла, дал такую характеристику художнику: «Давид Альфаро Сикейрос —это вера, это действие, это моральная и интеллектуальная сила... Великий художник, его творения отражают его великий мощ­ный ум».

Да, у него была завидная судьба! Он все время находился в эпицентре бурь. Когда художник не подвергался официаль­ным репрессиям, на него вели атаки так называемые критики. Одни обвиняли его в том, что он, используя аэрограф, якобы «теряет контакт с тем, что рисует», другие силились доказать, что его образный язык сложен и что ему-де лучше перейти к абстракционизму. Но художник шел своей дорогой.

В последние годы Сикейрос — в первых рядах борцов за мир. На улицах Мехико он собирает подписи под Стокгольмским воззванием, выступает на митингах, пишет в газеты. В 1966 году он приступает к воплощению грандиоз­ного замысла — «Марш человечества». Художник готовил себя к этому произведению всю жизнь. «Я многие годы вына­шивал мечту,— рассказывал он мне, — создать монументаль­ную объемную фреску философского содержания. Мне виде­лись росписи, переходящие с внутренних стен здания на внеш­ние и образующие при этом единое целое». Мы вели этот разговор в Куэрнаваке, у порога мастерской художника. Я уже неоднократно замечал, что ее порог — своеобразная граница; как только он перешагивал ее — становился другим. Еще минуту назад его движения были неторопливы, размеренны речь текла плавно, спокойно. Но вот он входит в мастерскую, окидывает взглядом затвердевшие краски и уже хлопает себя по карманам, ища сигареты. Чиркнула одна спичка — руки маэстро волнуются, — другая, следует несколько быстрых затяжек, и посторонние для художника больше не существуют.

Теперь перед вами совсем другой человек. В нем распря­милась какая-то невидимая пружина, она сделала его выше, собраннее, энергичнее, заставила отмобилизовать к действию все чувства. Быстрым шагом Сикейрос переходит с одного места на другое, короткими, отрывистыми фразами дает понять помощникам, что надо сделать. Маэстро берет кисть и что-то подправляет на полотне... Идет обычный процесс обновления давно написанной картины, подготовки ее к новой выставке.

«Всю жизнь, — говорит художник, — я мечтал о громад­ной, просторной мастерской с множеством разных станков, аппаратов, автоматически раздвигающимися лесами, с хими­ческой лабораторией, где прямо на месте можно было бы проверить прочность тех или иных красок... Пространство мне нужно, чтобы писать, чтобы собирать монументальные объ­емные росписи». И Сикейрос с гордостью показывает свою мастерскую, где он создавал и собирал «Марш человечества». Под потолком высокого, просторного помещения проложены рельсы, по которым движутся мощные электрические подъемники. С их помощью фрагменты росписи вывешива­ются на нужной для художника высоте. Для удобства работы их можно, если потребуется, даже опустить в сделанные в полу двухметровые щели-траншеи. Вторая половина мастер­ской, занимающая, как и первая, 500 квадратных метров, находится под открытым небом — благо в Куэрнаваке оно всегда весеннее. Здесь тянутся вверх многоэтажные металли­ческие конструкции — на них собирались панно последней работы Сикейроса.

Маэстро поглядывает по сторонам, как бы не одобряя образовавшейся в мастерской пустоты: почти все полотна уве­зены в Мехико. Там, на краю небольшого парка, художнику удалось к началу 70-х годов создать то, что столько лет было лишь мыслью, образом. Промышленник Мануэль Суарес решил выстроить в столице огромную гостиницу, а чтобы гарантировать прибыли, предложил Сикейросу разместить рядом свою работу. Так родился «Полифорум»...

Мне удалось побывать внутри «Полифорума», когда там еще велись работы. Ярко светили лампы-софиты, и снизу было невозможно увидеть, что творилось наверху. Четырнад­цатиметровые леса оккупировали художники из бригады

Сикейроса. Маэстро стоял в центре зала, внизу (в 1964 году он пал с лесов во дворце Чапультепек и с тех пор подниматься под потолок больше не мог), и руководил их работой. В эти часы он не любил посетителей: рождение новой росписи требовало полной самоотдачи.

В «Полифоруме» Сикейрос шел к осуществлению своего давнего замысла: для выражения основной идеи создаваемого произведения свести воедино возможности архитектуры и живописи. И в старом парке Лама из глубины земли ацтеков взметнулся взрыв. Его зримым отпечатком стали контуры зда­ния «Полифорумаг», новаторство росписей.

К «Полифоруму» ведет пересекающая весь город улица Инсурхентес (улица Повстанцев). На территории комплекса справа — скульптурно-живописные портреты прославленных мексиканских художников: гравера Хосе Гуадалупе Посады, графика Леопольдо Мендеса, великих муралистов Хосе Клементе Ороско и Диего Риверы. Впереди — двенадцатигранное здание. Его внешние стены покрыты яркими объемными росписями. В нижнем зале здания, состоящего из двух этажей, фрески повествуют об истории мексиканского народа; это помещение предназначено для концертов, спектаклей, проведения литературных вечеров.

Лифт с прозрачной кабиной поднимает всех наверх, где перед взором открывается огромное — 3 тысячи квадратных метров — многоцветное пространство. Это самая большая в мире роспись, сделанная внутри помещения: по площади она в три раза больше фрески Микеланджело в Сикстинской капелле.

В первые мгновения кажется, что здесь не найдешь ни начала, ни конца. Я всматриваюсь в отдельные детали роспи­си. Неожиданно пол зала начинает вибрировать, вращаясь, и написанные фигуры оживают, двигаются. Постепенно проникаешься той единственной философской темой, выра­жению которой все подчинено в «Полифоруме». Звучит в записи голос Сикейроса: он говорит о своей работе. Но это введение — или, скорее, напутствие — необходимо лишь для того, чтобы еще раз убедиться, что все это увидел и сделал человек. Можно описывать росписи, их цвета — преобладают оранжевые и зеленые, — но это будет несравненно беднее чувств, которые рождает творение мастера. Ему созвучны строки из стихотворения русского поэта Николая Заболоцко­го:

И сквозь покой пространства мирового
до самых звезд прошел девятый вал...
Откройся, мысль!
Стань музыкою, слово,
ударь в сердца, чтоб мир торжествовал.

15 декабря 1971 года в Мехико состоялось официальное открытие «Полифорума». Выступавший на митинге Сикейрос призвал художников развивать пластическое искусство родившееся из народных глубин и выражающее революцион­ный дух народа.

...Когда Сикейрос узнал, что смертельно болен, он решил никому об этом не говорить. Продолжал, насколько это было возможным, вести обычный образ жизни. Его можно бьгло видеть в окружении туристов, иностранных художников, в окружении тянувшихся к нему детей...

Еще в 1958 году Пабло Неруда писал: «Давид Альфаро Сикейрос — один из крупнейших художников нашего време­ни, гордость всего мира... Единственное, что сделал Сикейрос, заключается в том, что он откликнулся на боль народов Латин­ской Америки». И сделал он это гениально. А революционная работа, как отмечал недавно в интервью никарагуанским радиослушателям Габриэль Гарсиа Маркес, состоит в том, чтобы каждый хорошо делал свое дело.

Теперь в мастерской, где работал маэстро, открыта Школа творчества молодых монументалистов. И она, и росписи Сикейроса в «Полифоруме» объявлены национальным достоянием Мексики.

[53] Сычев Станислав Васильевич (р. 1938) — журналист-междуна­родник, в течение ряда лет работал корреспондентом ТАСС в стра­нах Латинской Америки.