Порономинаре

Как-то раз, рассказывают, старый Кауара пошел ловить рыбу к водопаду Бубуре и дома никому не сказал, куда идет. День уже клонился, а старика всё не было, и тогда его дочь стала тревожиться и сказала:

— Где-то сейчас мой миленький отец? Никто не знает, куда он ушел. Пойду-ка поищу его на берегу реки.

 И тотчас же, рассказывают, она отправилась и тоже никому ничего не сказала.

 Когда она подошла к берегу реки, Месяц встал та“кой нарядный на небе. Холодный, ясный, как день. И светился бледным светом.

 Тут она присела, задрала голову и прямо глянула на Месяц. Видит — словно что-то большое отделилось от него.

 Отделилось и стало падать вниз, на землю.

 Тут, говорят, ее одолел такой сон, что она сомкнула глаза и повалилась на траву.

 Когда ранним утром она проснулась, Месяц плыл по ту сторону неба, далеко-далеко, и светился уже не бледным, а багряным светом.

 Ей почему-то сделалось грустно, даже захотелось плакать.

 А между тем Кауара вернулся домой в полночь и стал искать дочку. Не нашел, и сердце у него защемило больно-больно.

 Но он был паже — чародей и мог в табачном дыму увидеть то, что происходит в другом месте.

 И вот он стал нюхать душистый порошок из сухих плодов парика, и курить табак, и смотреть на дым.

 Сначала увидел он только толпу каких-то смутных теней, которые обгоняли и толкали друг друга.

 Но когда он снова принялся ворожить, то перед глазами его промелькнула тень мужчины, что подымалась на небо.

 Он хотел поймать тень, но тут же, говорят, закрыл глаза и погрузился в дрему.

 Проснувшись, он не сразу пришел в себя и долго смотрел по сторонам, всё еще в дурмане. Потом промолвил:

 — Куда могла запропаститься моя дочка? Я смотрю, смотрю на дым и вижу только тени да тени, совсем опутали они меня. Ладно, я ее все-таки найду, если не на земле, так на небе.

 И с этого дня Кауара стал каждый день ворожить, чтоб узнать, где его дочь.

 А дочь его, рассказывают, после того утра пошла по берегу реки вслед за течением.

 В полдень поднялась она на гору и просидела там до вечера, до той поры, пока не вышел к ней Месяц, еще светлей и нарядней, чем вчера. Она задрала голову, и села, и стала глядеть на него, и свет его плясал в ее глазах.

 Но она так устала за день, что скоро, говорят, уснула.

 В полночь увидела она сон, и снилось ей, будто родила она сына-богатыря и стал ее сын властвовать над всем в природе.

 И тело его было прозрачно, и дневные тени проходили сквозь него.

 Когда она проснулась, то день стоял уже ясный, румяный, и река шумела где-то совсем рядом с нею.

 Глянула кругом себя и видит, что река-то и впрямь почти у ее ног, и всё прибывает да прибывает, так что еще немного — и покроет ее холодной волной, и утащит на холодное дно.

 Взглянула вниз по течению, видит — островок; бросилась вплавь и поплыла к нему.

 Когда она уже подплывала, какая-то рыба впилась ей в живот и словно бы что-то вытащила у нее изнутри.

 Вышла она на берег, видит — живот у нее и впрямь разорван, опустила руку внутрь, пощупала — ничего нет.

 А река всё прибывала да прибывала, вот-вот проглотит островок, куда ж тогда деваться? Хотела она взобраться на дерево, да не смогла — сил не хватило.

 Тут, рассказывают, сел неподалеку на ветку ястреб, она ему и говорит:

 — Ястреб, погляди на мое горе, помоги мне! Унеси меня с собой на дерево.

 Ястреб отвечал:

 — Хорошо, помогу. Я тебе дам волшебный сок, ты им натри себе тело, а что останется — выпей.

 Так она, говорят, и поступила, — натерла тело соком, который дал ястреб, а остаток выпила. И как только проглотила, сразу превратилась в обезьяну-алуата и стала взбираться вверх по веткам.

 А тем временем старый Кауара всё ворожил и смотрел на табачный дым. И всё постился, потому что среди индейцев племени Ваура, да и среди других племен, считается, что когда человек постится, то он обладает волшебной силой.

 Как-то раз старик увидал во сне, что сын его дочери уже ходит по земле.

 И тогда тень его покинула на время сна его тело и пошла бродить далеко, далеко, в поисках внука.

 И повстречалось тени в ее странствиях одно существо: тело у него было человечье, а голова — птичья, и перья на ней белые, словно хлопок.

 Когда Кауара проснулся, то вспомнил свой сон и свою ворожбу, и сердце ему подсказало, что надо в тот же день идти в лес разыскивать внука.

 Так он, рассказывают, и поступил. День стоял уже ясный, Погожий, когда Кауара взял свои стрелы и направился в лес.

 Какого бы зверя он ни встретил на своем пути, про всякого думал: уж не внук ли?

 Шел он долго и наконец на берегу узкого рукава, который река образовала между лесом и островом, увидал то существо с человечьим телом и птичьей головой.

 Существо пелр, и голос у него был точь-в-точь как у прекрасной птицы анамбе.

 Старик подошел поближе, опустил лук и стрелы и сказал:

 — Милый внук, я голоден, вот тебе мой лук и мои стрелы, пойди поохоться, чтоб нам с тобой было чем насытиться.

 Больше он ничего не сказал и пошел назад тою же дорогой, какою пришел.

 Отойдя уже довольно далеко, он сказал себе: “Кто знает, правда ли это мой внук? Испытаю-ка его!”

 И тут же, рассказывают, старый Кауара оборотился большим ящером тейю и быстро побежал на то место, где оставил существо с птичьей головой.

 Когда существо с птичьей головой увидало, что приближается тейю, оно вмиг превратилось в настоящего человека, и человек этот нацелил лук и пустил стрелу прямо в голову ящеру.

 Стрела задела тейю и отскочила прочь, а тейю убежал. Когда он был уже далеко, то снова принял облик старого Кауара и сказал себе:

 — Это правда мой внук, и он чуть не убил меня.

 А тем временем внук старика пошел, рассказывают, бродить по лесу, подстреливая всех животных, какие встречались ему по пути.

 Уже под вечер пришел он к старику, принес множество всякой дичи и сказал:

 — Дедушка, вот сколько дичи я убил твоими стрелами, они очень хороши, бьют метко. Только один ящер

 тейю убежал от меня, потому что стрела сама отскочила от него.

 Потом, рассказывают, старик приготовил трапезу и сказал:

 — Милый внук, давай поедим, я устал и хочу спать. Они начали есть, но вдруг юноша заметил на голове старика большую рану и спросил:

 — Кто это так поранил тебя? Старик отвечал:

 — Это большая цикада ударилась о мою голову. Солнце выжгло ей глаза, и теперь она ослепла и летит неведомо куда.

 Когда кончили есть, юноша снова пошел со двора — учиться стрелять из лука, а старик остался дома ворожить.

 Он закурил и стал смотреть на дым, и в эту ночь всё представлялось ясно его взору.

 Он увидел свою дочь, превратившуюся в алуата, на острове, умирающую с голоду.

 Уже на рассвете он сказал своему внуку:

 — Милый внук, давай спасем тех животных, которые тонут.

 И тут же, рассказывают, они сели в лодку и поплыли вниз по реке.

 Когда они подплыли к острову, река уже так поднялась, что достигла до половины самого высокого дерева.

 На дереве, цепляясь за самые верхние ветки, сидела обезьяна алуат, дочь Кауара. Она была худая-худая — кожа да кости.

 Они хотели ее поймать, но она стала прыгать с одного дерева на другое. Тогда старик сказал юноше:

 — Эта обезьяна не дается нам в руки, я брошу в нее камнем, а ты лови ее, чтоб не ударилась о лодку.

 Так, рассказывают, они и поступили;

 Юноша встал в лодке и раскинул руки, чтоб поймать обезьяну, а старик бросил в нее камнем.

 Когда она падала, то живот ее раскрылся словно корзина, и когда упала, юноша исчез в ее теле. И тут же она превратилась в женщину, дочь Кауары. А когда старик сел в лодку, дочь его была уже там, и живот у нее был большой-большой, как перед родами.

 Старик стал грести к дому и, когда подплывали к берегу, сказал дочери:

 — Дочка, пойдем домой, там есть еда, чтоб тебя накормить.

 Когда молодая женщина поела, то сразу же ее одолел такой сон, что она проснулась только на следующий день, когда солнце уже встало.

 И она сказала отцу:

 — Милый отец, мне снился такой чудесный сон, ну до чего ж чудесный! Послушай, я расскажу тебе. Мне снилось, что ребёнок, который у меня внутри, уже родился и что я родила его на вершине высокой горы. Тело его было прозрачно, как воздух, волосы у него были черные, и он говорил таким нежным голосом. Когда я его родила, все звери пришли меня поздравить. Настала ночь, мой сын был голоден, а груди у меня были сухие — ни капли молока. Мой сын плакал, и тогда прилетела стая колибри и стая бабочек — они принесли медовый сок цветов и напитали моего сына. И он перестал плакать, и лицо его стало радостным, и звери тоже обрадовались и стали его лизать. Я очень устала и потому положила сына возле себя на траву и уснула. Когда я утром проснулась, то увидала, что сын далеко от меня — на расстоянии полета стрелы. Хочу к нему — звери его обступили и не дают мне подойти. Я кричу ему: “Сын, сын!” Вижу, стая бабочек подымает его в воздух и несет ко мне. Когда они приблизились, я схватила сына и прижала к себе, а бабочки, чувствую, садятся мне на плечи, на руки — всю меня облепили. И тут, вижу, звери меня окружили со всех сторон, встали рядом, опираются на меня своими телами. Я испугалась за моего сына, подняла его над головою, но звери опирались на меня так тяжело, что я упала, и сын повис в воздухе, на крыльях бабочек. Тут я проснулась, но всё мне казалось, что мой сын и правда со мною; я глянула во все стороны, ищу сына, а его нет. После уж я почувствовала, как он у меня внутри шевельнулся, и тогда вспомнила всё, что со мной было. Старик выслушал сон дочери в глубоком молчании и промолвил:

 — И верно, ты видела красивый сон, дочка. Не помнишь ли. ты случайно, где находится та гора, на которой ты была?

 Она отвечала:

 — Нет, милый отец, одно я только знаю: что подножье той горы начинается на берегу реки.

 Старик, услышав сон дочери, решил, что сейчас самое время ворожить.

 И он вышел из дому и стал нюхать парика, и курить табак, и смотреть на клубы дыма. И открылось ему, что внук его, который пока еще в утробе матери, будет владыкой земли и что эта ночь дана, чтоб родить его.

 Окончив ворожбу, старик вернулся домой. Ночь уже укрыла землю. Дрема одолела старика, он уснул.

 В полночь, рассказывают, все звери на земле проснулись радостные и весело запели на разные голоса.

 С неба слышался шум, ровно ветер веял.

 То птицы шелестели крылами, летая по небу в поисках того, кто должен был родиться этой ночью.

 Уж под утро, говорят, старика разбудили голоса разных зверей. Он проснулся испуганный и спросил:

 — Что происходит между вами, звери? Все звери ответили хором:

 Сегодня ночью родился Порономинаре, владыка земли и владыка неба.

 Где же он родился?

 — На горе, которой имя, как большой птице, — Агами.

 Старик сразу же отправился на гору Агами. Когда он пришел к ее подножью, то не мог взобраться наверх, потому что по склонам тоже скопилось множество зверей.

 Тут же, говорят, старик превратился в ящера варана, прополз между зверями и вполз на гору.

 Порономинаре сидел на вершине горы, держа в руке сарбакан — бамбуковую трубку, из которой охотники выдувают маленькие отравленные стрелы.

 Весь день Порономинаре разделял землю на разные местности и указывал каждому зверю место, где ему жить.

 Так, рассказывают, длилось до ночи.

 А когда пришла ночь, а за нею и новый день, то на горе Агами было уже совсем тихо и пустынно и только старый ящер одиноко сидел на камне.

 А далеко, далеко, в той стороне, где садится солнце, слышалась песня матери Порономинаре.

 Это она пела, говорят, в то время, как бабочки уносили ее на небо.