Последняя экспедиция — великое плавание

На поиски пролива, ведущего к полуденной Индии. — Ужасный ураган. — Первая встреча с народом майя. — Борьба с ветрами и течениями у берегов Центральной Америки. — Снова золотой мираж. — Великое Южное море. — Тихий океан ждет первооткрывателей. — Форт в устье реки Белен. — Разгром испанцев. — Возвращение на Ямайку весной 1508 года.

Разработав маршрут новой экспедиции и сделав наброски карт, Колумб вскоре после ухода эскадры Овандо снова явился ко двору. Те немногочисленные друзья, которые еще не покинули адмирала, добились для него аудиенции у короля. Никогда еще великий мореплаватель не говорил с государем так горячо, с таким увлечением и убежденностью. И он добился разрещения на организацию новой экспедиции. Возможно, что Фернандо опять увлекся заманчивой идеей — найти более короткий и менее опасный морской путь в Индию, чем португальский, — вокруг Африки и через Индийский океан. Королю было известно, как далек и опасен этот путь, какие трудности приходится преодолевать португальцам. А путь, открытый Колумбом, был значительно короче. Но, может быть, и это кажется более вероятным, Фернандо просто решил избавиться от назойливого просителя.

Иначе как объяснить тот факт, что неблаговоливший к Колумбу король вдруг возобновил с ним договор и приказал ему незамедлительно принять на себя командование экспедицией и как можно скорее, пока стоит самое благоприятное время года, подготовиться к плаванию.

Королевские инструкции предписывали главе экспедиции искать новые острова и материки, узнавать, имеется ли на них золото, серебро, жемчуг, драгоценные камни и пряности, и строго следить за тем, чтобы никто не смел выменивать у индейцев эти ценности. «Все, что будет добыто и приобретено на этих островах и материке — будь то золото, серебро, жемчуг, драгоценные камни и пряности, или иные ценности,— надлежит сдавать Франсиско де Поррас в вашем присутствии и в присутствии нашего нотариуса...». Так были ограничены права Колумба.

Ему поручалось также искать пролив между Кубой — мнимой провинцией Китая — и землями, открытыми адмиралом во время третьего плавания в 1498 году, пролив, омывающий Золотой Херсонес (Малаккский полуостров), по которому Марко Поло на обратном пути из Китая вышел когда-то в Индийский океан.

Колумб надеялся, что, найдя этот пролив, он вернется в Испанию вдоль берегов Индии и Африки и первый обойдет вокруг всего света. Такое путешествие затмило бы славу Васко да Гамы. Кстати, Колумб рассчитывал встретить португальского капитана где-то на пути к Индии. Вот почему король и королева дали с собой адмиралу рекомендательное письмо к Васко да Гаме.

Однако Колумбу не было дозволено до открытия пролива заходить на Эспаньолу — только на обратном пути и лишь в самом крайнем случае, если пролив не будет найден. Государи старались держать Колумба подальше от колонии и приказали губернатору Овандо не допускать высадки Колумба на берега Эспаньолы. Бывшему вице-королю не доверяли, но и сам он перестал доверять королю и его обещаниям. Он велел сделать нотариальные копии со всех своих документов и договоров, отослал их в один из банков Генуи и поручил ему защиту своих интересов. Колумб завещал родному городу десятую долю своих доходов.

И все же адмирал был вне себя от счастья — кончилось мучительное и бесцельное ожидание. В его распоряжении были четыре небольших каравеллы и команда около ста пятидесяти человек. Надо заметить, что на сей раз вместе со старыми закаленными моряками, многие из которых ходили с Колумбом и в другие экспедиции, на корабли набрали и юнцов в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет. Очевидно, Колумб рассчитывал, что в тяжелую минуту эти юноши будут старательнее выполнять приказы, меньше сетовать на трудности и невзгоды и не станут роптать. Колумба сопровождали также его брат Бартоломео и сын Эрнандо.

Зачем понадобилось великому мореплавателю брать с собой в опасное путешествие тринадцатилетнего мальчика? Может быть, он хотел воспитать себе достойного преемника? А может быть, просто чувствовал себя одиноким и непонятым и надеялся, что присутствие любимого сына внесет в его жизнь немного сердечности и теплоты.

Колумб был уже не тот крепкий, сильный духом человек, который десять лет назад впервые отправился за океан. За эти долгие годы в борьбе со стихией, преодолевая трудности и невзгоды, преследуемый врагами, Колумб заметно постарел, здоровье его пошатнулось, надломился дух. Прежнее упорство и оптимизм теперь нередко сменялись апатией, и лишь иногда неясные надежды вновь озаряли его омраченную душу.

9 мая 1502 года каравеллы вышли из Кадиса в океан и начали свое Великое плавание, как его до конца своих дней называл сам адмирал. Эта его последняя экспедиция была действительно наиболее интересной и значительной, полной опасностей и злоключений. Она подробно описана самим адмиралом в его письме с острова Ямайка и участником путешествия нотариусом Диего Поррасом. Упоминается о ней и в завещании идальго Диего Мендеса, оказавшего Колумбу в этом плавании большие услуги.

Каравеллы, сделав остановку у Канарских островов, отправились затем по маршруту второй экспедиции и без каких-либо осложнений, гонимые вперед сильным пассатом, за двадцать один день достигли острова Мартиника в группе Малых Антильских островов. Отсюда флотилия пошла на север вдоль архипелага, изредка бросая якорь, пока наконец 29 июня после двухнедельного плавания не приблизилась к Санто-Доминго.

Несмотря на королевский запрет заходить в этот порт до открытия морского пролива, Колумб намеревался отправить из Санто-Доминго в Испанию письма, а также обменять одну из своих каравелл на более быстроходную. К тому же он по ряду известных ему признаков определил, что скоро будет ураган, и хотел укрыться в надежной, хорошо защищенной гавани.

Опытный мореплаватель уже дважды перенес тропический ураган — циклон и хорошо знал признаки его приближения: сначала поверхность моря, как будто политая маслом, покрылась мелкой зыбью, движущейся с юго-востока. Но вот черные тучи стали опускаться все ниже, от резких порывов ветра море заволновалось, на поверхности его появились стаи тюленей и ламантинов, а у старого адмирала заныли кости. Все это были верные приметы, и он послал к Овандо письмо, предупреждая его, что в ближайшие два дня должна разразиться буря, и просил разрешения войти в порт. «Кроме того, Колумб советовал Овандо не только не отпускать в море корабли, доставившие сюда губернатора и теперь готовые отбыть на родину, но и привязать их покрепче.

Однако Овандо вместе со своими приближенными встретил «пророчества» адмирала громким смехом и издевательствами и отдал приказ капитанам немедленно отправляться в путь. Огромная флотилия в тот же день вышла в океан. Колумб же поспешно укрыл свои корабли в устье какой-то реки недалеко от Санто-Доминго.

Вскоре действительно налетел страшный ураган. Три каравеллы поменьше сорвало с якорей и отнесло в открытое море, но капитанам удалось сохранить их. Между прочим, брат Колумба Бартоломео, заменявший в эти страшные часы больного капитана одной из каравелл, доказал, что он настоящий капитан, мастер судовождения. Что же касается флагманского корабля, то он, став на все якоря, удержался на месте.

Колумб потом писал в Испанию: «Разве на моем месте любой смертный, будь он даже Иовом, не впал бы в отчаяние, видя, что в час, когда дело шло о моем спасении и о спасении моего сына, брата, друзей, запрещено мне было приближаться к земле, к гаваням, которые я промыслом божиим приобрел для Испании в кровавом поту?!»

Большую испанскую флотилию ураган настиг у берегов, где не было никакого убежища — ни одной бухты, ни устья реки. Девятнадцать каравелл пошли ко дну вместе со своими экипажами. Спаслось несколько человек с других шести утонувших кораблей, четыре судна вернулись в Санто-Доминго со сломанными мачтами, и лишь одна, самая маленькая каравелла, невредимой достигла Испании.

Адмирал, узнав об этом, мог торжествовать и еще больше укрепиться в убеждении, что владыка небесный проявляет к нему милосердие: единственная спасшаяся каравелла везла на родину золото Колумба, отобранное у него Бобадильей и по приказанию государей отправленное Овандо владельцу. Пошел ко дну и флагманский корабль эскадры, на котором возвращались в Испанию Бобадилья и Ролдан. Они оба погибли в пучине вместе со всем золотом, которое за несколько лет накопили в колонии.

После того как ураган стих, корабли Колумба собрались у западной оконечности Эспаньолы и отправились на запад вдоль южного берега Ямайки. Теперь на море был штиль, и сильное течение относило флотилию к северо-западу, пока она не оказалась у группы мелких островов близ южного побережья Кубы.

Оттуда испанцы повернули на юго-запад, ибо трудно было предполагать, что искомый пролив находится так далеко от экватора. Правда, никто из европейцев не знал в точности, в каких широтах следует его искать, однако Колумб был уверен, что пролив этот расположен вблизи экватора, то есть примерно в двух тысячах километров южнее места, где шла сейчас флотилия. Поэтому Колумб хотел сначала идти прямо на запад, а затем, достигнув материка, двигаться вдоль его берега.

27 июля каравеллы при благоприятном северовосточном ветре вошли в Карибское море, пересекли его и 30 июля бросили якорь возле острова Бонако (Гуанаха), невдалеке от северного берега Гондураса. Далеко на юге перед ними открылась горная страна.

Нагие обитатели острова Бонако не имели ни золота, ни жемчуга, но у берегов этого острова произошла знаменательная встреча. К кораблям подошла широкая и длинная пирога с двадцатью пятью гребцами. Под навесом из листьев посреди пироги сидел касик или купец, окруженный женами и детьми. Пирога была нагружена различными товарами, которые свидетельствовали о высоком уровне культуры: там были разноцветные ткани и одежда, бронзовые топоры и утварь, деревянные дротики с хорошо отшлифованными кремневыми наконечниками. В лодке находилось также большое количество бобов какао, которые индейцы хранили очень бережно. Стоило хоть одному бобу упасть на землю, как его тут же поднимали. Позже оказалось, что бобы какао в Мексике и на полуострове Юкатан используются как монеты для меновой торговли. Очевидно, повстречавшиеся Колумбу индейцы относились к народности майя и прибыли с севера — с полуострова Юкатан торговать с островитянами.

Касик пригласил испанцев посетить его земли. Если бы Колумб последовал за ним, он попал бы в Мексику — страну высокой культуры. Однако испанцы, увидев, что у приезжих нет золота, не захотели следовать за ними.

Колумб насильно задержал рулевого, который умел чертить что-то вроде карт, и взял его в проводники, а остальных отпустил.

Преодолевая ветры и течения, Колумб в середине августа подошел к материку (уже вторично!) близ мыса Гондурас и повернул на восток, считая, что находится примерно на полпути между китайской провинцией Манзи и Малаккским полуостровом. Таким образом, пролив Золотого Херсонеса должен был находиться на юго-востоке.

Плавание проходило в очень тяжелых условиях. В течение двадцати восьми дней корабли боролись с жестокими ветрами и течениями. В письме к королю и королеве Колумб так описывает это трудное время:

«...Не прекращалась ужасная буря — такой силы, что от взора были скрыты и солнце и звезды.

Корабли дали течь, паруса изодрались, такелажи и якоря были растеряны, погибли лодки, канаты и много снаряжения. Люди были поражены недугами и удручены, многие обратились к религии, и не оставалось никого, кто не дал бы какого-либо обета или не обязался совершить паломничество. Часто люди исповедовались друг другу в грехах. Им нередко приходилось видеть бури, но не столь затяжные и жестокие. Многие из тех, кто казались сильными духом, впали в уныние, и так было в продолжение всего этого времени.

Болезнь сына, который находился со мной, терзала мою душу, и тем горше было мне сознавать, что в нежном тринадцатилетнем возрасте ему пришлось претерпеть в течение столь долгого времени большие невзгоды. Но бог дал ему такую силу, что он воодушевлял всех прочих и вел себя так, как будто провел в плаваниях восемьдесят лет. Он утешал и меня, а я тяжело захворал и не раз был близок к смерти».

Навстречу, ни на миг не переставая, дул восточный ветер, и судам приходилось без конца маневрировать под проливным дождем, нередко они становились на якорь в незашищенных от ветра местах, где волны бросали каравеллы всю ночь напролет. В безветренные ночи людей осаждали легионы москитов.

За сорок дней флотилия отошла от мыса Гондурас всего лишь на триста пятьдесят километров. Наконец 14 сентября каравеллы обогнули еще один мыс, за которым берег круто поворачивал к югу. Теперь тот же восточный ветер стал попутным и течения тоже были благоприятными. Обрадованный адмирал назвал этот мыс Грасьяс-а-Дьос (Слава богу).

День за днем плыли испанцы вдоль плоского низменного берега с широкими устьями рек, спокойными лагунами, болотами и мангровыми лесами. Это был Москитовый берег в Никарагуа, вдоль которого каравеллы за две недели прошли около пятисот километров. В устье одной из рек при столкновении течения с волной прибоя погибла шлюпка со всеми гребцами. В конце сентября испанцы бросили якорь у селения Кариай, надеясь отдохнуть там и починить корабли.

Испуганные к недоверчивые индейцы, охваченные любопытством, осторожно приближались к кораблям. Испанцы дарили им побрякушки, которые индейцы принимали с восторгом и с опаской: откуда, мол, пришли эти странные чужеземцы и что им здесь нужно?

Туземцы приносили морякам хлопчатобумажные ткани и мелкие золотые украшения, но Колумб запретил что-либо брать от них, чтобы не настраивать их враждебно. Однако этот поступок обидел индейцев. Решив, что их дары отвергнуты, они сложили в кучу все полученные от испанцев вещи и оставили их на берегу.

Заметив, что моряки не решаются сойти на берег за пресной водой и плодами, индейцы прислали на корабль в качестве заложниц двух девочек, а сам касик стал следить за тем, чтобы матросам, наполнявшим бочки водою из источника, никто не сделал ничего плохого.

Тут произошел курьезный случай. Бартоломео Колумб вместе с нотариусом Поррасом сошел на берег, чтобы записать неясные и маловразумительные рассказы индейцев. Но едва Поррас взялся за перо, все индейцы в ужасе разбежались — они приняли нотариуса за колдуна. Вскоре индейцы, крадучись, стали возвращаться обратно. Они подбрасывали в воздух какой-то порошок, а иногда и сжигали по щепотке его, стараясь, чтобы ветер относил дым в сторону испанцев. Как ни странно, но испанцы в свою очередь испугались колдовства этих дикарей. «В Кариае и в окрестных землях имеются великие волшебники, внушающие сильный страх, — писал Колумб. — Мои люди отдали бы все на свете, лишь бы мы скорее отплыли. Некоторые всерьез считали, что мы околдованы, и многие из них доныне в этом убеждены».

 

Путь Колумба у берегов Центральной Америки в 1502 г.

 

Колумб все же прибег и к насилию: ему нужны были проводники, и он приказал, не поднимая никакого шума, потихоньку схватить нескольких индейцев. Тайно подняв якоря, испанцы поспешно отплыли от берега, сопровождаемые громкими криками пришедших в ужас туземцев.

В начале октября каравеллы двигались дальше вдоль берега, теперь уже в юго-восточном направлении. Здесь к кораблям часто подходили на пирогах индейцы, увешанные золотыми украшениями. Колумб назвал этот берег золотым, а позднее вся земля получила название Коста-Рика (Богатый Берег).

Испанцы стояли у берегов Коста-Рики десять дней и чинили корабли. Здешние индейцы очень хотели обменять свои хлопчатобумажные ткани и изделия из сплава золота и меди на испанские товары, но моряки менялись неохотно: у них на родине такой сплав ценился очень низко.

Колумб послал вооруженный отряд обследовать берег. Вернувшись, разведчики рассказали, что в лесах водятся различные звери — олени, пумы, обезьяны, кабаны, а также птицы, похожие на индюков.

Затем испанцы подошли к побережью страны Верагуа (Панама). Колумб считал, что теперь устье Ганга уже недалеко: туземцы рассказывали, что в десяти днях пути течет широкая река, ее название показалось Колумбу похожим на Ганг. Там якобы живет богатый народ, люди пьют и едят на золотой посуде, ходят в море на кораблях, торгуют пряностями, носят дорогие, шитые золотом одежды, золотые короны и браслеты, и даже их столы украшены золотом.

По словам Колумба, он был бы удовлетворен и десятой долей того, что сулили эти рассказы.

Кроме того, индейцы говорили, что жители этой страны воинственны, носят латы, вооружены шпагами, луками со стрелами и у них имеются вьючные животные.

Очевидно, в этих туманных рассказах шла речь о странах сравнительно высокой культуры — Перу и Мексике, лежащих на берегу Тихого океана, от которого Колумб находился всего лишь в шестидесяти километрах.

Между тем адмирал вообразил, что речь идет о стране великого хана. «Еще десять дней, пути, и мы будем у Ганга», — не колеблясь заявил он матросам, когда они отказались продолжать путь.

Испанцы действительно встретили туземцев, носивших на груди золотые диски. Мореплаватели подольше задержались у этих берегов. На погремушки они выменивали у индейцев золотые диски и амулеты в виде птиц. Золота было много, и Колумб с восторгом рассказывал потом об открытых им богатствах. Он писал, что в Верагуа увидел «в первые два дня больше признаков золота, чем за четыре года на Эспаньоле, и что не может быть ничего прекраснее земель этого края и полей, возделанных лучше, и людей, более робких, чем местные жители. Здесь и превосходная гавань, и великолепная река, и все возможности защитить открытые земли против всего света.

Все это — залог безопасности для христиан, свидетельство прочности владения, все это направлено к грядущей славе и возвеличению христианской веры...».

«Золото — это совершенство, — восторгался великий мореплаватель. — Золото создает сокровища, и тот, кто владеет им, может совершить все, что пожелает, и способен даже вводить человеческие души в рай!»

Колумб превозносил сокровища этой земли, из которых он не упомянул якобы и шестой доли. Ведь у этих берегов в легендарной стране Офир добывали, по его словам, золото для библейского царя Соломона, который скупил здесь все драгоценные камни и серебро, и властители Испании могут, если пожелают, дать приказ собрать все эти сокровища.

Богатство этого берега так захватило воображение Колумба, что с этих пор он думает не столько о поисках морского пролива, сколько о создании на берегах Верагуа торговой фактории.

Всю вторую половину октября 1502 года каравеллы продолжали путь вдоль берегов Верагуа, где почти не было бухт, а устья рек изобиловали песчаными отмелями. Подойти к берегу было невозможно: шлюпкам угрожали вооруженные индейцы. К тому же шли проливные дожди.

2 ноября испанцы вошли в удобную бухту недалеко от начала теперешнего Панамского канала и назвали ее Пуэрто-Бельо (Прекрасная Гавань).

В одной из бухт, чуть подальше на восток, Колумб двенадцать дней занимался починкой кораблей. На следующей стоянке в бухге Ретрете (теперь Эскриванос) каравеллы причалили к самому берегу. Матросы воспользовались этим и стали совершать набеги на индейские селения: грабили, насиловали женщин. Их поведение до того обозлило аборигенов, что они вооружились и целой толпой напали на корабли. Адмирал приказал открыть орудийный огонь, и наступавшие разбежались, оставив на берегу нескольких убитых.

В начале декабря каравеллы подошли к Дарьенскому заливу. Здесь Колумб решил повернуть обратно. Это побережье было уже обследовано Бастидасом, пришедшим сюда с востока, и адмиралу, очевидно, было известно, что Бастидас не обнаружил там пролива.

А может быть дрогнула непоколебимая вера адмирала, ослабла воля? Может быть он догадался, что открытое им побережье вовсе не часть Азиатского материка? Колумба озадачил тот факт, что этот берег тянулся, по-видимому, очень далеко на восток. Может быть он даже сливался с Жемчужным Берегом?

Отказавшись от главной — географической цели экспедиции — поисков пролива, Колумб решил выяснить, велики ли сокровища Верагуа, и пошел к устью реки Белен (Вифлеем) за золотом.

К 5 декабря каравеллы были в гавани Пуэрто-Бельо. Целый месяц течения и ветры, то и дело менявшие направление, носили флотилию взад и вперед вдоль берега. Моряки тщетно боролись с разыгравшейся стихией. Бури сменялись грозами, стояла ужасная погода. Однажды в море возник огромный смерч. Корабли оказались в серьезной опасности. Колумб попробовал заговорить смерч и стал громко читать из священного писания притчу о буре в море Галилейском. Затем, переложив библию в левую руку, он вынул меч и начертал им круг, а в нем крест. Водяной столб действительно, прошел мимо, не причинив каравеллам никакого вреда.

Впоследствии Колумб в письме к королю рассказывал о страшных бурях и грозах, которые ему пришлось перенести:

«Девять дней я был словно потерянный, утратив надежду на то, что мне удастся выжить.

Никому еще не приходилось видеть такое море — бурное, грозное, вздымающееся, покрытое пеной. Ветер не позволял ни идти вперед, ни пристать к какому-нибудь выступу суши. Здесь, в море цвета крови, кипевшем словно вода в котле на большом огне, я задержался на некоторое время.

Никогда я еще не видел столь грозного неба. День и ночь пылало оно, как горн, и молнии извергали пламя с такой силой, что я не раз удивлялся, как могли при этом уцелеть мачты и паруса. Молнии сверкали так ярко и были так ужасны, что все думали — вотвот корабли пойдут ко дну. И все это время небеса непрерывно источали воду, и казалось, что это не дождь, а истинный поток. И так истомлены были люди, что грезили о смерти, желая избавиться от таких мучений. Дважды теряли корабли лодки, якори, канаты и были они оголены, ибо лишились парусов».

Было просто чудом, что гнилые, источенные червями каравеллы еще держались на воде. Провиант подходил к концу. В спокойную погоду моряки ловили на большие крюки акул, и их мясо после сухарей, попорченных червями, казалось деликатесом.

В начале 1503 года уже совсем обветшавшие каравеллы Колумба вошли в гавань Белен — устье реки, где Колумб намеревался основать колонию и оставить гарнизон под командованием Бартоломео. И опять золотой мираж застлал Колумбу взор и увлек его прочь от величайшего открытия, к которому он был так близок во время четвертой экспедиции. Ведь огромный, еще никому неведомый Тихий океан — так называемое Великое Южное Море — лежал рядом, рукой подать. Достаточно было подняться на шлюпках вверх по реке Чагрес и пройти двенадцать миль по суше, перевалив через горы, чтобы достигнуть его берегов. Но Колумб был во власти навязчивой идеи, будто он находится у берегов Азии. О каком же другом океане могла идти речь?

Место для колонии было выбрано неудачно. На этих берегах выпадает очень много осадков: часто идут проливные дожди, река выходит из берегов. Испанцы вскоре смогли в этом убедиться. Ливни свирепствовали почти две недели, и половодье чуть не выбросило их корабли на мель.

Все же испанцы попытались обследовать побережье Верагуа.

Бартоломео, взяв с собой семьдесят человек, пошел в разведку на шлюпках. Он посетил местного касика и завязал с ним дружественные отношения.

Оказалось, что у индейцев немало золотых пластин и слитков, а их курительные трубки тоже из золота. Испанцы всячески старались выведать, где они добывают золото. Наконец индейцы, казалось, поняли, чего хотят от них пришельцы, и стали жестами показывать, что золотые рудники находятся далеко в глубине страны — в лесах и горах.

Тогда Бартоломео отправился туда с вооруженным отрядом. Расспрашивая по пути индейцев, он искал золото и в горах, и в болотах, и в лесах. Добыча была невелика, но каждая найденная крупица драгоценного металла все сильнее разжигала алчность и стяжательство, и люди копали, обливаясь потом, в надежде, что вскоре найдут целые золотые глыбы.

Адмирал был так рад богатым месторождениям золота, что принял решение немедленно построить форт, оставить в нем гарнизон и отправиться в Испанию за пополнением. Однако эта попытка колонизации закончилась плачевно.

Было уже возведено несколько домов, когда уровень воды в реке внезапно упал, и отмели в ее устье преградили кораблям выход в море. К этому времени отношения с аборигенами значительно ухудшились: испанцы грабили и обижали индейцев и вообще вели себя так нагло, что те стали готовиться к нападению, особенно после того как узнали, что чужеземцы намерены обосноваться здесь навсегда. Испанские разведчики во главе с отважным Диего Мендесом обнаружили, что в ближайших селениях собралось много воинов.

Форт был расположен на узкой прибрежной полосе, и индейцы, скрываясь в джунглях, могли незаметно подкрасться к нему. Колумб не учел этого обстоятельства и к тому же допустил еще большую ошибку: он велел схватить в качестве заложников местного касика и человек тридцать его родственников. Испанцы захватили также много изделий из золота. Самому касику вскоре удалось бежать и он начал готовиться к нападению.

Между тем испанцам удалось вывести в море три каравеллы — четвертую они решили передать гарнизону в качестве плавучей крепости.

В форте оставалось двадцать человек. 6 апреля на них напали около четырехсот индейцев. Судьбу сражения решил огромный свирепый пес, который привел индейцев в неописуемый ужас. В тот же день индейцы напали на шлюпки, на которых группа матросов с флагманского корабля во главе с капитаном Тристаном шла к реке за питьевой водой, и убили десять человек. Лишь одному удалось спастись.

Экипаж флагмана, оставив больного Колумба одного на палубе, спустил шлюпки и поспешил на помощь гарнизону форта.

Положение колонии стало угрожающим. Индейцы, окрыленные победой, снова напали на защитников форта. Дома, в которых скрывались испанцы, были расположены так близко к лесу, что нападающие легко пробирались к ним сквозь лесные заросли. Лес звенел от диких воинственных криков. В воздухе свистели тяжелые раковины с заостренными краями и дротики — обычное оружие здешних индейцев. Объятые ужасом испанцы совсем потеряли голову и, больше не повинуясь Бартоломео, бросились к оставленной каравелле, чтобы выйти на ней в море. Однако они не смогли снять ее с мели. Тогда матросы решили послать к адмиралу шлюпку и просить его не бросать их на произвол судьбы в этом гиблом месте. Но вода на отмелях в устье реки так сильно бурлила из-за встречного течения, что лодка не смогла пройти там. А тем временем река проносила мимо форта трупы Тристана и его людей, усеянные вороньем, которое громким карканьем возвещало о смертельной опасности.

Наконец Бартоломео удалось несколько ободрить своих людей и они на скорую руку построили укрепления на открытом месте, где можно было пустить в ход кремневые ружья и фальконеты — маленькие пушки, стреляющие картечью. Защитники форта в тревоге и волнениях провели еще несколько дней, отражая нападения индейцев. Провиант и боеприпасы подходили к концу, и не было никакой надежды на спасение.

Пока продолжалась битва, Колумб, охваченный неописуемым страхом, слышал, и якобы не впервые, таинственные голоса и видел явление. Вот что он писал об этом королям:

«Я взобрался на самое высокое место на корабле и, обливаясь слезами, дрожащим от волнения голосом, обращаясь во все стороны света, воззвал о помощи военачальникам ваших высочеств. Но никто мне не ответил.

Стеная, заснул я и услышал полный сострадания глас, говорящий: «О глупец, не скорый в делах веры и в служении твоему господу, владыке всего сущего! Свершил ли господь больше для Моисея или для слуги своего Давида? С самого рождения твоего не оставлял он тебя своими заботами... Он сделал так, что имя твое стало звучать чудесным образом на земле. Индии — богатейшие части света — он отдал тебе во владение... Он дал тебе ключи от заставы Океана, скрепленной мощными цепями!..

Ты в неверии взываешь о помощи. Отвечай же, кто причинил тебе столько горестей — бог или свет? Бог никогда не нарушает своих обетов и не отнимает даров своих... Ни одно слово его не пропадает даром, а все им обещанное выполняется с лихвой. Таков его обычай».

В этих исполненных мистики словах ясно слышится горький упрек в адрес неблагодарных правителей Испании, действовавших по отношению к Колумбу как раз наоборот. Когда битва закончилась, шлюпки еще долго не могли преодолеть отмели в устье реки и вернуться на корабль. Пленные туземцы ночью сорвали люк трюма и бросились в море, надеясь добраться до берега. Однако часть беглецов была сразу же поймана и водворена обратно. Наутро в трюме нашли лишь трупы. Все пленные, даже женщины и дети, убили себя. Одни лежали на земле с петлей на шее, затянутой ногами, другие висели на веревках, касаясь пола коленями..

Это зрелище ошеломило Колумба: впервые в жизни он встретился с людьми, которые так любили свободу и так презирали смерть! Такие люди способны бороться до последней капли крови. Гарнизону форта грозит неминуемая смерть. Нечего и думать о том, чтобы остаться здесь!

Каравеллы простояли на рейде еще десять дней, пока наконец Колумб, после долгих колебаний, с тяжелым сердцем принял единственно правильное решение — покинуть только что построенную колонию и отозвать гарнизон на корабли.

Стоявшую в бухте ветхую каравеллу бросили на произвол судьбы, а людей и все имущество форта переправили через отмель на плотах. Диего Мендес и в этих обстоятельствах действовал как отважный и сметливый человек. Адмирал назначил его капитаном флагманского корабля вместо погибшего в бою Тристана.

Надо было поскорее покинуть этот негостеприимный берег. Три каравеллы в середине апреля 1503 года снова двинулись на восток. У Пуэрто-Бельо пришлось бросить еще одну каравеллу, так как она дала течь, а исправить повреждение не было никакой возможности.

Миновав бухту Ретрете, Колумб снова углубился в Дарьенский залив. Однако штурманы и капитаны, считавшие, что они и так зашли слишком далеко на восток от Гваделупского меридиана, заставили Колумба изменить курс и пойти прямо на север.

1 мая 1503 года обе совсем обветшавшие каравеллы повернули на север в сторону Эепаньолы и долго боролись с ветрами и течениями.

Через десять дней испанцы достигли группы островов Малые Кайманы к северо-западу от Ямайки, а затем течение отнесло их к Садам Королевы у южных берегов Кубы, где адмирал бросил якорь, чтобы дать отдохнуть измученной команде. Однако трудно было выбрать худшее место для стоянки: так оно было ненадежно и не защищено от ветров.

Среди экипажей зрело недовольство. Провиант подходил к концу — осталось лишь немного морских сухарей, растительного масла и уксуса. Вконец истощенные люди дни и ночи не отходили от насосов, так как каравеллы ежеминутно могли пойти ко дну: деревянные части, находившиеся под водой, были источены червями.

К тому же ночью разразилась такая жестокая буря, что одно судно сорвало с якоря и бросило на второе. К счастью, обе каравеллы каким-то чудом удержались на одном якоре.

После бури великий мореплаватель повел корабли вдоль берега Кубы на восток, но обшивка судов походила уже на пчелиные соты, и моряки совсем впали в отчаяние.

Колумб считал, что единственная возможность спасти жизнь людей — это поскорее добраться до Эспаньолы. Но течь была очень сильна, и нечего было и думать достичь Эспаньолы на тонущих кораблях, да еще при встречном ветре. Пришлось повернуть к берегам Ямайки. По свидетельству самого адмирала, все люди, выкачивая воду тремя насосами и вычерпывая ее горшками и котелками, не в силах были справиться с ней — она непрерывно просачивалась в трюмы, а устранить зло, причиняемое червями, уж и вовсе не было никакой возможности. К счастью, Ямайка была уже недалеко.