Три корабля и девяносто человек. Корабли

Человечество свято чтит имена кораблей-героев. Это Магелланова «Виктория», «Святой Петр» и «Святой Павел» Беринга и Чирикова, «Резолюшн» капитана Кука, «Восток» и «Мирный» Беллинсгаузена и Лазарева, нансеновский «Фрам», легендарный ледокол «Сибиряков»» Список таких кораблей велик, и он неизменно содержит три заветных имени: «Санта-Мария», «Нинья» и «Пинта».

Флагман флотилии Адмирала Моря-Океана «Санта-Мария» принадлежал к классу кораблей, которые в Ис­пании назывались «нао», в Португалии «нау», в Генуе «наве». «Нинья» и «Пинта» были каравеллами.

Нао и каравеллы — суда эпохи великих открытий. И хотя еще в середине XIII века оба эти типа кораблей упоминались в кастильских и португальских источниках, но конструктивной зрелости они достигли в XV сто­летии.

Средиземноморские народы — венецианцы, генуэзцы, пизанцы, каталонцы, византийцы, арабы и турки, на­следники мореходных традиций античной древности, со­здали немало самых разнообразных типов парусных ко­раблей, которые бороздили воды Средиземного моря за­долго до того, как португальцы начали прокладывать новые пути в Атлантике. Но все эти суда, как парус­ные, так и гребные, рассчитаны были на плавание у «домашних» берегов Средиземного моря.

Чем крупнее они были, тем медленнее ходили по мо­рю и тем хуже совершали всевозможные маневры. По­этому и в бою, и в торговых рейсах предпочтение отда­валось гребным судам — галерам. Галеры были покорны воле гребцов и плавали по морю вне зависимости от направления ветра. Средиземноморских моряков вполне удовлетворяли гребные суда, вооруженные парусами. Подобная комбинация весел и парусов позволяла совер­шать переходы значительной дальности при противных ветрах в любом заданном направлении.

Но в XIV и особенно в XV веке европейские море­ходы столкнулись с большими трудностями. Все чаще и чаще корабли стали выходить в открытый океан, а ка­питанам принца Энрике Мореплавателя приходилось совершать многомесячные походы вдоль пустынных и неведомых берегов, а для этого они вынуждены были запасаться впрок провиантом и пресной водой. О гале­рах в таких походах и думать не приходилось — слиш­ком много пищи и воды требовалось для многочислен­ных гребных команд.

Явилась настоятельная нужда в новом типе парус­ного корабля, быстроходном, маневренном, остойчивом и емком, способном принять в свои трюмы многомесячные запасы провианта и на обратном пути вместить в себя партии черных рабов.

Именно такими кораблями и были каравеллы. Неда­ром венецианец Кадамосто, участник португальских пла­ваний в Африку, писал в 1456 году: «Каравелла — луч­ший корабль из всех, когда-либо ходивших по морю».

Мореходные качества каравелл были и в самом деле необычайно высокими. Они могли проходить 10, 12 и даже 15 итальянских миль в час, а 15 миль — это 22 ки­лометра. Каравелла, на которой ходил Кадамосто, при ветре с юго-запада следовала западно-северо-западным курсом, то есть держалась всего лишь в шести румбах от ветра.

По свидетельству одного моряка XV века, «каравел­лы отлично лавировали, поворачиваясь к ветру то одним, то другим бортом, как будто у них были весла». Всем этим качествам мог позавидовать любой парусник тяже­лого типа XX века. Легкие и маневренные каравеллы были чудесно приспособлены для плаваний в неизведан­ных водах открытых морей.

На этих судах, обычно трехмачтовых, латинские тре­угольные паруса растягивались на слегка выгнутых га­фелях. Гафели крепились к мачтам под углом, наподо­бие перекладины колодца — «журавля». Таким обра­зом, эти каравеллы имели косые паруса (то есть паруса, расположенные, когда корабль находится в покое, не поперек судна, а в его диаметральной плоскости), Паруса такого типа известны были уже в глубокой древности. Но на каравеллах коренным образом изменилась систе­ма оснастки. Если прежде корабли несли паруса на двух мачтах и не знали бушприта, то каравеллы получили при равной, а порой и меньшей длине корпуса три мач­ты (фок-, грот- и бизань-мачты) и бушприт, к которому крепился небольшой треугольный парус — блинд.

Площадь парусов возросла почти вдвое, и благодаря строго продуманной системе управления это приращение было умело использовано.

Изменилась в сравнении с судами старых типов и конструкция корпуса. За счет более выгодного соотно­шения его длины и ширины каравеллы приобрели боль­шую остойчивость — качество очень важное, если учесть, что им приходилось выдерживать суровые атлантические штормы.

Эти «классические» каравеллы вышли в море в кон­це XIV века. Строили их в приморских городах Порту­галии, бискайского побережья Кастилии и в гаванях Андалузии. Однако ко времени Бартоломео Диаша и Колумба в конструкцию и оснастку «классических» ка­равелл удалось внести много всевозможных изменений. Появились «большие братья» каравелл — корабли типа «нао редондо». Это были суда гораздо большей грузо­подъемности, с прямыми парусами, которые растягива­лись не на кривых гафелях, а на поперечных бревнах — реях. Эти паруса позволяли держать круче к ветру и обладали поэтому одним неоценимым качеством: на них куда легче было ходить при противных ветрах. Прямые паруса известны были издревле, но только в XV веке их стали применять в дальних океанских плаваниях.

Но при этом возрос вес парусов, и, чтобы избежать вредных последствий этого, строители изменили конст­рукцию мачт. Грот-мачта, которая теперь несла, помимо нижнего паруса, еще и марсель, стала составной: к очень толстому и прочному основанию прикрепляли съемную стеньгу и на нее подвешивали марсель.

Помимо этих основных парусов, каравеллы получили еще добавочные косые паруса — лиселя, или бинеты (в дневнике Колумба они называются bonetas), в виде добавочных полос, которые пришнуровывались снизу к гроту.

Вся последующая эволюция парусного флота, которая привела в XVIII веке к появлению многомачтовых кораблей-гигантов с пятью или даже шестью яру­сами парусов, связана с прямыми парусами, но уже в век Колумба они получили признание мореплавате­лей.

У «Санта-Марии» и «Пинты» при выходе из Палоса были прямые паруса, у «Ниньи» — косые, но на Канар­ских островах Колумб и Мартин Алонсо Пинсон заме­нили косые паруса прямыми.

Как выглядели корабли первой экспедиции Колумба? Ответить на этот вопрос нелегко. Дело в том, что до нас не дошли ни чертежи, ни более или менее точные зарисовки кораблей первой экспедиции Колумба. И, оце­нивая все ныне существующие модели «Санта-Марии», «Ниньи» и «Пинты» (а в одной только Испании с 1892 по 1971 год предпринималось не менее семи попыток реконструкции этих кораблей), можно сказать лишь одно: все они воспроизводят подлинную конструкцию и оснастку этих судов с такой же точностью, с какой бег­лый карандашный эскиз, сделанный по памяти, пере­дает черты давно утраченного оригинала.

В своих кропотливых и нелегких изысканиях исто­рики кораблестроения учитывают решительно все сведе­ния, касающиеся «Санта-Марии», «Ниньи» и «Пинты», в документах первого плавания Колумба. Беда, однако, в том, что основной источник, относящийся к этому пла­ванию, — дневники Колумба, дошел до нас лишь в пере­сказе Лас Касаса. Лас Касас же не был моряком, его не слишком интересовали конструктивные особенности кораблей флотилии Адмирала Моря-Океана, и он, по всей вероятности, оставил «за бортом» почти все ссылки Колумба на эти детали.

В одном месте сохранилось, однако, указание, кото­рое позволяет представить себе, под какими парусами шла «Санта-Мария». Это запись от 24 октября 1492 года: «Я поставил все паруса корабля — грот с двумя лисе­лями, фок, блинд и бизань».

Наибольшие мучения создателям современных моде­лей доставляет «Санта-Мария». Конструкторы подразде­ляются на две группы — «каравеллистов», считающих, что этот корабль был каравеллой, и «наоистов», убеж­денных, что он относился к классу нао. Нао отличались от каравелл более широким, емким и массивным корпу­сом и несли высокие надстройки на носу и корме. Кормовая надстройка была у судов этого класса двухъярус­ной, у каравелл же она второго яруса не имела.

В 1969 году в Барселоне вышла книга испанского конструктора X. М. Мартинеса Идальго (85). Он собрал и сопоставил все прямые и косвенные данные о «Санта-Марии» и пришел к твердому убеждению, что. этот ко­рабль принадлежал к классу нао.

Наиболее обстоятельные работы, посвященные кораб­лям Колумба, принадлежат итальянцу Альбертису (1892) и испанцам Фернандесу Дуро и Монлеону (1892—1893), Гильену-и-Тато (1927), X. М. Мартинесу Идальго (1969) и Карлосу Этайо (1971). В кратких чер­тах описал корабли первой экспедиции Колумба С. Э. Мо-рисон (93, I) и автор этих строк (24, 228—235).

На «Санта-Марии», как уже отмечалось, на юте была двухъярусная надстройка. Ее нижний ярус — тольда — использовался как кладовая: там хранилось различное корабельное имущество (канаты, блоки, якоря и т. д.). Верхний ярус — тольдилья — был адмиральской рубкой.

Часть палубы между ютом и фок-мачтой (камбес) не имела никаких надстроек. Здесь помещались барка­сы, кухня и площадка, отведенная для компаса, который хранился в особом деревянном ящике — битакоре. На камбесе устроен был колодец для деревянной трюм­ной помпы, тут же пристроен был брашпиль для якор­ного каната.

На баке, между фок-мачтой и носом, располагалась надстройка — кубрик. В передней части ее, на самом носу, была наблюдательная площадка. Еще одна такая площадка (габия —буквально «клетка») была на грот-мачте.

Трудно себе представить, в какой невероятной тесноте жили и плавали моряки этих кораблей. На ничтожной площади надо было разместить не менее тридцати чело­век, да и, кроме того, обеспечить этот экипаж всем не­обходимым на долгие месяцы плавания в открытом мо­ре. Каждый дюйм свободного пространства ценился на вес золота, о каких бы то ни было удобствах нечего было и думать. Спали вповалку, в невероятной тесноте, на ящиках, бочках, на досках, в трюме и на палубных надстройках, подстилая под себя собственное платье, зачастую мокрое — сушить одежду было негде. Матро­сы, отстоявшие многочасовую вахту, занимали места, только что оставленные товарищами. Подвесные койки, прототипом которых был индейский гамак, появились лишь в XVI веке. Постели были привилегией избран­ных, и во всей флотилии на них спали лишь 10—12 че­ловек.

Пищу готовили на примитивном очаге, кормились же больше всухомятку — сухарями и солониной, а пресную воду берегли как зеницу ока: запасы ее были невелики, да и к тому же в тропиках она очень быстро портилась.

В такой тесноте трудно было наводить чистоту и по­рядок. Любой нынешний боцман пришел бы в ярость от грязи в корабельных помещениях, а способы хранения всяческого флотского припаса привели бы его в отчаяние.

Однако со стороны корабли выглядели весьма эф­фектно. Их борта выше ватерлинии были алые, как кровь, на парусах красовались геральдические фигуры я кресты, в торжественных случаях поднимался коро­левский штандарт — полотнище с гербом Кастилии и Леона — двумя башнями и двумя львами, башни и львы располагались в шахматном порядке. У экспедиции был свой флаг — белый прямоугольник с зеленым кре­стом, концы креста венчали арагонские короны. При вхо­де в чужеземные порты и при высадке на новооткры­тую землю вывешивался вымпел с литерами F и Y — инициалами Фердинанда и Изабеллы.

На кораблях было несколько бомбард — небольших пушек, стреляющих каменными ядрами, и фальконетов — длинноствольных пищалей. На случай ближ­него боя были взяты аркебузы и арбалеты. Порох за­пасли в изрядном количестве, равно как и свинцовые пули.

В ночное время капитаны кораблей переговаривались световыми сигналами. Чугунные светильники нынешних таллинских мастеров по форме подобны сигнальным фо­нарям Колумбовых каравелл...

«Нинью» и «Пинту» передали в распоряжение экс­педиции власти города Палоса, искупив этим свои былые провинности. «Санта-Марию» Колумб законтрактовал у ее бывшего владельца.

И в ту пору, и позже, в XVI—XVII веках, корабли обычно носили два названия — будничное, «домашнее», и торжественное, официальное; последнее давалось в честь святых католического Пантеона. «Нинья» офи­циально называлась «Санта-Кларой». Она была построе­на на верфях ныне занесенной илом гавани Ривера-де-Могер в устье Рио-Тинто и прежде принадлежала Хуану Ниньо, жителю города Могера. По бывшему владельцу она и получила свою кличку, милую и нежную (nina - по-испански — детка). До самого последнего времени колумбоведы полагали, что «Нинья», возвратившись из первого плавания к берегам Нового Света, принимала затем участие во второй и третьей экспедициях Колумба. Однако в 1970 году испанский историк-моряк К. Этайо не без основания опроверг эту версию и высказал мне­ние, что в последующих плаваниях участвовал корабль — тезка знаменитой «Ниньи» (64).

В истории первой экспедиции «Нинья» сыграла вы­дающуюся роль: именно ей суждено было стать флаг­маном Адмирала после гибели «Санта-Марии».

«Пинта» была уроженкой Палоса. Как называлась она официально, неизвестно, обыденному своему имени она обязана одному из бывших владельцев, некоему Пинто. Ее хозяин, палосский житель Кристобаль Кин-теро, отправился в плавание и немало досадил в пути Колумбу. Подобно «Нинье», «Пинта» обладала отлич­ными мореходными качествами и благополучно верну­лась из плавания, выдержав бешеные февральские штормы в Восточной Атлантике. Какова была ее даль­нейшая судьба, неведомо.

«Санта-Мария» в отличие от «Ниньи» и «Пинты» ро­дилась на свет не на юге, а на севере» Почему-то ее кличка «Гальега» («Галисийка») не привилась, и в от­личие от «Ниньи» и «Пинты» ее называли «крестным», официальным, именем. Колумб арендовал ее у уроженца селения Сантоньи близ Сантандера Хуана де ла Косы. Неясно, был ли он тем знаменитым кормчим и карто­графом, который участвовал во второй экспедиции Адми­рала и около 1500 года составил карту новооткрытых земель, или его однофамильцем[48].

Колумб «Санта-Марию» не любил, он считал ее че­ресчур тяжелым судном, не слишком пригодным для дальних плаваний.

Для этого у него были известные основания: «Санта-Мария» уступала в скорости своим сестрам, что порой ставило Адмирала в неудобное положение.

«Санта-Мария» погибла в ночь с 24 на 25 декабря 1492 года у берегов Эспаньолы нелепейшим образом, и об обстоятельствах этой катастрофы будет сказано позже. В 1969—1970 годах группа американских ученых из Флоридского университета набрела на следы какого-то старинного корабля на побережье Гаити у мыса Аитьен, близ места гибели «Санта-Марии». Установить, действи­тельно ли здесь покоятся обломки «Санта-Марии», неве­роятно трудно: в свое время Колумб велел снять с по­терпевшего крушение судна всю обшивку, а киль и шпангоуты за 480 лет, вероятно, были растерзаны силь­ными прибрежными течениями.

Пассажирам современного океанского лайнера Колум­бовы корабли могут показаться почти столь же утлыми скорлупками, как тростниковые плоты «Ра-I» и «Ра-II» Тура Хейердала. Однако спутники Адмирала доверяли своим кораблям, и их доверие было оправдано. Неведо­мые строители «Санта-Марии», «Ниньи» и «Пинты» ис­пользовали богатейший опыт своих отцов и дедов и со­здали суда, которые, как писал Колумб, оказались «очень пригодны для подобного дела», то есть для дела великих открытий.

Разумеется, пригодными они были лишь в умелых руках, а вахту на них отбывали отличные матросы, вели их к неведомым берегам сведущие кормчие, и командо­вали ими опытные капитаны.

[48] Алиса Б. Гоулд считала, что владелец «Санта-Марии» и кормчий Хуан де ла Коса разные люди, но А. Бальестерос-и-Беретта в 1954 году попытался опровергнуть эту точку зрения.