Королевская чета и Адмирал (Начало конфликта)

Совершенно иные отношения сложились у Адмирала с королевой и королем в сфере внутренней заморской по­литики. Изабелла и Фердинанд отлично сознавали: до поры до времени Адмирал им нужен, но они считали, что новооткрытые земли — это не адмиральская вотчи­на, а владения короны, и в апреле — мае 1493 года на­метили ряд мер, призванных обеспечить полный конт­роль над этими землями И над морскими путями, туда ве­дущими.

Без Адмирала можно было снарядить новую экспеди­цию, но только Адмирал способен был довести ее кораб­ли до берегов Индий, и королевская чета по-прежнему окружала его заботами, исподволь лишая первооткрыва­теля этих Индий реальной власти. Адмирал был крайне доверчив, ему свойственно было детское тщеславие, и он легко поддавался на те внешние знаки благоволения, ко­торые так щедро ему расточали Изабелла и Фердинанд весной и летом 1493 года.

Их высочества торжественно подтвердили условия ка­питуляции в Санта-Фе. Их высочества присвоили Адми­ралу герб. 20 мая 1493 года они подписали об этом такой указ: «...предоставить дону Христофору Колумбу и его потомкам и наследникам в вечное пользование герб... с золотым замком &а зеленом поле, в верхней четверти .щита, по правую руку, и пурпурным львом на белом фоне в другой верхней части слева». Замок и лев были геральдическими символами Леона и Кастилии, а в ка­честве эмблемы самого Адмирала в нижней части щита изображены были золотые якоря на голубом поле и крас­ные острова на золотом поле (42, V, 145—146)[63].

Адмирал радовался от всей души, ему льстили частые аудиенции у их высочеств, он был в восторге от коро­левы, которая награждала его милыми улыбками, он с энтузиазмом беседовал с королем, любителем ловчих птиц, о пернатых аборигенах Кубы и Эспаньолы, но истинные помыслы его высоких покровителей оставались для него тайной.

У Адмирала еще в ту пору, когда он плавал у бе­регов новооткрытых островов, сложились определенные планы грядущего использования этих земель.

В письме Сантанхелю он писал: «Таким образом, из одного лишь того, что было выполнено во время столь не­долгого путешествия, их высочества могут убедиться, что я дам им столько золота, сколько им нужно, если их высочества окажут мне самую малую помощь; кроме того, пряностей и хлопка — сколько соизволят их высочества повелеть, равно как и благовонную смолу, сколько они прикажут отправить... я дам также алоэ и рабов, сколько будет угодно и сколько мне повелят отправить, и будут эти рабы из числа язычников» (24, 71).

Прежде всего в этой программе бросаются в глаза иллюзорные расчеты Адмирала на антильское золото, антильские пряности и антильские благовонные смолы. Всем этим богата была истинная Индия, но псевдо-Ин­дии, открытые Адмиралом, содержали в своих недрах ни­чтожное количество золота, и местный перец — ахи не мог конкурировать с разнообразными пряностями Южной Азии.

Широковещательные посулы Адмирала оказались чи­стейшей фикцией, и в этом и корона, и колонисты убе­дились очень скоро.

Планы же работорговли были нереальны по очень про­стой причине. По существу, они отвечали духу иного, безвозвратно минувшего времени. В XII, XIII и XIV веках генуэзские и венецианские предприниматели на свой риск и страх и на свой кошт основывали не­большие колонии на чужих берегах и обогащались, торгуя рабами и сбывая разные товары, приобретенные на мест­ных рынках.

Примерно таким образом и намерен был действовать Адмирал. Он полагал, что сам будет определять условия торговли заморским сырьем и заморскими невольниками, он дважды повторил в этом месте своего письма неосто­рожную фразу «я дам», не отдавая себе отчета в том, что его хозяев подобный порядок вещей совершенно не устраивал.

Формулу «я дам» королевская чета немедленно под­менила формулой «мы получим», причем получать их вы­сочества предпочитали, не прибегая к услугам чересчур о себе возомнивших посредников.

Адмирал олицетворял, таким образом, вчерашний день практики освоения заморских земель, тогда как кастиль­ская корона вступила в день завтрашний, в эпоху форми­рования первых колониальных систем.

В сжатой форме эту истину изложил бельгийский историк Ш. Верлинден, отметивший, что «Колумб был живым звеном в той цепи факторов исторической преем­ственности, которая связывала средневековую италь­янскую колонизацию с колонизацией нового време­ни» (126,407-419).

Первую экспедицию готовил сам Адмирал, он рас­поряжался в Палосе единолично, он фрахтовал корабли, он подбирал их экипажи, он ведал снабжением флотилии.

Такая практика корону не устраивала. Уже в конце марта 1493 года королевская чета решила создать в Се­вилье особое ведомство по организации второй экспе­диции, причем в будущем оно должно было взять на себя и управление заморскими поселениями.

Во главе этого ведомства назначен был архидиакон севильского кафедрального собора Хуан Родригес де Фонсека, человек, которому суждено было сыграть очень важную роль в дальнейших судьбах Колумба.

Ровесник Адмирала, выходец из знатной кастильской семьи, которая в XV веке выдвинула целую плеяду влия­тельных церковных деятелей, он получил блестящее обра­зование в Саламанке. Природа наделила его острым умом, феноменальной памятью и даром мгновенно проникать в суть вещей. Королеве он оказал кое-какие услуги в по­ру, когда она боролась за престол, и Изабелла скрепила его дружбу с Эрнандо де Талаверой, своим исповедником и постоянным советником. Но до времени Фонсека дер­жался в тени. Он обосновался в Севилье, должность архи­диакона была для него чистейшей синекурой, и дома купцов и банкиров на Змеиной улице он посещал куда чаще, чем кафедральный собор. В севильском деловом мире у него были огромные связи, и, по всей вероятности, ему не раз приходилось выполнять доверительные пору­чения королевы и на выгодных условиях получать для нее ссуды у местных Крезов. Считал он не хуже Кинтанильи и Сантанхеля, канцелярской прозой владел в со­вершенстве и отличался фантастической трудоспособ­ностью. Прагматик до мозга костей, он органически не переносил людей, одержимых творческими замыслами. Он терпеть не мог Колумба, притеснял и унижал Магел­лана и причинил много неприятностей автору «Истории Индий»[64]. Исполняя на протяжении тридцати с лишним лет обязанности управителя новооткрытыми землями, он одновременно продвигался все выше и выше по лест­нице церковной иерархии и последовательно занимал посты епископа Бадахоса, Паленсии, Кордовы и Бургоса; своих епархий он за недосугом не посещал, но дохо­ды с них получал неукоснительно, а были они немалыми. Так, диоцез Бургоса приносил Фонсеке тысяч тридцать дукатов в год. Фонсека был убежденным сторонником сильной королевской власти и Изабелле и Фердинанду служил верой и правдой.

Одним словом, это была идеальная кандидатура на пост главы нового ведомства, и вскоре Фонсека взял в свои руки дело снаряжения заморской флотилии и очень ловко оттеснил на второй план Адмирала.

Севильское ведомство Фонсеки было лишь одним из звеньев в системе коронной монополии, которая сложи­лась в 1493—1494 годах. Принципы этой системы были выработаны в Барселоне в апреле — июне 1493 года. Они отражались в серии очень важных документов, скреп­ленных подписями Изабеллы и Фердинанда в период между 3 мая и 9 июня этого года[65].

В общей сложности эти отправные положения заклю­чались в следующем:

1. Индии принадлежат кастильской короне, и только корона имеет право на управление этими террито­риями.

2. Доступ в Индии дозволен лишь лицам, получившим особую лицензию от их высочеств. В равной мере не долж­ны пропускаться в Индии корабли, которые не приписа­ны к коронной флотилии, снаряжающейся в Севилье и Кадисе.

3. Только корона должна торговать с Индиями, без ее дозволения приватные особы не могут вывозить в замор­ские земли какие бы то ни было товары для обменных операций.

4. Исключительное право на добычу золота или иных драгоценных металлов в заморских владениях имеет ко­рона, приватным особам занятия такого рода запрещают­ся под страхом суровых наказаний.

5. Все перевозки в Индии должны осуществляться под строжайшим контролем коронных уполномоченных и инспекторов из заранее определенных пунктов.

6. В Кастилии таким пунктом должен быть город Кадис (с начала XVI века эта привилегия была передана Севилье), и только из Кадиса могут отправляться корабли в сторону Индий.

7. В новооткрытые земли следует переселить пример­но полторы тысячи «добрых христиан». Оным людям пла­тить из казны жалованье, использовать же их следует на добыче золота и на обработке земли. Золото — прежде всего, но важно как можно скорее избавить корону от необходимости снабжать заморскую колонию кастильским хлебом, — пусть переселенцы кормят себя сами, для это­го снабдить их семенами сельскохозяйственных культур и сельскохозяйственными орудиями.

8. Допускаются в Индии лишь чистокровные кастиль­цы, исповедующие истинную веру. Заказан туда въезд маранам, морискам, лицам, осужденным святой инквизи­цией, а также сыновьям и внукам лиц, которые как ере­тики привлекались в прошлом к суду инквизиционного трибунала.

9. К особе Адмирала должны быть приставлены эко­номы («контадоры») и контролеры, которые за свою дея­тельность отчитываются перед доном Хуаном де Фонсекой. Эти же лица совместно с Адмиралом распоряжают­ся распределением оружия, раздачей провианта, ведением торговых операций, а в отсутствие таковых персон ника­ких сделок с индейцами заключать нельзя.

10. Должностных лиц для управления колонией назна­чает Адмирал, но не от своего имени, а от имени их вы­сочеств.

Все эти жесткие указания даны были в открытом письме королевской четы от 23 мая и в инструкции ко­роля и королевы Колумбу от 29 мая 1493 года (95,11,61-63).

Их высочествам все мнилось легкоосуществимым. Фонсека подберет нужных людей, и они станут покорны­ми исполнителями королевской воли: ведь там, в Индиях, эти переселенцы будут во всем зависеть от руко­водителей экспедиции, которые вольны платить или не платить им жалованье и выдавать или не выдавать им дневные рационы.

Дальнейшие события, однако, показали, что колони­сты, которые на казенный кошт отплывали в Индии, меньше всего считались с интересами их высочеств, Корона и Адмирал убедились в этом очень скоро, но в мае и июне 1493 года королевская чета жила радуж­ными иллюзиями.

[63] По словам Овьедо, на гербе изображен девиз:

Роr Castilla у Leon

Nuevo Mundo hallo Colon.

Для Кастильи и для Леона

Новый мир открыт Колоном.

Девиз явно апокрифический, ибо в 1493 году земли, откры­тые Колумбом, никто еще не считал Новым Светом.

В равной мере ошибочно утверждал Фернандо Колон, будто в севильском кафедральном соборе над могилой его отца Фер­динанд приказал выбить слова:

A Castilla у Leon Nuevo

Mundo dio Colon.

Кастильи и Леону

Дан Новый мир Колоном.

Прах Колумба покоился в ту пору вовсе не в севильском кафедральном соборе, и король Фердинанд не называл Индии Новым Светом (42, V, 145—146).

[64] В «Истории Индий» Лас Касас не раз возмущался поступ­ками Фонсеки, который срывал все его попытки облегчить участь индейцев.

[65] Однако уже 30 марта 1493 года королевская чета поспеши­ла обнародовать указ, воспрещающий кому бы то ни было пла­вать в «Индии» без «нашей лицензии». Нарушение этого указа каралось смертью.