Мучительная подготовка

Стояло жаркое кастильское лето 1496 года. Королев­ская чета странствовала по Старой Кастилии, измученный трудным плаванием Адмирал ко двору не поехал, он от­правил Изабелле и Фердинанду письмо и дожидался на него ответа в Севилье.

Люди, которые два с лишним года не видели Адмира­ла, поражались разительным переменам в его облике. Он постарел на десять лет, он стал совершенно сед, спи­на его согнулась, весь он истаял, говорить с ним было трудно, он часто отвечал невпопад, думая свои думы и забывая о собеседниках. «Ходил он в облачении монахов францисканского ордена... опоясав чресла вервием». Имен­но в этом облачении увидел Адмирала в июне или июле 1496 года Андрес Бернальдес, который не раз в ту пору встречался с ним в Севилье.

У любознательного и простодушного священника из селеньица Лос-Паласиос Адмирал нашел приют, и от го­стя и его экзотического реквизита у хозяина голова шла кругом. «Привез Адмирал с собой, — писал Берналь­дес, — много вещей, которые в ходу у индейцев: короны, маски, пояса, ожерелья и всякие прочие и многие изделия из хлопка, и на всех были изображения дьявола в образе кота или свиной морды, и, кроме того, были и вещи по­хуже — разные фигуры и некоторые деревянные, некоторые тряпичные. Захватил он с собой короны с крылыш­ками и маски с глазницами, окаймленными золотом, и среди них была маска, которая, как говорят, принадлежа­ла касику Каонабо, и она очень большая и высокая, а по бокам у нее крылышки, наподобие щитков, глаза же ог­ромные, как серебряные блюда, и каждый весом в пол­марки[71], и вставлены они очень ловко и диковинным об­разом, и в той стороне такие маски носят те, кто выдает себя за дьявола, и сдается, что в дьявола там верят, ибо индейцы — язычники и сатану считают своим владыкой» (46, 259).

Королевская чета с ответом не торопилась. Только 12 июля 1496 года из старокастильского городка Альмасана Изабелла и Фердинанд написали Адмиралу письмо любезное, но холодноватое... Королева и король изъявили готовность принять Адмирала, когда тот сочтет это для себя удобным, и выслушать его сообщения о всех собы­тиях второй экспедиции.

В Севилье Адмирал чувствовал себя плохо. Его дони­мала андалузская жара, каждая встреча с Фонсекой ос­тавляла в душе горький осадок, глава ведомства заморских перевозок неизменно давал понять, что новооткрытые земли должны управляться из Кастилии и по возможно­сти без наместника, некогда наделенного чрезмерными полномочиями. Суть этих бесед в нескольких словах из­ложил Бернальдес: и Фонсека, и его верховные покро­вители считали, что заморские земли управлялись Адми­ралом плохо, да и вообще пользы и выгоды от них нет, а издержки непомерно велики.

Фердинанд в конце лета кочевал по Каталонии, и только в октябре королевская чета осела в Бургосе, и ту­да направился Адмирал. Повторилась, только в меньших масштабах, барселонская встреча 1493 года. «Адмирал, — писал Бернальдес, — представил королю и королеве ин­дейцев, которых он с собой захватил, и монархи приняли его хорошо, и им по вкусу пришлись разные диковинки и рассказы о всем, что было открыто, но Адмирал до­статочно натерпелся и, будучи иноземцем, проглотить обиду не мог, ведь ему пришлось немало перенести, от­бывая свою должность, от врагов и гордецов».

Но «глотать обиды» ему пришлось еще долго, до самой гробовой доски. И в Бургосе он натерпелся не меньше, чем в ту пору, когда штурмовал коронные канцелярии, отстаивая проект плавания в Катай. Казалось бы, все шло прекрасно. Королевская чета рассыпалась в любез­ностях, царедворцы отвешивали Адмиралу церемонные поклоны и восторгались дарами Индий — золотым са­мородком весом в двадцать унций, роскошными масками и резными фигурками работы индейских умельцев. Но планы нового плавания никто не желал рассматри­вать. Король и королева были заняты приготовлениями к свадебным торжествам: пришла пора женить наследно­го припца Хуана, и, кроме того, шла война с Францией, и при дворе думали не об Индиях, а о Руссильоне, пире­нейской земле, которую три года назад захватил Ферди­нанд и которую теперь пытался отвоевать французский король Карл VI П.

А из Эспаньолы приходили дурные вести. Золота по­ступало мало[72], но колонисты всеми силами стремились на родину, беспрестанно шел отток поселенцев, с каждым кораблем, с каждой флотилией, которая отправлялась в Кастилию, отбывали в Старый Свет отчаявшиеся ста­рожилы. «Que Dios lleveme a mi casa» — «Пусть господь вернет меня домой!» — таков был девиз этих рыцарей утраченных надежд. К середине 1496 года на всей Эспапьоле вряд ли насчитывалось более 700—800 кас­тильцев.

В апреле 1497 года, когда вопрос о новой экспедиции был в принципе решен, Адмиралу разрешено было взять с собой на Эспаньолу 330 человек, причем этим людям установлено было определенное содержание. Велено было в это число включить 20 рудокопов, 50 земледельцев, 10 огородников и 30 женщин и переправить в Индии раз­ные земледельческие орудия, рогатый скот, мельничное оборудование, мулов и ослов, и на оплату в течение шести месяцев казна ассигновала около двух миллионов мараведи[73].

В июне 1497 года корона распорядилась выслать в Индии преступников, причем в указе прямо говорилось: «Поелику там (то есть в Индиях) не хватает людей для основания поселений, а такое дело необходимо для блага господнего и нашего... повелеваем всех преступников как мужчин, так п женщин, какое бы злодеяние они ни со­вершили, выслать на остров Эспаньолу, дабы на оном они обрабатывали землю и добывали металлы...».

Проект превращения Эспаньолы в каторжную коло­нию так и не осуществился, хотя в 1498 году Адмирал от­правил на Эспаньолу партию преступников, но в том же июне месяце корона приняла более эффективное решение: жаловать на Эспаньоле земли новопоселенцам. Но земля без рабочей силы никого привлечь не могла, и термин «repartimiento» — раздача, распределение., — тут же стал применяться и в отношении индейцев. Колонисты стали получать определенные земельные наделы и определенное число индейцев, причем до поры до времени в докумен­тах юридический статус этих распределенных аборигенов точно не определялся, всем было ясно, однако, что к земле прилагается некрещеная собственность[74].

Король Мануэл, сам того по подозревая, оказал Адми­ралу неоценимую помощь. Ранней весной 1497 года из Лиссабона стали поступать тревожные известия. В Пор­тугалии заканчивалось снаряжение четырех кораблей, которые вот-вот должны были выйти в дальнее плавание. Цель этой экспедиция была неясна, все, что ее касалось, португальские власти таили в строжайшем секрете. Затем выяснилось: командование флотилией возложено на не­коего Васко да Гаму. Это имя ничего не говорило кас­тильским морякам, по было ясно, что португальская ко­рона придает его экспедиции огромное значение.

Все моря и земли Кастилия и Португалия разделили между собой в 1494 году, но океанские пути неисповедимы, и с равным успехом Васко да Гама мог проследовать л о следам Бартоломео Диаша в Индийский океан и со­вершить бросок на запад, в ту сторону, где Адмирал уже отыскал много земель, но где многое еще не открыто.

Акции Адмирала внезапно повысились в цене. О нем вспомнили, он стал нужен. Их высочества подтвердили права, титулы и привилегии Адмирала. 23 апреля 1497 года королевская чета дала Адмиралу согласие на установление майората, отныне он, подобно главам знат­нейших фамилий Кастилии, имел право передать своему старшему сыну все свои титулы и привилегии.

8 июля 1497 года Васко да Гама вышел в плавание, теперь уже было ясно, что португальцы упредили кас­тильцев, из чего, однако, не следовало, что третья экспе­диция Адмирала лишалась значения и смысла.

Лето 1497 года прошло, а подготовка экспедиции толь­ко началась. В 1493 году от волонтеров не было отбоя, в 1497 году с превеликими трудами шел набор будущих колонистов, 330 вакансий никак не удавалось заполнить. Что же касается подневольных переселенцев, то и тут надежды королевской четы не оправдались. Ведь осуж­денных за ересь брать в Индии запрещалось, а с убий­цами и ворами дело не клеилось. Очевидно, сотню пре­ступников удалось все же послать за море. То были так называемые «омисианы» — смертоубийцы — и «дезорехадос» — люди, у которых отсечены были уши за менее тяжкие правонарушения.

Плохо было с деньгами. Для отправки третьей экспе­диции требовалось не менее четырех миллионов мараведи, а к зиме удалось наскрести лишь две трети этой суммы. К тому же королевскую чету постигло большое горе, умер наследный принц Хуан, и при дворе на время забыли об Адмирале и его экспедиции.

Зиму 1497/98 года Адмирал провел в Севилье, где ему выматывал душу Фонсека. В начале февраля все же удалось отправить на Эспаньолу две каравеллы с прови­антом и людьми, но шесть кораблей, предназначенных для экспедиции, все еще не были готовы к плаванию.

[71] Марка — испанская мера веса (для золота), равная 230 граммам.

[72] И рабы по прежнему ввозились в Кастилию. 20 октября 1496 года Перплонсо Ннньо выгрузил в Кадисе две сотни невольников, «аделантадо» Бартоломе Колумб, посылая эту партию рабов, надеялся возместить просчеты по части золота.

[73] Указ от 23/IV 1497 года (95, II, 203-204).

[74] Распоряжение от 22/1V 1497 года (95, II 231—232). Лас Ка­ме об этом распоряжении не знал и поэтому полагал, что разда­чи земель и индейцев Колумб провел в 1498—1499 годах по соб­ственной инициативе. В действительности же он лишь выпол­нял указания Изабеллы и Фердинанда.