Часть 2

[ОТКРЫТИЕ КУБЫ]

Воскресенье, 28 день октября. Отсюда адмирал пошел, следуя на юго-юго-запад, к острову Куба, — к наиболее близкой земле и вступил в устье одной очень красивой реки, не встретив здесь ни мелей, ни других препятствий. Везде у берега были значительные глубины, и даже у самой земли дно было чисто. Ширина горловин у входа в устье реки 12 локтей — достаточная для прохода кораблей при противном ветре. Якоря, по словам адмирала, были брошены на расстоянии выстрела из ломбарды от места впадения реки в море.

Адмирал говорит, что он никогда еще не видел такой красивой земли. Вся местность, прилегающая к реке, заросла прекрасными зелеными деревьями, отличными от наших [кастильских], и у каждого плоды и цветы были на свой лад. Повсюду сладкозвучно пели птицы. Во множестве росли паль мы, непохожие ни на гвинейские, ни на кастильские, средней высоты, со стволом без чешуи и с очень большими листьями. Этими листьями здесь кроют крыши домов. Берег же был низ кий и ровный.

Адмирал спустился в лодку и направился на берег. На берегу он посетил два дома, которые, как он полагал, принадлежали рыбакам, бежавшим от страха. В одном из домов он нашел собаку, но эта собака совсем не умела лаять. Он обнаружил также сети и веревки из пальмовых волокон, роговой рыболовный крючок, гарпун из кости и другие принадлежности для рыбной ловли, а внутри домов увидел он много очагов. Адмирал предположил, что в каждом из этих домов живет большое количество людей. Он приказал, чтобы никто не смел притрагиваться ни к одной из оставленных вещей, и так было сделано.

Трава здесь была очень высокая — такая, как в Андалусии в апреле и мае. Адмирал нашел среди трав портулак и латук. Он вернулся к лодке и прошел значительное расстояние вверх по реке. [107] По его словам, было таким наслаждением любоваться зеленью лесов и птицами, что трудно было покинуть эти места.

Адмирал говорит, что ничего прекраснее этого острова его глаза еще никогда не видели: много здесь хороших бухт и глубоких рек, и так спокойно море, что кажется будто никогда оно не волнуется у этих берегов: и действительно, трава на побережье росла почти до самой воды, чего не случается, если море бурное. Впрочем, до сих пор ничто еще не могло доказать, что у этих берегов море может быть бурным. Он говорит, что остров пересечен очень красивыми горными цепями: они не очень длинны, но высоки, а все прочие земли так же высоки, как Сицилия.

На острове, как это можно было понять из бесед с индейцами, которых адмирал взял на острове Гуанахани, много источников и рек. Индейцы объяснили ему знаками, что здесь протекает десять больших рек и что обойти остров на каноэ нельзя и за двадцать дней.

Когда адмирал приближался на кораблях к земле, в открытое море вышли два челнока, или каноэ. Но эти каноэ пустились наутек, когда сидевшие в них индейцы заметили, что корабли входят в устье реки, чтобы обследовать дно и выбрать место якорной стоянки.

Индейцы, [взятые на Гуанахани], говорили, что на острове [Кубе] есть золотые копи и жемчуг, и когда адмирал увидел место, подходящее для ловли жемчуга, и раковины, которые считаются приметой жемчуга, он [предположил], что сюда приходили корабли великого хана и при, этом большие, и что от этого острова до материка должно быть 10 дней пути. Адмирал дал и бухте и реке имя Сан-Сальвадор.

Понедельник, 29 октября. Адмирал приказал поднять якоря и, выйдя из бухты, направился на запад, к тому городу, где, судя по словам индейцев, должен находиться король. Сперва он следовал вдоль берега одного мыса на северо-запад и, пройдя шесть лиг, увидел еще один мыс, вдоль побережья которого он направился к востоку, и в этом направлении про шел десять лиг. Продвинувшись вперед еще на одну лигу, адмирал увидел реку, не очень широкую в устье, и дал ей имя «Лунная река» (Rio de Luna). Он плыл до сумерек и дошел до другой, гораздо большей реки, чем все прочие. Индейцы подтвердили знаками, что эта река действительно очень большая. Адмирал назвал ее «Морской рекой» (Rio de Mares).

Он направил две лодки к селению, [что находилось на берегу], желая взять языка. В одной из лодок находился один из тех индейцев, которых адмирал вез с собой. Индейцы же эти уже немного понимали моряков и казались довольными общением с христианами, от которых в этом селении все мужчины, женщины и дети сбежали, оставляя без защиты свои дома со всем, что в них находилось. [108] И адмирал приказал, чтобы не смели трогать ничего [в домах]. Он говорит, что эти дома были гораздо красивее тех, что ему доводилось видеть; и он полагал, что постройки будут становиться все лучше и лучше, по мере приближения к материку.

Дома сооружены были на манер больших боевых шатров (alfaneque) и походили на палатки в военном лагере, располагаясь, однако, в беспорядке, не вдоль улиц, а как придется: один дом здесь, другой — там. Внутри же они были чисто подметены, и утварь в них была ладная: вся из очень красивых пальмовых веток. Найдены были здесь статуи — женские фигурки и головки наподобие масок, очень хорошо выделанные. Адмирал говорит, что он не знает, держат ли индейцы фигурки красоты ради или поклоняются им. Были тут собаки, не умеющие лаять, дикие птички, в домах имелись также удивительные приспособления для рыбной ловли — сети и крючки. Все это осталось нетронутым.

Адмирал полагает, что должно быть все жители побережья рыболовы и что рыбу они сбывают вглубь страны; этот остров очень велик и так красив, что невозможно вдосталь нахвалиться им. Адмирал говорит, что он встретил здесь деревья и плоды, чудеснейшие на вкус, и что на острове должны быть коровы и скот, потому что он видел черепа, которые показались ему коровьими. Адмирал видел птиц и мелких пташек и со всеми своими спутниками наслаждался пением сверчков (grilles) в ночную пору и ночным воздухом, нежным и сладостным, не жарким, но и не холодным. Он говорит, что на пути к этим островам выпадали жаркие дни, но что здесь всегда приятная прохлада, подобно тому, как это бывает в мае [в Испании].

На других островах, как полагает адмирал, жара вызвана тем, что они очень низки, а также и ветром. Ветер, на котором шли сюда корабли, восточный, а поэтому и знойный.

Вода в устьях рек соленая. Неизвестно, где берут воду индейцы, — в домах у них вода пресная.

Корабли могут свободно входить в эту реку и выходить из нее. Берега имеют отличительные приметы. Глубина реки в устье 7 или 8 локтей и выше по течению 5 локтей. Адмирал говорит, что, как ему кажется, море здесь всегда должно быть таким же спокойным, как река в Севилье, и вода в нем такова, что способствует росту жемчуга. Он нашел больших устриц, очень похожих на испанские, но безвкусных.

Адмирал отметил расположение реки и бухты и дал им имя Сан-Сальвадор, и он говорит, что горы у этой бухты так же красивы и высоки, как «Скала влюбленных» (Реnа de los enamorados - утес в Кордове. - Прим. перев.). И на одной из гор, на вершине, имеется холмик, похожий на красивую мечеть. С южной стороны бухты высятся две округлые горы, а с западо-северо-запада вдается в море красивый и низкий мыс. [109]

Вторник, 30 октября. Адмирал отправился от Морской реки на северо-запад и, заметив мыс, на котором росло много пальм, назвал его «мысом Пальм» (Cabo de las Palmas). После того как было пройдено 15 лиг, индейцы, что плыли на каравелле «Пинта», сообщили, что за мысом Пальм есть река и от этой реки до Кубы четыре дня пути.

Капитан «Пинты» сказал, что он узнал, будто Куба город, и что эта земля — материк и очень большой и что он на значительное расстояние тянется к северу и что король этой земли ведет войну против «великого хана», которого индейцы называют «ками», землю же или город великого хана они именуют Саба и перечисляют при этом много иных имен.

Адмирал решил войти в ту реку, послать подарок королю здешней земли и направить ему письмо королей [Испании]; а для этого дела вполне пригодны были один моряк, который ходил в Гвинею, и некоторые индейцы с острова Гуанахани, которые желали его сопровождать с тем, чтобы затем вернуться в свою землю.

По мнению адмирала, [находился он] на расстоянии 42 градусов от экватора в северную сторону, если только не иска жена запись, изложение которой дается. Адмирал говорит, что приложит все старания, чтобы дойти до великого хана, который должен находиться в тех местах в городе Катае, принадлежащем великому хану; а город этот, как он указывает, очень велик, судя по тому, что ему говорили о Катае в Испании, еще до выхода в плаванье. Он говорит, что вся здешняя земля низкая и красивая, а море у ее берегов глубокое.

Среда, 31 октября. Всю ночь, во вторник, шли против ветра. Замечена была река, но войти в нее нельзя было, так как устье ее оказалось мелким; индейцы же думали, что корабли могут подняться по течению этой реки подобно их каноэ.

Следуя дальше, адмирал дошел до мыса, который значительно вдавался в море и был окружен мелями. На берегу мыса видна была бухта или гавань, где могли бы найти пристанище небольшие корабли, но вступить в нее было невозможно, потому что ветер внезапно подул с севера, берег же шел на северо-северо-запад и юго-восток и, кроме того, за упомянутым мысом виднелся следующий, еще дальше вдающийся в море. Поэтому, а также и потому, что небо предвещало бурю, корабли вынуждены были возвратиться в Морскую реку.

Четверг, 1 ноября. На восходе адмирал отправил лодки на берег, к домам, которые там находились; и было обнаружено, что все местные жители сбежали. Только спустя много времени [110] показался один человек, но адмирал приказал оставить его в покое. Лодки вернулись к кораблям, и после обеда адмирал направил на берег одного из тех индейцев, которых он с собой вез. Еще издали этот индеец стал подавать голос, обращаясь к местным жителям. Он убеждал их не бояться пришельцев и говорил, что люди на кораблях добрые и что они вовсе не подданные великого хана; напротив, везде, где им пришлось побывать, они наделяли всех разными дарами. Затем, бросившись в воду, индеец доплыл до берега, где к нему подошли двое из местных жителей и, взяв его за руки, увели в один из домов, где от него и разузнали обо всем.

И когда местные жители убедились окончательно, что им не причинят зла, они успокоились, и вскоре к кораблям подошло более чем шестнадцать челноков, или каноэ, с хлопковой пряжей и прочими местными вещичками. Адмирал приказал ничего у них не брать, чтобы индейцы таким образом узнали, что он ищет только золото, которое здесь называют «нукай». И весь день приходили они с земли к кораблям, а христиане, вполне уверенные в своей безопасности, высадились на берег.

Ни у одного из индейцев адмирал не видел золота, но он говорит, что заметил человека, у которого к носу был подвешен кусок обработанного серебра, и расценил это, как указание на то, что здесь имеется этот металл. Индейцы объяснили знаками, что не пройдет и трех дней, как явится из глубины страны много купцов, и они приобретут то, что привезли с собой христиане, и сообщат новости о короле той земли (которая, если судить по их объяснениям, а объяснялись они знаками, находилась в 4 днях пути отсюда); а купцы, по словам индейцев, должны были прийти непременно, потому что местные жители разослали во все стороны людей, извещая всех о прибытии адмирала,

«Эти люди, — говорит адмирал, — таких же статей и обычаев, как прочие, что встречались ранее, и они не исповедуют ни одну религию из тех, которые я знаю, потому что индейцы, которых я везу с собой, раньше не видели, как читается молитва, хотя сейчас они повторяют слова Salve и Ave Maria, подняв к небу руки, как им это было показано, и совершают крестное знамение.

У них у всех один язык и все они дружны между собой. Я полагаю, что все эти земли — острова и что жители этих стран ведут войну против великого хана, которого они называют «кавила», и с провинцией «Басан». Ходят же они нагие, как и прочие».

Адмирал говорит, что река очень глубока, и в устье ее могут входить корабли, приближаясь к самому берегу. Пресная вода только на одну лигу не доходит до устья реки. В устье вода соленая, но выше по течению она отличного качества. [111]

«Несомненно, — говорит адмирал, — что если эта земля материк, то я нахожусь перед Саито и Кисаем (Zayto y Quisay) в ста лигах, быть может немного ближе, быть может немного дальше, от того и другого города, и это подтверждается состоянием моря, которое стало иным, чем было оно до сих пор; и вчера, когда я пошел на северо-запад, я обнаружил, что становится холоднее».

Пятница, 2 ноября. Адмирал решил отправить [вглубь страны] двух испанцев. Один из них прозывался Родриго де Херес и проживал [ранее] в Айамонте, другой же, Луис де Торрес, служил прежде у наместника Мурсии и был евреем и, как говорят, знал еврейский и халдейский языки и даже немного арабский. С ними он послал двух индейцев: один был из числа взятых на Гуанахани, другой жил в селении из нескольких домов, расположенном у протекающей здесь реки. Адмирал дал им связки четок, чтобы они могли купить себе еду, если ее им не хватит, и положил им шесть дней срока до возвращения. Он дал посланцам образцы пряностей, чтобы они сумели узнать эти ценные растения, если на них набредут, и снабдил их инструкцией; в ней отмечалось, каким образом должны они будут расспрашивать короля той земли и что надлежит им говорить от имени королей Кастилии; а сказать им надо было, что адмирал послан дабы от лица королей вручить [королю] этой земли письма и подарок, установить с ним дружбу, ознакомиться с его страной и оказать поддержку, буде явится в ней необходимость, и разузнать о некоторых провинциях, гаванях и реках, о которых адмирал имеет сведения, расспросив, как далеки они отсюда.

Ночью адмирал с помощью квадранта определил высоту [положение Полярной звезды] и обнаружил, что он находится в 42 градусах от экваториальной линии (Примечание Лас Касаса на полях рукописи дневника: «Это невозможно потому, что Куба находится всего лишь в.... градусах [от экватора] и либо произошла ошибка из-за неисправности квадранта, либо же запись была искажена по недосмотру переписчика, как обычно и много кратно случается в делах большой важности».— Прим. перев.). Он говорит, что, по его расчетам, пройдено от острова Иеро 1 142 лиги. Адмирал также утверждает, что земля, на которой он находится, материк.

Суббота, 3 ноября. Утром адмирал взял лодку и направился к берегу; и так как река при впадении в море образует большое озеро — превосходную гавань, очень глубокую и лишенную подводных камней, а берега здесь настолько хороши, что можно подойти к ним и завести на сушу корабли для осмотра подводных частей, и на них много [строевого] леса, то адмирал прошел вверх по течению две лиги до места, где вода в реке стала пресной. Затем он поднялся на пригорок, чтобы лучше обозреть окружающее, но из-за густых лесов он не смог ничего увидеть. Воздух над лесом был свежий и благоуханный, и адмирал говорит, что здесь, несомненно, должны произрастать ароматические травы. [112]

Все, что он видел, было так прекрасно, что он готов был без устали любоваться подобным великолепием и внимать пению птиц.

Днем к кораблям во множестве приходили челноки, или каноэ, и индейцы привозили для мены изделия из хлопчатой пряжи и сети, в которых они спят, т. е. гамаки.

Воскресенье, 4 ноября. Как только рассвело, адмирал отправился на берег на охоту за птицами, которых он накануне видел. После того как он вернулся, явился к нему Мартин Алонсо Пинсон с двумя кусочками корицы. Пинсон рассказал, что один португалец с его корабля видел индейца, который нес две большие связки корицы; однако этот португалец не решился приобрести корицу, памятуя, что адмирал под страхом наказания запретил кому бы то ни было вступать в торг с индейцами. Он сказал также, что у этого индейца были с собой какие-то предметы рыжего цвета, подобные орехам.

Корабельный мастер (contramaestre) «Пинты» также говорил, что он нашел деревья, дающие корицу.

Адмирал отправился на берег, но там подобных деревьев не оказалось. Он показал индейцам корицу и перец (вероятно, образцы этих растений, привезенные из Кастилии). Они узнали и то, и другое и знаками дали понять, что неподалеку от этих мест, по дороге на юго-восток, имеется много подобных растений. Показал им также адмирал золото и жемчуг, и старики ответили ему, что в местности, которая называется Бохио (Bohio), золота, не счесть; там золотые украшения носят в ушах, на ногах, на руках, на шее, и в той стороне есть и жемчуг. Он узнал также, что там имеются большие корабли и богатые товары, а земля эта лежит на юго-восток, а еще дальше живут одноглазые люди и люди с собачьими мордами, которые едят человеческое мясо; захватывая кого-нибудь в плен, они отрубают ему голову и детородные органы и высасывают из жил его кровь.

Адмирал решил вернуться на корабль и ждать возвращения двух послов, отправленных вглубь страны, а по прибытии их выйти на поиски тех земель, если только послы не принесут добрые и желанные вести.

Адмирал говорит далее: «Эти люди покорны и боязливы. Как я уже говорил, они нагие, без оружия и без закона. Земли эти весьма изобильны. Здесь во множестве растут «mames» («Это ахе или бататы».— Прим. Лас Касаса) — плоды, подобные моркови, имеющие вкус каштанов, есть фа соль и бобы, но значительно отличающиеся от наших кастильских, встречается много хлопка. Хлопок, однако, тут не сеют. Он растет в диком виде на пустырях и имеет высокие стебли. [113] Я думаю, что собирать хлопок можно здесь в течение всего года, потому что на одном и том же стебле я видел цветы, а также закрытые и уже раскрывшиеся коробочки. Тут имеется такое множество разных плодов, что нет возможности описать их. И из всего этого можно извлечь пользу».

Понедельник, 5 ноября. На рассвете адмирал приказал за вести на сушу свой корабль и другие каравеллы, но не все сразу, а так, чтобы два корабля оставались все время на воде для охраны. Впрочем, адмирал отмечает, что здешние жители настолько мирные, что можно было бы совершенно безбоязненно завести на берег одновременно все три корабля.

В это время к адмиралу пришел корабельный мастер «Ниньи» и потребовал награду за открытие благовонной смолы. Но образец ее он с собой не принес, утверждая, что обронил его по дороге. Адмирал обещал ему награду и послал на берег Родриго Санчеса и маэстре Диего за этим деревом[23]. Они принесли его немного, и адмирал сохранил образец, чтобы доставить его королям. Он подтвердил, что вещество, которое ему принесли, действительно благовонная смола, но заметил при этом, что собирать ее надо в определенное время года и что ее здесь столько, что ежегодно из этой округи можно будет получать тысячу кинталов. Он нашел также древесину, похожую, по его словам, на алоэ. [114]

Адмирал далее говорит, что бухта Морской реки наилучшая из всех бухт на земле и что воздух ее благодатнейший в мире, а люди самые мирные на свете. И так как в бухте этой один из мысов венчается высокой скалой, то можно заложить здесь крепость; тогда, если земля эта станет богатой и приобретет большое значение, купцы будут здесь в безопасности от нападений любого врага, и он добавляет: «господь наш, в чьих руках все победы, да сотворит все, что будет ему на пользу». Адмирал говорит, что один индеец знаками дал ему понять, будто благовонная смола помогает при болях в животе.

Вторник, 6 ноября. Вчера ночью, говорит адмирал, явились люди, посланные осмотреть земли в глубине страны; и они рас сказывали, что, пройдя 12 лиг, встретили селение в 50 домов, в котором, по их словам, должно быть не менее тысячи жите лей, потому что в каждом доме жило помногу индейцев. Дома эти сооружены на манер огромнейших шатров. [Послы] сообщили, что их встретили в селении весьма торжественно, как то принято по местным обычаям. Все, и мужчины и женщины, приходили посмотреть на них и поместили [гостей] в лучших домах.

Индейцы с удивлением ощупывали их, целовали им руки и ноги, думая, что [гости] пришли с неба, и давая им это таким способом понять. Они накормили послов всем, что у них было.

Когда послы вошли в селение, самые почтенные люди взяли их за руки, провели в главный дом и дали им два кресла, на которые [гости] уселись. Индейцы же уселись вокруг них на полу.

Индеец, который был отправлен с послами, рассказал всем, как живут христиане и какие они хорошие люди. Затем все мужчины вышли и вошли женщины. Они уселись таким же образом вокруг послов, ощупывая их, целуя им руки и ноги, желая убедиться, что у гостей такая же плоть и такие же кости, как у них.

Индейцы просили послов остаться в селении хоть на пять дней. Местным жителям послы показали данные адмиралом образцы перца и других пряностей, и индейцы объяснили знаками, что много таких растений имеется неподалеку, к юго-востоку от селения, но что они не знают, есть ли что-нибудь подобное здесь, в этих местах.

Не получив никаких сведений о [искомом] городе, послы отправились обратно. Если бы только пожелали они удовлетворить просьбы всех, кто хотел их сопровождать, к ним присоединилось бы не менее пятисот мужчин и женщин, потому что индейцы думали, будто [их гости] возвращаются на небо.

С ними пришли к кораблям один из старейшин (principal) селения и его сын и один из его людей.

Адмирал принял их с почетом, переговорил с ними, узнал о многих землях и островах этой стороны и думал препроводить их к королям; и он говорит, что неведомо почему, быть [115] может испытывая страх, но вдруг среди темной ночи индейцы пожелали отправиться на берег. И так как корабль был заведен на берег, адмирал, не желая раздражать [старейшину], разрешил ему уйти. Индеец обещал на рассвете вернуться, но слова своего не сдержал.

Послы встретили на пути множество индейцев, возвращающихся в свои селения — мужчин и женщин. Они шли с головнями в руках и с травой, употребляемой для курений (Еще одно указание на обычай курения табака. — Прим. перев.).

Послы не обнаружили селений, в которых было бы более пяти домов. Везде их принимали с таким же почетом. Они видели много различных деревьев, трав, и благоуханных цветов, и разнообразных птиц, не похожих на испанские, куропаток, поющих соловьев и диких гусей; последних в большом количестве. Четвероногих тварей они не встретили, если не считать собак, не умеющих лаять.

Земля была плодородна и хорошо возделана под уже упомянутые «mames» (бататы), фасоль и бобы, отличные по виду от тех, что произрастают в Кастилии, и под просо (paniza). Собиралось тут много хлопка. Хлопок-сырец и хлопок обработанный, а также хлопчатые ткани встречались везде в большом количестве, а близ одного дома они заметили кучу, в которой было более чем 500 арроб хлопка, так что со всей этой земли можно, вероятно, собрать его за год до 4 000 кинталов.

По мнению адмирала, хлопок здесь не сеют, и он приносит плоды круглый год. Хлопок этот очень чистый, тонкий, с большими коробочками.

Все, что ни имели эти люди, они отдавали за совершенно ничтожную цену. За один наконечник от агухеты или за любую другую вещь они предлагали целую охапку хлопка.

«Они, — говорит адмирал, — люди бесхитростные и не воинственные, все нагие, и мужчины и женщины, как мать родила. Правда, женщины носят лоскут хлопчатой ткани, достаточный, чтобы прикрыть свой стыд, но не больший, и они очень обходительны и не слишком черны, даже менее черны, чем жители Канарских островов.

Я уже говорил, светлейшие повелители, что как только достойные духовные особы овладеют их языком, тотчас же все индейцы станут христианами. И молю бога, чтобы ваши высочества приложили старания, чтобы ввести в лоно церкви столь великие народы и обратить их в нашу веру, а также уничтожить всех, кто не пожелает поклоняться отцу, сыну и святому духу. И по окончании дней своих, ибо все мы смертны, оставят [ваши высочества] свои королевства в мире, очищенные от ереси и зла, и будут хорошо приняты у престола вечного творца, которого умоляю я дать вам долгую жизнь и великое приращение королевств и владений, и волю, и решимость для укрепления святой христианской религии, подобно тому, как это до сих пор совершалось. Аминь. [116]

Сегодня я свел корабль с суши и подготовился к тому, чтобы с богом отплыть в четверг и идти к юго-востоку на поиски золота и пряностей и для открытия [новых] земель».

Таковы слова адмирала, который думал отправиться в путь в четверг. Но противные ветры задержали его отправление до 12 ноября.

Понедельник, 12 ноября. Адмирал вышел из бухты и устья Морской реки на рассвете, в исходе четвертого часа, и направился к одному острову, о котором много говорили индейцы, бывшие с ним. Этот остров они называли «Банеке» (В тексте «Дневника» название это приводится в разночтениях: Бабеке, Бавеке, Банеке. — Прим. перев.). Насколько можно было понять по их жестам, люди там собирают золото прямо по побережью, в ночное время при свечах, а затем молотами выковывают из него жезлы (vergas). Чтобы пройти к этому острову, необходимо было следовать на восток, четверть к юго-востоку.

Проплыв вдоль берега 8 лиг, адмирал открыл реку и, пройдя еще 4 лиги, подошел к устью второй реки, которая казалась очень полноводной и наибольшей из всех, которые до сих пор встречались.

По двум причинам он не желал ни задерживаться в этих местах, ни заходить в какую бы то ни было реку. Первая и главная причина состояла в том, что погода и ветер были благоприятны для плаванья по пути к острову Банеке. Вторая же причина была такова: если бы близ моря располагался населенный или известный город, он был бы заметен с кораблей. Для того же, чтобы подниматься по рекам вглубь страны, необходимо было иметь малые суда, каковыми не были корабли флотилии. Таким образом, потеряно было бы много времени, да и все подобные реки все равно будут открыты сами собой.

Берег был населен главным образом близ реки, которую адмирал назвал рекой Солнца (Rio del Sol).

Адмирал говорит, что накануне, в воскресенье 11 ноября, ему пришло на ум, что было бы хорошо схватить несколько индейцев из числа проживающих на берегу этой реки, чтобы доставить их королям, обучить нашему языку — тогда они узнают, что имеется в [нашей] земле и усвоят [наши] обычаи и веру. Вернувшись, они станут устами христиан.

«Потому что я вижу и знаю, — говорит адмирал, — что нет никаких верований у этих людей и что они не идолопоклонники, а очень смирные люди, не ведающие, что такое зло, убийство и кража, безоружные и такие боязливые, что любой из наших людей может обратить в бегство сотню индейцев, даже если он потешается над ними. [117]

Они способны верить и знают, что в небе есть бог, и твердо убеждены, что мы пришли с неба. Они легко усваивают любую молитву, повторяя ее за нами, и делают крестное знамение».

«Таким образом ваши высочества должны принять решение и сделать их христианами. Стоит только начать, и я убежден, что в короткое время можно будет завершить обращение в нашу святую веру многих народов, и тогда Испания приобретет великие владения и богатства, так как несомненно есть в этих землях огромнейшее количество золота. Не без причины же говорят индейцы, которых я везу, что на этих островах имеются места, где добывают золото и где носят золотые изделия на шее, на ногах, на руках и в ушах, а изделия эти — очень массивные браслеты. И также есть на островах [драгоценные] камни и жемчуг и множество пряностей, а на Морской реке, откуда я вышел минувшей ночью, несомненно имеется огромное количество благовонной смолы, и можно получить еще больше, стоит только пожелать это — потому что мастичные деревья при посадках принимаются легко. А деревьев этих тут много, и они очень большие, и листья у них наподобие камышинок. Плоды их, и ствол, и листья такие же, как о том говорит Плиний[24] и какие я видел на острове Хиосе, в Архипелаге[25]; разница лишь та, что у здешних деревьев плоды больше.

Я велел надрезать кору на многих деревьях, чтобы посмотреть, будет ли вытекать смола. Но в то время, когда я был на упомянутой реке, шли непрерывные дожди, и я не мог собрать много смолы и взял лишь малость ее, и везу эту смолу вашим высочествам. Очень может быть, что я выбрал неподходящее время, чтобы надрезать кору. Думаю, что надо это делать, когда для деревьев кончается зимняя пора и они готовы зацвести, ныне же у них почти созрели плоды.

Здесь также большое количество хлопка, и я полагаю, что можно будет с выгодой продавать его, не перевозя в Испанию, а сбывая его в больших городах во владениях великого хана, каковые, несомненно, будут открыты, так же, как и многие другие земли иных владетелей, которые почтут за счастье служить вашим высочествам. Им можно будет продавать товары — как испанские, так и земель востока, потому что земли, о которых идет речь, находятся по отношению к нам на западе.

И здесь есть множество алоэ, хотя оно и не может быть источником большой прибыли. Но благовонная смола заслуживает внимания, потому что нет ее нигде, кроме острова Хиоса. И думаю, что за нее можно будет выручать, если я только не ошибаюсь, добрых 50 000 дукатов.

В устье этой реки расположена наилучшая гавань из всех, которые я когда-нибудь видел, широкая, глубокая, свободная [118] от мелей, прекрасное место для постройки укрепленного города, причем любые корабли смогут подходить к самым его стенам. Земля же вокруг здоровая, высокая, вода очень хорошая.

Вчера к кораблю подошел челнок с шестью молодыми индейцами. Пятеро из них поднялись на борт, и я велел их задержать и сейчас везу с собой.

Затем я отправил моих людей к одному дому, что стоит на западном берегу реки, и оттуда мне привели семь женщин — юных и взрослых, и троих ребят. Я поступил так, зная, что индейцы будут лучше себя чувствовать в Испании, имея при себе женщин из своей земли, чем если бы они были их лишены. Потому что уже неоднократно случалось, что негры из Гвинеи, после того как они возвращались из Португалии, куда увозили их, чтобы обучить языку, не оправдывали надежды португальцев, желавших использовать их в Гвинее, и это несмотря на то, что неграм давалось все, что им было необходимо, и с ними хорошо обращались. Впрочем, так поступали не все негры.

Имея же при себе женщин, индейцы скорее почувствуют охоту выполнять то, что от них потребуют; и, кроме того, эти женщины быстро научат испанцев своему языку, единому на всех островах Индии[26]. Все они друг друга понимают, и все странствуют на своих челноках. Этого нет в Гвинее, где великое множество разных языков и где один другого понять, не может.

Минувшей ночью к кораблю подошел на челноке муж одной из захваченных женщин и отец трех взятых вчера детей (одного мальчика и двух девочек) и просил меня, чтобы я раз решил ему отправиться с женой и детьми, и так умолял меня об этом, что все были растроганы, потому что каждый из нас — отец. Ему от роду уже лет 45».

Все это доподлинные слова адмирала. Выше он говорит также, что стало холоднее и поэтому было бы, по его мнению, неблагоразумно плыть для совершения открытий к северу.

За понедельник, до захода солнца, пройдено было 18 лиг в направлении на восток, четверть к юго-востоку, до мыса, которому адмирал дал имя «Бочки» (Cabo de Cuba).

Вторник, 13 ноября. Минувшей ночью все время, как говорят моряки, «стояли на привязи» (estaban ala corda), а значит это — следовать против ветра и оставаться все время на месте (Т.е. лежать в дрейфе. — Прим. перед.). Так решено было поступить потому, что на заходе солнца между горами показался просвет, и, возможно, то был проход между землей Кубой и Бохио. И это жестами подтверждали индейцы, которых адмирал вез с собой. [119]

С наступлением дня направились к берегу и, пройдя мимо мыса, который, как показалось ночью адмиралу, был на расстоянии 2 лиг от корабля, вступили в большой залив, расположенный в 5 лигах к юго-западу от мыса. Оттуда не было и 5 лиг до другого мыса, где между двух уже упомянутых гор виднелся проход, и адмирал не мог установить, является этот проход бухтой или чем-нибудь иным.

Так как адмирал желал идти к острову Банеке, на котором, судя по словам индейцев, было много золота, а остров этот лежал на востоке, и так как он не видел ни одного убежища, где можно было бы укрыться от ярости ветра, который нара стал с небывалой еще силой, то он решил отойти дальше от берега и следовать к востоку при ветре, дувшем с севера. Корабль шел со скоростью 8 миль в час, и с десяти часов утра до захода солнца пройдено было 56 миль, или 14 лиг, к востоку от мыса Бочки.

По мнению адмирала, расстояние между уже упомянутым заливом и землей Бохио, лежащей под ветром, было 80 миль, или 20 лиг.

Берег, вдоль которого шел адмирал, тянулся в направлении с востока на запад и на западо-северо-запад.

Среда, 14 ноября. Минувшей ночью корабли лавировали (andan al reparo у barloventeando), так как, по словам адмирала, не было смысла плыть среди всех этих островов ночью, предварительно не осмотрев их. Индейцы, которых он вез с собой, говорили ему вчера, во вторник, что от Морской реки до острова Банеке три дня-пути на челноках, которые пере двигаются со скоростью 7 лиг [в день]. Ветер стих, и поскольку не было возможности идти непосредственно на во сток, адмирал принял четверть к юго-востоку; но, по уже указанным причинам, он должен был задержаться [в том месте] до утра.

На восходе солнца адмирал решил идти на поиски удобной бухты-убежища, так как к этому времени северный ветер сменился северо-восточным, и в случае, если не удалось бы найти подходящую бухту, пришлось бы возвратиться назад в уже знакомые гавани острова Кубы.

Пройдя за ночь 24 мили по направлению на восток, чет верть к юго-востоку, адмирал увидел землю и направился к ней, взяв к югу; проплыв...(Пропуск в тексте.— Прим. перев.) миль до берега, он обнаружил на этом берегу много островков, бухт и проходов. Но так как дул сильный ветер и море было неспокойно, он не решился вступить в эти проходы и направился вдоль берега на северо-запад, четверть к юго-востоку, все время высматривая [удобную] бухту. Бухт же было много, но все они не внушали доверия. [120]

Пройдя таким образом 64 мили, он открыл очень глубокий проход, шириной в четверть мили, в удобную бухту и реку.

Войдя в этот проход, он сперва взял на юго-юго-запад, за тем на юг и юго-восток, и везде глубина и ширина прохода были значительны.

У берегов адмирал видел столько островов, что не мог и счесть их, и все эти острова были довольно велики и высоки и на них росли самые разнообразные деревья и множество пальм.

Диву он дался при виде столь многочисленных и гористых островов, и он заверяет королей, что ни на этих берегах, ни на здешних островах никогда не видел он еще таких гор, и ему кажется, что во всем мире нет гор более высоких, красивых и ясных, без туманов и снегов. Море у их подножья величай шей глубины.

Адмирал говорит, что, как он полагает, именно эти бесчисленные острова показаны на картах мира в том месте, где показан предел востока, и думает он, что на них имеются величайшие богатства и драгоценные камни и пряности и что тянутся они далеко к югу полосой, расширяющейся во все стороны. Он дал [этим водам] имя — «Море нашей владычицы» (Маr de Nuestra Senora), а бухту близ прохода, ведущего к этим островам, назвал бухтой Наследного принца (Puerto Principe). Он не вошел в эту бухту и лишь осмотрел ее со стороны моря; ознакомился он с ней подробно при следующем посещении, в субботу 24 ноября, как о том и будет сказано в надлежащем месте.

Столько всяческих похвал расточает адмирал изобилию, красоте и горным высотам островов, у берегов которых он от крыл эту бухту, что завершает их описание, призывая королей не удивляться подобным восхвалениям, потому что он убежден, что не сказал о них и сотой доли. Ему кажется, что одни острова вершинами гор, подобными граням алмаза, достигают неба, другие венчаются огромными горами с верши нами плоскими, как стол, и так глубоко море у этих берегов, что к ним свободно может подойти огромнейшая каррака (Крупный венецианский и генуэзский корабль (до 300 т водоизмещением), по типу сходный с португальскими navios redondos. См. комментарий «Корабли первой флотилии Колумба».— Прим. перев.). Берега же богаты строевым лесом, а подводных камней близ них нет.

Четверг, 15 ноября. Адмирал решил обойти эти острова на лодках. Он рассказывает об этих островах чудеса и говорит, что нашел благовонную смолу и великое множество алоэ. На некоторых островах земля была возделана под коренья, из которых индейцы изготовляют хлеб[27]. Кое-где адмирал видел горящие очаги. [121]

Пресной воды он не нашел. Люди, которые попадались ему на пути, сразу же обращались в бегство. Море вдоль берега везде было не глубже 14—16 локтей, повсюду дно мелкое, песчаное, лишенное камней, желанное дно для моряка: ведь подводные камни перетирают якорные канаты.

Пятница, 16 ноября. Поскольку везде, в любой стороне, на всех островах и землях, куда вступал адмирал, он водружал кресты, то с этой же целью он направился на лодке ко входу в одну из бухт. На берегу он увидел два огромных бревна разной длины, и лежали они одно на другом, образуя крест, причем корабельный плотник заметил, что трудно было бы расположить эти бревна более удачно.

Поклонившись этому кресту, адмирал приказал изготовить из тех же бревен очень большой и очень высокий крест. На побережье нашел он сорванный тростник, неизвестно как сюда попавший. Адмирал предположил, что тростник этот был вынесен на берег водами какой-нибудь реки, и подобное мнение вполне справедливо.

Затем он направился к узкому и длинному заливу, расположенному в горле бухты, на ее юго-восточной стороне. Здесь возвышалась высокая скала, вдающаяся в море наподобие мыса, и у подножья ее море было настолько глубоко, что к скале могла вплотную пристать самая большая в мире кар рака; и был здесь уголок или местечко, где шесть кораблей, не бросая якоря, могли разместиться, как в каком-нибудь зале. Адмирал заключил, что здесь можно было бы при весьма не больших затратах соорудить крепость, в предвидении того времени, когда в этом усеянном островами море будет идти великая торговля.

Вернувшись на корабль, адмирал увидел, как индейцы, которых он вез с собой, вылавливают в море огромных улиток. Он заставил их нырять в воду и отыскивать жемчужные раковины — створки устриц, в которых вырастает жемчуг. Они нашли много разных раковин, но жемчужных среди них не было. Адмирал предполагает, что, вероятно, в это время года жемчужных раковин не бывает и вылавливать их следует в мае или июне.

Моряки нашли зверька, похожего на барсука. Они забросили в море сети и выловили много рыбы. Они поймали одну рыбу, которая была, как настоящая свинья, и совсем не походила на тунца, — жесткая, с твердой чешуей. Только глаза и хвост ее не были покрыты чешуей. В теле этой рыбы было отверстие, через которое она выбрасывала свои испражнения. Адмирал велел ее просолить, чтобы, по возвращении, показать королям.

Суббота, 17 ноября. Утром адмирал на лодке отправился осматривать в юго-западной стороне острова, которых он еще [122] не видел. Он встретил множество плодородных и прелестных островов, проливы же между ними были везде большой глубины.

На некоторых островах текли ручейки пресной воды, берущие, как предположил адмирал, начало из ключей, расположенных у подножья гор. Следуя дальше, он встретил ручей с превосходной и очень холодной водой и видел чудесный луг и много высочайших пальм; таких высоких пальм ему раньше не приходилось встречать. Нашел он также, как о том он говорит, индийские орехи и приметил больших крыс из тех, что водятся в Индии, и огромнейших раков. Видел он много птиц и вдыхал одуряющий аромат мускуса. Он полагает, что мускус здесь должен быть.

В этот день из шести юношей, взятых на Морской реке и помещенных на каравелле «Нинья», сбежало двое, самых старших.

Воскресенье, 18 ноября. Адмирал еще раз высадился на том же берегу с большим количеством своих людей и отправился водружать крест, который он велел изготовить из двух найденных на берегу бревен. Крест был воздвигнут у входа в пролив, ведущий в бухту Наследного принца, на видном месте, лишенном деревьев. Морские приливы и отливы были в этой бухте значительнее, чем в любых иных местах на берегах этих земель, что не удивительно, если принять во внимание, сколько здесь было островов. Приливы же и отливы обратны нашим, так как при отливах луна над этой бухтой бывает на юго-запад, четверть к югу.

Адмирал не отправился дальше, потому что день был воскресный.

Понедельник, 19 ноября. Адмирал вышел в море еще до восхода солнца. До полудня было затишье, затем с востока подул ветер, и он направился к северо-северо-востоку. На заходе солнца бухта Наследного принца оставалась в 7 лигах к юго-юго-западу. Показался, прямо на востоке, остров Банеке, и до него оставалось 60 миль. Всю ночь шли на северо-восток и едва сделали 60 миль, а к 10 часам утра 20 ноября прошли еще 12 миль. Всего было пройдено 18 лиг на северо-восток, четверть к северу.

Вторник, 20 ноября. Оставили Банеке, или остров Банеке, на востоко-юго-востоке, откуда дул противный ветер.

Поскольку ветер оставался неизменным, а море бурным, адмирал решил возвратиться к бухте Наследного принца, от куда корабли вышли. До бухты 25 лиг.

Он не желал идти к острову, названному им Изабеллой, от которого был в 12 лигах, и бросить там якорь по двум при чинам. Во-первых, на юге виднелись два острова, и адмирал намерен был их осмотреть, и, во-вторых, потому, что он опасался, как бы не сбежали индейцы, взятые им на Гуанахани [123] или Сан-Сальвадоре, так как от этого острова до Изабеллы было всего лишь 8 лиг; в индейцах же он нуждался и должен был их привезти в Кастилию. Адмирал говорит, что индейцы воображали, будто их отпустят, если они найдут золото. Прибыв к тем местам, где находилась бухта Наследного принца, адмирал, однако, не вошел в нее, потому что уже наступила ночь, а течения увлекали его к северо-западу. Повернув, адмирал направился к северо-востоку при сильном ветре.

В третьей четверти ночи ветер стих, и адмирал принял на восток, четверть к северо-востоку. Ветер — ночью юго-юго-восточный — к рассвету отклонился к югу и к юго-востоку. На восходе адмирал отметил, что бухта Наследного принца была от него на юго-западе, почти четверть к западу на расстоянии 48 миль, или 12 лиг.

Среда, 21 ноября. С восходом солнца адмирал пошел к востоку при южном ветре с небольшой скоростью из-за противного течения. В сумерках было пройдено 24 мили. Затем ветер сменился и подул с востока, и адмирал пошел к югу, чет верть к юго-востоку. К закату прошли 12 миль [этим направлением]. Здесь адмирал определил, что он находится в 42 градусах от экваториальной линии[28], к северу от нее, как это он уже отметил в бухте Моря. Однако в этом месте он говорит, что не будет до тех пор пользоваться квадрантом, пока на берегу его не исправит, так как ему кажется, что он не может находиться на таком расстоянии [от экватора]. И это справедливо — подобное невозможно, потому что острова эти лежат всего лишь в... (Пропуск в тексте. — Прим. перев.) от экватора. Адмиралу казалось, что квадрант верен, потому что и здесь и в Кастилии прибор показы вал север на одинаковой высоте. Но если это было бы действительно так, адмирал был бы на широте и поблизости Флориды... Где же тогда находились острова, которые в этот момент он видел перед собой? Он добавляет, что зной, который все испытывали в этих местах, подкреплял его сомнения в определении широты.

И совершенно ясно, что если бы он действительно находился у берегов Флориды, то в это время года было бы не жарко, а холодно. Очевидно также, что нигде, ни в какой части земли на сорок втором градусе не бывает в ноябре зноя, а если и бывает, то по причинам случайным, хотя до сих пор я [Лас Касас] о подобных случаях ничего не знал. Упоминая о жаре, которую он чувствовал, адмирал указывает, что это верная примета золота и что в этих Индиях и в краях, где он побывал, должно быть очень много золота.

В этот день отделился [от флотилии] Мартин Алонсо Пинсон с каравеллой «Пинтой», без разрешения и вопреки воле [124] адмирала, и, как говорит адмирал, из алчности, так как Пинсон полагал, что один индеец, из числа помещенных на «Пинту», обещал ему дать много золота. И все это случилось неожиданно и не по причине дурной погоды, а лишь потому, что ему (Пинсону) так хотелось. И адмирал говорит здесь: «Он (Пинсон) доставил мне и много иных забот и хлопот».

Четверг, 22 ноября. В среду ночью адмирал шел на юг, четверть к юго-востоку при восточном очень слабом ветре. В третьей четверти ночи подул северо-северо-восточный ветер. Адмирал все еще следовал на юг, чтобы по пути осматривать земли, мимо которых он проходил, но от берега находился на заходе солнца так же далеко, как и вчера, вследствие противных течений.

Земля оставалась в 40 милях. Минувшей ночью Мартин Алонсо Пинсон плыл на восток, к острову Банеке, на котором, как говорили индейцы, было много золота. Этот остров показался в виду адмиральского корабля, на расстоянии 16 миль от последнего.

Адмирал шел всю ночь по направлению к земле, приказав поднять некоторые паруса и держать сигнальный фонарь все время зажженным, потому что он надеялся, что Пинсон возвратится. Ночь была очень светлая, а ветерок, если бы Пинсон пожелал вернуться, был для него попутным.

Пятница, 23 ноября. При слабых ветрах адмирал всю ночь шел на юг, к земле, но течение все время не давало ему возможности к ней приблизиться. И он был на закате так же далеко от берега, как и утром. Ветер дул с востоко-северо-востока и был благоприятным для продвижения к югу, хоть и слабым. За одним из мысов показалась другая земля, или мыс, которая так же тянулась к востоку. Индейцы, которых вез с собой адмирал, называли эту землю «Бохио» и говорили, что она очень велика и на ней живут люди с одним глазом посреди лба и другие [люди], которые называются «каннибалами» (canibales). И индейцы проявляли страх перед ними. Адмирал отмечает, что, когда они увидели, куда ведет путь, которым следуют корабли, они лишились дара речи, опасаясь, что их съедят, и утверждая, что каннибалы — люди, хорошо вооруженные.

Адмирал предполагает, что во всем этом может быть и есть доля истины. Но уж по одному тому, что каннибалы вооружены, они должны быть людьми разумными, и он думает, что когда индейцы, попавшие к каннибалам в плен, не возвращаются обратно на родину, то там, не зная об их судьбе, говорят, что пленники были съедены. Ведь индейцы, когда впервые увидели христиан и адмирала, думали и о них то же, что о каннибалах[29].

Суббота, 24 ноября. Адмирал плыл всю ночь и в третьем часу дня подошел к земле — низкому острову, в том самом [125] месте, где он останавливался на прошлой неделе, когда направлялся к острову Банеке. Сперва он не решался подойти ближе к земле, потому что ему показалось, что море в проходе между гористыми островами очень беспокойно. Но в конце концов он вошел в Море нашей владычицы, где было множество островов, и вступил в бухту, что лежала у входа в этот архипелаг. Адмирал говорит, что если бы он ознакомился с этой бухтой раньше и осмотрел бы острова Моря нашей владычицы, то не было бы для него необходимости возвращаться назад, хотя, как он указывает, возвращение и принесет пользу — все эти острова он увидит еще раз.

Приблизившись к земле, адмирал на лодке вошел в бухту и обнаружил в ней участок, где глубина моря была от 6 до 20 локтей и дно чистое и песчаное. Сюда он завел корабль, пройдя на юго-запад, а затем отклонившись к западу и оставив низкий остров с севера.

Этот остров и смежный с ним замыкали большую морскую лагуну, в которой могли бы поместиться все корабли Испании и стоять там, не забрасывая якорей, при любых ветрах. Вход в нее находится с юго-восточной стороны, и корабли надо заводить на юго-юго-запад, а выход на западе — очень глубокий и широкий. Таким образом тот, кто придет с северной стороны от моря (а для этих берегов это обычный путь), может вступить в лагуну, следуя проходом, отделяющим один от другого два упомянутых острова.

Оба острова лежат у подошвы большого и длинного хребта, который тянется к востоко-юго-востоку. Хребет же этот самый высокий и самый длинный из всех, что поднимаются на этом берегу, где гор бесчисленное множество. Между ними и островами — цепь подводных камней и мелей, подобная банке (banco), и она почти достигает прохода, ведущего в лагуну с южной стороны.

Между низким островом и этой банкой протягивается вторая, меньшая, цепь мелей. Проход между ними глубокий и широкий. В бухту с юго-востока, с ее внутренней стороны, впадает большая и красивая река и такая полноводная, как ни одна из встречавшихся прежде. Вода в ней пресная на всем протяжении до самого моря. У входа в бухту есть мель, но во внутренней части бухта очень глубока — до 8—9 локтей. На берегах ее много пальм и лесов, как и в других местах.

Воскресенье, 25 ноября. Перед восходом солнца адмирал взял лодку и отправился к мысу или выступу берега, к юго-востоку от низкого островка, на расстоянии l,5 лиг от него, потому что ему казалось, что близ этого мыса должна протекать какая-нибудь хорошая река. Приблизившись к мысу на расстояние двух выстрелов из арбалета, адмирал увидел на его юго-восточной стороне большой ручей с очень приятной водой. Он с большим шумом низвергался с горы. Подойдя [126] к ручью, адмирал заметил в нем блестящие камни с пятнышками цвета золота. И он вспомнил, что в реке Тахо, близ впадения в море, есть золото, и предположил, что оно, вероятно, должно быть и в этом ручье. Адмирал приказал отобрать несколько таких камней, чтобы доставить их королям.

Он находился у ручья, когда корабельные мальчики закричали, что видят сосны. Взглянув на горы, адмирал увидел такие огромные и такие чудесные сосны, что не мог нахвалиться их высотой и мощью. Были они стройные и прямые, как веретено, и он решил, что эти сосны могут пригодиться для постройки кораблей и что из них выйдут мачты и палубные доски для самых больших кораблей Испании.

Адмирал видел здесь дубы и падубы и нашел реку, на которой можно было без труда установить пилу, работающую от водяного колеса. Эта земля и климат ее были самыми здоровыми из всех, которые встречались раньше, благодаря высоте и прелести ее гор. На морском берегу адмирал видел много камней цвета железа и иных, о которых спутники его говорили, что были они из серебряных копей. Все эти камни вы носил на берег ручей.

Здесь же адмирал взял лес для реи и бизань-мачты каравеллы «Нинья». Вступив в устье реки, он очутился в бухте, расположенной под самым мысом; у его юго-восточной стороны она была так велика и глубока, что в ней могли бы свободно укрыться сто кораблей, не становясь при этом на якорь. Над бухтой — прекраснее ее ничего еще не видели человеческие глаза — вздымались высочайшие горные цепи, и по склонам их струились чудесные ручьи. Густой лес покрывал горы и, кроме сосен, были там деревья разнообразнейших пород.

Две или три другие реки адмирал оставил позади. Все это адмирал восхваляет перед королями в величественной манере, проявляя радость при мысли, что ему привелось подобное увидеть. И особенно сосны вызывают у него неизъяснимый восторг и упоение, потому что здесь можно соорудить столько кораблей, сколько короли пожелают, стоит только завезти сюда инструменты, — леса же и смолы тут вдоволь. И он утверждает, будто не восхвалил и в сотой доле того, что здесь есть, и молит господа нашего о даровании ему новых и еще больших успехов, хотя все идет как нельзя лучше. И открыты уже земли, леса, травы, плоды и цветы, и встретились люди, а подобные открытия случаются каждый раз и в каждом новом месте на разный лад.

И то же можно сказать о гаванях и реках. И. в заключение адмирал говорит, что если у него, человека, который все это видел своими глазами, так велико удивление, то еще большим будет оно у всякого, кто об этом услышит, и что никто не сможет поверить подобному, пока сам не увидит всего. [127]

Понедельник, 26 ноября. На восходе солнца подняли якорь и вышли из расположенной за низким островом бухты Св. Катерины. Следовали при малом ветре вдоль берега к юго-западу, по направлению к мысу Клюва (Cabo del Pico), что находился на юго-востоке.

К мысу адмирал подошел лишь вечером, потому что плыть пришлось при затишье. Прибыв к мысу Клюва, адмирал увидел на юго-востоке, четверть к востоку, другой мыс, до которого оставалось 60 миль, а за ним, милях в двадцати, еще один мыс, расположенный почти в том же направлении (юго-восток, четверть к югу), как ему казалось, милях в двадцати. Этому последнему адмирал дал имя «Колокольный мыс» (Cabo de Саmаnа).

Адмирал, однако, не смог в течение дня дойти до этого мыса, так как ветер совершенно стих.

За день было пройдено 32 мили, или 8 лиг. По пути адмирал отметил девять новых и очень значительных бухт, причем все моряки признали их великолепными, и пять больших рек. Шел он вблизи берега, чтобы лучше все рассмотреть.

Эта земля состояла из одних только гор огромной высоты и очень красивых, и не была она ни пустынной, ни скалистой, потому что много было среди гор прелестнейших долин, да и сами горы были доступны и проходимы. И в долинах, и на горных скалах во множестве росли высокие и могучие деревья, своей красотой радующие взор. И, как кажется, среди них было много сосен. За мысом Клюва, к юго-востоку от него, расположены были два островка, протяженностью по две лиги каждый, а за этими островками скрывались три прекрасные бухты и две большие реки. Нигде на берегу не видно было человеческого жилья. Но, должно быть, люди обитали в этих местах и признаки их пребывания имелись, ибо везде, где бы ни выходили [моряки] на берег, они видели следы людей и погасшие костры. Адмирал полагал, что земля, которая сегодня показалась к юго-востоку от Колокольного мыса, была островом, что у индейцев зовется Бохио. Так думал он, потому что Колокольный мыс был отделен морем от виднеющейся вдали земли.

Все индейцы, которых доныне встречал на своем пути адмирал, говорили ему, что они испытывают величайший страх перед каннибалами, или канибами. Люди эти, по словам индейцев, живут на острове Бохио, очень большом, как им кажется, и, нападая на индейцев, увозят их в плен и разоряют их дома и земли; индейцы же народ робкий и не знающий оружия.

Адмирал считает, что именно по этой причине индейцы на Гуанахани не селятся на побережье, чтобы не оказаться по соседству с землей каннибалов. Индейцы, которых он вез с собой, видя, что адмирал направляется к этой земле, потеряли [128] дар речи, опасаясь, что их съедят, и этот страх никак нельзя было рассеять. Они говорят, что у каннибалов собачьи морды и что люди эти одноглазы.

Адмирал полагает, что индейцы лгут, и подозревает, что, должно быть, каннибалы, уводящие в плен индейцев, люди из владений великого хана.

Вторник, 27 ноября. Вчера, на закате, адмирал подошел к мысу, который он назвал «Колокольным», и, хотя небо было ясное и ветер слабый и под ветром лежали пять или шесть превосходных гаваней, он не пожелал приблизиться к берегу и стать на якорь. И так поступил он потому, что хотел задержаться в открытом море и продлить наслаждение и восторг, которые он получал и испытывал, когда созерцал красоты и прелести этих земель, — а случалось это везде, куда бы ни попадал он, — и чтобы не замедлить [высадкой] выполнение всего, что он намерен был совершить.

Поэтому всю ночь, до рассвета, корабли лежали в дрейфе. За ночь течения отнесли корабли более чем на 5 или 6 лиг к юго-востоку от того места, где они находились, когда стемнело. Между тем адмирал [вчера] видел у Колокольного мыса большую бухту с островком посредине, которая, казалось, надвое разрывала линию берега. По этой причине он решил возвратиться обратно, воспользовавшись юго-западным ветром. Он направился к тому месту, где накануне приметил бухту, и установил, что бухта эта была не чем иным, как большим заливом, а у одной из оконечностей этого залива и расположен был в юго-восточной части его мыс, на котором имелась высокая, квадратная гора, казавшаяся островом. Ветер от клонился к северу, и адмирал направился на юго-восток, чтобы проследовать вдоль берега и осмотреть все, что там имелось. У самого Колокольного мыса он увидел чудесную бухту и большую реку, и в четверти лиги от нее — вторую реку, и в полулиге от этой реки — третью, и на расстоянии лиги от третьей — четвертую, и в лиге от четвертой — пятую, и в чет верти лиги от пятой — шестую и, наконец, на расстоянии одной лиги от этой последней, открыл он большую реку, от которой до Колокольного мыса было 20 миль, и от нее мыс оставался к юго-востоку.

Устья у большинства этих рек были широкие и свободные от мелей, с гаванями, великолепно приспособленными для входа самых больших кораблей и лишенными песчаных банок и подводных камней.

Приблизившись и следуя вдоль морского побережья к южному берегу самой последней из только что открытых рек, адмирал обнаружил там большое селение, самое крупное из всех, которые доводилось ему встречать до сих пор, и увидел, как бесчисленные толпы людей вышли на берег, испуская крики, и все были голые и держали в руках дротики. [129]

Адмирал пожелал переговорить с ними и, отдав приказ спустить паруса и бросить якорь, отправил к берегу людей с корабля и с каравеллы, внушив им, как это всегда обычно делалось, чтобы индейцам никто не причинял зла и чтобы от них ничего не смели принимать в дар. За приобретаемые же у индейцев вещи он велел давать в обмен различные безделушки.

Индейцы жестами дали понять, что они никому не позволят высадиться на берег и будут оказывать сопротивление. Но они отступили подальше, когда увидели, что лодки приближаются к берегу и те, кто были в них, не испытывают никакой робости. Люди в лодках полагали, что индейцы не испугаются, если на берег высадятся лишь два-три человека. Поэтому из лодок вышли только трое христиан. Они обратились к толпе на языке этих земель (испанцы уже знали его немного из бесед с своими пленниками), убеждая индейцев не страшиться [пришельцев]. На те обратились в бегство, и ни стар, ни млад не остались на месте. Христиане зашли в их дома, которые делаются из соломы и сооружены так же, как и все прочие, что им встречались ранее, и не нашли там ни людей, ни утвари. Когда все возвратились, адмирал в полдень приказал поднять паруса и направился к одному красивому мысу, который расположен был в 8 лигах к востоку от места стоянки.

Пройдя по заливу с пол-лиги, адмирал заметил на юге превосходную бухту, а на юго-востоке — на диво прелестные земли и долину в горах. Казалось, что над этой долиной поднималось множество дымков и что там были большие селения и возделанные земли. Поэтому адмирал решил высадиться в этой бухте и попытаться завязать переговоры или сношения с жителями этих мест. Что же касается бухты, то адмирал говорит, что если восхвалял он ранее другие гавани и бухты, то эту со всеми ее землями, населением и климатом готов восхвалять еще больше.

Он рассказывает чудеса о прелести этой земли и о ее деревьях, среди которых есть пальмы и сосны, и о большой холмистой равнине, уходящей к юго-западу, прекраснейшей из всех равнин на земле. В лоне ее текут реки и ручьи, сбегающие с окрестных гор.

После того как корабли стали на якорь, адмирал отправился на лодке измерить глубину бухты, которая подобна была чаше: у входа в бухту, на ее южном берегу, адмирал увидел горловину — устье реки — такую широкую, что в нее могла бы войти галера, причем эта горловина открывалась взору только на самом близком расстоянии. У самого входа ширина ее была такой же, как длина лодки — 5 локтей, а глубина — 8 локтей.

Продвигаясь вверх по течению, адмирал наслаждался видом лесов, зелени, светлых вод, птиц и приятным ощущением [130] прохлады и свежести. И он испытывал такое восхищение, что, говорит, будто ему не хотелось покидать эти места.

Он говорил своим спутникам, что не хватит и тысячи языков, чтобы дать отчет королям о всем, что они здесь видели, ни рук, чтобы подобное описать, и что, кажется ему, будто бродит он здесь словно очарованный.

Он пожелал, чтобы все это повидали многие другие люди, разумные и заслуживающие доверия, потому что, вне всякого сомнения, они не меньше его будут восхвалять эту землю.

И далее адмирал говорит: «Я не говорю о том, какую прибыль можно будет извлечь отсюда. Безусловно, государи-повелители, здесь есть земли, которые дадут бесчисленные статьи дохода. Но я не задерживаюсь ни в одной гавани, желая повидать возможно больше земель, чтобы дать о них отчет вашим высочествам. Я также не знаю [местного] языка, и меня не понимают люди этих земель, а я и мои спутники не можем понять их. И много раз, беседуя с индейцами, которых я везу с собой, я понимал совершенно превратно их слова, да к тому же я не слишком доверяю им, так как не однократно они делали попытки сбежать от нас.

Ныне же, уповая на господа нашего, я постараюсь повидать все, что только возможно, и мало-помалу пойду дальше, разузнавая и прислушиваясь, и заставлю всех моих приближенных изучать этот язык, так как вижу, что он является единым для всех земель, до сих пор открытых.

А затем подытожатся доходы и приложатся труды, необходимые для обращения этих народов в христианскую веру, а свершится это легко, потому что никаких верований индейцы не имеют и, кроме того, они не идолопоклонники. А придет срок, и ваши высочества велят построить в этой стороне город и крепость, и обратятся в христианство все эти земли. И заверяю вас, что нет и, как мне кажется, не может быть под солнцем земель/более плодородных и более обильных водами чистыми и здоровыми, совсем не такими, как гвинейские реки, которые несут мор и недуги, и что нигде во всем мире не чередуются так благоприятно теплые и холодные времена года, ибо, хвала господу, до сих пор ни у одного аз моих людей даже не болела голова, и никто из них еще не лежал по болезни в постели, если не считать одного старика, всю жизнь страдающего от камней, да и тот излечился здесь от этого недуга в течение двух дней.

И это я говорю о людях всех трех кораблей. Я молю бога, чтобы ваши высочества направили сюда ученых людей, и пусть убедятся они, что все, что я пишу, — правда.

Выше я уже говорил о месте для города и крепости на Морской реке, выгодном потому, что оно находится в удобной бухте и в хорошей округе. И, безусловно, все это правда, но место это не может сравниться ни с той бухтой, где я нахожусь [131] сейчас, ни с Морем Владычицы. Потому что здесь в глубине страны должны быть большие поселения и бес численное множество людей и всяческие доходные статьи (cosas de gran provecho).

Потому-то и с этими землями, и со всеми землями, уже открытыми, и теми, что я надеюсь открыть до возвращения в Кастилию, завяжет сношения весь христианский мир и особенно Испания, так как ей будет все подвластно.

И я говорю, что ваши высочества не должны допускать, чтобы вели здесь торговлю чужестранцы; и пусть ноги их не будет на этой земле; пусть разрешен будет доступ сюда только католикам-христианам; ибо целью и основой моего замысла было ради славы христианской религии и ради успешного ее распространения не допускать в эти страны никого, кто не слыл бы добрым христианином». Все это слова адмирала.

Поднявшись вверх по течению, адмирал открыл несколько рукавов этой реки, а затем, следуя вдоль берегов бухты, видел в устье одной реки прелестную рощу, похожую на дивный сад. Тут же он нашел выдолбленный из целого древесного ствола индейский челнок, или каноэ, величиной с фусту о двенадцати скамьях. На этом челноке был устроен навес из пальмовых листьев, так что ни солнце, ни дождь не могли причинить сидящим в нем никакого вреда.

Адмирал говорит, что именно здесь самый удобный пункт для постройки города и крепости, охраняющей гавань. Здесь много леса, хорошая вода, плодородная земля и отличная местность.

Среда, 28 ноября. Адмирал пробыл весь день в бухте. Небо было покрыто тучами, и все время шел дождь. Дул юго-западный ветер, и, хотя при этом ветре можно было плыть вдоль берега дальше, адмирал остался на месте — опасно было, не видя и не зная берега, выходить в море.

Люди с кораблей отправились на берег стирать одежду. Некоторые из них отошли от побережья на незначительное расстояние вглубь страны и встретили там большие селения. Но дома были пусты, так как все индейцы обратились [при виде матросов] в бегство. Моряки вернулись к берегу, следуя течению одной реки, большей чем та, что впадала в бухту.

Четверг, 29 ноября. Весь день шел дождь, и небо оставалось облачным. Поэтому корабли не вышли в море. Несколько христиан посетило другое селение, близ северо-западной оконечности бухты. В домах они не нашли никого и ничего. По дороге они встретили одного старика, который не смог убежать от них. Схватив старика, они сказали ему, что не желают ему причинить зла, а затем вручили ему безделушки, предназначенные для мены, и отпустили с миром. [132]

Адмирал желал увидеть старика-индейца, одеть его и рас спросить обо всем, потому что был он обольщен прелестью этой земли и ее расположением, удобным для заселения, и полагал, что здесь должны быть большие поселения.

Моряки нашли в одном доме кусок воска, который адмирал взял на сохранение, чтобы вручить впоследствии королям. И он говорит, что там, где есть воск, всегда имеются тысячи других превосходных вещей. Они нашли также человеческую голову, уложенную в корзинку и прикрытую другой корзинкой. Корзинки висели на одном из столбов [поддерживающих крышу]. Такую же голову они нашли в другом селении. Адмирал предположил, что это были головы родовых старейшин (principales del linage), потому что в каждом из этих домов помещалось много людей, которые, должно быть, являлись родичами, происходящими от одного предка[30].

Пятница, 30 ноября. Из-за восточного противного ветра адмирал не мог выйти в море. Он отправил на берег, восемь хорошо вооруженных человек и с ними двух индейцев из числа тех, которых он с собой вез, чтобы они осмотрели селения в глубине страны и вступили с их жителями в переговоры. Посетив много домов, они не нашли в них никого, так как все индейцы сбежали.

Они увидели четырех молодых людей, которые что-то копали на своем поле. Но как только индейцы заметили христиан, они сразу же обратились в бегство, и догнать их было невозможно.

Путники много прошли, видели немало селений и плодороднейшие, сплошь возделанные земли и большие реки. На берегу одной из них стоял очень красивый деревянный челнок, или каноэ, длиной в 95 футов. Он мог вместить сто пятьдесят человек.

Суббота, 1 декабря. По той же причине, что и вчера, т. е. из-за сильного дождя, адмирал не вышел в море. Он водрузил на скалах у входа в бухту большой крест, а бухту назвал «Святой гаванью» (Puerto Sancto). Эти скалы расположены на юго-восточной стороне прохода, ведущего в бухту. Тот, кто пожелает войти в нее, должен держаться мыса, вдающегося в проход на ее северо-западной стороне, а не скал на ее противоположном берегу, потому что, хотя под этими скалами глубина моря 12 локтей и дно чистое, но чуть дальше к сере дине прохода есть непокрытая водой мель. Можно, впрочем, в случае необходимости пройти между скалами и этой мелью, так как и у мели и у скал везде глубина от 12 до 14 локтей. А при вступлении в проход нужно идти на юго-запад.

Воскресенье, 2 декабря. Все еще дул противный ветер, и адмирал не мог выйти из бухты.

Адмирал говорит, что ночью ветер здесь дует с берега и что корабли, которые вступят в бухту, могут не опасаться любых [133] бурь, потому что мель у входа в нее защищает внутренние воды от волнения.

В устье реки, впадающей в бухту, корабельный мальчик нашел камни, которые, как кажется, содержат золото. Адмирал решил отвезти их королям. Он говорит также, что на расстоянии выстрела из ломбарды [от этой местности] имеются большие реки.

Понедельник, 3 декабря. Так как все время стояла не благоприятная для плаванья погода, адмирал не вышел в море и решил отправиться на осмотр одного очень красивого мыса, расположенного к юго-востоку от бухты на расстоянии в чет верть лиги от нее.

Он вышел на лодках с отрядом вооруженных людей. У самого мыса, при впадении в море большой реки, имелась горловина, в которую можно было войти, взяв на юго-восток. Ширина ее была сто шагов, а глубина при самом входе или далее в устье — один локоть. Однако дальше вверх по течению глубина возрастала и доходила до четырех, пяти и даже двенадцати локтей. И здесь свободно могли бы поместиться все корабли, какие только есть в Испании. Оставив позади один из рукавов этой реки, адмирал направился на юго-восток и в одной бухточке увидел пять очень больших челноков, которые называются у индейцев каноэ. Были они похожи на фусты и так красивы и столь ладно сооружены, что любо было поглядеть на них.

У подножья гор вся земля была возделана, выше шли густые леса. Следуя дальше по дороге в горы, адмирал и его спутники наткнулись на хорошо покрытый и прочный навес, которому ни солнце, ни дождь не могли причинить вреда. Под ним нашли деревянное каноэ, подобное фусте о 17 скамьях. Они поднялись еще выше и вступили на плоскую поляну, всю сплошь занятую разными культурами и в том числе отличными тыквами. Посреди поляны было большое селение. Адмирал нагрянул сюда неожиданно, и как только жители заметили его, тотчас же все они — мужчины и женщины — обратились в бегство. Индеец, которого адмирал взял с собой [с корабля], успокоил их и сказал, что пришельцы — хорошие люди.

Адмирал дал индейцам погремушки, бронзовые кольца и четки из зеленых и желтых стекляшек, и всем этим они были очень довольны. Адмирал убедился, что ни золота, ни других драгоценностей индейцы не имеют, и лучше поэтому оставить их в покое, и что округа была населена, хотя все остальные индейцы бежали от страха.

Он заверяет королей, что десять человек могут обратить в бегство десять тысяч индейцев — ведь они такие робкие и боязливые, что не носят даже оружия, кроме разве палиц, к концам которых прикреплены обожженные и заостренные [134] колышки. Эти палицы все они охотно меняли на безделушки. Адмирал решил вернуться обратно и тронулся в путь. По дороге, дойдя до того места, где были оставлены лодки, адмирал послал несколько человек в горы, где он только что побывал, потому что ему показалось, что там должна быть большая пасека. Прежде чем эти люди вернулись к месту, где остановился адмирал, сбежалось много индейцев. Один из них вошел в реку у самой кормы одной из лодок и произнес большую речь, которую адмирал не понял; другие же индейцы время от времени подымали руки к небу и испускали громкие возгласы.

Адмиралу показалось, что индейцы заверяют его в своих мирных намерениях и радуются его приходу. Но тут он заметил, что один из его индейцев изменился в лице и стал желтым, как воск; дрожа всем телом, он знаками стал объяснять адмиралу, что необходимо немедленно бежать с берегов этой реки, так как индейцы хотят умертвить всех пришельцев.

Этот индеец подошел к одному христианину, вооружен ному арбалетом, и показал его местным жителям. Адмирал понял, что индеец говорит им о действии арбалета, убивающего людей на далеком расстоянии. Индеец схватил также шпагу, обнажил ее и, показывая всем, сказал, что таким оружием легко перебить [нападающих].

Выслушав все это, местные индейцы бросились в бегство, а индеец адмирала все еще продолжал дрожать всем телом из-за малодушия и трусости; а он был человеком высокого роста и большой силы.

Адмирал не желал выходить на берег и приказал грести вверх по течению до места, где снова скопились индейцы. Было их там очень много, все раскрашенные в разные цвета и нагие, в чем мать родила. У некоторых на голове были султаны из перьев, и решительно все имели связки дротиков.

«Я приблизился к ним и дал им кусочки хлеба и попросил их дать мне дротики. За дротики я отдавал одним погремушки, другим бронзовые колечки или стеклянные четки. Они успокоились и подошли всем скопом к лодкам и давали нам за любую вещь все, что у них было.

Моряки незадолго до того убили черепаху, и ее разбитый панцирь лежал в одной из лодок. И корабельные мальчики меняли на связку дротиков обломки панциря величиной с ноготь.

Они [индейцы] подобны прочим людям, которых я встречал на этих землях раньше. Они так же верят, что мы явились с неба и так же легко отдают все свое достояние за любую вещь, какую бы им ни предложили, не жалуясь на то, что дается в обмен мало. И я думаю, что таким же образом они будут отдавать нам золото и пряности, если только то и другое у них имеется. [135]

Я видел красивый и не очень большой дом с двумя входами (так устроены и все прочие дома) и вошел в него. Внутри он был разделен удивительнейшим образом на нечто вроде горниц, устроенных настолько своеобразно, что я и объяснить не могу. К потолку были подвешены раковины и другие вещи. Мне показалось, что здание это — храм, и, кликнув индейцев, я спросил их, изъясняясь знаками, не молятся ли они здесь. Они ответили отрицательно. А один из них поднялся к потолку и охотно давал мне любое из того, что там было подвешено, и я взял кое-что из этих вещей».

Вторник, 4 декабря. Адмирал дал приказ распустить паруса и вышел из гавани, которая была названа им «Святой». В двух лигах [от гавани] он приметил ту самую реку, о которой он уже упоминал в записях от 3 декабря.

Он следовал вдоль берега до Прелестного мыса (Cabo Undo), расположенного на восток, четверть к юго-востоку от Гористого мыса (Cabo del Monte). Расстояние между этими мысами 5 лиг. В 1,5 лигах от Гористого мыса есть большая река, вход в нее со стороны моря довольно узкий, хотя, как кажется, удобный и очень глубокий. В 3/4 лиги от этой реки имеется другая, огромнейшая река, текущая, должно быть, издалека. Ширина реки в устье 100 шагов, глубина 8 локтей, мелей там нет и, как удалось установить после промеров дна, подходы к этому устью очень хороши.

Пресная вода в этой реке доходит до самого моря. Река эта одна из самых полноводных в здешних местах, и на берегах ее должны быть значительные поселения.

За Прелестным мысом есть большой залив, открытый к юго-востоку и востоко-северо-востоку (Этот залив и был проходом, отделяющим Кубу от Эспаньолы (Бохио). — Прим. перев.).

---