Пиратская интермедия

Спокойную на первый взгляд идиллию владык колониальной Кубы, равно как и других земель испанской Америки, в действи­тельности нарушали многочисленные бунты кубинских индейцев и привезенных на остров негров. Но ни частые восстания черных невольников, ни партизанская борьба жимарронов не смогли ос­тановить того золотого потока, который без перерыва приумно­жал богатства владык этой земли, ее сладких полей.

Время от времени на испанскую Кубу нападали пираты. Не удовлетворяясь только грабежом кораблей на море, они напада­ли и на города, на гавани в испанской Америке, потому что и здесь ожидало удачливых пиратов большое богатства.

После открытия Америки пиратство стало чуть ли не со­ставной частью государственной политики многих европейских держав, не успевших вовремя подсесть и накрытому столу Южной и Центральной Америки, которым почти полностью за­владела Испания. Итак, английские, французские, голландские пираты подкарауливали с благословения своих королевских ве­личеств (которые с прибылей от пиратских нападений имели весьма порядочную долю) испанские галеоны, которые возили из Мексики и андских земель серебро. Серебро, а также золото, украшения из драгоценных камней и масса иных сокровищ, ко­торые испанские конкистадоры награбили у индейцев, бывали, следовательно, вновь украдены очередными ворами. Преступление рождает преступление. И эта «серебряная флотилия», ежегодно отплывавшая из гаваней Испанской Америки, часто не достигала пиренейских берегов.

Но многое еще оставалось на берегу — в богатых портовых городах Панамы, Новой Гренады, Венесуэлы, Кубы.

На Кубе первые города были заложены в самой восточной части острова, с которой началась его колонизация. Там в 1512 году была заложена Баракоа на месте одноименной индейской деревни, а потом возникла и надолго стала столицей острова ре­зиденция губернатора — Сантьяго-де-Куба. С течением времени, однако, центр притяжения перемещался и городу, который полу­чил имя индейского вождя Абанагуанесе — Сан-Кристобаль де ла Абана (Гавана (La Habina) произносится по-испански «а Абана». — Прим. перев.).

Гавана имела довольно странную судьбу) Город с этим име­нем первоначально лежал у берегов Карибского моря, где ныне находится спокойная пристань Батабано. Оттуда, с этой первой Гаваны, отплыл Фернандо Кортес и свою захватническую экспеди­цию в страну ацтеков, Вскоре, однако, весь город, его несколько десятков испанских семей вместе с черными рабами и двумя сот­нями индейцев переместился на другой берег острова, где впадает в море река Альмендарес. А потом Гавана переехала еще раз. В нескольких километрах и западу от устья реки Альмендарес испанцы нашли достаточно глубокую бухту, место, как бы создан­ное для прикрытия их кораблей. И вот вся Гавана переехала и берегам этой бухты.

Эта трижды переселявшаяся Гавана некоторое время еще пе­реживала лихорадку тех конкистадорских лет. Через город про­езжал Кортес после завоевания Мексики. Позже на якоре в Гаване стояла флотилия судов, которые везли сокровища этой сокрушенной Кортесом ацтекской империи в Испанию. (Между прочим, два галеона из этой флотилии, нагруженные ацтекскими сокровищами, были захвачены французскими пиратами недалеко от Азорских островов, и драгоценности Монтесумы попали вмес­то испанского владетеля французскому королю). В Гавану же вернулся из похода, в котором искал «источник вечной молодос­ти» и вместо которого открыл Флориду, стареющий Хуан Понсе.

И наконец, позже Гавана стала главной базой известного конки­стадора, жестокого, бесчеловечного Эрнандо де Сото, идальго, участвовавшего с Писарро в захвате Перу, и который, однако, хотел завоевать какую-нибудь другую индейскую империю исключительно для себя. Итак, он сформировал из авантюри­стов, ветеранов всех, пожалуй, конкистадорских компаний боль­шую по тогдашним понятиям армию (она насчитывала свыше 1000 человек) и с нею в 1538 году высадился в Сантьяго. Сантья­го знаменитого завоевателя приняло истинно по-королевски. Но Сото через несколько недель со своей армией все же перебрался в Гавану, которая была для него наиболее удобным исходным пунктом для завоевания незнакомых земель, которые, по его мнению, лежали за Флоридой.

В Гаване тогда было не больше жителей, чем солдат в армии Эрнандо де Сото. Поэтому город с приходом Сото сильно вырос. Строились новые дома, а в гаванской бухте — новые корабли. А потом Эрнандо де Сото отправился завоевывать новые земли. Во время своего похода он обнаружил наибольшую реку Северной Америки —Миссисипи и был также первым, кто встретился с представителями десятков различных североамериканских индейских племен. Сотни, даже тысячи индейцев заплатили, одна­ко, тогда жизнью за встречу с жестоким конкистадором. По­скольку, однако, индейцы все же защищались, однажды и таком бою погиб и Эрнандо де Сото.

В его отсутствие управляла делами Кубы его жена, прелест­ная Исабель де Бодадилья, которая преданно ждала в Гаване своего мужа. Годы шли, а известия не приходили. Остатки экспе­диции Сото дошли до Мексики только пять лет спустя после смерти своего жестокого начальника.

После смерти доньи Исабель делами Кубы занимались новые губернаторы. Один из них — Гонсало Перес де Ангуло в 1550 году перенес свою резиденцию из Сантьяго в Гавану. Таким образом, спустя несколько десятков лет после своего основания, после двойного переселения Гавана уже навсегда становится центром острова.

В этот период моря вокруг Кубы уже бороздило несколько кораблей пиратских капитанов, среди которых вскоре выделился французский корсар Жак де Соре. Французский король Генрих II выдал своему подданному «патент» на проведение грабитель­ской деятельности в Америке, и храбрый Соре мог начать «ра­ботать». Он был одним из первых пиратов, которые собирали золото не только с беззащитных кораблей, но ходили за ним и и укрепленным колониальным городам. В 1550 году Соре захва­тил и ограбил город Маргарету в Венесуэле, в 1554 году впервые напал на Кубу и ограбил город Сантьяго, а годом позже атако­вал и Гавану, резиденцию губернатора Переса де Ангуло и по его воле теперь уже столицу Кубы.

Гавана, из которой отбыли наемники Сото, снова стала ти­хим небольшим городом с несколькими десятками испанских семей. Губернатор имел резиденцию в центре города на так на­зываемой Пласа де Армас. Героем дальнейшего повествования будет, однако, не этот правитель острова, а один из менее благо­родных жителей города Хуан де Лобера — комендант гаванской крепости, поскольку именно ему пришлось руководить борьбой против французских пиратов.

10 июля 1555 года испанский дозор, находившийся на возвы­шенностях у восточной стороны гаванской бухты, заметил пару­са неизвестного корабля. Поскольку, однако, в то время не ожи­дался никакой испанский галеон ни из Мексики, ни из Европы, прибытие корабля вызвало оправданное подозрение: «Не пира­ты ли?».

Сообщение о неизвестном корабле весьма обеспокоило губер­натора Переса де Ангуло. Он приехал в крепость и с беспокой­ством следил за неизвестными пришельцами. И в самом деле, корабль не направился к гаванской пристани, а бросил якорь там, где когда-то у устья реки Альмеидарес была расположена Гавана номер 2. А с корабля четко, как на параде, строем сошло несколько отрядов хорошо вооруженных людей. Теперь уже ни у кого не было сомнений: это наверняка пираты. И похоже, что проклятые французы-гугеноты, которые ограбили в прошлом году Сантьяго!

Пираты! В Гаване знали, какие тяжкие дни теперь предстоят. Больше всего, однако, десант корсаров испугал того, кто нес главную ответственность за город, весь остров и его защиту — Переса де Ангуло. Сев на коня, он галопом поскакал и своему дому, погрузил все самые ценные вещи и потом со своей женой доньей Виолетой из Гаваны бежал...

Когда губернатор исчез, командование над немногочислен­ными защитниками города принял единственный настоящий офи­цер Хуан де Лобера, комендант крепости.

Тем временем корсары, не встречая сопротивления, дошли до самого города и вскоре добрались до ворот крепости. Глава французских пиратов потребовал от ее защитников капитуля­ции, поскольку против численно превосходящих их в несколько раз французов у них все равно не было никакой надежды на победу. Некоторые испанцы, которые были с Лоберой в крепо­сти. хотели сдаться: «По крайней мере, спасем свою жизнь». Но храбрый Лобера не согласился сдаваться. И начался бой. Кор­сары снова и снова атаковали крепостной вал, а потом главные ворота крепости. Два дня сорок защитников крепости отражали атаки во много раз более сильных пиратов. Многие, в том числе сам Лобера, были ранены, некоторые убиты.

Наконец пираты разбили из пушек ворота крепости. Послед­ним восемнадцати оставшимся в живых испанцам теперь оста­валось только единственное укрытие: каменная башня внутри крепости. Башня с испанским знаменем была последним местом, которое еще принадлежало испанцам в Гаване.

Но натиск пиратов не ослабевал. Снова и снова они атакова­ли высокую башню и обстреливали защитников у отдельных бойниц. Лобера был исполнен решимости лучше умереть, чем сдаться атакующим. Но его раненые друзья нуждались в по­мощи. При этом у них уже не было воды. Ничего, следователь­но, не оставалось, как сдаться пиратам. Корсары обещали муже­ственным защитникам последней башни, что пощадят их, если они сдадутся.

И действительно, пленники не были убиты корсарами, а по­сажены в подвал дома, который принадлежал богатейшему жи­телю Гаваны Хуану де Рохасу и который победившие захват­чики избрали теперь своей резиденцией. В подвале дворца Ро­хаса были заключены побежденные, а в первом и втором этажах патрицианского дома пировали день за днем победители.

Затем пираты ограбили в Гаване все, что только было возможно. В первую очередь, однако, они хотели денег. Для этого корсары придумали «поджигательский налог», который жители должны были платить победителям за то, что они не подожгут захваченный город. И вот начались переговоры о размерах «под­жигательского налога». В прошлом году в Сантьяго де Куба Соре получил 80 000 песо. Гавана должна была заплатить ту же сумму. Но еще прежде чем переговоры подошли и концу, в собы­тия вмешался трусоватый Перес. О спокойном убежите Гуанабакоя он несколько опомнился от страха перед пиратами, а по­скольку к нему, как правителю острова, стекались десятки испанцев со всех концов Кубы, которые хотели сражаться с чужаками, — их набралось человек триста, следовательно, боль­ше, чем пиратов, — губернатор отправился с ними в Гавану.

Ночью испанцы из Гуанабакоя вступили в город и в отдель­ных домах Гаваны убили нескольких спящих французов. Не всех. Некоторым французам удалось бежать из домов, подверг­нувшихся нападению. Те, которые спаслась бегством, подняли тревогу, и уже вскоре Соре с несколькими своими аркебузирами выступил против гораздо более многочисленных отрядов Пе­реса. Теперь уже пираты сражались не от жажды обладать деньгами, но негодуя, что испанцы нарушили установленное перемирие. Через несколько часов войско испанского губерна­тора было наполовину перебито, а наполовину рассеяно. A где командир? Когда он увидел, что военное счастье снова скло­няется ка сторону французов, он вторично бежал с поля боя, на сей раз еще глубже во внутренние районы Кубы.

А корсары?

Хотя они и обещали несколько дней назад мужественным защитникам крепости, что не перебьют их, если те сохранят мир, теперь же, когда его нарушил губернатор, который хотел вос­становить перед жителями «своего» острова свою посрамлен­ную репутацию, все пленники были перебиты в тюрьме.

Остался только самый храбрый — Лобера, который содер­жался в отдельном помещении. Соре сам пришел к пленнику, поскольку победитель хотел командира побежденных убить соб­ственноручно. Однако случилось нечто неожиданное. Осужден­ный на смерть сам бросился в нападение. С голыми руками он накинулся на капитана пиратов и начал его избивать. Соре мог обнажить меч и убить заключенного одним ударом. Но он не сделал этого. Отвага Лоберы, человека, который и в смертную минуту не хотел сдаться, пересилила победителя... «Французы уважают храбрецов. Не убивайте Лоберу, отпустите пленни­ка», — приказал Соре. Итак, Лобера победил в минуту подошед­шей смерти.

Остальные мужественные жители города были, однако, уби­ты или спаслись бегством. А Гавана была разрушена и до осно­вания выжжена. Город, собственно, перестал существовать. А потом, двадцать семь дней спустя, в одну ясную лунную ночь пиратские корабли подняли якоря и отплыли из мертвого го­рода.

Во всей Гаване осталось только несколько женщин и детей. И единственный мужчина настоящий мужчина — майор Хуан де Лобера.