КОГДА УЖЕ НИКТО НЕ МОГ ПРОТИВОСТОЯТЬ

Глава IX.

Как мы уже говорили, к концу правления Уайна Капака инки имели все основания полагать, что в мире нет силы, способной оказать им сопротивление. Но именно в этот период их истории экспансия Куско практически остановилась, поскольку выяснилось, что сынам Солнца некого покорять.       .

На западе Тихий океан стал преградой на пути экспансии инков. Правда, еще при Топе Инке Юпанки была организована экспедиция в глубь Тихого океана, но ее ре­зультаты не прослеживаются в истории Куско. В самом деле, трудно назвать важной экспедицию, если 20 тысяч воинов привозят в качестве главного трофея конские че­люсть и шкуру, а также кресло из латуни, которые, кста­ти, никто из испанцев так и не увидел.

На севере племена диких индейцев так и не подда­лись миссионерской деятельности снов Солнца, их приручение оказалось не под силу инкам.

На востоке экспансию инков сдерживала сплошная и трудноодолимая стена гигантских Анд. К тому же на во­стоке не было цивилизаций, достойных стать подданны­ми Тауантинсуйю. Правда, на северо-востоке. Южной Америки к тому времени уже сложились крупные государственные образования индейцев чибча-муисков (тер­ритория современной Колумбии), но сыны Солнца, судя по всему, не располагали о них информацией.

На юге инков остановили арауканы. Своей всепобеж­дающей любовью к свободе этот народ вызывает чувство неподдельного восхищения. Не только инки, но и испанцы не смогли сломить его сопротивление.

Что же касается самого царства, то в нем царили ти­шина и порядок, так поразившие испанцев. "Империя инков, когда умер Гуайна Капак, – пишет Сьеса де Леон, – оказалась такой замиренной, что на столь огром­ной земле не нашлось бы человека, который отважился бы поднять голову, чтобы не подчиниться властям..."

Между прочим, тот же хронист дает весьма любопытное описание конкретного "метода" миссионерской поли­тики инков: "И много раз говорил Гуайна Капак, что для того, чтобы крепко держать в покорности людей этих королевств, следовало, когда им нечего было делать и нечему было их обучать, заставлять их перетаскивать гору с одного места на другое; и он даже приказал до­ставить из Куско камни и плиты для сооружений в Ки­то, которые и сегодня находятся там, куда их уложили". Очевидно, что подобные "развлечения" возможны лишь при наличии достаточно крупного избыточного про­дукта сельскохозяйственного производства, то есть тех самых двух третей урожая, которые сыны Солнца – бу­дем называть вещи своими именами – отбирали у мно­гомиллионной армии простых пурехов.

До сих пор мы пытались увидеть действительность Тауантинсуйю если не глазами самих инков, то испан­цев-хронистов. Теперь настало время взглянуть на со­зданное инками общество, вооружившись современными знаниями, с позиции общих для человечества законов, ко­торые определяют ход развития мировой истории.

Начнем с главного вопроса, ответить на который столь же трудно, сколь необходимо: к какой социально-экономической формации принадлежало инкское обще­ство или каков был уровень социально-экономического развития, достигнутый индейцами кечуа в период гос­подства инков из Куско?

Сразу же укажем, что по данному вопросу нет един­ства мнений ни в мировой науке, ни среди советских уче­ных. Мы вчлскажем здесь лишь свою точку зрения и по­пытаемся ее обосновать, не претендуя, однако, на окон­чательное решение" вопроса.

Созданное инками общество было классовым, и не просто классовым, а антагонистическим. Оно четко де­лилось на две социально и экономически изолированные группы населения, одна из которых, эксплуататорская, исходя из специфических условий Тауантинсуйю, опреде­ляется нами как "неналогоплательщики", а другая, экс­плуатируемая, как "налогоплательщики". Вторая груп­па населения составляла подавляющую массу поддан­ных инков-правителей.

Естественно, что в таком гигантском государстве, как Тауантинсуйю, разделение на классы не могло носить абсолютно изолированного характера. К тому же само инкское общество находилось в процессе формирования. Это делает картину социального расслоения страны не во всем ясной.

Мы знаем, что господствующий класс не был одно­родным. И хотя в нем четко обозначились две главные прослойки, его структура была сложной и неустойчивой, особенно за счет акльей и бастардов, "прорывавшихся" в ряды знати-.

В Тауантинсуйю была многочисленная группа насе­ления, определявшаяся властями как "инки" по "привилегии". Однако нас не должно вводить в заблуждение ее название; принадлежность этой группы населения к основной массе эксплуатируемого народа не может вы­зывать сомнений. За свое "право" называться "инками" они расплачивались трудом: обеспечивали рабочей си­лой не только все службы инкского двора, но и активно участвовали в освоении новых земель в качестве митимаев, занимались приручением новых вассалов, заполня­ли вместе (с уже "цивилизованными" индейцами "районы страны, жители которых переселялись властями в без­опасные провинции Тауантинсуйю, служили в армии на  наиболее ответственных участках, требовавших постоян­ного присутствия воинов: в главных крепостях и в сто­личном гарнизоне, у наиболее важных храмов и так далее.

Значительное количество пурёхов находилось на по­стоянной военной службе, большинство же призывалось на относительно короткие сроки, связанные с конкрет­ными кампаниями сынов Солнца. Таким образом, только незначительная часть профессионального воинства, глав­ным образом сами инки и их родичи-бастарды, может быть отнесена к категории "неналогоплательщиков" по своему общественному положению.

Здесь настало время вернуться к вопросу об общине в Тауантинсуйю. По существу, клан правителей из Куско также был общиной, только царствующей. Внутри его действовали свои особые порядки, но и в них нетрудно усмотреть характерные для общины принципы и правила, включая "общинную демократию". Если исключить сапа инку, положение всех остальных членов клана выглядит достаточно одинаковым и в этом смысле равноправным, Естественно, что наиболее ответственные посты сапа ин­ка доверял самым близким родственникам, но это характерно не только для сынов Солнца. Однако внутри клана формальных ограничений не было, и каждый из сынов Солнца мог рассчитывать на любую должность в административно-бюрократическом аппарате царства, исключая "пост" сапа инки.

Но удивляет и другое: начиная со времени правле­ния Пачакутека, первого исторического правителя Тау­антинсуйю, до нас дошло немыслимо малое количество "скандальных историй", связанных с кланом инков, на которые так падки историки всех времен и народов. Их действительно так мало – только две! – что неволь­но возникает мысль о суровой и жесткой самодисципли­не, привитой Пачакутеком своим родственникам по клану.

Все это, как и "общинная демократия" внутри клана инков, может быть если не объяснено, то хотя бы понят­но на фоне неизжитых, пусть слабых, но реальных отго­лосков родо-племенных отношений, верным и стойким хранителем которых выступала община – айлью. В кла­не правителей империи с ними пока еще уживалась ни­чем не ограниченная деспотия Единственного и самого клана за пределами его границ, но новые социальные от­ношения, складывавшиеся в инкском обществе, успешно помогали сынам Солнца преодолевать эту свою отста­лость. В последние годы правления Уайна Капака инки практически изжили ее.

Итак, можно утверждать, что в центре всей экономи­ческой, политической и культурной жизни инкского го­сударства стояла индейская община. Можно спорить, была ли она территориальной или все еще оставалась под доминирующим влиянием родо-племенных отношений (мы придерживаемся второй точки зрения), но нельзя отрицать, что именно община была главным, базовым звеном созданного инками общества и одновременно -здесь мы высказываем свою точку зрения – главным и основным орудием эксплуатации трудящегося населения царства сынов Солнца.

Инки делали все, чтобы подчинить своей власти не­посредственно общины, а не объединения, то есть индейские царства и провинции, включенные в Тауантинсуйю. Более того, последние систематически разрушались ин­ками (например, с помощью того же митмака), в то вре­мя как община постоянно укреплялась, и укреплялась самой властью. Мы знаем, что инки даже сами создава­ли "местную" общину.

Инки стремились унифицировать всю систему управ­ления государством, но для этого было необходимо прежде всего унифицировать базовую единицу царства. Введение арифметической системы деления населения страны было важным шагом на этом сложном, но, как казалось сынам Солнца, достаточно надежном пути ста­новления их государства как конфедерации всех айлью, руководящихся непосредственно из центра, то есть кланом инков. Такая система управления была невероятно сложной, однако действовала практически безотказно. За бесперебойность работы административно-бюрокра­тического аппарата страны отвечал каждый его винтик, и отвечал своей головой.

Хронист Инка Гарсиласо рассказал, что однажды ка­майок селения распорядился обработать земли кураки, которому он доводился родичем, вне установленной за­коном очередности. Пурехи выполнили его приказ. Од­нако инки узнали об этом и учинили суд. Камайок был признан виновным и повешен на участке земли, принад­лежавшей кураке, чтобы и тот почувствовал тяжесть со­вершенной несправедливости и свою причастность к ней.

Камайоки и кураки опутывали подданных сынов Солнца вполне зримой и реально ощутимой цепью, с помощью которой каждый житель Тауантинсуйю оказы­вался навечно прикован к точно отведенному ему месту в царстве. В условиях такого поголовного контроля и полной взаимной ответственности,, когда начальник отве­чал за подчиненного, а подчиненный, в свою очередь, был обязан следить и доносить на начальника, откуда было взяться бродяжничеству, воровству, нерадивому отношению к труду и другому злу?

Но сыны Солнца боролись со злом не только с помо­щью строжайшего контроля и еще более строгих наказа­ний. Власть регулировала обеспечение подданных всем жизненно необходимым в питании, одежде и жилье. Вот почему у пуреха не было сколько-нибудь уважительных поводов для прогулок вне своего постоянного места жи­тельства.

Каждое селение имело помимо избранных и природ­ных начальников нескольких кипукамайоков, которые вели скрупулезный обсчет буквально всего, что поддает­ся цифровому контролю. Кроме них, постоянно действо­вала целая система инспекторов, без предупреждения • появлявшихся в любой час и в любом месте. Трудно представить себе более очевидное доказательство бес­правия подданных сынов Солнца.

Какие же выводы можно сделать из того, что мы зна­ем об общине-айлью и о царстве сынов Солнца?

Очень важные, если мы обратимся к выдающейся ра­боте Фридриха Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства". Оказывается, очень мно­гие признаки-характеристики, называемые Энгельсом в качестве типичных черт раннеклассового антагонистического общества, мы без труда находим в обществе, со­зданном инками из Куско. Так, наличие окончательной победы моногамной семьи – а именно такая семья об­разовывала двор пуреха – означает наступление эпохи цивилизации, которой соответствует моногамия. Однако это пока только признак появления классового рабовла-дельческогр общества, а разрушают родовой строй два крупных разделения общественного труда: выделение пастушеских племен (эквивалентом этого явления в условиях Америки Энгельс называет орошение возделыва­емых земель и постройки из адобов) и отделение ремес­ла от земледелия.

Оба эти разрушителя родового строя в полную силу действовали и в Тауантинсуйю: и строительство ороси­тельных систем (вспомним каналы длиной в десятки ки­лометров), и использование адобов - необожженного кирпича (особенно в районах Тихоокеанского побе­режья), и выделение целых селений – общин ремеслен­ников – было реальностью царства сынов Солнца.

Энгельс пишет, что родовой строй "был взорван раз­делением труда и его последствием – расколом обще­ства на классы. Он был заменен государством". Здесь же даны главные признаки-характеристики, которые от­личают государство от родового строя: территориальное деление, наличие публичной власти, взимание налогов, которые "были совершенно не известны родовому обще­ству", и, наконец, появление органов, стоящих над об­ществом.

Следуя тому же порядку изложения, напомним, что царство инков было разделено на четыре территории – суйю, а также на более мелкие административные еди­ницы. Публичную власть в Тауантинсуйю представляли не только инки, но и кураки и камайоки. Налогами или податью инки обложили все население страны. Не толь­ко сам клан правителей, но и целая система контроле­ров, судей и судебных исполнителей стояла над обще­ством в царстве сынов Солнца.

Родовые связи, указывает Энгельс, разрываются пу­тем разделения членов общества на привилегированных м непривилегированных. В Тауантинсуйю это вырази­лось в выделении из общей массы подданных ("налого­плательщиков") господствующего класса в виде "нена­логоплательщиков".

Появление классов как результат раскола общества делает государство необходимостью. Инки решили эту проблему еще до создания своего гигантского царства, а типичное для Тауантинсуйю господство над покорен­ными царствами и народами несовместимо с родовым строем. Таков неизбежный вывод, если следовать за од­ним из главных положений выдающегося труда Энгельса.

Казалось бы, всего этого достаточно, чтобы отнести созданное инками общественное устройство к ранне­классовому рабовладельческому обществу. Все было бы именно так, если бы не два обстоятельства, которые не укладываются в классическую схему рабовладельческой социально-экономической формации.

Во-первых, в Тауантинсуйю не было "товара товаров", то есть денег. И, во-вторых, там не было рабов, без существования которых вряд ли можно говорить о рабо­владельческом характере этого общества.

Первое, обстоятельство имеет вполне убедительное объяснение. Как известно, первым товаром и первыми деньгами практически "повсеместно становится домашний скот, но во владениях сынов Солнца не оказалось таких животных, которые стали бы домашним скотом (видимо, на эту особенность обратил внимание Энгельс, предложив своеобразный Эквивалент пастушеских племен, как об этом было сказано выше). Там не было ни лошадей, ни крупного, ни мелкого рогатого скота, ни свиней. Отсутствие домашнего скота затруднило или за­медлило процесс первоначального накопления, а следо­вательно, и возникновение "естественной" частной собственности.

Правда, некоторые исследователи пытаются увидеть в листьях коки, в перце и иных наиболее высоко ценив­шихся в Тауантинсуйю сельскохозяйственных продуктах специфические для инков "деньги". Однако с такой по­становкой вопроса трудно согласиться. Можно допустить, что дальнейшее развитие экономических и обще­ственных отношений вынудило бы инков найти некий "товар товаров", но к моменту прихода испанцев этого не произошло.

Почти полное отсутствие интереса к драгоценным ме­таллам основной массы населения, так поразившее ис­панцев, убедительно засвидетельствовало, что и золото и серебро также не стали всеобщим эквивалентом обме­на в Тауантинсуйю.

Таким образом, можно утверждать, что объективные условия, в том числе природного характера (отсутствие животных, которые могли бы стать домашним скотом), затормозили этот исторически неизбежный процесс.

Что же касается второго из указанных нами обстоя­тельств, то в Тауантинсуйю были рабы; их называли, как уже говорилось, янаконами. Но число янаконов было настолько мало, что нет никаких оснований говорить об их влиянии на характер производственных отношений в царстве сынов Солнца. Судите сами: что могут изменить три или пять тысяч янаконов в государстве с населением в несколько миллионов человек?

Вместе с тем именно наличие янаконов служит неопро­вержимым доказательством того, что институт рабства как таковой был известен инкам и, следовательно, само рабовладение не может быть исключено из обществен­ных и экономических отношений инкского общества как некий чуждый ему по духу или природе элемент.

Но рабовладельческого общества без рабов не бы­вает таков, казалось бы, логически безупречный вы­вод. Однако не будем спешить, ибо в случае с Тауантинсуйю этот бесспорный вывод оспаривает сама социаль­но-экономическая действительность.

Да, в Тауантинсуйю не было рабства в классическом понимании этого общественного явления. Уточним, не было индивидуального рабства, которое лежало бы в основе производственных отношений Тауантинсуйю. Вме­сто него в роли "коллективного раба" оказалась общи­на, та самая община, которая составляла основу всей экономической и политической жизни гигантского госу­дарства инков.

Как нам представляется, при инках община отнюдь не выступала "вместо" индивидуального раба. Скорее наоборот, в Тауантинсуйю можно было наблюдать про­цесс высвобождения пуреха-общинника из общины – "коллективного раба" и его превращение в раба инди­видуального, классического, первыми "ласточками" это­го и были янаконы.

Более того, если взять инкскую модель развития раннеклассового общества, то становится очевидным, что коллективное рабство общины не заменяло, а пред­шествовало индивидуальному рабству того же общинни­ка. В самом деле, откуда, кроме как из общины, было появиться в раннеклассовом обществе рабу? Именно общинник, вырванный тем или иным образом из общи­ны, становится рабом.

Однако этот исторически неизбежный процесс в условиях Тауантинсуйю все еще не принял всеобъемлющего характера. В его развитие, насколько мы можем судить, вмешался субъективный фактор, а именно общинная по­литика клана правителей. Ведь инки, как правило, не разрушали даже завоеванную ими вражескую общину, которая в иных условиях становится главным поставщик ком пленников-рабов.

Как и чем это было вызвано, можно лишь догады­ваться (естественно, опираясь на общие законы разви­тия человеческого общества), но сам факт сохранения чужой общины и в известной степени ее укрепления не вызывает сомнений. Можно утверждать, что в дальней­шем такая общинная политика потерпела бы крах, но в тот конкретный период истории именно она составляла суть всей экономической и политической деятельности инков.

Вот почему община-айлью не просто могла, но и должна была стать главным орудием эксплуатации основных масс населения Тауантинсуйю. Так оно и бы­ло. Поражает абсолютное бесправие именно общины, а не общинника. Оно столь же велико, сколь неограни­ченна была власть клана инков из Куско.

Разрушение традиционных связей айлью и ее прямое подчинение клану правителей делало ее беспомощной, беззащитной перед верховной властью. Одним из наибо­лее эффективных и могучих средств осуществления та­кой политики стало насильственное переселение отдель­ных общин, а иногда и целых народов.

Инки проводили активную общинную политику. Их стремление обособить, изолировать и подчинить непосред­ственно себе каждое айлью вполне естественно уживалось с защитой общины от возможного, распада. Создается впечатление, что сыны Солнца испытывали к о6щиие особое доверие. Они сами относительно недавно отошли от младенческой поры своего общественного раз вития и только с приходом в долину Куско получили возможность приступить к созданию раннеклассового об­щества.

Однако их соседи, вскоре ставшие подданными сынов Солнца, например царство Чиму, уже давно прошли этот этап и накопили значительный опыт классовых антагонистических отношений. Инки не могли этого не заметить и не заинтересоваться им. А мы знаем, что сыны Солнца не были разрушителями, они скорее заимствовали все то, что могло укрепить их власть. Вот, почему (предупреждаем, что это всего лишь грубо начерченная схе­ма, требующая множества уточнений и детальной раз­работки) в Тауантинсуйю как бы столкнулись, слились вместе старые общинные порядки, сохранившиеся от бо­лее раннего исторического периода, и новые (во всяком случае, для самих инков) раннеклассовые антагонисти­ческие отношения, проверенные и отработанные другими царствами этого региона.

Называть индийскую общину при инках коллектив­ным рабом нам дает право ее полнейшее, абсолютное бесправие, не увидеть которое просто невозможно. Мы знаем также, как у инков решался вопрос владения па­хотной землей, – сами сыны Солнца устанавливали и определяли наделы-марки, которыми "владела" община или селение. Границы между царствами и провинциями после их захвата инками также устанавливались прави­телями из Куско.

Тот факт, что нарушение установленных инками гра­ниц каралось самым суровым образом, вроде бы свиде­тельствует в пользу того, что земля, выделенная общине или царству, становилась их собственностью. Но мы уже говорили, что это было не так. Добавим, что институт митмака в еще большей степени, чем при азиатских фор­мах собственности, укреплял за "объединяющим нача­лом" (по Марксу) право собственности на землю. Более того, митмак фактически абсолютизировал это право Куско, в результате чего айлью было лишено возможно­сти выступать даже в качестве "наследного владельца" землей, хотя "в условиях восточного деспотизма и кажу­щегося там юридического отсутствия собственности, – писал Карл Маркс, – фактически в качестве его основы существует эта племенная или общинная собствен­ность...".

Вот почему в созданном инками обществе мы наблю­даем противоположное явление: клан инков как "объ­единяющее начало Тауантинсуйю с помощью митмака лишал общину даже иллюзии собственности на землю, поскольку Куско в любой момент по своему усмотрению мог переселить айлью в угодный для инков район цар­ства. Пользование общины выделенной ей землей имело еще одну особенность, на которую нельзя не обратить внимания. Мы имеем в виду ежегодный передел наделов общинников. Формально он был связан с необходимо­стью изменять размеры семейных топу, поскольку менялся численный состав пурехского двора. Однако нам представляется, что передел топу имел и иное и не менее важное значение. Попытаемся объяснить его смысл.

Оседлость населения и земледелие – явления, взаимно обусловливающие друг друга. Возможность обраба­тывать из поколения в поколение один и тот же участок пахотной земли неизбежно порождает ощущение права собственности на него. Ежегодное перераспределение то­пу как раз и было направлено против подобных "частно­собственнических" настроений. Оно создавало у общин­ника ощущение своей полнейшей зависимости от общи­ны и от верховной власти, которая и являлась настоящим владельцем единственного источника существова­ния пуреха – земли. Таким образом, в условиях Тауантинсуйю не было даже той юридически не оформленной, хотя и традиционно сложившейся общинной собственно­сти на землю, которая имелась, как указывает Карл Маркс, в условиях восточного деспотизма.

Лишив общину права собственности на землю, правители Тауантинсуйю предпринимали все, в том, числе и самые дорогостоящие, меры, чтобы община, располагала необходимым количеством земли, пригодной для возделывания сельскохозяйственных куль­тур. Напомним, что почти повсеместно в Тауантинсуйю строились насыпные террасы, проводились ороситель­ные каналы, широко использовалось удобрение птичьим пометом, для чего была организована охрана знамени­тых птичьих островов в Тихом океане, а само гуано рас­пределялось под строжайшим контролем властей. Суще­ствовали специальные семенные фонды, и в случае не­урожая или иных природных катастроф делалось все возможное, чтобы от голода не погиб ни один общинник-пурех и члены его семьи.

В царстве сынов, Солнца никто не имел права умереть от голода. Но когда при захвате чужих царств и земель погибали тысячи бывших пурехов или когда "усталый" или "плачущий кровью камень" превращал в кровавое месиво тысячи пурехов, "персональная ответственность" за их гибель не возникала, ибо то были деяния во славу Бога-Солнца и его сынов – инков.

И гигантская, трудовая и военная машина сынов Солнца ни на минуту не останавливалась, не задержи­вала своего движения вперед, чтобы мир и тишина цари­ли над Тауантинсуйю, чтобы солнечная благодать при­ходила к простым людям земли.

Но чем" было и что означало это "вперед", в направ­лении которого двигалось созданное инками общество? Чтобы разобраться в этом вопросе, нам придется вер­нуться к рассказу о бастарде Атауальпе, который был прерван в тот момент, когда "поминальщики" из Кито двинулись по мосту через бурные воды реки Апу-римак. Дальше события развивались примерно так. Под штандартами Атауальпы шли на Куско не толь­ко выдающиеся полководцы Тауантинсуйю, но и зака­ленные в боях воины Уайна Капака. Сами инки, как мы уже говорили, были отменными воинами. Но основная масса индейцев дечуа, во всяком случае наиболее близ­кая к инкам в этническом отношении и потому особо обласканная и приближенная ко двору сапа инки, уме­ла куда лучше владеть метелками, подносами и иными орудиями, без которых не обойтись при обслуживании царского двора, нежели пиками, дротиками, маканами и другим оружием. Они так гордились своею близостью к священной особе правителя, что все силы отдавали совершенствованию своего мастерства услужения сынам Солнца. К тому же из их рядов постоянно уходили в митимаи целые общины. Нетрудно предположить, что переселялись не лучшие метельщики или дровосеки, а со­всем другие "специалисты", без которых двор инки мог обойтись вполне безболезненно. Но теперь именно им, метельщикам и дровосекам, предстояло взять в руки оружие.

Сказочная роскошь, всегда порождает изнеженность духа и тела. Доступность всего земного не укрепляет духовные силы, а отсутствие морали, этой сдерживаю­щей основы, способной внушать человеку принципы, сто­ящие выше эгоистических и сиюминутных интересов, нельзя компенсировать любой, самой изощренной натре­нированностью тела. Можно научиться не бояться свиста мелькающей перед лицом боевой маканы, но бой не праздник Бараку. Те, кто понимал и испытал на себе эту очевидную разницу, оказались не среди защитников Уаскара, а в рядах войск Атауальпы. Они-то и решили исход битвы в пользу инки-бастарда.

После разгрома своих войск Уаскар пытался спас­тись бегством, но он оказался плохим бегуном. "Он убегал почти с тысячей воинов, собравшихся вокруг него, и все они умерли у него на глазах – одних убили враги, другие убили сами себя, видя своего короля в пле­ну", – трогательно описал Инка Гарсиласо сцену пленения Инки Уаскара воинами Атауальпы.

Так произошло великое святотатство, беспрецедент­ное в истории сынов Солнца кощунство.

После разгрома войск Куско и пленения Уаскара по приказу Атауальпы начинается повсеместное и поголов­ное уничтожение сынов и дочерей Солнца. Конечно, при желании подобные действия можно попытаться объяс­нить местью инкам – оккупантам и угнетателям, но хронисты, да и сами события дают иную оценку этому безумству жестокости и насилия.

Далее. Как можно понять из хроник, Атауальпа да­же не пытался поднять на борьбу против инков другие царства и народы, как и Кито, насильственно включен­ные в Тауантинсуйю. Наоборот, он жестоко наказывал даже тех из них, кто пытался искать его расположения.

Его нежелание заполучить среди других народов союзников в борьбе против Куско красноречиво говорит в пользу того, что инка-бастард стремился сохранить це­лостность всего царства, которое теперь он сам пред­ставлял. Вот почему предпринятые им карательные экс­педиции, причиной которых были какие-то старые обиды и счеты, не просто напоминают, а являются акциями верховной власти по подавлению непокорных подданных, И это происходит в тот момент, когда был жив еще законный правитель Тауантинсуйю и, следовательно никто не отменял зависимость подданных царства Куско,

Нельзя не учитывать и то, что испанцы формально казнили Атауальпу, как узурпатора власти, как лицо, не­законно захватившее престол царства и умертвившее правителя Тауантинсуйю Инку Уаскара. Во всяком слу­чае, они именно так "объясняли" расправу над Атауальпой, и именно так она была воспринята инками и их сто­ронниками (правда, только на первых порах).

Все так и было (только причина казни Атауальпы была иной: инку-бастарда испанцы казнили, чтобы обез­главить царство и прибрать к рукам главный рычаг управления страной – трон правителя). Ибо если перво­начально, как мы уже не раз говорили, Атауальпа хотел освободить царство Кито от господства инков, то после разгрома войск Уаскара его целью стал трон всего Тау­антинсуйю, против распада которого он принял самые энергичные и жестокие меры.

Только этим можно объяснить и систематическое ис­требление членов клана инков, и таких же, как Атауаль­па, бастардов: лишь физическое устранение всех сынов Солнца открывало ему, бастарду, законный путь к трону Тауантинсуйю.

Приступив к выполнению этой задачи, Атауальпа сам недвусмысленно показал, что, во-первых, он не ста­вит больше никаких локальных задач, связанных с осво­бождением царства Кито, и, во-вторых, не намерен ме­нять порядки, установленные в Тауантинсуйю сынами Солнца.

С педантичной деловитостью, воспринятой от инков, которые приучали не только вассалов, но и членов свое­го клана именно так выполнять порученную им работу, Атауальпа" осуществлял план своего восхождения на престол.

Сколько инков и бастардов было уничтожено по его приказу, сейчас трудно подсчитать. В любом случае речь идет о десятках и даже сотнях тысяч человек, если счи­тать не только воинов-мужчин, но и женщин, детей, ста­риков и даже младенцев во чреве матерей.

Атауальпа создал для своих родичей настоящие кон­центрационные лагеря. Вот как описывает один из таких лагерей Инка Гарсиласо, записавший этот рассказ со слов очевидцев – своей матери-пальи и ее брата-инки: "Жен, сестер, теток, племянниц, двоюродных сестер и мачех Атауальпы вешали на деревьях и на очень высо­ких виселицах, которые были сооружены там; одних подвешивали за волосы, других пропуская веревку под мышками, а других – отвратительными способами, ко­торые мы умолчим ради приличия; им давали их дети­шек, которых они держали в руках; они держали их, по­ка, могли, а когда они падали из их рук, их добивали ду­бинками; других подвешивали за одну руку, других – за обе руки, других – за пояс, чтобы пытка длилась бы долго и они как можно медленнее умирали... Мальчиков и девочек они убивали постепенно – по стольку-то каж­дую четверть месяца, совершая над ними великие жесто­кости..."

Была перебита и значительная часть инков по приви­легии, правда, как можно понять у тех же хронистов, уничтожались в основном мужчины. Последнее обстоя­тельство имеет немаловажное значение, ибо оно прямо указывает на то, что в случае с инками из клана прави­телей, когда убивали и мужчин и женщин, действия Атауальпы нельзя рассматривать только как личную месть.

Об этом же свидетельствует расправа Атауальпы над индейцами каньяри, которые были соседями царства Кито, и инка-бастард, видимо, имел с ними "личные сче­ты". Их послы встретили воинов Атауальпы своими тра­диционными "Глебом и солью" – зелеными ветвями и листьями пальм. В ответ на предложение мира Атауаль-па приказал уничтожить всех мужчин каньяри, включая мальчиков и стариков. Их главное селение Тумибамба было полностью разрушено и сожжено. По сведениям королевского казначея Агустина де Сарате, было убито 60 тысяч каньяри, а хронист Сьеса де Леон, сочинения ко­торого отличаются скрупулезной точностью и сегодня служат великолепными этнографическими источниками (просто учебниками по этнографии той поры), указал, что в провинции каньяри женское население превыша­ло его мужскую часть в пятнадцать раз!

И здесь, как мы видим, уничтожались только мужчи­ны, что также отличает эту расправу от политики полно­го искоренения всех сынов и дочерей Солнца.

Однако в примере с каньяри имеется еще одна очень важная деталь. Во время восстания индейцев, возглав­ленного Манко Инкой, индейцы каньяри оказались в чи­сле наиболее преданных союзников испанцев. Читатель должен также помнить случай с вождем каньяри во вре­мя празднования в Куско "Святого таинства". Это дает основание утверждать, что каньяри не испытывали к ин­кам любви и могли стать союзником Атауальпы в его борьбе против тирании Куско. Они даже засвидетель­ствовали это подношением ветвей и листьев пальмы. Но Атауальпа не пожелал сделать каньяри своими союз­никами.

Все это, повторяем, подтверждает мысль о том, что бастард из Кито принял решение занять престол Тауантинсуйю, физически устранив всех более законных, неже­ли он сам, наследников налобной повязки с перьями корикэнкэ.

Конечно же, факты жестокости Атауальпы ужасают современного читателя, но мы не можем не сказать имен­но здесь, что они кажутся каплей в море, если их срав­нить с трагическими для аборигенов Америки результа­тами испанской конкисты Нового Света, когда погибли миллионы и миллионы индейцев.

Итак, чем было и куда шло созданное инками общество? К какой социально-экономической формации оно принадлежало и каковы были тенденции его дальней­шего развития?

На фоне известных нам главных и наиболее характерных черт экономического, политического и культурно­го развития царства сынов Солнца мятеж Атауальпы как типичное проявление борьбы за власть еще одно убедительное доказательство, что созданное инками из Куско общество следует отнести к классовым и антаго­нистическим. Даже если мы возьмем относительно ко­роткий период реальной истории Тауантинсуйю (он на­чинается в 1438 году), борьба за власть, за престол сапа инки была обычным для него явлением. Уже приход к власти Инки Пачакутека-Виракочи, первого из истори­ческих инков, связан с насильственным отстранением его предшественника. Более того, Пачакутек становится са­па никой при жизни своего отца, и, следовательно, сам этот факт является вопиющим нарушением "нерушимых традиций" сынов Солнца.

Пачакутек провел многочисленные реформы и преоб­разования. Это естественно, ибо только при нем Куско перестает быть одним из городов-государств и становит­ся столицей объединенного государства всех кечуа. Стремительный рост Тауантинсуйю, захват все новых и новых царств и народов, этнически уже не связанных родством с индейцами кечуа, требовали строжайшей дисциплины внутри клана правителей из Куско, факти­чески еще только зарождавшегося как особая элитарная (суперэлитарная) верхушка господствующего класса. Но одновременно и как прямое следствие этого нового положения инков растут всевластие и роскошь инкского двора, растет и число членов клана правителей. Все это начинает подтачивать суровые порядки, установленные для самих инков железной рукой Пачакутека. Отсут­ствие сдерживающих начал, ничем не ограниченная власть, сказочная роскошь, а также стремительно воз­раставшее число потенциальных претендентов на пре­стол, в том числе благодаря институту "невест Солнца", приводят к естественному, нормальному обострению от­ношений внутри клана – плетутся заговоры, борьба за власть приобретает типично придворный характер.

В расцвете сил умирает сын Пачакутека, самый вы­дающийся полководец инков Топа Инка Юпанки – его отравила одна из многочисленных наложниц. Брат умершего, также знаменитый воин Уаман Ачачи, сажает на престол не старшего, как того требовали "нерушимые традиции", а младшего из сыновей Топа Инки Юпанки. Инка Уальпайя (также дядя нового сапа инки, Уайна Капака), будучи регентом при правителе, пытается умертвить своего августейшего племянника, дабы осво­бодить трон для собственного сына.

Правление Инки Уайна Капака проходит относитель­но спокойно. Но вот умирает всемогущий Единственный инка, и уже не чистокровные сыны Солнца, а бастард из Кито Атауальпа становится хозяином трона Тауантинсуйю.

То, что в борьбу за престол включился бастард, яв­ление закономерное, ибо институт незаконнорожденных сынов Солнца рос не только в количественном отноше­нии, но и укреплял свои позиции в общей социальной структуре государства инков. Есть своя закономерность и в том, что бастард-мятежник оказался из Кито – то было одно из крупных и лишь недавно включенных в Тауантинсуйю царств. Субъективным и даже случайным в этой истории можно посчитать только то, что в роли бунтовщика оказался именно Атауальпа, поскольку у Уайна Капака было более двухсот сыновей и дочерей. Но именно Атауальпа, будучи порождением самых пре­красных земных чувств – любовью к женщине и к пода­ренному ею сыну, – помог соединить в одном конкрет­ном лице требования того времени, отражавшие объек­тивные процессы, стремительно развивавшиеся в царстве сынов Солнца.

 Мы не знаем и не беремся сказать, удержал ли бы Атауальпа в своих руках трон Тауантинсуйю, но в лю­бом случае – здесь мы высказываем свое убеждение – в тот исторический период не было реальных сил, кото­рые могли разрушить целостность царства сынов Солн­ца. И если бы инки из Куско не нашли в себе силы, что­бы освободить трон от узурпатора, то не потребовалось бы долгого времени, чтобы выяснилось, что именно Ата­уальпа как раз и является самым чистокровным из всех чистокровных сынов Солнца.

Но мятеж Атауальпы из Кито, особенно в своей на­чальной стадии, не менее убедительно показал, что соци­ально-экономические устои инкского общества уже подо­шли к той критической черте, за которой следует неиз­бежное начало конца.

Созданное инками из Куско общество было раннеклассовыми, все еще окончательно не освободившимся от элементов предшествующей формации в виде, родовой общины – айлью, процесс разрушения которой букваль­но происходил у них на глазах. Желание укрепить общи­ну привело к тому, что айлью включилось в обслуживание новой зарождавшейся социально-экономической форма­ции – рабовладельческого строя.

Это и была та, специфическая особенность царства сы­нов Солнца, за которой не так-то просто разглядеть об­щие закономерности развития человеческого общества. К тому же классовое рабовладельческое общество уже было известно в пределах границ Тауантинсуйю, например, мочикская цивилизация. Это создавало условия для ускоренного становления нового общественного строя у инков благодаря возможности заимствовать чужой опыт. Так, например, именно у мочиков (через их наследни­ков – царство Чиму) инки заимствовали администра­тивную систему, модель строительства городов, поде­ленных на строгие "кварталы", высочайшую технику земледелия. С другой стороны, очевидная "привязан­ность" кечуа к общине тормозила разрыв с прошлым в общественном и экономическом плане; она привела к то­му, что айлью стало главным орудием эксплуатации ос­новной массы населения Тауантинсуйю – коллективным рабом, в чем-то напоминающим институт, илотии в древ­ней Спарте.

Но параллельно шел: процесс высвобождения общинника-пуреха или общинника-ремесленника из все еще могущественных цепей родового прошлого и: его превра­щение в свободного от общины раба. Появление у не­инкской знати собственности на землю в виде "преми­альных" наделов активно способствовало этому про­цессу.

Таким образом, классовый характер инкского обще­ства не вызывает сомнений. Не вызывает сомнений и то, что к моменту прихода европейцев на земли Тауантин­суйю там господствовал рабовладельческий строй, свое­образные черты которого не меняют его классовой анта­гонистической сущности. Из этого следует главный и са­мый важный вывод: при всем своеобразии и кажущейся необычности социально-экономическое развитие царства сынов Солнца было подчинено общим законам развития человеческого общества,