Заключение

Первые, вполне понятные выводы, которые можно сделать из нашего рассказа, преподают нам еще один урок относительности. Сегодня мы уже не можем пред­ставить себя в той грязи, к которой привыкли индей­цы, но вместе с тем прекрасно себя чувствуем в том от­регулированном обществе, в котором они жили. Те, кому чужды концепции свободы и индивидуальной собствен­ности, не страдают из-за их отсутствия. Но мы, обладая и тем и другим, не можем расстаться с ними, не испы­тав досады и не взбунтовавшись.

Инка искал свое оригинальное решение проблемы, как укрепить власть, и создал для этого огромную ад­министративную машину, адаптировав ее к естествен­ным, историческим и психологическим условиям жиз­ни своих подданных. Секрет его успеха кроется в муд­ром сочетании всех этих факторов.

Не будем задаваться вопросом, что бы произошло, если бы испанцы не высадились в Тумбесе. Один муд­рый человек сказал, что правительство Инки представ­ляло собой лишь один из этапов по дороге к свободе. Частная собственность знати лишь подтверждает эту тео­рию, однако строгий контроль за всеми действиями прос­того народа говорит об обратном.

С точки зрения человека XX века, повседневная жизнь во времена правления последнего Инки создает впечатле­ние хорошо отлаженного на долгие времена совершенного механизма: абсолютная и постоянная власть без какой-либо оппозиции. Простой народ ничему не мог научить­ся, ничего не мог предвидеть, ни о чем не мог мечтать. Он не мог углубиться в себя, не мог радоваться окружающе­му. Только сам Инка и его совет могли быть мыслитель­ным центром всего этого огромного коллективного орга­низма.

Такой эта империя выглядит для нас — гигантская и в то же время полностью локализированная, грандиоз­ный, но повторяющийся в ходе истории момент, оли­цетворение мечты о беспредельности во времени. «Гне­тущая монотонность и все подавляющая печаль» — как пишут историки. Вместе с тем индеец XV века находил в этой ситуации свои отдушины. Он жил по распоряд­ку, был защищен от голода и нашествий, ему не прихо­дилось ломать голову над решением трудных проблем, он мог жить пассивно и без борьбы. Ему не приходи­лось беспокоиться о других — обо всем позаботилось го­сударство: о стариках, инвалидах... В своих рассказах об индейцах отец Кобо писал: «Они не знали, что такое благотворительность или жалость». Он с удивлением на­блюдал, как женщина проходит мимо ребенка, который упал и плачет, даже не повернув голову в его сторону. Поло де Ондегардо возмущался тем, что индейцы, на­ткнувшись на одного из своих соплеменников со сло­манной ногой, ничего не предпринимали, а только со­общали об этом факте соответствующему чиновнику. Все вполне логично — зачем винить людей, когда за все отвечает система. Но как тут не вспомнить слова Арис­тотеля по поводу коммунистического города плато — это неуютное и непривлекательное общество.

Вместе с тем многие считали, что индеец был счастлив. По мнению Дуркхейма» основная черта примитивного человека заключается в его удовлетворенности жизнью, и это позволяет ему считать цивилизованного человека по­стоянно несчастным. Отец X. де Акоста пишет, что перу­анец был одновременно порабощен и счастлив. Мы, од­нако, не верим, что индеец мог быть полностью счастлив, заплатив за это своей свободой.

Счастье, несомненно, — субъективное чувство. Чело­век счастлив, когда он думает, что счастлив. Однако пси­хология индейца довольно сложна. Гарантии безопас­ности, умственная инерция, свобода от необходимости принимать какие-либо решения или брать на себя от­ветственность — все это вместе составляет понятие не­гативного счастья. Вместе с тем такой вывод игнориру­ет мистицизм, доминирующий в умах жителей Андского плато. Несчастливая жизнь в этом мире, лишенном свободы, компенсируется в другом запредельном мире, так как само счастье является частью человеческой при­роды и будет неотступно следовать за человеком из од­ного мира в другой. Да будет благословенно несчастье, которое вызволит душу индейца из того сонного состо­яния, в которое ее угрожали погрузить совершенство и строгость перуанской системы, несчастье, которое, из­бавившись от человеческого рационализма, заставит его задуматься о насущных потребностях, о преодолении не­предвиденных опасностей, связанных с рождением, болезнью, несчастными случаями и смертью.