Аборигены Тихоокеанского побережья
В первой книге 6-ой декады Мартир подробно изложил плавание Х. Гонсалеса вдоль берегов Южного моря, как тогда испанцы называли нынешний Тихий Океан. Выйдя с одного из островов у побережья Панамы в начале 1523 г. и пройдя на запад около 2 тыс. миль, Гонсале, как написал Мартир, «открыл новые королевства на западе» (2: 215). Через семь месяцев плавания испанцы вынуждены были продолжить свой поход по земле, не теряя при этом из виду берег. На землях, лежавших, по выражению Мартира, за Юкатаном, Гонсалес нашел те же обычаи и язык, что в этой провинции. Мартир подробно изложил продвижение Гонсалеса, его встречи и даже беседы с местными вождями, полученные от них приношения, массовые крещения аборигенов и пр.
Интересно сообщение Гонсалеса о том, что топорики, которые туземцы использовали для валки деревьев, были из сплава, частью которого было золото. Как написал Мартир, нас удивляет открытие страны, где все орудия плотников и землепашцев сделаны из золота, хотя и низкого качества. Сообщил Гонсалес и о посланных им колокольчиках, в которых, добавил Мартир, по мнению экспертов было мало золота (2: 215-216).
То, что Мартир узнал из писем Гонсалеса, он дополнил письменным сообщением одного из королевских чиновников, Антониаса Сереседы, участвовавшего в этом походе. Оказалось, что часы досуга Гонсалес и местный вождь, Никорагуа, проводили в беседах, с помощью переводчика-туземца, который «знал оба языка достаточно хорошо». Беседы были на самые разные темы: касик спрашивал о грядущей гибели земли, не спустились ли пришельцы с неба и как они это сделали. Также о ветрах, причинах жары и холода, различиях между днем и ночью. Почти на все вопросы Гонсалес отвечал, насколько, как написал Мартир, ему позволяло его знание, а относительно других ссылался на божественную мудрость. Перейдя, по словам Мартира, к более земным материям, Никорагуа и его придворные спрашивали, позволительно ли пить, есть, любить, играть, петь, танцевать и воевать. Спросили и о таинстве креста (2: 221-225). Сереседа вспомнил, что туземцы безбороды и относятся к бородатым людям с отвращением и страхом. По этой причине Гонсалес, в войске которого было 25 безбородых молодых людей, сделал им бороды из их собственных волос (2: 226).
Далее Мартир приступил к «описанию отвратительных обычаев, достойных лестригонов, а также домов и храмов этих людей». В частности, дома (больших размеров, особенно у касиков) были построены над небольшими, темными подземными пещерами, в которых благородные семьи хоронили своих богов-покровителей. В храмах в мирное время находилось оружие: луки, колчаны, позолоченные панцири, шлемы и большие деревянные мечи, метательные снаряды всякого рода, а также воинские украшения; все это в дополнение к штандартам, на которых были изображены их «идолы». «Идолам» приносят человеческие жертвы, «произнося перед ними молитвы, составленные их священниками для этого случая» (2: 226-227).
Длительное пребывание людей Гонсалеса у одного из касиков дало им возможность наблюдать человеческие жертвоприношения, которые Мартир очень подробно изложил. В этом поселении было несколько площадей разных размеров, при этом «королевская площадь» был окружена домами знати, а в центре стояло здание, в котором проживали ювелиры. Напротив храмов стояли многочисленные возвышения из сырцового кирпича, скрепленного неким битумом. Они походили на трибуны и служили для разных целей. На них поднимались по ступеням (числом от 8 до 15). Их верхняя отделка различалась, по словам Мартира, в зависимости от мистерии, которая там проводилась. На одном из таких холмов было пространство для 10 человек, а в центре находился мраморный блок размером в рост человека. Этот «зловещий камень» был алтарем, на котором приносились человеческие жертвы. Правитель и его люди наблюдали с другого возвышения. Мартир, упомянув нож в руках священника, написал, что туземцы тех областей владеют прекрасными камнями для изготовления топориков, мечей и бритв.
Мартир отметил, что было две вида человеческих жертв – те, что были захвачены на войне, и те, что откармливались дома. Каждый касик и каждый знатный, соответственно своим средствам, откармливал в своем доме мужчин, предназначенных для принесения в жертву, начиная с детского возраста. Жертвы при этом были убеждены, что, оставив эту жизнь, они отправятся прямо на небеса. Они были полностью свободны, и их везде принимали с почестями, как если бы они были героями, а те, кто давал им пищу или украшения, считали, что этот день будет для них самих счастливым.
Тело человека, захваченного у врага, священник, после вскрытия грудной клетки, расчленял и отдавал руки и ноги касикам, сердце – священникам, его женам и детям, ноги – знатным, а остальное, разрубленное на мелкие кусочки – народу. Голова, как трофей, подвешивалась к небольшому дереву. У каждого касика были специальные деревья в саду около его резиденции, которые носили имена враждебных земель, и к ветвям этих деревьев подвешивались головы принесенных в жертву пленников. Здесь Мартир вопросил, а разве наши генералы в знак явного безумства, которое они называют «победой», не подвешивают на стены церквей шлемы, штандарты и другие трофеи войны?
И далее продолжил – тот, кто на таком банкете не получит хотя бы малую порцию человеческой жертвы, будет убежден, что год для него будет несчастным.
С телом домашних жертв поступали по-другому. Каждой части тела воздавались почести (Мартир не сообщил какие – Э.А.). Затем ноги, руки и внутренности помещались в глиняный сосуд, который хоронили при входе в храм. Сердце и другие части тела сжигали на большом огне возле дерева, представляющего врагов, а пепел рассеивали среди (дальше непонятно – Э.А.) первых жертв кампании. После церемонии священники выражали свою радость мелодичными напевами (2: 228-230).
Мартир назвал и другие детали ритуала (просьбы к богам) и описал кровопускание. При этом изображение почитаемого бога он сравнил с «адскими божествами, которых рисуют на стенах для устрашения людей». В завершение церемонии, подробно представленной Мартиром, каждый из присутствующих, по сигналу священника, брал бритву и резал свой язык, обратив взор к божеству. Затем своей кровью натирал губы и подбородок «гнусного идола». Раны присыпали измельченными в порошок травами, и церемония завершалась поочередным обращением к идолу касика, знати и народа с разного рода просьбами, высказываемыми кротко со склоненной головой и «с дрожью почтения». Описание эпизода завершается фразой, которая дает представление о том, как Мартир оценивал то, о чем он узнал и рассказал - «Когда этот священнический маскарад заканчивается, они идут домой» (2: 231).