Археологическая модель империи и империализма
Империи господствующего типа в древней Месоамерике сложно изучать археологически, потому что от них мало осталось материальных следов в сравнении с более территориально организованными империями, например, Инкской или Римской. Мы представляем модель материальной культуры для идентификации таких империй при помощи археологических данных. Основанная на аналитическом подходе к империализму Майкла Дойла, эта модель разработана по результатам исторических и археологических исследований древних империй Старого Света и Южной Америки. Империи можно определить по трём факторам: по характеристикам столицы; по наличию различных типов политического доминирования над провинциальными территориями; и по примерам распространения влияния в расширенном, международном контексте. Мы применили эту модель к археологическим данным трёх центральномексиканских городов – Теночтитлана, Теотиуакана и Тулы. По результатам выяснилось, что Теночтитлан и Теотиуакан правили империей, а Тула – нет.
Исследование империй доколумбовой Месоамерики действительно стало сложным заданием для археологов и этноисториков. В отличие от Старого Света, где о древних империях хорошо засвидетельствовано в письменных источниках, ранние империи Месоамерики сформировались в сообществах с рудиментарными системами письма, которые мало освещали политические процессы. Более того, большинство месоамериканских империй господствовали лишь формально, т.е. они опирались на непрямой контроль и мало своих ресурсов вкладывали в провинциальную инфраструктуру (Hassig 1985). В результате в провинциях у них формировалась менее прочная структура в отличие, например, от территориального или прямого управления таких империй, как Уари или Инкской в Андах Южной Америки (D’Altroy 1992; Malpass 1993; Schreiber
1992). В отсутствии строгих археологических критерий для определения древних империй и империализма, месоамериканисты были вольны приписывать империю сообществам, в которых практически определённо её не было (например, у ольмеков и тольтеков), а также отрицать её наличие там, где фактически всё указывали на это (например, Сапотекскую или Теотиуаканскую империи). Упрощённый критерий, например, керамическая схожесть, слишком часто считался фактом имперского захвата, что недавно было подвержено критики со стороны Зейтлин и Джойс (1999).
За последнее десятилетие был заново засвидетельствован интерес к древним империям и империализму. По отдельным империям недавно появилось несколько монографий (например, Alcock 1993; Berdan et al. 1996; D’Altroy 1992; Liverani 1993; Millett 1990; Morrison 1995; Schreiber 1992). Становятся более популярны сравнительные исследования (например, Alcock et al. 2001; Algaze 1993; Blanton 1996; Cherry 1992; Schreiber 1999). Результатом возросшего внимания к древним империям стал значительный прогресс в разработке археологами методов анализа различных аспектов экспансии, организации и коллапса империй (например, Adams 1979; Cherry 1992; Costin and Earle 1989; D’Altroy 1992; Earle 1994; Morrison and Lycett 1994; Schreiber 1999; Sinopoli 1994; Sinopoli and Morrison 1995; Smith and Berdan 1992; Stark 1990). Но одна вещь отсутствует в возросшем корпусе литературы – точный, опираясь на материальные остатки, археологический метод определения империй. Во многих частях Старого Света в этом нет такой необходимости. Вряд ли кому-либо понадобится разрабатывать методы определения управляли римляне, ассирийцы или ахейцы империями или нет. Но в Месоамерике с их империями действительно существует необходимость в подобных методах (см. схожий подход в археологическом определении начального или древнего государства у Фланнери, 1998).
Нашей целью в данной статье является представление избыточной материально-культурной модели определения империй и империализма, используя археологические данные и применение этой модели к трём центральномексиканским государствам: Теотиуакану, Туле и Теночтитлану. Наша модель построена на исторических и археологических материалах древних империй со всего мира. Когда данную модель применили в отношении этих трёх месоамериканских сообществ, результат ясно указывал на то, что Теотиуакан и Теночтитлан управлял империями, в то время, как Тула – нет. Так называемая «Тольтекская империя» с центром в Туле была лишь выдумкой ацтеков, а современные учёные были сбиты с толку ацтекской мифической историей, доверившись ей, а не археологическим данным. После обсуждения этих трёх политий, мы вкратце проверим релевантность нашей модели на примере наиболее вероятных древних империй Нового Света, среди которых месоамериканские Сапотекская и Тараскская империи и южноамериканская империя Уари.
Археологическая модель империи и империализма
В определении империй и империализма мы придерживаемся взгляда политического учёного Майкла Дойла (1986): «Я склоняюсь к поведенческому определению империи, как эффективному контролю, формальному, так и неформальному, имперским обществом подчинённого общества» (Doyle 1986:30). В этом определении, как и во многих других из литературы (например, Larsen 1979; Luttwak 1976; Mann 1986; Sinopoli 1994) отмечается политическая природа империализма. К сожалению, политические процессы у археологов являются одними из самых сложных для прямого определения и анализа. Наш подход включает рассмотрение некоторых социальных и экономических выражений древнего империализма для определения данных по типу, который могут использовать археологи. Мы нашли аналитический подход Дойла, инкорпорирующий пространственные процессы и различные переменные, полезным для организации нашей дискуссии:
Четыре взаимосвязанных фактора учитываются для имперских связей: относящийся к метрополии режим, его возможности и интересы; периферийное политическое общество, его интересы и слабость; транснациональная система и её нужды; а также международный контекст и побудительные стимулы, которые им были созданы (Doyle 1986:46).
«Режим метрополии» Дойла относится к политической, экономической и социальной активности имперской столицы и центрального сообщества. Мы модифицировали этот фактор, чтобы создать первый из трёх основных критериев империализма, столичного города, достаточно большого и сложного, чтобы управлять империей, показывающей материальное свидетельство имперской идеологии. «Периферийное политическое общество» связано с условиями в провинциальных землях, покорённых или контролируемых империей. Этот фактор важен для анализа отдельных, специфических случаев империализма, однако мы не считаем его пригодным для целей определения существования древнего империализма. Империи покоряли различные провинциальные политии, от небольших, не иерархических групп, до других империй, и археологическая идентификация империализма должна сначала иметь дело с имперским воздействием на провинции, а не с ситуацией в местном обществе, предшествующей инкорпорации.
Третий фактор Дойла, «транснациональная система», связана с природой взаимодействия между столицей и провинциями. Мы используем этот элемент под названием «доминирование над территорией» как второй компонент нашей модели. Мы разделили транснациональные процессы на две категории – экономический обмен (между столицей и провинциями) и политический контроль. Четвёртый фактор Дойла, «международный контекст» империи, связан с политической и экономической активностью большой геополитической формации, в которой расширяются и действуют империи. Мы сузили этот фактор, отметив, что империи имеют различные типы влияния на территории за их границами – экономические, политические и культурные.
В Таблице 1 представлена наша археологическая модель определения древних империй. Это определение, основанное на сравнении нескольких признаков, поскольку большинство древних империй обладали большей частью этих черт, правда, не все империи одновременно обладали всеми из приведённых черт. В следующей части мы суммарно укажем эти черты и древние империи, которым они были свойственны, а затем применим их касательно наших трёх случаев.
Таблица 1 Археологические критерии, необходимые для определения империй |
|
Характеристики |
Примеры |
1. Имперская столица |
|
A. Большой, сложный урбанистический центр |
|
B. Выражения имперской идеологии |
1. Милитаризм 2. Прославление царя или государства |
2. Доминирование над территорией |
|
А. Экономический обмен между столицей и провинциями |
1. Товары из провинций найдены в столице 2. Имперские товары найдены в провинциях |
B. Политический контроль провинций |
1. Военный захват 2. Построение имперской инфраструктуры 3. Наложение дани или налогов 4. Реорганизация поселенческих систем 5. Имперское участие в выборе местной элиты |
3. Распространение влияния в расширенном, международном контексте |
|
A. Экономическое влияние |
1. Торговля с регионами за границами империи |
B. Политическое влияние |
1. Сражения и военная активность вдоль вражеских границ 2. Централизация или милитаризация внешних политий |
C. Культурное влияние |
1. Принятие имперских богов или ритуалов живущими далеко за пределами империи 2. Подражание имперским стилям и чертам живущими далеко за пределами империи |
1. Имперская столица
В большинстве древних империй был огромный и сложный урбанистический центр, служивший в качестве имперской столицы. И во всех таких городах практически всегда было проявление стойкого выражения имперской идеологии, многие их остатки можно наблюдать и в наше время. Эти две характеристики, урбанистический размер и сложность, а также материальное выражение имперской идеологии, служат начальными элементами в археологическом определении древних империй.
A. Большой, сложный урбанистический центр
Имперские столицы были среди самых выдающихся поселений древнего мира, а сегодня то, что осталось от таких городов, как Рим, Афины, Сиань, Персеполис, Виджаянагар и Куско являются самыми впечатляющими археологическими памятниками в мире. Эти столицы впечатляют не только своими размерами и грандиозностью, но также и социальной сложностью, что подтверждается раскопками. Подобная урбанистическая сложность обычно включает в себя наличие многочисленных социальных классов, профессиональную специализацию и этническое разнообразие, а также другие социальные переменные (например, Fritz et al. 1984; Hyslop 1990; Osborne 1987; Owens 1991; Stambaugh 1988; Steinhardt 1990). Существует один или два случая политических империй без главного столичного города, например, Каролингская империя (Moreland 2001), однако мы полагаем, что в Месоамерике обратный пример намного вероятнее.
B. Выражения имперской идеологии
Практически все без исключения правители древних империй вкладывали немалые усилия в производство публичного выражения имперской идеологии. Содержание государственной или имперской идеологии различалось от случая к случаю, тем не менее, везде присутствовал милитаризм и/или прославление царей или государства. Подобные публичные символические прокламации не всегда отражали реальность и их лучше всего рассматривать, как примеры имперской пропаганды. Империи полагаются на военную мощь и милитаризм, и военная слава были видными темами в имперских столицах. Выражение этого в древних империях принимало различные формы, в т.ч. публичные изображения сражений, солдат и др.военную тематику (например, Cook 1983; Cotterell 1981), публичные царские прокламации (Larsen 1979) и возведение символичных укреплений в столицах (например, крепость Саксауаман в Куско или внутренние кварталы китайских имперских столиц; Hyslop 1990, Steinhart 1990). В той же манере имперские столицы обычно содержат публичные монументы, созданные для прославления правителя или государства, часто в них присутствует связь города/империи с космосом (Bauer 1998; Briggs 1951; Fritz et al. 1984; Root 1979). Подобное публичное обнародование государственного послания служило для материализации имперской идеологии (DeMarrais et al. 1996), часто представленной в долговечной форме, благодаря которой она дошла с древних времён до наших дней.
2. Доминирование над территорией
Мы рассматриваем вопросы имперского доминирования или контроля собственной территории под двумя заголовками – обмен и политический контроль. Во всех империях выделялась торговля между столицей или центральной зоной и провинциями, часто двусторонний обмен различался по объёмам (т.е. обмен был одним из способов доминирования). Политический контроль над провинциями выступал основой имперских связей, но, как было указано выше, это один из затруднительных для мониторинга по археологическим данным процессов.
А. Экономический обмен между столицей и провинциями
Письменные документы и археологические раскопки выявляют наличие импортированных провинциальных товаров практически во всех известных имперских столицах (например, Osborne 1987; Stambaugh 1988). Для текущих целей неважно были ли они получены насильно (т.е. через налогообложение или дань) или посредством коммерческого обмена. Важно то, что они обеспечивают нас явным материальным свидетельством наличия экономических взаимодействий между столицей и провинциями. И наоборот, имперские товары часто находят в провинциальном контексте (Costin and Earle 1989; Millett 1990; Woolf 1992).
B. Политический контроль провинций
Территориальные империи и империи-гегемоны применяли различные формы контроля провинций. Более того, у каждой империи часто были разные средства контроля. В этой части статьи мы рассмотрим наиболее общие формы провинциального контроля, используемые древними империями.
1. Военный захват
Самые древние империи расширялись за счёт военной экспансии (прямой или при помощи угрозы применения силового захвата), однако данный процесс оставил после себя мало материальных свидетельств. Города и поселения редко когда разрушались полностью, поскольку большинство империй были больше заинтересованы в контроле провинциального населения, а не его уничтожении. Повреждения, нанесённые зданиям и поселениям в целом, скорее всего ремонтировались сразу после захвата, фактически не оставляя никаких следов (либо незначительные). В отличие от слабозаметных археологически начальных этапов военного захвата, длительный военный контроль провинциальных территорий во многих случаях не заметить было невозможно – об этом в следующей категории.
2. Построение имперской инфраструктуры
Территориальные империи (например, Римская и Инкская) вкладывали значительные ресурсы в строительство провинциальной инфраструктуры городов, гарнизонов, укреплений, дорог, мостов и т.п. (Alcock 1993; Haselgrove 1987; Hopkins 1978, 1984, 1990; Millett 1990; Wells 1984). Остатки подобных имперских сооружений сейчас являют собой самые значимые и яркие свидетельства древнего империализма. В отличие от территориальных, у руководящих империй инфраструктура сведена к минимуму и археологи должны полагаться на непрямые доказательства для документирования политического контроля.
3. Наложение дани или налогов
Практически все древние империи так или иначе облагали налогами все подчинённые субъекты и подобные налоги часто выступали в материальной форме, которую можно найти при помощи археологии. Жители провинций могли увеличить аграрное производство, чтобы собрать налоги – т.е. они могли заняться интенсивным земледелием, усваивая новые методы или увеличить площади посевов при пользовании существующими методами. Многие подобные методы, например, террасы и ирригация, вполне можно отследить археологически (Hopkins 1978; Hopkins 1980; Morrison 1995; Redmond 1983; Sinopoli and Morrison 1995). В той же степени имперские субъекты могли увеличить и производство ремесленных изделий, чтобы раздобыть средства для уплаты налогов – изменения в интенсивности ремесленного производства археологи также могут засвидетельствовать (Costin et al. 1989). Имперские налоги могут привести к понижению уровня жизни в провинции и, опять таки, этот процесс археологи могут засвидетельствовать при помощи раскопок. Сложность в подобном виде свидетельства империализма состоит в том, что все эти изменения (аграрная и ремесленная интенсификация, а также снижение уровня жизни) также могут быть результатом другого процесса, не из-за имперского налогообложения (см. Smith and Heath-Smith 1994). Таким образом, подобные изменения сами по себе не могут быть достаточными для доказательства имперского налогообложения.
4. Реорганизация поселенческих систем
Империи часто занимались переселением народов для лучшего их контроля, для снижения вероятности восстания или для достижения определённых экономических целей. Когда подобные изменения систематические и/или масштабные, то их можно отследить по археологическим моделям поселения (D’Altroy 1992; Topic and Topic 1993). Принудительная концентрация в одном месте – наиболее общий шаблон действий в рамках подобных моделей. В этом случае жителей деревень переселяют в города, где за ними легче следить и где их лучше контролировать. Практика конгрегации в испанском Новом Свете XVI в. Наиболее характерный и драматический пример принудительной концентрации, результаты которой до сих пор видны в ряде современных поселенческих шаблонов (например, Gerhard 1977; Gibson 1966).
5. Имперское участие в выборе местной элиты
Вне зависимости от природы империй, территориальные это империи или империи-гегемоны, обычно они делали «подкуп» провинциальной элиты посредством подарков и привилегий, требуя взамен возможность участия в управлении провинциями. В империях-гегемонах или на границах различных видов империй этот процесс может привести к образованию клиентских государств, которые лишь незначительно контролировались империей (Braund 1984; Isaac 1990; Morkot 2001; Postgate 1992); например, в Римской империи такие клиентские государства не выплачивали налоги. Подобное положение государства можно определить археологически по имитациям имперских стилей провинциальной элитой или по наличию дорогостоящего имперского импорта, связанного с элитой (Postgate 1992:258; Kuhrt 2001).
3. Распространение влияния в расширенном, международном контексте
Империи существуют в рамках большого международного контекста и они взаимодействуют разными путями с другими независимыми политиями. От меньших по размеру государств империи отличает то, что они практически всегда навязывают различного вида влияния на другие политии. Мир-системный подход, определённый для не современных обществ, полезен при рассмотрении роли империй в рамках расширенного международного контекста[1]. Мы обсуждаем внеимперские экономические, политические и культурные влияния империй.
A. Экономическое влияние
Большинство древних империй занимались торговлей с внешними, независимыми политиями и эти экономические обмены формировали костяк древней мировой системы. Подобного рода торговля была всесторонне изучена на примере Римской империи, чьи товары распространялись по всему миру (Begley and de Puma 1991; Whittaker 1983, 1994). Ещё одним примером является торговля древних городов Месопотамии Аккада и Ур III с дальними территориями Аравийского залива и др. (Edens 1992; Edens and Kohl 1993).
B. Политическое влияние
Расширение империй часто приводило к политическому воздействию на расположенных недалеко независимых политий. Когда империя сталкивалась с сильным врагом на своих границах, то на этих территориях чаще отмечалась военная активность (Whittaker 1994). Если на границе было какое-то время спокойно, то с одной или с двух её сторон могли возникнуть укрепления – подобная археологическая черта обычное дело на границах империй (Bartel 1980; Hyslop 1990; Millett 1990). Ещё одним влиянием империализма является процесс политической централизации среди независимых государств, так они самоорганизуются под влиянием угрозы расширяющейся рядом империи (Edens 1992). Археологически это можно определить по следам от государственного образования или централизации, совпадающих с периодом экспансии соседней империи.
C. Культурное влияние
Поскольку расширяющиеся империи часто воспринимаются сторонними людьми, как свидетельство мощи и престижа, то жители отдалённых территорий могут перенимать имперских богов или ритуалы в отсутствии прямого свидетельства покорения или включения в состав империи и периода, предшествующего завоеванию. Также элита или жители отдалённых обществ могут подражать имперскому стилю либо перенимать имперские практики или черты. Исследование римских границ, проведённое Уиттекером (1994), показывает, что этот процесс был довольно общим явлением на территориях за пределами империи. Отдалённые территории поддерживали контакт либо с империей, либо с приграничной с империей зоной, и там могут оставаться материальные следы такого контакта, которые могут раскопать археологи. Это свидетельство, однако, не следует путать со свидетельством политического контроля внутри имперских провинций. Ниже мы предполагаем, что подобного рода конфуз помешал правильной оценки роли Теотиуакана в Месоамерике классического периода.
[1] Мы придерживаемся измененного мир-системного подхода, схожего с тем, который ныне поддерживают многие археологи (например, Blanton and Feinman 1984; Chase-Dunn and Hall 1997; Peregrine and Feinman 1996; Edens and Kohl 1993). Как описано и в других работах (Smith and Berdan 2000), наш мир-системный подход к древним сообществам подчеркивает систематическую роль обмена, перекрещивающего политические границы и обеспечивающего понимание широкомасштабной экономической и политической динамики в ранних сложных сообществах. Эта «мир-системная перспектива» (Peregrine 1996) значительно отличается от изначальной формулировки «мир-системной теории» Валлерстайна (1974), которую раскритиковал Стайн (1999) и другие за невозможность её применения к докапиталистическим народным хозяйствам. Более подробное обсуждение нашего мир-системного подхода можно будет прочесть в готовящемся исследовании (Montiel n.d.; Smith and Berdan n.d.). Мы понимаем, что фраза «мир-система» часто имеет поляризующий эффект на археологов (например, Stein 1999) и мы хотели бы подчеркнуть здесь, что наша модель материальной культуры империализма не зависит от мир-системного подхода.