ЖИЗНЬ АЦТЕКОВ ДЕНЬ ЗА ДНЕМ

Жестоких ацтекских воинов после смерти ожидала своеобразная участь, которая может рассказать о той стороне их культуры, о которой не узнаешь, читая описания кровавых обрядов, совершаемых в Великом храме. Согласно Флорентийскому кодексу, воины, погибшие на поле боя, направлялись прямиком в Восточный рай, где становились слугами Солнца, этого "бирюзового принца". Каждое утро перед рассветом они собираются на обширной равнине и ожидают появления Солнца. Они встречают его громкими радостными криками и бьют деревянными дубинками по своим щитам. Распевая песни и танцуя, они провожают Солнце до зенита, а там его встречают женщины, умершие при родах— тоже во время своего рода битвы, которые усаживают пылающий шар на носилки и сопровождают его к месту заката.

Однако самое удивительное еще впереди. После 4 лет служения Солнцу духи воинов возвращаются на землю в виде прекрасных птиц колибри, иволг или в виде бабочек. Они появляются на земле, чтобы пить сок цветов.

Невозможно представить себе более противоречивого образа: жестокие, израненные до смерти воины превращаются в безобидных колибри и бабочек. В ацтекской культуре много подобных противоречий. Любовь к кровопролитию уравновешивалась глубоким почитанием красоты как в природе, так и в искусстве, непокорный характер сдерживался строгим социальным порядком и этическими нормами поведения. Ацтеки создали сложное общество, которое, как и многие другие поражают нас не только великими эпизодами и эпохальными сооружениями, но и обыкновенными повседневными мелочами.

В основе их культуры лежала любовь к языку. Ацтеки заслуженно считаются одними из самых искусных ораторов, поскольку они пользовались каждой возможностью для демонстрации своего мастерства. Как на общественных собраниях, так и в частной беседе ацтеки пускались в долгие перечисления исторических событий или принимались рассказывать легенды о богах и героических предках. Огромное количество произведений от поэм до мифов уцелело только благодаря тому, что их записали обращенные в католицизм и обученные латинскому алфавиту местные жители.

Некоторые речи были тягостны для слушателей, особенно когда старики принимались читать так называемые Поучения старших — длинное перечисление советов и наставлений, обращенных к молодым людям и в стихах обучающих их достойному поведению. Однако такое случалось редко. Жак Сустель, французский ученый, посвятивший свою жизнь изучению цивилизации ацтеков, заметил, что общественные церемонии порой переходили в "турниры красноречия", на которых ораторы — не только мужчины, но и женщины из знатных семей пробовали свои силы в словесной игре и составлении метафор. Самым стандартным приемом было соединить два слова или две фразы для того, чтобы выразить отвлеченное понятие. Например, слова "жадеит" и "перья" вместе обозначали "красоту". Сам язык науатль, до сих пор славящийся мелодичностью, в переводе значит "изящная речь".

Высочайшей формой искусства была поэзия, обозначавшаяся в науатле сочетанием слов "цветок" и "песня". Поэты были одними из самых уважаемых представителей общества и не сомневаясь упоминали о себе в своих произведениях. Иногда и знать, и даже правители пробовали свои силы в сочинении поэм; одним из самых известных сочинителей является Неауалькойотль, правитель Тецкоко, чьи стихи пели в течение десятилетий после его смерти в 1472 г.

Как и их современные собратья, ацтекские поэты выбирали темами своих произведений мимолетность красоты и страдания художника: "Страстно мое сердце жаждет цветов. Я страдаю от песен, но творю их на земле я, Куакуацин; я желаю обрести цветы, которые бы не рассыпались в моих руках. Где мне найти такие прекрасные цветы, такие прекрасные песни? Земля не рождает таких, каких я ищу".

Роль языка возрастала по мере развития общества. За несколько десятилетий до прибытия испанцев искусно разработанный язык стал символом власти и изысканная речь отделяла одни общественные классы от других. Ацтекские правители традиционно носили два титула: тлакатекутли, "владыка людей", и уей тлатоани, "великий оратор". Власть Мотекусомы II, как и его предшественников, держалась на его воинской доблести, но и его ораторские способности, особенно когда он выступал на совете чиновников, жрецов и полководцев, играли немаловажную роль.

Простолюдинам предоставлялась возможность поупражняться в красноречии в различных общественных местах, одно из которых, самое огромное, было торговым центром кипевшего жизнью города. На север от Великого храма, в городе Тлателолько, который Теночтитлан присоединил к себе, располагался рынок, превосходящий все, какие удавалось видеть испанцам. С его территории доносился великий шум— там множество людей занимались ежедневной деятельностью— куплей и продажей. Во втором письме Карлу V Кортес долго описывает это место и предметы, которые там продавались. Хотя он сам сознается, что его описание неверно, поскольку многое он забыл, а названий многих вещей не знал, письмо дает представление об огромнейшем количестве продаваемых товаров. "Там есть большая площадь, в два раза больше подобной в Саламанке, — пишет он, — она окружена аркадами и туда ежедневно приходит 60000 человек, чтобы купить что-нибудь или продать, где можно найти все виды товаров, производимых в той земле: как продукты питания, так и украшения из золота и серебра, свинца, латуни, меди, олова, камня, раковин, костей и перьев. Они также продают известь, необожженные кирпичи, черепицу, обработанное и необработанное дерево разных видов". Среди продуктов, ежедневно доставляемых на рынок, были кукуруза (маис), бобы, соль, мед, перец чили, помидоры, различные фрукты, съедобные корни, орехи, рыба, лягушки и яйца насекомых, считавшиеся деликатесом.

Продавалось также огромное количество птицы и дичи. "Там есть улица, где они продают дичь и птиц, каких только можно встретить в этой стране, — сообщал Кортес в письме, — индеек, куропаток и перепелов, диких уток, мухоловок, горлиц, голубей, попугаев, орлов и филинов, соколов, ястребов-перепелятников и пустельг; они продают и шкуры хищных птиц вместе с когтями, перьями и головами. Они продают кроликов и зайцев, оленину и маленьких собачек, которых они разводят для еды".

Люди приходили в Тлателолько, чтобы удовлетворить практически все бытовые нужды. У парикмахеров можно было побриться и помыть голову. В лавках можно было приобрести украшенные тыквы, обсидиановые зеркала и косметику. Кортеса поразило разнообразие лекарственных трав и корней, смесей, притираний и мазей, предлагаемых в лавках лекарей. Можно было купить даже любовное зелье наряду с другими предметами, необходимыми для колдовства. Повсюду возвышались горы глиняных горшков, деревянных чашек, тростниковых ковриков, в изобилии продавались метлы и корзины.

Особенно впечатляло место для торговли одеждой. Здесь можно было свободно купить все, начиная от грубых тканей для повседневной носки и заканчивая шкурами диких животных и причудливо расшитыми плащами и юбками. Товары в этих лавках были самыми красочными на всем рынке. "Там имеется много сортов хлопковой пряжи, — сообщает Кортес, — мотки всех цветов, и это походит на шелковый рынок в Гранаде, только гораздо больше по размеру". По богатству оттенков они могли соперничать только с лавками для мастеровых-художников, где было столько разных красок, "сколько можно найти и в Испании".

Каким бы шумным и многолюдным ни был рынок, в глаза сразу бросался царивший на нем порядок. Берналь Диас, солдат Кортеса, подивился не только невиданному зрелищу, но и "методичности и порядку во всем". Площадь была поделена на районы согласно продаваемым товарам или предоставляемым услугам. Все предметы продавались по количеству или по длине, но, насколько мог заметить Кортес, никогда по весу. Монет и бумажных денег не существовало, и некоторые товары выполняли роль средства обмена. Обычно для этих целей использовали какао-бобы, но распространен был счет и на накидки, или плащи, называемые куачтли. 100 бобов приравнивались 1 куачтли, этого было достаточно, чтобы купить выдолбленную лодку или 100 листов бумаги, 2 куачтли стоила партия кочинеаля — красной краски, производимой из насекомых. Более дорогие товары, такие, как доспехи воина, плащ, украшенный перьями, или драгоценности, обменивались на множество накидок, медные лезвия топориков или золотой песок. Раб стоил 30 накидок, за 40 можно было купить раба, обученного петь и танцевать.

Люди расхаживали вдоль прилавков, вступая в разговор с торговцами или беседуя между собой. Время от времени среди общего гула толпы раздавался чей-нибудь гневный голос, обличавший торговца в нечестности или в завышении цены. Подобные конфликты требовалось решать как можно быстрее. Кортес пишет: "На этой огромной площади стоит большое здание, служащее им судом; там заседают 10—12 человек. Они разбирают все споры, что случаются на рынке, и выносят приговор преступникам. Есть и другие люди, которые ходят между рядов, осматривают и измеряют товары; видели даже, как они уничтожали плохие изделия".

Судьи и контролеры были выходцами из особой социальной группы профессиональных торговцев, почтека. В их число не входила огромная масса уличных торговцев, лоточников, содержателей прилавков. Почтека были странствующими купцами, занимавшиеся весьма выгодной торговлей с так называемыми Жаркими землями на юго-востоке. Будучи властителями экономики, они стояли всего лишь на ступень ниже правящей знати. Жили они в отдельном районе города, довольно замкнуто, браки заключали только между представителями своего класса и поклонялись своему богу — Якатекутли, "ведущему владыке".

Эта социальная группа была довольно сложно устроена, как и общество в целом. Огромную роль в их предприятиях играли ритуалы. В каждом из 10 городов ацтекской конфедерации имелись свои почтека, их корпорации управлялись несколькими престарелыми купцами, которые больше не ходили в торговые походы. Караваны вели текунененке, или путешествующие вожди, т.е. опытные торговцы, которые чем-то прославились в прошлом. Их сопровождали молодые ученики, которых еще только предстояло обучить всем хитростям торговли с чужеземцами. Поскольку караванам грозила опасность со стороны разбойников, некоторые торговцы были вооружены; это были либо текъяуалоуаниме, "те, кто окружает врага", или более грозные текуаниме, или "дикие звери". Они не только защищали караван, но и помогали убедить непокорные общины принять ацтекские условия договора. В долгих экспедициях, занимавших несколько лет и достигавших территории современной Панамы, решающую роль играли науалостомека, переодетые торговцы. Они могли говорить на языках отдельных народностей и, таким образом, играть роль шпионов, вынюхивающих все вокруг.

К длительной экспедиции необходимо было тщательно подготовиться. Ацтекские товары, предназначенные для обмена на экзотические предметы, собирали вместе и распределяли между носильщиками, которые за день могли переносить тяжелый груз на 30—40 миль. Тщательно проводили и необходимые церемонии. Вожди корпорации спрашивали совета у богов и определяли день, благоприятный для начала похода. За день до отправления они приносили дары Якатекутли и другим богам и устраивали празднество. Ритуальные речи подчеркивали опасность предприятия. Караван отправлялся ночью, без особого шума, чтобы об этом не могли узнать разбойники. Каждый участник похода быстро прощался со своими домочадцами. Согласно Бернардино де Саагуну, "никто не заходил в женские комнаты, никто не смел посмотреть в сторону. Если кто-то случайно забывал какую-нибудь вещь, то вернуться за ней он уже не мог, не могли ее принести ему и его домочадцы". Они могли только ждать, беспокоиться и, вне сомнения, мечтать о тех богатствах, которые привезут ушедшие в поход.

На ацтекском рынке более всего ценились полупрозрачный зеленый жадеит, шкуры ягуара, панцири черепах, морские раковины с побережья и пышное оперение тропических птиц. По возвращении почтека ничем не показывали своего успеха. Они возвращались так же, как и отправлялись, под покровом ночи, и спешили как можно надежнее спрятать свои богатства от любопытных глаз. Если случайно на улице встречали торговца с грузом, то он говорил, что эти товары не его, а принадлежат купцу, которому он помогает. Они всегда ходили, опустив взгляд в знак смирения и, кроме некоторых торжественных случаев, всегда носили старую одежду. Все это они делали для того, чтобы не выйти за пределы своего социального положения и не навлечь гнев властей.

Почтека были довольны своей участью, своим богатством, и их влияние на экономическую ситуацию незаметно росло с каждым годом. На рынке их слово было законом, а об остальном они мало заботились. Если бы не испанское завоевание, они могли когда-нибудь добиться и политического влияния. К тому времени они были довольны тем, что богатели и передавали состояние своим наследникам.

После появления испанцев социальная структура ацтеков оставалась неизменной. Классовые различия определяли само существо их культуры и никто им не придавал большего значения, чем Мотекусома II. Он пошел дальше своих предшественников и ставил себя выше не только простолюдинов, но и знати. Даже самые знатные представители двора должны были простираться перед ним ниц, а его носилки несли исключительно аристократы. Берналь Диас отметил почтительность, с какой обращались к нему начальники охраны, сами по себе персоны немаловажные: "Они должны были снимать свои богатые плащи и надевать менее ценные. Входить в его покои они должны были босиком, опустив глаза, ведь смотреть ему прямо в лицо не дозволялось. Они должны были трижды поклониться ему и сказать: "Господин, мой господин, мой великий господин!". Потом они делали доклад, и он, сказав несколько слов, отпускал их. Они отступали назад, не поворачивая головы и не поднимая глаз, только выйдя из помещения, они могли повернуться к нему спиной".

Все города-государства с давних пор избирали своих правителей; ацтеки тоже так поступали, но со временем природа власти изменилась. Сначала правителя избирали одной семьи — семьи главы всех родов общины; потом, когда появились высшие классы, его выбирали из членов царствующей фамилии на совете знати, жрецов и воинов.

Мотекусома пошел еще дальше. Говорят, он распустил всех чиновников в основном по той причине, что они происходили из незнатных семей. К своему двору он допускал только людей благородного происхождения и только законнорожденных, отвергая тех, кто родился от наложниц, принадлежавших представителям власти.

Он настаивал прежде всего на жесткой иерархии, но это не было чуждым явлением для ацтеков, привыкших к бюрократии. Непосредственно рангом ниже правителя стоял чиновник, называемый киуакоатль — странный титул, поскольку это слово означало богиню-змею. Возможно, первоначально этот пост занимал главный жрец этой богини. Киуакоатль был своего рода премьер-министром, который осуществлял ежедневное управление государством, вел военные кампании, заботился о правительственной казне и одновременно был верховным судьей. После него шли 4 военных командира, управляющие четырьмя кварталами, на которые был поделен Теночтитлан главными улицами. Все пятеро были ближайшими советниками правителя. Правящий совет города, состоявший из нескольких сотен человек во времена Мотекусомы II, находился в подчиненном положении. Эти должностные лица, когда-то выбираемые всем ацтекским народом, к концу XV века почти исключительно назначались правителем.

За пределами круга этих лиц, занимавших высочайшие должности, находилось еще множество людей, считавшихся представителями правящего класса. Кроме жрецов и воинов, к ним принадлежали сборщики налогов, судьи, писцы, посыльные, блюстители порядка. "Были даже ответственные за уборку", — замечает Дуран. Однако основные единицы политической организации были связаны с образом жизни простых людей. Теночтитлан был поделен на десятки небольших районов, называвшихся кальпулли, буквально "большие дома", и каждый возглавлялся выборным главой — кальпуллеком. Изначально многие кальпулли были родовыми группами, но к XVI веку они стали группами территориальными, владевшими определенным участком земли. Совет кальпулли во главе с кальпуллеком определял, сколько земли предоставить каждой семье. Когда-то, когда кальпуллек был предводителем рода, он обладал значительной властью, но потом он превратился в обычного мелкого чиновника и большинство его полномочий перешли к городскому совету.

Общинники кальпулли и два низших класса — крестьяне и рабы являли собой основу государства: они обрабатывали землю, строили храмы, дворцы и дамбы, производили все, от грубых накидок до произведений искусства. Особенно общество почитало ремесленников и мастеров.

Их называли тольтека, как и этническую группу, населявшую долину до появления ацтеков; этот народ считался предшественником ацтеков и почитался ими за превосходные художественные произведения. Тольтека стремились жить обособленными группами и входить в отношения только с почтека, которые продавали им перья, драгоценные камни и золото и покупали у них украшения, щиты, маски и другие изделия.

В некоторых письменных источниках, появившихся после испанского завоевания, рассказывается об отношении ацтеков к искусству. Они ценили в искусстве ясность и реализм наряду с религиозным и церемониальным содержанием. Произведения искусства имели большую ценность в немалой мере еще и потому, что общество еще не знало денег. Саагун записал расхожее представление: "Что бы мастер ни делал, он передает действительность, он стремится правдиво передать то, что есть. Если он делает черепаху, то она похожа на настоящую: с похожим панцирем, с головой, которая как будто высовывается из-под него, с лапами, которые как будто движутся". Про некоторых мастеров ходила слава, что они могут создать птицу с движущимся языком или рыбу со всеми мельчайшими чешуйками.

Естественно, что более всего внимания ремесленники уделяли священным объектам, и многие из них сохранились до сих пор. Во время раскопок Великого храма в начале 1980-х археологи обнаружили изящнейшие фигурки из нефрита и жадеита, несомненно, предназначенные для подношения богам. Мастера изготовляли узорчатые сосуды для октли, или пульке, наркотического напитка, получаемого из растения магуей и потребляемого во время определенных ритуалов.

Жизнь среднего горожанина проходила в разнообразных занятиях. Практически в каждом доме женщины весь день пряли, ткали, мололи зерно. Мужчины изготовляли горшки, дубили кожу, вырезали по дереву, строили, отесывали каменные блоки. Несмотря на строгую социальную дифференциацию, члены этого среднего класса могли занять более высокое положение разными путями — отличившись на поле боя, став жрецами или исполнив особую службу представителям знатных семей.

В самом низу общественной пирамиды находились рабы. Месоамериканская система рабства совершенно отличалась от жестокой практики испанцев, посылавших рабов на изнурительный труд в каменоломнях и выжигавших им клейма на лицах. Лишь немногие из ацтекских рабов были пленниками. Многие по происхождению были ацтеками, они составляли социальную группу тлакотин, и их образ жизни мало чем отличался от образа жизни рядовых общинников. Они становились рабами по двум причинам: либо их обвинили в преступлении, либо они сами продали себя в рабство. Ацтекская система рабства, таким образом, имела некое моральное обоснование.

Большинство были добровольными рабами — людьми, которые впали в крайнюю нищету или по лени, или из-за ряда неудач. Церемония требовала добровольного отречения человека от своей свободы — это служило гарантией, что с ним поступят честно. Во время церемонии, на которой присутствовали 4 заслуживающих доверия свидетеля, рабу назначали цену, обычно партию плащей-накидок. Обычно ему позволялось оставаться свободным, пока за него не заплатят требуемую сумму, что могло длиться целый год. Затем он поступал в распоряжение покупателя — торговца, которому нужны были носильщики, или знатного аристократа, которому требовались рабы в поместье или в домашнем хозяйстве.

Раб трудился бесплатно, но сохранял все права свободного человека. Он мог владеть собственностью и даже покупать собственных рабов, если позволяли средства. Он мог жениться на рабыне или даже на свободной женщине, и в любом случае его дети рождались свободными. Некоторые повышали свой социальный статус, становясь управляющими поместий или мужьями вдов умерших хозяев. Рабыни часто становились наложницами хозяев. Один из ацтекских правителей, Ицкоатль, был сыном рабыни.

Даже плохие рабы могли надеяться на защиту со стороны закона. Тот, кто ленился и плохо исполнял обязанности, должен был трижды понести наказание в присутствии свидетелей, и только потом хозяин мог от него избавиться. Его заключали в деревянные колодки и отводили в невольничью секцию рынка. Если от него отказывались 3 хозяина, перед ним открывалось мрачное будущее: его могли продать для жертвоприношения.

Всегда сохранялась возможность вновь обрести свободу. Если раб оказывался достаточно бережливым и мог скопить необходимую сумму, он выкупал себя из рабства. Часто хозяева указывали в завещании, чтобы их рабов освободили после смерти. Не лишали шансов даже самых отъявленных смутьянов. Согласно одному из самых курьезных ацтекских обычаев, если раба собирались продать на рынке, он мог вполне законно предпринять попытку к бегству. Преследовать его могли только хозяин и хозяйский сын, а если кто-то другой включался в погоню, то этого помощника могли самого обратить в рабство. Если беглец достигал дворца правителя, расположенного немногим больше мили от рынка в Тлателолько, то он сразу же становился свободным.

За исключением некоторых самых неисправимых рабов, ацтеки во всем ценили порядок и достоинство. Они считали себя высшими существами по сравнению с северными кочевниками-варварами. Особенно почитались воспитанность и вежливое поведение, нахальство и непокорность порицались. Цивилизованный человек должен был ходить тихо, есть аккуратно, уважать старших и говорить с достоинством.

Записи Саагуна донесли до нас физический идеал ацтекского юноши — "стройного, как камыш, высокого и тонкого, как крепкий тростник, хорошо сложенного, не толстого и чрезмерно не упитанного; не низкого, но и не слишком высокого". Женщины также стремились во всем показывать чувство меры. Они осветляли свою коричнево-бронзовую кожу специальным веществом, называемым "желтой землей" и изготовляемым из охры. За исключением проституток, женщины Теночтитлана избегали яркой косметики и татуировок, обычных для жительниц некоторых других городов. Одна из хроник донесла до нас обращение отца к своей дочери: "Послушай меня, дитя: никогда не крась свое лицо, никогда не крась губы в красный цвет, чтобы казаться привлекательной. Красками и косметикой пользуются только женщины легкого поведения — бесстыдные создания. Если хочешь, чтобы твой муж любил тебя, одевайся прилично, умывайся, стирай свое платье". Такое описание дает возможность предположить, что воинственный народ в повседневной жизни был строг и скромен. Это подтверждается и беглым взглядом на законы, призванные поддерживать порядок в обществе — если они нарушались, виновные несли суровые наказания.

Ношение не подобающих по социальному положению одежд рассматривалось как серьезное преступление и иногда даже наказывалось смертной казнью. Согласно указу, провозглашенному Мотекусомой I и сохранявшемуся вплоть до появления испанцев, только представители знати могли носить одежду из хлопка. "Простолюдины не имеют права носить хлопковую одежду, но только одежду из волокон магуея", — гласит правило. Простолюдин не мог носить накидку длиннее колен, если только его колени не были покрыты боевыми шрамами. Более того, "никто, кроме великих людей и вождей, не должен строить дома в два этажа под страхом смерти".

Список преступлений, караемых смертной казнью, был довольно обширен. Если человека в первый раз видели пьяным в общественном месте, ему обривали голову и разрушали его дом; повторение подобного грозило смертью. По крайней мере таково было правило для плебеев, у аристократов же дело никогда не доходило до повторения проступка. Согласно закону Мотекусомы I, нарушивших супружескую верность побивали камнями и бросали либо в реку, либо на съедение стервятникам. Судей карали смертной казнью за взятки, сборщиков налогов — за хищение и растрату. Логика в этом была довольно проста: ничто не может быть оценено выше, чем порядок и благопристойное поведение.

Несмотря на классовые различия, все ацтеки почитали общественные стандарты и общепринятые нормы поведения. Кроме того, все они наслаждались одними и теми же удовольствиями, благоговели перед одними и теми же таинствами, разделяли одни и те же слабости, страдали от одинаковых страхов. Знатные и простолюдины одинаково радовались рождению ребенка. Если женщина сообщала, что она беременна, это известие не оставляло равнодушным ни одного члена общины. Старшие члены семьи давали советы молодым родителям и выбирали повивальную бабку.

Когда начинались роды, будущая мать принимала горячую ванну и выпивала отвар из лекарственные трав, который должен был помочь ей при родовых схватках. Если он не помогал, применяли измельченный хвост опоссума. В кодексе Борбоникус, наиболее богато иллюстрированном и самом подробном, есть изображение рожающей женщины — она присела на корточки и при ней находится повивальная бабка. После символического боевого крика бабка перерезала пуповину. Пуповину мальчика закапывали на поле боя в надежде, что он когда-нибудь станет великим воином, а пуповину девочки закапывали под очагом в знак того, что она будет хозяйкой дома.

Вскоре после рождения отец посылал за предсказателем, который определял знак ребенка — наиболее важный символ его судьбы. Предсказатель справлялся с особым 260-дневным календарем (отличным от 365-дневного ритуального солнечного календаря), который состоял из комбинаций 13 чисел и 20 названий дней. Самыми благоприятными для рождения считались дни 10-й Орла, обещающий новорожденному силу и смелость, и 11-й Грифа, дарующий долгую и счастливую жизнь. Несчастный ребенок, родившийся 1-й день Ягуара, мог закончить жизнь в рабстве или на жертвенном камне. Правда благоприятный знак, находящийся по соседству, мог отменить нежелательные последствия, особенно если ребенку давали имя в счастливый день.

Рождение отмечали 4 дня, в течение которых родственники приходили к супругам с подарками и все вместе они совершали определенные ритуалы. Входя в дом, они натирали свои суставы пеплом, чтобы предохранить ребенка от хромоты и ревматизма. Они также следили за огнем, чтобы он не погас и чтобы никто не вынес из дома ни одного полена, "а иначе у ребенка отнимется слава", — сообщает Саагун.

Обучение, к которому подходили очень серьезно, начиналось с 4 лет, когда детям давали простые задания: мальчикам принести воды, а девочкам выучить названия предметов, необходимых в домашнем хозяйстве. Позже в семьях простолюдинов мальчиков обучали управлять лодкой и ловить рыбу. Девочки учились прясть нити из волокон магуея и хлопка, молоть зерно, подметать дом, ткать на ткацком станке.

Формальная система образования включала школы нескольких типов. Куикакалли, или "дома песни", прикрепленные к храмам, предназначались для детей знати и средних классов. Их посещали мальчики и девочки их в возрасте 12—15 лет и не только учились там петь и исполнять ритуальные танцы, но и узнавали об истории своего народа и его религиозных верованиях. В песнях, которые они иногда пели до самого вечера, рассказывалось о сотворении мира, повествовалось о жизни и смерти, произносились славословия божествам. Молодым людям предстояло занять весьма важное место в обществе, где песням и пляскам отводилась огромная роль.

Школы другого типа, прикрепленные к храмам, назывались калмекак, буквально "ряд домов". Их возглавляли жрецы и жрицы; принимали туда, в основном, отпрысков знатных семей, хотя, как сообщают некоторые хроники, иногда к обучению в них допускали детей торговцев и даже плебеев. Учащиеся поступали в один из кальмекак в возрасте от 10 до 15 лет. Их обучали календарю, чтению слов и предсказаний, заставляли запоминать наизусть речи, песни, исторические сказания. Они учились чтению глифов, или пиктограмм, так что сами могли почерпнуть знания из кодексов по законам, военному искусству или другому роду общественной деятельности. Кальмекак поощряли самовыражение учащихся, детей учили правильно говорить и быть почтительными.

Мальчики, которые не обучались в кальмекак, должны были поступить в тельпочкалли, "дома молодых людей". Главной их целью было воспитать новое поколение воинов, но в список изучаемых предметов входили также история, религия, ритуалы, песни, танцы, правильное поведение. "Почитай и уважай своих родителей, — говорится в одном из поучений. — Утешай бедных и страдающих добрыми делами и словами. Не следуй за безумными, что не чтят ни отца, ни мать; они как животные, потому что не слушают советов и не пользуются ими. Не насмехайся над старыми, больными, покалеченными или над теми, кто согрешил. Не подавай дурного примера, не говори неразумно и не прерывай разговора других. Если тебя о чем-либо спросят, отвечай рассудительно и без притворства, лести или предубеждения против других. Куда бы ты ни пошел, иди с мирным видом, не искажай лицо и не делай неприличных движений".

В некоторых случаях кальмекак были суровее в обращении со своими питомцами. В школах обоих типов мальчики проводили дни в тяжелом труде, делали неприятную и обременительную физическую работу.

В кальмекак ученикам приходилось систематически переносить испытания, призванные укрепить их. Один отец поучал сына, собиравшегося поступить в кальмекак: "Послушай, мой сын, тебя не будут почитать, слушаться или уважать. На тебя будут смотреть сверху вниз, обижать и презирать. Каждое утро ты будешь отрезать колючки магуея, прокалывать свое тело этими иглами, а по вечерам ты будешь купаться, даже если будет очень холодно. Приучай свое тело к холоду; когда наступит время поста, не нарушай его, а встречай смело пост и испытания".

В тельпочкалли молодые люди вели несколько иной образ жизни. Некоторые испытания были схожими, один историк пишет: "Они ели почти один черствый хлеб, спали почти не укрывшись в открытых комнатах, куда проникал холодный воздух". Однако они пели, танцевали, им позволяли жить с девушками, называемыми ауианиме, — куртизанками, удовлетворявшими желания воинов. Ученики мало времени проводили в религиозных церемониях. Саагун порицал их не только за легкомысленное поведение с женщинами, но и за манеру говорить. "Они позволяли себе произносить легкие и иронические слова; говорили с безрассудством и гордостью", — писал он. Между молодыми людьми кальмекак и тельпочкалли возникал естественный антагонизм, который находил выход в игровых сражениях, происходивших в зимнем месяце атемоцли.

Молодому человеку 20 лет можно было жениться. Девушек обычно сватали раньше, в 14—15 лет. Родные жениха выбирали невесту с помощью предсказателя, специально изучающего знаки рождения предполагаемых супругов. Чтобы сообщить о выборе родителям невесты, нанимали свах. По правилам хорошего поведения, необходимо было несколько раз посетить родителей невесты, Прежде чем объявить об окончательном решении.

В день бракосочетания родственники невесты задавали изысканный пир, к которому готовились в течение нескольких дней и на котором были самые роскошные блюда, какие они только могли себе позволить. Лицо невесты смазывали "желтой землей", руки и ноги украшали перьями. С наступлением темноты свадебная процессия направлялась в дом жениха, невесту при этом нес на плечах один из сватов. Церемония бракосочетания происходила у очага; кроме всего прочего, накидку жениха привязывали к верхней одежде невесты, с этого момента они считались законными супругами. Празднество продолжалось и старшим позволялось пить октли. Новобрачные удалялись в свою комнату и проводили там 4 дня в молитвах — без этого церемония считалась неоконченной. На пятый день они выходили, обмывались и принимали благословение жреца. Для молодого человека это могло быть первым из нескольких бракосочетаний: у ацтеков дозволялось иметь столько жен, сколько мужчина мог прокормить.

Несмотря на строгие и мрачные ритуалы, ацтеки имели множество возможностей как следует повеселиться. Кроме рождений и свадеб, у них было много праздников в религиозном календаре, которые отмечались пением и танцами. В праздниках участвовали почти все слои общества. Во время уейтекуильуцтля, "великого праздника владык", пение и пляски начинались при заходе солнца и продолжались всю ночь. Воины и женщины танцевали между рядами факельщиков. Иногда появлялся сам правитель и тоже принимал участие в танце. Праздник продолжался 10 дней и заканчивался ритуальным жертвоприношением молодой женщины, олицетворявшей богиню зерна.

В играх ацтеки смешивали порядок и неумеренность, доводя себя до неудержимого исступления. Любимым видом спорта был олламалицли, "игра в мяч". Ныне раскопано только два игровых поля, но благодаря Флорентийскому кодексу нам известны детали этой игры. Участники — почти всегда представители знати играли в нее с величайшим энтузиазмом. Часто случались ранения — тяжелый каучуковый мяч мог сильно ушибить, а порой даже убить человека. Рельеф раннего периода месоамериканской истории, найденный в Эль-Тахине, на побережье Мексиканского залива, изображает предводителя проигравшей команды, распростертого на жертвенном камне, и победителя, вонзающего нож в его грудь. Ацтеки иногда приносили в жертву военнопленных на своих игровых полях, но никогда не убивали капитана "проигравшей команды, как это делали их предшественники. Тем не менее игра была преисполнена глубокого религиозного и мифологического смысла, представляя собой смерть и жертвоприношение.

Игры ацтеков дают нам понятие еще об одном аспекте их характера. Несмотря на суровость и аскетизм в других отношениях, ацтеки любили рисковать и делать ставки. Во время игры в мяч аристократы и богатые торговцы заключали пари, ставя на кон дорогие одеяния и перья. Была популярна и игра патолли, в нее играли на специальной доске размеченными, словно кости, бобами. Говорят, что некоторые игроки, чтобы отыграться, продавали в рабство своих жен и детей.

Ацтекское мировоззрение всегда стремилось подчеркнуть мрачную сторону существования. "Это неправда, это неправда, — говорится в одном из их поэтических произведений, — что мы приходим на эту землю для того, чтобы жить. Мы приходим только для того, чтобы спать и видеть сны. Наше тело — цветок. Как трава зеленеет весной, так и наши сердца открываются и дают почки, но приходит время — и они увядают". Ацтеки то и дело советовались с колдунами, лечились у чародеев, приобретали у волшебников сведения о чарах и проклятиях. На каждом шагу им мерещились знаки и предзнаменования. Человеку, заметившему, как волк пересекает дорогу или заяц вбегает в дом, грозило несчастье. Ночью просыпались ужасные чудовища и безголосые создания, преследующие путников. Знак рождения предсказывал не только жизненный путь человека, но и обстоятельства его смерти.

Ацтеки верили, что сильные галлюциногенные растения — кактус пейот или теонанакатль, "священные грибы" помогают с поразительной достоверностью увидеть будущее. Саагун описывает симптомы потребления этих средств — результаты в каждом случае были различными. "Некоторым виделось, что они умирают, и поэтому они плакали; другим казалось, что их пожирают огромные звери; одним казалось, что их взяли в плен во время боя, иным, что они разбогатели, стали хозяевами множества рабов. Некоторым же казалось, что они совершили супружескую измену и поэтому, согласно закону, им должны были разбить голову".

Возможно, что часто выходило наружу скрываемое чувство вины. Ацтекская религия, как и та, что принесли испанцы, позволяла облегчить свою душу, но только с одним очень важным различием. Ацтеки могли исповедаться и признаться в своих грехах только раз в жизни. Предусмотрительные граждане старались как можно дольше не прибегать к этому средству и откладывали его почти до самой смерти. Решив, что настало время, грешник обращался к предсказателю, и тот назначал благоприятствующий день. Как сообщал Саагун, грешник воскурял благовония и слушал проповедь жреца, а затем перечислял свои грехи "в том порядке, в котором их совершил". Жрец провозглашал наказание — пост, самоистязание или хождение обнаженным, с одной набедренной повязкой. Теперь исповедовавшийся был готов к смерти.

Однако смерть, висевшая над головами ацтеков в течение всей их жизни, предавала их. Классовые различия были действительны и после смерти. Воины, конечно же, должны были со временем стать благословенными колибри и бабочками, а утонувшие отправлялись в Южный рай, где правил бог Тлалок. Основная масса простолюдинов после смерти шла в Миктлан, царство всепоглощающей темноты. Путь туда был нелегок. Нужно было пересечь 8 подземных уровней (Миктлан был 9-м, самым последним), каждый из которых был преисполнен опасностей, например таких как "ветер обсидиановых ножей". Бытовало мнение, что обеспеченные люди могут взять с собой свои вещи и преподнести их в качестве подарка повелителю подземного мира. Некоторые даже убивали своих слуг и сжигали их трупы, чтобы те по пути готовили им еду. Бедным предстояло отправиться в поход с чашкой воды и жалкими пожитками. Говорили, что они более всех страдают на пути к темноте. В конце концов, когда победили испанцы, никто не избежал последней печальной участи — ни бедные, ни богатые. Забвение окутало их плотной пеленой и скрыло от глаз всего мира, как и их исчезнувшие города, памятники, культуру. Сегодня, когда археологи и этнографы терпеливо, по кусочкам собирают их разрозненное наследие, ацтеки возвращаются из небытия и занимают надлежащее место в исторической памяти человечества.