Борьба против бандитизма

В условиях гор Сьерра-Маэстры мы могли свободно контроли­ровать довольно большую территорию. Здесь были места, по ко­торым вряд ли когда ступала нога батистовского солдата. Но орга­ны нашей местной власти в освобожденных районах были слабо организованы и не могли эффективно бороться с мародерами, которые, прикрываясь именем революции, занимались откры­тым грабежом, бандитизмом и совершали другие преступные акты.

Кроме того, политическая обстановка в Сьерра-Маэстре была все еще довольно неустойчивой. Местные жители отличались низким политическим сознанием, и нахождение поблизости пра­вительственных войск в большой степени мешало нам преодо­леть этот недостаток.

Противник снова сжимал вокруг нас кольцо окружения. Имев­шиеся у нас различные данные говорили о том, что батистовцы опять намереваются двинуться в Сьерра-Маэстру. Этого было до­статочно, чтобы вызвать панику у жителей освобожденных нами районов. Некоторые из них, слабые духом, старались покинуть родные места, чтобы избежать возможных репрессий со стороны батистовских палачей. Санчес Москера разбил свой лагерь в по­селке Минас-де-Буэйсито.

Но, несмотря на все эти опасности, наш отряд спокойно зани­мался своим делом в долине Эль-Омбрито. В заброшенных горах Сьерра-Маэстры мы впервые приступили к хозяйственной дея­тельности - к строительству хлебопекарни. Эта долина, где была создана партизанская база, являлась своего рода воротами для партизанских сил. Молодые люди, желавшие присоединиться к повстанцам, группами приходили сюда. Здесь они некоторое вре­мя находились в распоряжении крестьян, которые сотрудничали с нами.

Начальником этого приемного пункта был местный житель по имени Аристидио. Он пришел в наш отряд незадолго до боя под Уверо, но в нем не участвовал, так как накануне упал и сломал ребро. После этого случая он не проявлял особого желания оста­ваться в отряде.

Аристидио являл собой типичный пример крестьянина, кото­рый присоединился к революции, ясно не представляя себе ее значения. Поразмыслив над сложившейся обстановкой, он при­шел к выводу, что будет благоразумнее для него держаться по­дальше "от всего этого". Поэтому он продал за несколько песо свой револьвер и принялся болтать языком по всей округе, что он не дурак и не желает погибнуть ни за понюшку табаку в своем собственном доме, когда из того района уйдут партизаны, и что он вступит в контакт с правительственными войсками. Из не­скольких источников мне стало известно о настроениях этого крестьянина. Революция переживала трудные времена. Поэтому, пользуясь предоставленными мне как начальнику целого гарни­зона полномочиями, я приказал арестовать Аристидио. Его судил военный трибунал и вынес ему смертный приговор.

Теперь, спустя много лет, мы можем спросить себя: действи­тельно ли он был настолько виновен, чтобы приговорить его к высшей мере наказания, или можно было избежать этого и спа­сти ему жизнь? Война - вещь жестокая, и в период, когда против­ник владел инициативой и его агрессивность усиливалась, надо было пресекать любые попытки к измене. Случись это несколь­кими месяцами раньше, когда повстанческое движение было еще слабым, или несколькими месяцами позже, когда мы чувствова­ли себя уже сильнее, Аристидио не был бы расстрелян. Но ему не повезло, так как он изменил нам в момент, когда мы были доста­точно сильны, чтобы безжалостно карать за такие преступления, но были еще слабы, чтобы наказывать по-другому, поскольку мы не располагали ни тюрьмами, ни исправительными колониями.

Временно покидая район нашего постоянного базирования, мы выступили в направлении к Лос-Кокос, что на реке Магдалена, и там должны были соединиться с силами Фиделя, чтобы сообща ликвидировать действовавшую в районе Каракаса банду, воз­главляемую китайцем Чаном. Выдавая себя за революционеров, бандиты грабили, истязали и убивали крестьян. На ликвидацию банды ушло примерно десять дней.

Когда мы прибыли на место, там уже находилась передовая группа Камило Сьенфуэгоса, которой удалось захватить несколь­ко бандитов, в том числе и их главаря. На состоявшемся суде, кроме Чана, к смертной казни был приговорен и пойманный в это же самое время один крестьянин, выдававший себя перед местными жителями за связного Повстанческой армии. Этот бан­дит изнасиловал несовершеннолетнюю крестьянскую девочку. Суду подверглись и другие участники банды. Это были в основ­ном городские жители и местные крестьяне, обманутые китай­цем Чаном, который обещал им легкую и привольную жизнь. Большинство из них были оправданы, но троих было решено подвергнуть символическому расстрелу и тем самым серьезно проучить их.

Чан и крестьянин, обвиненный в изнасиловании, были казне­ны в лесу. Их привязали к дереву и расстреляли. Перед казнью оба они сохранили чрезвычайное спокойствие. Крестьянин смот­рел на нацеленные в него винтовки широко открытыми глазами и смерть встретил со словами: "Да здравствует революция!" Что касается Чана, то перед казнью он попросил, чтобы его исповедо­вал святой отец Сардиньяс. Мы не могли выполнить его просьбу, так как священник в то время находился где-то в районе нашего постоянного базирования. Тогда Чан пожелал, чтобы мы были свидетелями его последней молитвы. Он думал, что публичное исповедование могло служить ему как смягчающее обстоятель­ство на том свете.

Затем состоялся символический расстрел трех участников бан­ды, которые в наибольшей степени были причастны к преступле­ниям китайца Чана. Но Фидель считал, что необходимо дать им возможность исправиться. Мы завязали им глаза и заставили пережить мучительные минуты перед "казнью". Прогремели три выстрела, и эти парни поняли, что остались живыми. Один из них бросился ко мне и в порыве благодарности наградил меня звонким поцелуем, будто я был его родным отцом. Свидетелем описанных мной событий являлся агент ЦРУ Эндрюс Сейнт Джордж. Его репортаж, опубликованный в журнале "Лук", полу­чил премию и считался сенсацией года в стране.

Сейчас может показаться слишком жестоким такой способ на­казания, но применить тогда другой вид наказания в отношении этих людей было невозможно. Хотя они и совершили тяжкие преступления, но смертной казни все-таки не заслуживали. Вско­ре все трое вступили в Повстанческую армию. Двое из них муже­ственно сражались в течение всей войны, а третий долгое время находился в моем отряде. И когда в разговорах заходила речь о разных эпизодах войны и кто-нибудь из товарищей подвергал сомнению правдивость его слов, он с чувством говорил: "Я не боюсь смерти. Че - тому свидетель " - и начинал вспоминать случай со своим "расстрелом".

Спустя два или три дня были схвачены еще несколько человек из состава банды. Их казнь особенно была тяжела для нас. Среди них находились крестьянин, по имени Дионисио, и его шурин Хуан Лебрихио, с первых дней поддерживавшие Повстанческую армию. Вместе с Хуаном Лебрихио Дионисио, который помог нам разоблачить предателя Эутимио Герру и который принес боль­шую пользу во время одного из самых трудных периодов нашей революции, позже стали очень сильно злоупотреблять нашим доверием. Пользуясь предоставленными им полномочиями, они присваивали себе продовольствие, которое нашим подпольным организациям удавалось с большим трудом переправлять из го­родов, тайно забивали принадлежавший нам скот и вырученные от продажи мяса деньги присваивали себе. Встав на этот скользкий путь, они уже не могли остановиться и катились все дальше вниз, пока не совершили убийство.

В ту пору в Сьерра-Маэстре богатство и благополучие мужчины измерялось главным образом количеством жен, которых он мог содержать. Дионисио, следуя этому неписаному правилу и считая себя влиятельным лицом, уполномоченным революцией, имел три дома, в каждом из которых содержал жену и большие запасы продовольствия. Во время суда Дионисио, выслушав, как Фидель гневно обвинял его в предательстве, в злоупотреблении доверием и моральном разложении, с крестьянским простодушием отве­тил, что жен у него было не три, а две, так как одна была законная

На этом суде мы приговорили к смерти и двух пойманных с поличным шпионов Масферера, а также одного юношу по фами­лии Эчеварриа. Он происходил из известной семьи, помогавшей повстанцам, а один из его братьев участвовал в высадке со шхуны "Гранма". Но этот юноша (мы все его звали Косой) организовал небольшую группу и, поддавшись искушению, встал на путь во­оруженного бандитизма на территории, контролируемой По­встанческой армией.

Последние дни перед казнью Эчеварриа держался хорошо. Он полностью признавал свою вину и очень не хотел, чтобы его расстреляли. Юноша умолял, чтобы ему позволили умереть в бою, и клялся, что сам будет искать смерти, только лишь избе­жать бы позора для своей семьи. Уже будучи приговоренным к расстрелу, он написал большое трогательное письмо своей мате­ри, в котором объяснял ей справедливость вынесенного ему при­говора и призывал ее быть верной делу революции.

Последним, кого казнили в этот период, был человек по про­звищу Маэстро. Это был удивительный тип, которого я хорошо узнал, когда больным скитался с ним в горах. Вскоре он, сослав­шись на какую-то болезнь, ушел из отряда и окунулся в разгуль­ную жизнь. Этот бандит докатился до того, что, выдавая себя за врача, пытался изнасиловать нуждавшуюся в медицинской по­мощи крестьянскую девочку.

Все приговоренные к расстрелу, за исключением двух шпио­нов, умерли со словами о революции. Я сам не был на казни, но очевидцы рассказывают, что, когда присутствовавший на этот раз святой отец Сардиньяс обратился к одному из приговоренных к смерти со своей молитвой, тот ответил: "Послушай, святой отец, помолись за кого-нибудь другого. Я не очень-то верю во все это".

Таковы были некоторые из тех людей, которые делали револю­цию. Поначалу мятежные и нетерпимые по отношению к любой несправедливости, бунтари-одиночки, они постепенно привыка­ли удовлетворять свои личные потребности, используя авторитет

Повстанческой армии, и не проявляли никакого интереса к низ­вержению существовавшего социального строя. А выйдя из-под нашего контроля, который в тех условиях было довольно трудно поддерживать, они начинали совершать действия, которые неиз­бежно заканчивались преступлениями против революции. Неко­торые из этих людей были прощены ею, но другие заплатили за это своими жизнями. Сама обстановка требовала от нас твердой рукой навести порядок, пресечь любое проявление недисципли­нированности, покончить с анархическими элементами, кото­рые вставали на путь преступлений, компрометируя наше дело.

Дионисио и Хуан Лебрихио были не хуже, чем другие прощен­ные нами люди. Более того, Эчеварриа мог бы стать героем рево­люции, настоящим борцом, как его два брата - офицеры Повстан­ческой армии. Но в тех конкретных условиях они должны были заплатить за свои преступления против революции ценой своих жизней.

Вначале я сомневался, указывать фамилию Эчеварриа в этих воспоминаниях или нет. В конце концов, я решил, что это нужно сделать, так как этот юноша перед лицом смерти вел себя достой­но, по-революционному, и было видно, что он ясно сознавал всю справедливость вынесенного ему приговора. Поэтому смерть Эче­варриа не была позорной; она послужила хотя и трагическим, но хорошим уроком, который помог многим понять, что наша рево­люция - дело кристально чистое, не имеющее ничего общего с действиями бандитов, за которых нас старались выдать Батиста и его клика.

На суде впервые выступил в качестве адвоката Сори Марин, который из-за какой-то ссоры с городским руководством "Движе­ния 26 июля" нашел убежище в горах Сьерра-Маэстры. После по­беды революции он стал министром сельского хозяйства и оста­вался на этом посту до принятия Закона об аграрной реформе. Сори Марин не пожелал поставить своей подписи под этим зако­ном, так как не хотел брать на себя никаких обязательств.

После завершения нелегкой миссии по наведению порядка и спокойствия во всей округе, которая отныне переходила под на­ше управление, мы выступили в обратный путь в район Эль-Ом- брито. Отряд имел три взвода. Первым командовал Камило Сьен- фуэгос, командирами отделений у него были лейтенант (ныне майор) Орестес, а также лейтенанты Больдо, Лейва и Нода. Второй взвод находился под командованием капитана Рауля Кастро Мер- кадера, а отделениями командовали лейтенанты Альфонсо Саяс, Орландо Пупо и Пако Кабрера. Третьим взводом командовал Сиро Редондо, командирами отделений у которого были лейтенанты Вило Акунья, Феликс Рейес, Уильям Родригес и Карлос Мас.

Командование отряда включало небольшой штаб, начальни­ком его был Рамиро Вальдес, и группу управления, которой руко­водил лейтенант Жоэль Иглесиас. Последнему не исполнилось еще и шестнадцати лет, а подчиненными у него были люди, кото­рым перевалило за тридцать. Он уважительно обращался к ним на "вы", когда отдавал приказания. Те хотя и говорили ему "ты", но точно выполняли все его приказания и распоряжения.

В конце октября 1957 года мы вновь обосновались в долине Эль-Омбрито и приступили к проведению ряда работ с целью превратить наш лагерь в хорошо укрепленный район. Из Гаваны в отряд прибыли двое студентов, один с инженерного факультета, а другой - с ветеринарного. С их помощью мы начали составлять проект небольшой гидроэлектростанции, которую собирались построить на реке Эль-Омбрито, а также готовиться к изданию нашей партизанской газеты. Для этого у нас имелся старенький мимеограф, привезенный из города. На нем были напечатаны первые номера газеты "Эль Кубано либре". Ее главными редакто­рами и первыми издателями были студенты Хеонель Родригес и Рикардо Медина.

Так постепенно, окруженные большой заботой и теплотой со стороны местных жителей, особенно нашей давнишней знако­мой - "старушенции Чаны", как мы все ее звали, мы закладывали основы для нашей постоянной дислокации. Нам наконец удалось завершить сооружение небольшой хлебопекарни. Мы размести­ли ее в заброшенной крестьянской хижине, чтобы не строить новой мишени для вражеской авиации.

Перед Новым годом мы изготовили огромный красно-черный флаг "Движения 26 июля" с надписью: "С Новым, 1958 годом!" Флаг был поднят на одной из вершин с таким расчетом, чтобы его видели жители поселка Минас-де-Буэйсито, откуда наш отряд ждал наступления правительственных войск под командовани­ем Санчеса Москеры. Батистовцы готовились к очередному втор­жению в наши районы. Мы в свою очередь, хотя и были заняты в то время установлением новых органов власти на освобожден­ных территориях, также готовились к отражению вражеского наступления, укрепляя подступы к району нашего базирования - Эль-Омбрито.