"НОЧЬ ПЕЧАЛИ"

Мы видели, что каждый день наши силы уменьшаются, а мешиков увеличиваются. Мы видели, что многие из нас уже мертвы и все много раз ранены, и хотя мы сражались как доблестные мужи, не могли ни прогнать, ни заставить отступить их многочисленные отряды, воевавшие с нами днем и ночью, - запасы пороха таяли, и съестных припасов и, главное, воды почти не было совсем, и великий Мотекусома умер, и перемирие, нами предлагаемое, отвергалось с издевкой; и мы видели нашу смерть, со всех сторон окруженные восставшими. И было решено Кортесом и всеми нашими капитанами и солдатами, что ночью¹ мы должны уйти окончательно. Выбрано было ночное время, ибо бдительность врагов тогда несколько ослабевала; а чтобы окончательно усыпить их подозрительность, мы накануне выпустили одного papa [(жреца)], самого знатного из тех, что были у нас в плену, с предложением прекратить войну и через восемь дней дать нам свободный выход, за что мы готовы вернуть все их золото. Кроме того, был вместе с нами один солдат, которого называли "Бутыль" [(Botello)], казавшийся человеком больших знаний, знавший латынь и бывавший в Риме, говорили, что он был некромантом, умел вызывать умерших, некоторые называли его "Астрологом"; и этот "Бутыль" объявил, что, по его гаданиям или астрологиям, если мы этой же ночью не выйдем из Мешико, то через четыре дня мы заплатим своими жизнями, ибо больше нам надеяться не на что, и еще он сказал, что Кортесу удастся после многих трудов овладеть этими землями и получить великие почести и что затем, вернувшись [в Испанию], Кортес станет великим сеньором, а также будет прославлен и очень богат, говорил он и многое другое.

Но оставим "Бутыля", мы вернемся и скажем о нем после; а теперь я сообщу, как мы приготовились. Прежде всего построен был переносной мост из надежных бревен и досок, чтобы перекидывать его через каналы взамен убранных; несли этот мост впереди армии. Для транспортировки его, установки и охраны назначены были 400 индейцев-тлашкальцев и 150 солдат; также для переноски артиллерии назначены были 200 индейцев из Тлашкалы и 50 солдат. Авангардом командовали Гонсало де Сандоваль и Диего де Ордас; а для поддержки их в бою были, между ними и серединой, Франсиско де Сауседо и Франсиско де Луго с отрядом из 100 молодых и ловких солдат; затем в середине были Кортес, Алонсо де Авила, Кристобаль де Олид и другие капитаны; арьергард поручен был Педро де Альварадо и Хуану Веласкесу де Леону. И присоединены были к середине капитаны и солдаты Нарваэса; а в середину, для переноса груза и охраны пленников и доньи Марины, и доньи Луизы, были назначены 300 тлашкальцев и 30 солдат.

Распределив все это, Кортес, уже с наступлением ночи, велел снести все золото, серебро и прочие драгоценности в один большой зал. После сего королевские чиновники Алонсо де Авила и Гонсало Мехия должны были отделить отсюда королевскую пятину. Навьючена была вся эта масса на 7 раненых и хромых коней и на 1 кобылу и на множество наших друзей-тлашкальцев - больше 80, и состояла она почти целиком из крупных одинаковых золотых слитков. И был составлен надлежащий акт секретарем Кортеса и королевскими эскривано, ибо Кортес хотел "получить точное свидетельство, что им сделано было все для спасения королевской доли". Затем Кортес призвал нас всех в свидетели, что больше унести нельзя, ибо носильщики и лошади были нагружены до предела, а посему позволил каждому из нас взять столько, сколько ему заблагорассудится. Как только это было сказано, люди Нарваэса да и кое-кто из наших, бросились на богатства и набрали столько, что едва могли брести. Я сам никогда не страдал алчностью, а посему забрал лишь четыре драгоценных камня chalchiuis [(нефриты)], столь высоко ценимые индейцами и которые мне очень пригодились, когда пришлось лечить раны и покупать съестное.

Наконец, согласно распорядку, установленному Кортесом, мы этой же ночью вышли, направившись к мостам [на дамбе в Тлакопан]. Было около полуночи и довольно холодно, с неба падала какая-то изморось, а с озера поднялся туман; и вот по нашему переносному мосту на дамбе перешли нагруженные золотом кони, кобыла и тлашкальцы, и перешел за авангардом Кортес и другие, и многие конные. И тут раздались крики, сигналы труб, вопли и свист мешиков, а со стороны Тлателолько кричали они на своем языке: "Воины на лодках, выступайте, teules и их союзники уходят, ни один из них не должен уйти!" В одно мгновение все озеро покрылось лодками, а позади нас столпилось такое множество отрядов врагов, что наш арьергард как бы завяз, и мы не могли продвигаться дальше. А тут случилось еще, что два наших коня поскользнулись на мокрых бревнах, упали в воду и при общей суматохе мост перевернулся, это видели я и другие, вместе с Кортесом успевшие спастись, перейдя на другую сторону. Множество мешиков, точно облепив мост, захватили его, и как мы их ни поражали, нам так и не удалось им вновь завладеть. Между тем задние все напирали, и скоро в панике образовалась в этом промежутке [в дамбе] с водой великая куча людей, лошадей и поклажи. Всякий, кто не умел плавать, неминуемо погибал, и такая участь постигла большинство наших [воинов]-индейцев, индеанок² и индейцев-носильщиков, нагруженных пушками. Немало было переловлено также из лодок, немедленно связано и отвезено для жертвоприношений. Со всех сторон слышались крики: "Помогите, я тону!" или "Помогите, меня хватают! Меня убивают!". Кое-кто перебирался через головы и тела своих же товарищей; многие беспорядочно ринулись по дамбе назад, думая пробиться до суши, но немедленно попали в самую гущу врагов, и все до единого полегли. Конечно, никто не думал о диспозиции, столь тщательно разработанной! Да и чудак бы был тот, кто при таких обстоятельствах не помышлял лишь о себе и своем собственном спасении. Кортес, капитаны и солдаты, которые перешли за авангардом, в карьер неслись по дороге [на дамбе] вперед, стараясь выбраться как можно скорее на сушу и спасти свои жизни; также вышли и спаслись сверх ожидания лошади и тлашкальцы, нагруженные золотом. Впрочем, даже конница и та не могла ничего сделать: всюду они встречали то палисады, то обстрел с домов, то грозную щетину наших же копий, подобранных и пущенных в ход неприятелем, который сумел насадить на древки и наши мечи. Не пригодились нам ни аркебузы, ни арбалеты, ибо они отсырели в воде, да и темнота не допускала прицела. Согласованных действий не могло быть, и если мы не разбрелись окончательно, то лишь потому, что все одинаково рьяно неслись к одной цели, имея в своем распоряжении одну-единственную лишь дорогу. И все же мы продвигались! Трудно сказать, что сталось бы с нами, если все произошло бы не ночью, в темноте, а при дневном свете! Несомненно, не спасся бы ни один человек! Впрочем, и сейчас было ужасно: то тут, то там мешики захватывали кого-либо из наших и волокли его для жертвоприношения; и еще то, что мы спаслись, было заслугой лишь Нашего Сеньора [Бога]. И тому, кто не видел этой ночи, тяжело представить, насколько было ужасно - множество воинов окруживших нас и лодки, с которых они хватали наших солдат.

Наконец-то мы выбрались на сушу подле Тлакопана. Здесь, кроме авангарда Гонсало де Сандоваля и спасшихся от других частей, мы по голосам различали и самого Сандоваля, и Кристобаля де Олида, и других; они требовали от Кортеса, чтобы все немедленно вернулись на помощь отставшим, особенно застрявшим у злополучного моста: "Иначе все там полягут! Ведь редко-редко кто-либо пробивается, да и то в полумертвом состоянии!" Кортес указывал, что вернуться - погибнуть, но все же с другими конными и немногими пехотинцами повернул обратно. Вскоре они наткнулись на раненного в ногу Педро де Альварадо, его рыжая кобыла погибла, и он бился пеший, с копьем в руке, и с ним также были 4 солдата и 8 тлашкальцев, все в крови от многих ран. Дальше проникнуть было немыслимо, и Кортес вновь пробился к нам. Мы засели в нескольких строениях подле Тлакопана, но войска из Мешико уже подходили, а также сбежалось вооруженное население из Тлакопана и из другого поселения - Аскапоцалько. И опять-таки против нас было направлено наше же собственное оружие, забранное у наших несчастных товарищей. Тяжкая резня продолжалась!..
Вернемся к Педро де Альварадо. Он между тем сообщил Кортесу и другим капитанам об участи отставших, и крупные слезы скатывались у него при этом донесении. И рассказал Педро де Альварадо, что Хуан Веласкес де Леон остался убитым со многими другими рыцарями, как нашими, так и Нарваэса, которых было больше 80, при опрокинувшемся переносном мосте, и что он и 4 солдата, которых он привел с собой, после гибели конных перешли со многими опасностями по заполнившим этот промежуток [в дамбе] мертвым [людям] и лошадям и поклаже; и сказал он еще, что все дороги и мосты заняты вражескими воинами. И при этом печально известном мосте и совершил Педро де Альварадо свой знаменитый прыжок. Было это или нет - я не знаю, да и не до того было нам тогда, знаю лишь, что потом, когда мы брали Мешико, мне неоднократно пришлось биться подле этого моста, который и сейчас называется "Сальто де Альварадо" [(Salto de Alvarado)], и могу уверить, что через канал там немыслимо перемахнуть при помощи копья³...

Бой при Тлакопане стоил нам еще трех убитых солдат, и пора было подумать о дальнейшем отступлении, пока не подоспели основные силы из Мешико. Мы ушли от этого поселения, и 5 индейцев из уцелевших тлашкальцев указали нам направление на Тлашкалу и с тонким умением повели нас по малолюдным проселочным дорогам, пока мы не наткнулись на довольно большой и крепкий си [(пирамиду храма)] со святилищем наподобие крепости, где смогли остановиться, развести огонь и наскоро перевязать свои раны, ибо враг все еще наседал; мешики обстреливали нас стрелами, дротиками и камнями из пращей.

И на месте этого си со святилищем, после взятия великого города Мешико, построили христианский храм во имя Нашей Сеньоры Исцеляющей, и слава его прогремела по всей Новой Испании. Тогда же нам и там пришлось туго: еды никакой, а перевязками должны были служить собственные наши грязные лохмотья. Многие раны уже воспалились, а промыть их не было возможности. Но хуже всего угнетало нас то, что потеряли многих рыцарей и храбрых солдат; не было Хуана Веласкеса де Леона, Франсиско де Сауседо, Франсиско де Морлы, отличного наездника Лареса и многих других наших - людей Кортеса. Люди Нарваэса почти все погибли подле моста, ибо слишком нагрузились проклятым золотом; не избег смерти и наш астролог "Бутыль", и все искусство его не помогло ему; убиты были также сыновья и дочери Мотекусомы и Какамацин - сеньор Тескоко, как и все другие пленники - сеньоры провинций. Около сотни наших засели в одном из cues [(пирамид храмов)]; целых три дня и ночи они отбивали приступы всего Мешико, но потом, обезумев от голода и жажды, сдались; все они, как и прочие захваченные, были принесены в жертву идолам...

Да, положение было ужасное, мы думали о том, что нас ждет впереди, все мы были ранены и спасли лишь 23 лошади; не было пушек, да и пороха совсем не осталось; тем более что мы не знали, как отнесется к нам, побежденным, дружественная прежде Тлашкала. Но выбора не было; мы шли туда с поспешностью, на какую только были способны; колонну окаймляли боеспособные, конечно, все до единого тоже раненные; два десятка уцелевших всадников охраняли то тыл, то фланг, то отстраняли неприятеля с пути, который то нападал прямо, то крался за нами в отдалении, все время крича: "Спешите! Спешите! Никто из вас не избегнет смерти!" Посередке колонны брели раненые, а часть их была навьючена на раненых же лошадей; тут же были, к великой нашей радости, и наша донья Марина и донья Луиза, дочь старого Шикотенкатля, спасшаяся с несколькими тлашкальцами, а также одна женщина, которую звали Мария де Эстрада, других женщин из Кастилии, кроме этой, с нами в Мешико не было; также спаслись и вышли первыми несколько сыновей Шикотенкатля, - братьев доньи Луизы, но очень много наших тлашкальцев погибло в Мешико.

В этот еще день мы дошли до большого поселения Куаутитлан, которое после взятия Мешико принадлежало Алонсо де Авиле. Но и здесь нас встретили насмешками, камнями, дротиками и стрелами; сделать мы ничего не могли, а посему поспешили дальше, ибо враг ни на шаг от нас не отставал, время от времени производя нападения, обстреливая нас камнями из пращей, дротиками и стрелами, причем однажды, в небольшом ущелье, ему удалось убить двух наших солдат и одну лошадь и ранить многих из нас. Ночь мы провели кое-как, питаясь только что убитой лошадью⁴. К утру, очень рано, двинулись дальше, в несколько лучшем порядке; и прошли немного больше одной легуа. Только что мы считали себя в относительной безопасности, как во весь опор прискакало трое наших, ранее отправленных на разведку, с ужасным известием, что вся громадная долина перед нами полным полна мешикских воинов ожидающих нас. Конечно, мы содрогнулись при этих вестях, но все же не потеряли мужества и решили биться до последнего издыхания; мы хотели отомстить за гибель и раны наших, и лишь благодаря Богу мы спасли свои жизни. И затем мы, вверив себя Богу и Санта Марии, весьма отважно с именем Сеньора Сантьяго, видя, что нас начали окружать, врубились во врага пятерками конных, и все мы вместе с ними. Ох! Какая это была ужасная и жестокая битва; мы продвигались, дерясь с врагами, шаг за шагом, рубили и кололи их, но и они, собаки, с яростью сражались, раня и убивая нас своими копьями, палицами и двуручными мечами. Условия местности были весьма выгодны для действий конницы, и наши конные кололи копьями, прорывали ряды врага, кружились вокруг него, внезапно ударяя в тыл, по временам врубаясь в самую гущу. Конечно, все всадники и лошади, как и все наши, были изранены и покрыты кровью, своей и чужой, но натиск наш не ослабевал. Также хочется упомянуть, что Кортес, Кристобаль де Олид, Гонсало де Сандоваль, Гонсало Домингес и Хуан де Саламанка, появляясь то в одном, то в другом месте, хотя и были сильно изранены, крушили отряды врагов; Кортес велел рубить и колоть предводителей - сеньоров врагов, легко различимых, так как на всех них были большие плюмажи с золотом, богатые доспехи и военные знаки различия. Дабы поддержать нас, доблестный и энергичный Сандоваль воскликнул: "Вперед, сеньоры! Сделаем этот день победным; надеясь на Бога, мы выйдем живыми к хорошему окончанию". Замечу, что многих из наших солдат убили и ранили. И подбодрив нас, Кортес, Кристобаль де Олид, Сандоваль, Гонсало Домингес и другие конные, которых не назвал, и Хуан де Саламанка вернулись в бой. И всех солдат Кортес воодушевил для битвы, и это Наш Сеньор Иисус Христос и Наша Сеньора Дева Санта Мария нам дали отвагу, и Сеньор Сантьяго несомненно нам помогал.

И по воле Бога добрался Кортес вместе с капитанами, согласно моим запискам, к месту, где шел с большим отрядом главнокомандующий мешиков⁵ со своим дорогим, далеко видным штандартом, в золотых доспехах и с большим плюмажем с серебряным шитьем. И когда его и находящихся с ним многих знатных мешиков, которые все были с большими плюмажами, увидел Кортес, то он сказал Гонсало де Сандовалю, Кристобалю де Олиду, Гонсало Домингесу и большей части капитанов: "Вперед, сеньоры! Пробьемся к ним, и пусть ни один из них не уцелеет!" И поручив себя Богу, Кортес, Кристобаль де Олид, Сандоваль, Алонсо де Авила и другие рыцари яростно атаковали врага; а Кортес так наехал конем на предводителя мешиков, что свалил его с его штандартом, а другие капитаны завершили разгром этого отряда, хотя и было много индейцев; захватив знамя этого предводителя, особенно отличился Хуан де Саламанка, который через 3 года и получил от Его Величества соответствующее прибавление в свой герб.

Вернемся к нашей битве, в которой лишь благодаря Нашему Сеньору Богу был убит этот полководец и взят мешикский штандарт, и множество врагов было убито, а другие дрогнули и бежали. Что были нам в момент победы раны, голод, жажда, усталость?! И наши друзья из Тлашкалы, как львы, очень хорошо и мужественно сражались своими мечами, двуручными мечами и другим своим удивительным вооружением, и возблагодарили мы Бога за победу над таким великим множеством людей, ибо никогда не видели во всех Индиях столь огромного числа воинов, собранных вместе для одной битвы, так как там был весь цвет Мешико, Тескоко и других городов, расположенных вокруг озера, и многих других областей, и из Отумбы, Тепоцотлана и Шальтокана, и каждый воин, разумеется, был уверен в полном нашем уничтожении! Теперь же - победили мы, а они лежали на поле брани в своих богатых одеждах с замечательными доспехами и украшениями. Невдалеке находилось поселение Отумба, и по нему эта битва и будет называться во веки веков. Много изображений ее я видел потом и у мешиков, и у тлашкальцев, и сделаны они были весьма правдиво.

А согласно моим записям, нас, прибывших на помощь Педро де Альварадо в Мешико, было: более 1300 солдат, конных было 97, и 80 арбалетчиков и столько же аркебузников, и больше 2000 тлашкальцев и много артиллерии, а вступили мы в Мешико в день Сеньора Сан Хуана в июне 1520 года; и был наш выход-бегство [из Мешико] 10 июля месяца этого же года [(эта дата по новому стилю, а по старому - 1 июля 1520 года, точнее в ночь с 30 июня на 1 июля 1520 года)]; а эта знаменитая битва при Отумбе - 14 числа июля месяца [(эта дата по новому стилю, а по старому - 4 июля 1520 года)]⁶. Теперь же должен я приступить к горькому повествованию о великих наших потерях. За пять дней с нашего выхода из Мешико на мостах, дорогах на дамбах и во всех стычках и при Отумбе у нас убили и принесли в жертву более 860 солдат: а кроме того в поселении Тустепек было убито еще 72 и 5 женщин из Кастилии - все из отряда Нарваэса; и было убито свыше 1200 тлашкальцев. Наконец, в дороге убит был Хуан де Алькантара "Старый" с тремя товарищами, везшими причитающуюся им долю золота в Вера Крус⁷. Да, коль хорошенько вдуматься, мало было нам радости от этого золота! Люди Нарваэса потому и потерпели больше нас, старых вояк Кортеса, что слишком нагрузились золотом...

Все теперешнее наше войско состояло из 440 человек, 20 лошадей, 12 арбалетчиков и 7 аркебузников, причем все, как уже сказано многажды, были изранены, запасы пороха истощились, тетивы у арбалетов взмокли... Итак, нас было теперь столько же, как при приезде с Кубы; тем осторожнее и сдержаннее должны мы были быть, и Кортес внушал, особенно людям Нарваэса, чтоб никто никоим образом не смел обижать тлашкальца...

После неожиданной блестящей победы мы подкрепились тыквами и бодро направились к границе Тлашкалы... Неприятель все еще нас преследовал, но на почтительном расстоянии. Ночь мы провели еще на мешикской территории, а наутро уже издали увидели холмы Тлашкалы. Радость наша была превыше всякой меры: точно пред нами предстала родина! Шевелились, правда, тревожные мысли: что стало с гарнизоном в Вера Крусе? По-прежнему ли верны нам тлашкальцы? Но Кортес и тут утешал нас, напоминая славную победу при Отумбе, указывая, что бестрепетная рука всюду и везде проложит себе путь.

Почти радостно перешли мы ручей, границу с Тлашкалой; помылись, поели, даже немного отдохнули. Затем вновь двинулись вперед, пока не прибыли в поселение Уэйотлипан⁸. Прием был средний; даже еды не хватало, и за все приходилось платить. Один день пробыли мы здесь, чтоб хоть немного дать вздохнуть раненым людям и коням.

Примечания:
1 В ночь с 30 июня на 1 июля 1520 г. (по старому стилю, а по новому - с 10 на 11 июля 1520 г.).

2 Часть индеанок, согласно Берналю Диасу (см. стр. 192 в главе "ВОССТАНИЕ И БОИ В МЕШИКО"), мешики отбили у конкистадоров еще раньше. Обмотав тряпками копыта лошадей, нагрузившись золотом, конкистадоры покидали Мешико в зловещей тишине. Мешики хорошо спланировали нападение, они позволили всему войску врага выйти на узкую дамбу, ведущую в Тлакопан, тем самым лишив его возможности закрепиться в каких-либо постройках и сделав более уязвимым. Мешики начали атаку только тогда, когда авангард войска Кортеса, перейдя три промежутка (канала) в дамбе, переходил четвертый, последний, - "Канал Тольтеков". И тут разнесся боевой клич мешиков, стрелы и дротики с наконечниками с несколькими зазубринами, как рассказывает Бернардино де Саагун во "Всеобщей истории Новой Испании" (Книга XII), "...обрушились на испанцев. И испанцы в ответ стреляли из арбалетов и огнестрельного оружия... С обеих сторон было много убитых... Канал был доверху заполнен трупами... а те, кто шел следом, переправлялись на другой берег по трупам". Атакованная мешиками, растянувшаяся колонна испанцев и их союзников-индейцев на дамбе, по словам Диего Муньоса Камарго, напоминала огромного червя, который, извиваясь, старается сбросить с себя свирепых муравьев, облепивших его со всех сторон. Хуан де Торкемада утверждает, что среди конкистадоров в "Ночь печали" храбро сражалась с мечом в руке одна испанка - Мария де Эстрада.

3 Во время смертельной опасности человек часто показывает гораздо большие возможности, чем обычно. Когда Кортес добрался до Тлакопана и посмотрел на остатки своего войска, он, по словам Франсиско Лопеса де Гомары, не выдержал и заплакал, "...да и кто не заплакал бы на его месте, видя столько смертей и ущерба? Кортес потерял тогда друзей, богатство и власть, а вместе с потерей столицы и все королевство [мешиков]". Кортес в своих письмах-реляциях Карлу V обычно довольно ярко, красочно и подробно описывал события, но о событиях, произошедших в "Ночь печали", упоминает вскользь, с неохотой, в нескольких скупых строках, избегая подробного сообщения о почти полном истреблении мешиками своего войска, занижает свои потери - он пишет Карлу V о гибели 150 испанцев (другие говорят - от около 1 000 до 1 200) и около 2 000 тлашкальцев (другие говорят о 8 000, всей артиллерии и почти всей коннице); также в письме-реляции Кортес не сообщил, что золото сохранилось, наоборот, он утверждал, что утеряны все сокровища Мотекусомы II и "пятина" Карла V. Но Кортесу опять повезло, основная часть мешиков-воинов вместо того, чтобы преследовать остатки войска врага и довершить разгром, занялась совсем другим делом. Вот что говорится в старинном предании мешиков: "Затем занялась заря и, когда заискрился свет, когда пришел ясный день, были собраны все трупы тлашкальцев и всех из Семпоалы, и всех испанцев из тех, что упали в "Канал Тольтеков"... Были привезены они на лодках; среди камышей, там, где стоят белые камыши, их побросали в кучу; некого больше было бросать, все там лежат распростертыми... И все оружие было там [(в "Канале Тольтеков")] собрано. Пушки, аркебузы, мечи... И сколько было погружено в воду, столько и лежало; пушки, аркебузы, мечи, копья, алебарды, стрелы из железа. Оттуда достали железные шлемы, кольчуги и нагрудники из железа, кожаные щиты, щиты из металла, деревянные щиты... И там было собрано золото в брусках, диски из золота, золотой песок и ожерелья из нефритов с золотыми подвесками. Все это было вытащено, выловлено из воды, отыскано..." А Кортес отступал на север, в направлении города Тепоцотлан, пока мешики собирали трофеи на месте боя в "Ночь печали". И как рассказывает Бернардино де Саагун во "Всеобщей истории Новой Испании" (Книга XII), поселения пустели при приближении отступающих конкистадоров, путь которых озарялся пожарами; "...они [(испанцы)] подожгли все храмы, все дома, все святилища. И вот уже все горит, трещит пламя, вырываются языки огня, поднимаются, разносятся вокруг и медленно оседают клубы дыма. И все время за испанцами неотступно следовали местные жители с боевыми кличами".

4 Гонсало Фернандес де Овьедо-и-Вальдес пишет, что эта лошадь была съедена с кожей и внутренностями, а голод придал ей вкус знаменитой неаполитанской колбасы и телячьего жаркого из Сарагосы. Отступление конкистадоров длилось уже несколько дней, они обошли озеро и подошли к равнине вблизи Отумбы, где их встретило войско мешиков и их союзников. Начался бой, мешики и их союзники не смогли победить конкистадоров. И, как сообщает Бернардино де Саагун, "...лишь немногим [мешикам и их союзникам] удалось спастись. Когда побоище закончилось, они [(испанцы и их союзники)] довольные продолжили свой путь, а за ними последовали все их носильщики". Скорее всего "великая победа" или "чудо" при Отумбе состоялось благодаря индейцам-союзникам конкистадоров. Так, хронист Фернандо де Альба Иштлильшочитль рассказывает, что брат Какамацина, претендент в правители Тескоко - Иштлильшочитль, располагая большим войском, сковал основные силы мешиков, бросившихся на остатки армии Кортеса, отступавшей после "Ночи печали" к Тлашкале, "...узнав о том, что случилось, Иштлильшочитль, после того, как у него произошла большая битва с Куитлауаком, его дядей, который стал править после смерти Мотекусомы, уведомил всех своих вассалов, чтобы они помогали Кортесу, и когда некоторые мешики стремились настигнуть [Кортеса], люди Иштлильшочитля им [(мешикам)] помешали и их задержали. И так они [(конкистадоры)] продвигались до тех пор, пока на одной из равнин между Отумбой и Семпоалой к ним не пришел брат Иштлильшочитля с 100 000 людей и множеством съестных припасов для Кортеса..."

5 Это был Сиуака, мешикский военачальник в Тескоко; его знамя было в виде золотой сети; чиленность его войска некоторые хронисты определяют в 200 000 человек.

6 И дата выхода-бегства из Мешико в "Ночь печали" - 10 июля 1520 г. и дата битвы при Отумбе - 14 июля указаны в тексте оригинала Берналя Диаса по новому стилю. Обычно же все даты в его тексте указаны по старому стилю. Дата битвы при Отумбе (у Бернадя Диаса она 4 июля 1520 г. по ст. ст., а по н. ст. - 14 июля 1520 г.), названная другими источниками, - 7 июля 1520 г. (по ст. ст., а по н. ст. - 17 июля 1520 г.).

7 Положение конкистадоров после бегства из Мешико в "Ночь печали" было очень тяжелым, к тому же некоторые их отряды были разбиты мешиками и их союзниками, а пленных и лошадей мешики принесли в жертву; продовольствие конкистадорам приходилось теперь покупать у местного населения по невероятно большим ценам. Так, согласно Антонио де Эррере-и-Тордесильясу, в надписи, вырезанной на коре дерева конкистадором из одного такого отряда, сообщалось: "Здесь прошел Хуан Иусте и его несчастные товарищи, которые так страдали от голода, что сочли возможным отдать золотой слиток стоимостью в 800 дукатов за несколько маисовых лепешек".

8 Уэйотлипан (Hueyotlipan) - более правильное, у Берналя Диаса - Гуаолипар (Guaolipar).