НОВЫЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ

В это же приблизительно время прибыл гонец из Вера Круса с известием о приходе небольшого корабля с Кубы под командой Педро Барбы, который привез 13 солдат, 2 лошадей и большое количество писем на имя Нарваэса. Диего Веласкес в твердой уверенности, что Нарваэс овладел всей Новой Испанией, просил его прислать ему Кортеса, если он жив, и наиболее видных его сподвижников, чтоб он мог их переправить дальше, в Испанию, как то ему предписал дон Хуан Родригес де Фонсека - епископ Бургоса, архиепископ де Росано, президент [Королевского Совета по делам] Индий.

Когда наш адмирал, Педро Кабальеро, заметил корабль, он сейчас же сел в шлюпку, якобы приветствовать вновь прибывших, взяв с собой значительное количество людей, хорошо вооруженных. На вопрос Педро Барбы о Нарваэсе и Кортесе он ответил: "Сеньор Панфило де Нарваэс здоров и в отличном виде, он богат и всеми почитаем; а вот Кортес с шайкой из двух десятков людей шатается по всей стране". Затем он пригласил Барбу высадиться и поселиться неподалеку в прекрасных условиях. Тот с удовольствием согласился, но, как только они пристали, они были окружены, и Педро Кабальеро объявил: "Сеньор, Вы арестованы по повелению генерал-капитана Кортеса!" Прибывших разоружили, с корабля сняли паруса, руль, компас, и все это было послано в Тепеаку, где были мы с Кортесом.

Радость наша по сему поводу была немалой: прибытие свежих сил пришлось очень вовремя, ибо раны наши далеко еще не зажили, да многие захворали вновь, харкая кровью и испытывая жестокое колотье в боку, от чего за последние две недели умерло пять человек.

Кортес встретил Педро Барбу, давнишнего своего приятеля, с отменным почетом, назначил его капитаном арбалетчиков и из разговора с ним узнал, что ожидается еще другой небольшой корабль с Кубы, снаряженный Диего Веласкесом, с кассавой и другими съестными припасами. Действительно, не прошло и 8 дней, судно прибыло, капитаном его был идальго Родриго Морехон де Лобера, уроженец Медины дель Кампо; и мы обогатились не только пищей, но и 6 арбалетчиками, 8 солдатами, одной лошадью и небольшим запасом пороха.

Всякое, даже малое, усиление в то время было для нас особенно ценным, ибо пограничные гарнизоны Мешико, все более увеличиваясь в числе, становились в тягость местному населению, которое, терпя к тому же всяческое насилие, стало взывать к нам за помощью и защитой, так из Чолулы прибыли тайно 4 знатных, прося Кортеса, чтобы "прибыли teules с лошадьми и установили такой же порядок и мир, как в Тепеаке, Текамачалько и Куечуле".

И Кортес внял их мольбам: отряжен был капитан Кристобаль де Олид с 300 испанцами, почти всеми всадниками и арбалетчиками, а также большим отрядом из тлашкальцев. К сожалению, в экспедиции этой преобладали люди Нарваэса, которые и вообще-то неохотно шли, а когда узнали, что им придется иметь дело с самим Куаутемоком, совершенно струсили и потребовали вернуться. Как ни уверял Кристобаль де Олид, что обстоятельства складываются выгодно для натиска, а не для отхода, как ни настаивали мы, старые солдаты Кортеса, жалостные слова все же сделали свое дело, поколебали даже самого Кристобаля де Олида, и он отвел свой отряд к Чолуле, откуда и послал донесение Кортесу.

Конечно, Кортес сильно разгневался и написал резкое письмо, требуя восстановления авторитета, непотворствования трусам и точного исполнения приказа. Вспылил, разумеется, и Кристобаль де Олид, резко обрушился на слабых и нерешительных, виня именно их за получение выговора и заявляя, что, кто не хочет подчиниться, будет считаться дезертиром и Кортес по-своему справится с такими молодцами. Затем, не теряя ни минуты, он скомандовал наступление и, как лев, набросился на мешиков. Через час уже битва была выиграна, враг опрокинут и выбит из соседнего местечка. То же самое повторилось и в другом большом поселении Ицокане¹, где также был значительный гарнизон мешиков; и местные касики наперерыв спешили в нашу Вилью [де Сегуру] де ла Фронтеру, чтоб благодарить, выразить подчинение, принести присягу. Мир и спокойствие воцарились по всей стране, а Кристобаль де Олид клялся и божился, что никогда больше не возьмет с собой "богачей с Кубы", вечно вздыхающих о своих плантациях, а лишь "бедняков", то есть нас, старых солдат Кортеса.

Прибыло к нам и другое подкрепление. Именно: с Ямайки Франсиско де Гараем была отправлена флотилия для устройства колонии в районе Пануко. Командовал ею, как я уже рассказывал², [Алонсо] Альварес де Пинеда, и некоторых из его людей мы, как я тоже сообщал, в свое время перехватили. Теперь вот и пришло известие, что один корабль под командой некоего [Диего] Камарго пристал в Вера Крусе с 60 больными солдатами. Пинеде не повезло: индейцы убили его и многих его людей и сожгли корабли, кроме одного, на котором спасся Камарго, не успевший даже захватить припасов. Больных этих постепенно переправили в Вилью [де Сегуру] де ла Фронтеру, и Кортес сейчас же поручил их попечениям лекаря; вид их был ужасен - животы вспухли, а сами худые, как смерть. Многие из них, между прочим и сам Камарго, так и не оправились и умерли.

Вскоре, впрочем, прибыл и еще корабль с Ямайки. Послали его на выручку Пинеде; но так как на реке Пануко уже не было ни одного испанца, то Мигель Диас де Аус, капитан корабля, направился в Вера Крус, следуя рассказам индейцев. С ним прибыло 50 человек и 7 лошадей - великолепное подкрепление, самое лучшее за все это время! Хорош был и сам Диас, и не мало услуг оказал он потом государеву делу.

Наконец, тоже с Ямайки, и тоже для поддержки экспедиции в Пануко, вскоре пришел еще и третий корабль с 40 солдатами, 10 лошадьми и всяческими военными припасами; капитаном его был Рамирес "Старый", представляю так, поскольку в нашем лагере было два Рамиреса.
Судьба явно благоприятствовала нам, и Кортес решил продолжить расплату за убиение наших товарищей во время отступления из Мешико. Намечены были два индейских города - Шаласинго и Цаоктлан³, и отряжен был храбрый капитан Гонсало де Сандоваль, который был и старшим альгуасилом, с 200 солдатами, 20 всадниками, 12 арбалетчиками, в основном "первого призыва", то есть исконные воины Кортеса, и множеством тлашкальцев. Экспедиция прошла очень удачно, было лишь несколько стычек. В одном из местных cues [(пирамид храмов)] мы нашли, в качестве приношений идолам, конскую сбрую, два седла, разное оружие и части испанской одежды. Сопротивление этих поселений продолжалось вообще лишь 3 дня, а потом местные касики явились с повинной и вновь выразили готовность стать добрыми подданными Его Величества. Золота они дать не могли, так как оно целиком, по их словам, отобрано было мешиками, но Сандоваль потребовал некоторое количество женщин и юношей, клеймил их знаком "G" и повел их к Кортесу, который встретил нас с большой радостью и похвалой.

Удача этой карательной экспедиции имела последствием, что ряд окрестных местностей добровольно подчинился, мир всюду укрепился и имя Кортеса прогремело по всей Новой Испании: одни звали его "Справедливым", другие "Храбрым", но все попросту боялись его, между прочим, и Куаутемок, новый повелитель Мешико. Часто являлись к Кортесу издалека с просьбой уладить тот или иной спор, особенно насчет того, кому быть касиком, ибо по всей земле неистовствовала оспа, и умерло множество касиков. И вот Кортес распоряжался землями и людьми, раздавал владения и должности, и никто не смел ему прекословить...

В это же время пришлось предпринять экспедицию против [Истакмаштитлана]⁴, который прозвали мы Castil Blanco [(Белая крепость)], в 6 легуа от нас, ибо мы узнали, что 9 испанцев было зарезано именно здесь. Переговоры ничего не дали; напротив, жители прямо заявили, что единственным своим владыкой признают только Куаутемока. Отправлен был поэтому Сандоваль и с обычным счастьем покорил и этих непокорных; наши верные тлашкальцы здесь, как и везде, держались выше всяких похвал.

После всеобщего замирения Кортес, в согласии с королевскими чиновниками, объяснил, что ввиду приостановки дальнейших экспедиций необходимо узаконить нашу добычу, то есть переметить рабов, выделив обычную королевскую пятину. Каждый из нас должен был привести свой полон в определенное место, чтоб его там заклеймили. Так мы и сделали и быстро согнали женщин и детей - мужчин мы в плен не забирали, так как надзор за ними хлопотлив, а в услугах их мы не нуждались, ибо все, что нужно, делали для нас тлашкальцы... Но вот, при обратном распределении получилась великая несправедливость: отобрали не только пятину короля, но и... Кортеса! К тому же выбрали самых лучших, крепких и красивых, а нам оставили старых и уродливых. Ропот поднялся не малый, и Кортес принужден был обещать, что отныне распределение будет иное, без всякой обиды. Не меньше возбуждения и пересудов возникло по поводу требования Кортеса - вернуть то золото, которое солдаты, с его же разрешения, унесли из Мешико в приснопамятную "Ночь печали". Как ни изворачивался Кортес, как ни объяснял, что дело идет лишь о временной, заимообразной отдаче - никто не пожелал расстаться со своим золотом. Итак, результата не было, а крови было испорчено немало.

К этому же времени относится заявление бывших капитанов Нарваэса и кое-кого из вновь прибывших с Ямайки - вернуться домой, ибо Кортес обещал им подобное возвращение, как только наступят более мирные времена. К великому нашему удивлению, Кортес немедленно согласился, снабдил их изобильным провиантом, дал лучший корабль и просил лишь отвезти письма к его жене, Каталине Хуарес Ла Маркайде и брату жены Хуану Хуаресу, который в ту пору жил на острове Куба. Когда же мы спросили его о причине, он ответил: "Смертельно мне надоела возня с ними; к военному делу они мало пригодны; лучше остаться одному, нежели остаться в дрянной компании..." А уехали они все, нужно сказатъ, богатыми людьми!

Другой корабль отправлен был в Испанию и вез Диего де Ордаса1 и Алонсо де Мендосу с неизвестными нам поручениями. Третий послан был на остров Санто Доминго; поехали Алонсо де Авила и Франсиско Альварес Чико, прекрасный делец. Поручение им было: известить находящуюся там Королевскую Аудьенсию о всех наших делах, дабы она могла за нас заступиться в деле Нарваэса; затем получить от нее одобрение насчет рабства и клеймения восставших и мятежников.

Наконец, еще корабль отправлен был на Ямайку за лошадьми... Спрашивается: откуда у Кортеса такая уйма средств? На это отвечу: конечно, в "Ночь печали" много золота погибло, но много было и спасено; например, те лошади и больше 80 индейцев-тлашкальцев, нагруженные "королевским" золотом, по приказу Кортеса переправившись по переносному мосту за авангардом, cпаслись со своим грузом.

Исправив, таким образом, дела внешние, Кортес принялся и за внутренние - за подготовку наступления на Мешико. В Вилье де Сегуре де ла Фронтере оставлен был гарнизон из 20 солдат, в основном раненые и больные, с капитаном Франсиско де Ороско, сам Кортес вместе с нами отправился в Тлашкалу, чтобы построить 13 бригантин, ибо Кортес был убежден, что, не владея озером нельзя овладеть Мешико. Надзор за заготовкой материала, а также за постройкой поручен был Мартину Лопесу, который повел дело с громадным умением и такой же энергией. Вот уж действительно настоящий воин! Заслуги его прямо неисчислимы!

В Тлашкале нас ждала печальная весть: умер, тоже от оспы, наш старый друг, Машишкацин, верный вассал Его Величества. Все мы весьма опечалились, а Кортес уверял, что он как бы потерял отца. Мы облеклись в черные плащи и всячески старались почтить усопшего и его сыновей. Когда же возник спор об его наследнике, Кортес высказался за его сына, и слово Кортеса решило дело. Впрочем, сыну своему Машишкацин на смертном одре заповедал - всегда прислушиваться к велениям Малинче и его братьев, ибо они воистину предназначены управлять данными странами.

Но довольно о мертвых! Что же касается живых, то старый Шикотенкатль, Чичимекатекутли и все другие касики Тлашкалы с великой охотой согласились помочь нам в постройке бригантин, чтобы тем скорее идти вместе с нами на Мешико. Кортес обнимал их и горячо благодарил за это, а старого Шикотенкатля он уговорил принять христианство; он был окрещен и стал называться дон Лоренсо де Варгас.

Тысячи индейцев валили лес, обтесывали его, пилили, прилаживали; а другие тысячи принесли на себе железо, гвозди, якоря, канаты, парусину и прочее с кораблей в Вера Крусе. Оттуда же привезены были и котлы для смолы, но самой смолы не было, индейцы не умели ее изготовлять, и пришлось отправить четырех матросов-мастеров в Уэшоцинко, где были подходящие сосновые леса.

Постройка продвигалась быстро. Кортес решил поэтому всей силой двинуться в Тескоко - первый этап для завоевания Мешико. Путь на Тескоко выбран был после долгих обсуждений, и много было спора, не следует ли опереться на Айоцинко с Чалько, где также можно произвести сборку и спуск наших бригантин.

Еще во время этих обсуждений пришла весть, что в Вера Крус прибыл большой испанский корабль с множеством арбалетов, аркебуз, пороха и прочей амуницией, тремя лошадьми и изрядным количеством товаров. Весть эта казалась нам добрым предзнаменованием, и Кортес скупил весь груз без остатка.

Итак, мы были снаряжены богато, и капитаны, и солдаты в один голос требовали ускорения кампании. Кортес обратился к властям Тлашкалы за помощью в 10 000 человек, на что Шикотенкатль "Старый", вернее дон Лоренсо де Варгас, ответил: "Не 10 000, а гораздо больше дадим мы вам; войска уже заготовлены, и вместе с вами пойдет храбрый касик Чичимекатекутли". Так оно и было. Кортес устроил большой смотр, и на следующий день после праздника Рождества⁵ 1520 года мы двинулись в путь на Тескоко.

Примечания:
1 Ицокан (Itzocan) - более правильное; у Берналя Диаса - Осукар (Ozucar). Ныне - Исукар де Матаморос (Izucar de Matamoros) или Матаморос Исукар (Matamoros Izucar).

2 См. стр. 77-78, глава "ВНУТРЕННИЕ РАСПРИ. УНИЧТОЖЕНИЕ ФЛОТА", и прим. 5-7 к ней.

3 Шаласинго - смотрите стр. 82, глава "ПОХОД В ТЛАШКАЛУ"; и Цаоктлан - см. стр. 79, эта же глава, и прим. 5 к ней.

4 См. стр. 79, глава "ПОХОД В ТЛАШКАЛУ", и прим. 6 к ней.

5 Рождество Христово - непереходящий церковный праздник, в римско-католической церкви - 25 декабря; следующий день после праздника Рождества был 26 декабря 1520 г., а по новому стилю - 5 января 1520 г.