ПОСЛЫ ИЗ МЕШИКО
В Святой Великий четверг вся армада прибыла в гавань Сан Хуан де Улуа, пилот Аламинос хорошо знал ее, так как там мы были вместе с Хуаном де Грихальвой, затем приказано было встать на якорь севернее в стороне [у материка], где суда были в безопасности, и на главном судне подняли королевские знамена и вымпелы. Не прошло и получаса, как мы прибыли, появились две очень большие лодки, которые в тех местах называли пирогами, в них мы увидели множество индейцев-мешиков, они держали курс прямо на главный корабль, на котором видели знамена. Без всякой опаски они взошли на палубу и спросили, где tatuan, что по-ихнему значит: сеньор. Донья Марина указала им на Кортеса, они к нему подошли со многими поклонами и иными знаками почтения, как то требует индейский церемониал. Они приветствовали его от имени великого Мотекусомы, своего сеньора, который хочет узнать, кто мы и что мы намерены делать в его стране. Если у нас в чем-либо недостаток, они сейчас же готовы его восполнить. Кортес при помощи двух переводчиков, Агиляра и доньи Марины, со своей стороны, поблагодарил их за учтивость и готовность помочь, велел угостить едой и питьем, а также одарил их синими стеклянными бусами. А потом сообщил, что мы прибыли, чтобы ознакомиться с этой страной и завязать торговый обмен. Дурного мы не помышляем, по сему опасаться нас нечего. Послы уехали удовлетворенные. На другой день, это была Святая Великая пятница Креста1, мы высадились на берег с лошадьми и артиллерией около больших песчаных дюн, на их вершинах поставили пушки, как указал артиллерист Меса, и возвели алтарь, где и была отслужена месса; и построили хижины и на весы для Кортеса и капитанов, 300 солдат переносили древесину и строили наши хижины, хорошо были помещены и лошади, случилось это в ту Святую Великую пятницу. На другой день, в субботу, канун Пасхи Святого Воскресения, прибыло множество индейцев, которых послал губернатор Мотекусомы. С собой они принесли множество припасов, между прочим, слив, которые как раз поспели, а также они умело и расторопно помогли нам достроить хижины Кортесу они объявили, что завтра прибудет и сам губернатор.
Действительно, на другой день, Пасху Святого Воскресения2 прибыл с большой свитой сам Тентитль3, так звали губернатора, и еще один знатный, которого звали Куитлапильток4. С тремя поклонами на индейский манер приблизились они к Кортесу и затем поклонились и нам, стоявшим подле. Кортес приветствовал их, обнял, а затем, через переводчиков, пригласил отстоять мессу, которую отслужили фрай Бартоломе де Ольмедо, который был выдающимся кантором (певчим), и помогавший ему падре Хуан Диас, после чего была торжественная трапеза. Затем начался разговор. Кортес сообщил, что мы христиане и вассалы величайшего в мире сеньора - императора дона Карлоса; по его велению мы прибыли в эту страну, о которой, как и о ее великом властителе, наш государь уже давно и много слышал; посему он и хочет подружиться с Мотекусомой, и Кортес сообщит ему многое, что, несомненно, сильно ему понравится. Но для всего этого ему, Кортесу, нужно знать, где проживает Мотекусома, чтобы лично его приветствовать. Тентитль ответил довольно высокомерно:
"Ты только что прибыл, а посему правильнее было бы не требовать сейчас свидания с нашим повелителем, а сперва принять подарки, какие он посылает, а затем уже передать свои желания мне". При этих словах он из деревянного ларя стал вынимать множество драгоценностей, одну за другой, из прекрасного золота и чудесной работы; и приказал поднести более 10 карг5 одежды белой из хлопчатобумажной ткани или из очаровательных пестрых птичьих перьев; наконец, еще массу других ценных вещей, не говоря о съестных припасах, нагроможденных горами. Все это Кортес принял с изяществом и веселой простотой и, со своей стороны, одарил пришедших гранеными стеклянными самоцветами и другими блестящими вещами. Предложил он также, чтобы местным жителям было объявлено: стекаться на обмен с нами, ибо у нас есть много вещиц, которые мы охотно уступим за золото. Тут же он велел принести парадное кресло с инкрустацией и росписью, несколько кусков марказита6, завернутые в дорогие надушенные платки, нитку граненых стеклянных бриллиантов, кармазинную7 шапку с золотым медальоном и изображением победы конного Сан Хорхе [(Святого Георгия)] с копьем над драконом. На этом, дескать, кресле пусть Мотекусома примет его, Кортеса, обернув волосы бесценной блестящей нитью. Все это - подарки великого нашего государя. И спрашивается лишь, где и когда можно будет предстать пред самим Мотекусомой.
Тентитль принял подарки и ответил, что Мотекусома, сам великий сеньор, несомненно обрадуется вести о нашем великом короле, а посему он немедленно отправит ему подарки и передаст ему ответ.
Тентитль привел с собой ряд искусных художников, каких много в Мешико. Быстро и ловко изобразили они черты, всю фигуру и даже одежду Кортеса и всех капитанов, затем солдат, корабли, лошадей, донью Марину и Агиляра, даже наших двух гончих собак, затем орудия, ядра - словом, все, что они видели у нас. Все эти рисунки были также отправлены к Мотекусоме.
Чтобы дать им надлежащее представление о нашей жизни, Кортес велел палить из пушек, а также устроить кавалерийскую атаку, велев Педро де Альварадо, который был на рыжей кобыле, отличной бегунье и хорошо дрессированной, со всеми конными скакать по двое. Выстрелы очень испугали индейцев, но, оправившись, они велели... зарисовать их! Тут же увидели они на одном из наших солдат шлем с позолотой. Тентитль заявил, что шлем похож на тот древний головной убор, какой надет на их боге войны Уицилопочтли8, Мотекусома несомненно обрадуется, ежели сможет увидеть эту драгоценность. Кортес немедленно передал шлем, выражая желание узнать, похоже ли их золото на наше: ежели они вернут шлем, наполненный золотым песком, он охотно перешлет его нашему императору. Тентитль откланялся, и Кортес на прощание дружески его обнял. Потом уж узнали мы, что Тентитль не только важный сановник, но и удивительный скороход. С величайшей быстротой прибыл он к Мотектесуме, который был несказанно удивлен и обрадован как рисунками, так и подарками; при виде же шлема такого, как головной убор их Уицилопочтли, он ни минуты более не сомневался, что мы именно тот народ, который, по древнему пророчеству9, должен прийти с моря и овладеть всей страной.
Тентитль отбыл, а другой сановник, Куитлапильток, остался с нами, чтобы следить, исправно ли нам будут, поставлять провизию. Впрочем, это касалось лишь начальства; мы же, простые солдаты, должны были сами себе промышлять пропитание - собирать ракушки, ловить рыбу. Вскоре появились и индейцы, менявшие нам за стеклянные бусы, которыми мы снабдились в изрядном количестве, всякую живность, фрукты, а также кое-какие безделушки из золота.
Так прошло около недели. Вдруг, утром, показался большой караван тяжело нагруженных носильщиков, не менее сотни, а во главе их Тентитль, и с ним еще другой великий мешикский касик, Кинтальбор. Сразу бросилось в глаза, что он замечательно похож на Кортеса, и это заметил сам великий МОтекусома, когда ему показали рисунки; вот почему его и отрядили к нам. И вот мы все, в отличие от "здешнего" Кортеса стали называть Кинтальбора "Кортесом тамошним". Приблизившись к Кортесу, послы, по индейскому обычаю, преклонились, дотрагиваясь рукой до земли у его ног и целуя ее, затем нас всех окурили из кадильниц, а потом повели учтивую речь, полную приветствий и пожеланий, пока не дошли и до принесенных подарков.
Разостлана была большая циновка, на нее наложили разной хлопчатобумажной материи, а затем стали извлекать чудесные предметы. Прежде всего диск, величиной с обычное колесо повозки с изображением солнца и различными другими изображениями, - из чистейшего золота, удивительной работы, ценностью более 10 000 песо. Во-вторых, серебряный диск, еще больших размеров, с изображением луны с лучами и разными фигурами. Потом наш шлем, до краев наполненный золотым песком, прямо с приисков; ценность превышала 3 000 песо, но нам этот подарок казался бесценным, так как давал уверенность, что в этой стране действительно добывается золото. Далее шли разные изображения, тоже из массивного золота, зверей и птиц, искусно сделанные и очень красивые: 20 золотых уток, несколько фигурок местных собачек и множество фигурок из золота тигров10, львов11 и обезьян. Далее - 10 золотых ожерелий с подвесками не менее художественной работы, все из золота, как и великолепный большой лук с 12 стрелами и 2 чудных жезла в 5 пядей длины, литой превосходной работы. Далее - опахала и веера из перьев, больше всего удивительного зеленого цвета, в золотых и серебряных оправах и с такими же ручками. Затем опять множество различных изображений. Словом, такое великое множество ценных диковинок, что всего не упомнишь. Знаю лишь, что было еще более 30 тюков тончайшей материи, сотканной отчасти из перьев удивительных цветов. Передавая все это, послы просили Кортеса принять дары столь же благосклонно, как они были посланы великим Мотекусомой, который искренно рад прибытию чужаков, так как считает их за храбрецов, а про великого императора их знает уже давно и готов ему послать привет из драгоценных камней. Все, что нам нужно, будет доставлено быстро и неукоснительно. Но заботу о поездке Кортеса к самому Мотекусоме придется отложить, ибо это и затруднительно, и излишне12.
Неоднократно Кортес благодарил послов и наградил их двумя рубашками голландского полотна, синими бусами и другими мелочами. Он просил их, по возвращении к Мотекусоме, сообщить, что велик будет гнев нашего монарха против Кортеса, если он, придя из столь дальних стран, через столько морей, ради одной лишь заботы - увидеть великого Мотекусому, именно этого-то и не исполнит. Вот почему он непременно должен направиться в столицу и добиться личного свидания. Все это послы обещались сообщить со всею точностью, но опять-таки прибавляли, что поездка - излишня. Перед отъездом послов Кортес дал им еще для Мотекусомы бокал флорентийской работы с позолотой и рисунками, три рубашки голландского полотна и разную мелочь - больше от нашей бедности дать было нельзя. Послы отбыли, а Куитлапильток опять остался в лагере, чтобы по-прежнему блюсти доставку припасов из ближайших поселений.
Кортес же отрядил два корабля, под командой капитана Франсиско де Монтехо и при пилоте Аламиносе, которые оба уже были в этих местах с Хуаном де Грихальвой, чтобы они обследовали побережье к северу, не найдется ли где надежная гавань и удобное место для поселения, ибо наш лагерь стал невыносим от жары и москитов. Дошли они до Пануко, где их, как и Хуана де Грихальву, остановили сильные морские течения; ничего подходящего они не нашли и дней через десять - двенадцать вернулись лишь с известием, что в полдня пути от нас находится укрепленное поселение Киауистлан с достаточно защищенной бухтой.
За это время положение наше очень ухудшилось: индеец Куитлапильток что-то очень ослабел в своих заботах о нашем пропитании, сухари наши стали плесневеть, мука кишела червями, и нам часто приходилось голодать, если не удавалось найти ракушек. Индейцы тоже стали появляться все реже, держась с опаской и недоверчиво. С великой заботой поэтому ждали мы возвращения послов из Мехико. Наконец-то они явились. Прибыл лишь Тентитль, ибо великий касик Кинтальбор заболел в дороге. Привел он с собой и караван носильщиков. Опять пошли поклоны, приседания, окуривания; опять извлечены были подарки -10 карг замечательных накидок, сделанных из перьев; затем, 4 редких зеленых камня chalchiuis, подарок нашему государю, более ценный, по уверению Тентитля, чем столько же возов золота; затем изящные золотые вещи, ценностью в 3 000 песо. Из разговоров же было ясно, что дальнейших посольств из Meхико не будет и что личное свидание с Мотекусомой отклоняется совсем. Как ни не приятно это было Кортесу, но он и виду не показал, а самым любезным образом благодарил Тентитля за труды, нам же втихомолку шепнул: "Велик и богат, должно быть, этот Мотекусома! Тем приятнее будет посетить его!" - "Эх, если бы он был тут, рядом," - ответили мы, солдаты.
Случилось так, что как раз зазвонили к вечерне. Сейчас же мы собрались подле высокого креста преклонили колена, а Тентитль и Куитлапильток, видя это, удивлялись, зачем мы так унижаемся перед простым столбом. Тогда Кортес заметил монаху Ольмедо, не пора ли послу и другим кое-что сообщить о нашей святой вере. И вот Ольмедо, при помощи наших переводчиков, произнес удивительную рацею, которой не постыдился бы и величайший теолог. Всего не перескажешь, но тут было великое изобилие убедительных и благочестивых указаний: что такое Бог, и кто христиане, и почему здешние идолы - бесы, вредные, бегущие от креста, и кто был Христос, его жизнь и смерть, и искупление, и грех, и страшный суд, и многое другое. Тентитль уверял, что все понял и обо всем сообщит Мотекусоме, а Кортес npибавил, что одной из причин нашего прихода является желание нашего государя, чтобы страна сия отказалась от мерзких своих идолов, уничтожила бы человеческие жертвоприношения и вообще бы воздержалась от разбойного захвата людей. Пусть во всех городах будут воздвигнуты кресты и поставлены изображения Нашей Сеньоры. А пока шли эти речи, наши солдаты начали выгодный обмен с новоприбывшими и на их золото немало потом накупили рыбы у наших моряков. Да и винить их было нельзя - иного способа утешить голод не было. Так полагал и Кортес и втайне радовался обмену, креатуры же и друзья Диего Веласкеса громко выражали свое негодование по поводу недозволенной частной торговли.
Послы уехали, а в нашем лагере дела шли все хуже. Партия сторонников Диего Веласкеса все более наседала на Кортеса, чтоб он запретил солдатам обмен, иначе Диего Веласкесу не будет прибыли, да и контракт этим нарушается. А тут выяснилось еще, что в одну из ночей Куитлапильток и все индейцы тайно покинули лагерь. Говорят, что это произошло по приказанию Мотекусомы, которому жрецы внушили волю их идолов, Уицилопочтли - их божества войны и Тескатлипоки - их божества преисподни, - не слушаться Кортеса и его советов, особенно насчет креста и изображения Нашей Сеньоры Девы Санта Марии, и делать все, чтобы нас погубить. Ежедневно, говорят, Мотекусома приносит в жертву мальчика, чтобы умилостивить своих идолов, и те поведали, что ожидающая нас участь - стать рабами и жертвами.
Ввиду возможных нападений мы стали опять высылать сторожевые посты. Так, я с одним товарищем стояли дозором на дюнах, когда увидели, что идут пятеро индейцев. Они казались миролюбивыми и знаками просили провести их в лагерь. Товарищ остался на посту, я же пошел с ними. Когда мы приблизились к Кортесу, они выказали великое поклонение и часто произносили: Lope luzio, lope luzio, что значило: Сеньор и великий сеньор. По языку и одежде они не походили на мешиков; нижняя губа была проколота в нескольких местах, и туда были вставлены куски цветного камня и золотые пластинки, и также изукрашены были их уши. Ни донья Марина, ни Агиляр не понимали их языка, и только когда двое из них стали говорить по-мешикски, разговор завязался. Кортеса и нас они приветствовали от имени своего владыки, который прислал их сюда, так как думает, что столь отважные люди принесут немало пользы и ему. Пришли бы они и раньше, да опасались людей из Culua, то есть мешиков, которые теперь вот уже три дня, как ушли. Много полезного узнал Кортес от них, особенно о противниках и врагах Мотекусомы. Посему он обращался с ними14 хорошо и с великой щедростью и просил как можно скорее опять вернуться.
У нас же дела шли все хуже. От мелких, серых москитов нельзя было спать. Хлеб наш, даже червивый, совсем вышел. Неудивительно, что многие, особенно те, которые на Кубе оставили поместья и индейцев, мечтали о возвращении. На этом же настаивали и приверженцы Диего Веласкеса. Тогда вот Кортес и дал приказ готовиться к отплытию в Киауистлан, где добрая земля и хорошая гавань. Как ни настаивала партия Диего Веласкеса, что пора вернуться, что мы от ран, полученных в Табаско, болезней и недоедания потеряли уже тридцать пять человек; как ни указывали, что туземцы многочисленны и сильны и, наверно, вскоре нападут на нас; как ни указывали, что добычи пока довольно, - Кортес неизменно возражал, что потеря людей неизбежна в военном деле, что туземцев стыдно бояться, что страну мы исследовали еще мало.
На время люди замолчали, но Кортес видел, что нужно предпринять что-либо решительное. И вот он сделал так, что войско его избрало главнокомандующим, независимым от Диего Веласкеса. Больше всего помогали ему при этом Алонсо Эрнандес Пуэрто Карреро, Педро де Альварадо и его четыре брата, Кристобаль де Олид, Алонсо де Авила, Хуан де Эскаланте, Франсиско де Луго, я, а также ряд других более видных лиц. Меня, между прочим, так притянули к этому делу. Приходят раз ночью Пуэрто Карреро, Хуан де Эскаланте и Франсиско де Луго, мой земляк и дальний родственник, и зовут меня на обход с Кортесом. Взял я оружие и вышел; отойдя довольно далеко, они начали: "Сеньор Берналь Диас дель Кастильо, есть у нас к Вам дело, но держите его в секрете. Опасаемся мы, как бы войско не вернулось на Кубу. Ведь все мы тогда разорены, а Диего Веласкес преспокойно загребет себе всю добычу, как то было и раньше. Вспомните, что Вы сами участвуете уже в третьей экспедиции и что Вы на них потратили все, до ниточки. Вернуться сейчас - немыслимо. Вот почему мы должны настоять, чтобы Кортес был провозглашен войском главнокомандующим и старшим судьей, чтобы он основал здесь колонию, служа Богу и нашему королю и сеньору".
Так думал и я и согласился с ними быть заодно. Так думали и другие и тоже примкнули. Конечно, приверженцы Диего Веласкеса пронюхали про все, но Кортес, надеясь на нас, их предупредил. Как бы повинуясь инструкции Веласкеса, он велел готовиться к отплытию домой. Но мы, заговорщики, воспротивились, собрали сходку, орали о том, что государю лучше всего можно послужить не возвращением, а основанием колонии, пусть трусы уйдут, если хотят, и тому подобное. Кортес как бы противился, по поговорке "твое настояние - мое давнишнее желание", но, наконец, согласился с нашими доводами, но с условием, чтобы это войско его избрало генерал-капитаном и старшим судьей и, что гораздо хуже, чтобы пятина всякой добычи, за вычетом королевской пятины, шла бы ему. Так тогда и порешили, и королевский эскривано Диего де Годой записал все это в особый акт. Решено, значит, было основать город, и дали ему название Вилья Рика де ла Вера Крус15, так как, хотя мы прибыли в Святой Великий четверг, но высадились в Святую Великую пятницу Креста, и памятуя разговор Кортеса с Пуэрто Карреро о богатых землях в день прибытия.
Избрали мы управителей города, алькальдов и рехидоров; первыми алькальдами стали Алонсо Эрнандес Пуэрто Карреро и Франсиско де Монтехо, на торговой площади водрузили позорный столб, а за городом построили виселицу. Так положено было начало первому новому городу. Также мы назначили капитаном для разведывательных рейдов Педро де Альварадо, маэстре де кампо - Кристобаля де Олида, старшим альгуасилом -Хуана де Эскаланте, казначеем - Гонсало Мехию, контадором - Алонсо де Авилу, альфересом [(знаменосцем)] - Корраля и королевскими альгуасилами - Очоа, бискайца, и Алонсо Ромеро.
Примечания:
1 ...Святая Великая пятница Креста (Viernes Santo de la Cruz) - (Страстная, Крестовая, Великая) непосредственно предшествующая Пасхе Святого Воскресения, в 1519 г. отмечалась римско-католической церковью 22 апреля (по старому стилю, а по новому - 2 мая 1519 г.).
2 Пасха Святого Воскресения (Pascua de la Santa Resurreccion) - переходящий христианский праздник, в 1519г. отмечалась римско-католической церковью 24 апреля (по старому стилю, а по новому - 4 мая 1519 г.).
3 Тентитль (Tentitl) - более правильное; у Берналя Диаса - Тендиле (Tendile).
4 Куитлапильток (Cuitlapiltoc) - более правильное; у Берналя Диаса - Питальпиток (Pitalpitoque).
5 Карга (carga - ноша, бремя) - мера веса; 1 карга = около 24 кг; варьируется в различных странах. У Д. Н. Егорова - карга (бремя) = 50 испанским фунтам, то есть 800 унций (Л., 1928 г.).
6 Марказит - лучистый колчедан - минерал, дисульфид железа, аналогичный по составу и многим свойствам (твердость, цвет, блеск и др.) пириту, но более редок; употребляется для производства серной кислоты.
7 Кармазин - старинная тонкая суконная ткань красного цвета.
8 Уицилопочтли (Huitzilopochili - Колибри-Левша; колибри - воплощение души усопшего воина, а левша считался наиболее грозным и опасным воином) - в религии и мифологии мешиков (астеков) бог войны и солнце Пятого (современного) мира - Пятого Солнца, Великий Податель Жизни, самое главное божество в государстве мешиков. Уицилопочтли через своих жрецов, согласно преданию, привел мешиков к месту их новой родины, где был основан Теночтитлан (Мешико). Уицилопочтли обещал и дал мешикам могущество и власть над соседними народами. Вот легенда мешиков о рождении Уицилопочтли: "Около города Толлан находится Коатепек - Змеиная гора. Некогда там жила женщина по имени Коатликуэ [(Coailicue - "Она в платье из змей", в религии и мифологии мешиков богиня земли, плодородия и смерти)], мать четырехсот сыновей, которые звались Уицнауак [Huitznahuac - "Южане из страны шипов" (звезды)], и их старшей сестры - Койолшауки [(Coyolxauhqui - "Она с колокольчиками на лице", в религии и мифологии мешиков богиня Луны, злая колдунья)]. После их рождения Коатликуэ дала обет целомудрия и каждый день подметала храм, который был на горе Коатепек. И вот однажды, когда она подметала там, маленький оперенный клубок упал с неба. Коатликуэ сунула его за пояс юбки. А после того как она закончила подметать, она хотела вытащить этот клубок, но не нашла его. Говорят, она от этого понесла. Уицнауак очень рассвирепели, когда увидели, что их мать ждет ребенка, и сказали: "Кто сделал это, кто принес нам этот позор и стыд?" А сестра их, Койолшауки, сказала им: "Братья, убьем нашу мать - ведь она опозорила нас, понесла без нашего ведома!" Когда Коатликуэ узнала об этом, она очень опечалилась и пришла в смущение. Но ребенок, которого она носила, заговорил в ней: "Не бойся, я знаю, что мне следует делать". Услышав эти слова, Коатликуэ почувствовала, как ее сердце успокоилось и печаль покинула ее. Однако Уицнауак твердо решили убить свою мать из-за бесчестья и стыда, которые она им принесла, и продолжали выказывать ей свое недовольство. Так же поступала и их сестра Койолшауки, которая к тому же постоянно подстрекала братьев убить мать. Уицнауак вооружились. Они причесали свои волосы и оделись как подобало храбрым воинам. Но один из них, которого звали Кауитликак, все, о чем говорили братья, тотчас же передавал Уицилопочтли, который был еще в чреве своей матери. Уицилопочтли отвечал ему: "Продолжай смотреть за тем, что они делают, слушай, о чем они говорят, а я хорошо знаю, что мне делать!" Братья направились к горе Коатепек. Впереди шла их сестра Койолшауки. Они захватили с собой копья и украсили себя бумагой и раковинами. Кауитликак взобрался на гору, чтобы предупредить Уицилопочтли, что Уицнауак приближаются и хотят убить его. Уицилопочтли сказал ему: "Посмотри, где они находятся сейчас". Кауитликак ответил, что Уицнауак дошли до Цомпантитлана. Уицилопочтли спросил снова: "Где они?" Кауитликак сказал ему, что около Коашалько. Уицилопочтли еще несколько раз спрашивал: "Где они?" Кауитликак отвечал ему, что Уицнауак подходят все ближе и ближе. Наконец Кауитликак сообщил, что братья уже совсем близко и что впереди идет Койолшауки. В то мгновение, когда Уицнауак подошли, Уицилопочтли родился. В руках он держал синий круглый щит - чимальи и синее копье - тепустопильи. Лицо у него было раскрашено желтыми полосами, над головой развевался убор из перьев. Бедра и руки его были также выкрашены в синий цвет, а левая нога была тоньше правой и вся покрыта перьями. Уицилопочтли приказал человеку по имени Точанакальки поджечь деревянную змею. Человек поджег змею, она ранила Койолшауки, которая умерла, была обезглавлена и разрезана на куски. Голова ее так и осталась лежать на горе Коатепек. Снова поднялся Уицилопочтли, схватил свое оружие, бросился преследовать братьев и согнал их с горы. Четырежды заставил он их обежать вокруг горы Коатепек. Они не могли ни защищаться, ни нападать. Так были побеждены Уицнауак, и многие из них умерли. Напрасно молили оставшиеся в живых не преследовать их больше и прекратить борьбу. Уицилопочтли не хотел и слышать об этом, он решил, что ни один из них не должен остаться здесь живым. Поэтому он убил почти всех, только немногим удалось убежать. Они скрылись в Уицлампе - Долине колючек. Уицилопочтли завладел богатой добычей и взял себе оружие Уицнауак. Так родился Уицилопочтли - бог войны мешиков". Каждую ночь повторяется борьба солнца (Уицилопочтли) Пятого (современного) мира - Пятого Солнца - с луной (Койолшауки) и звездами (Уицнауак), заканчивающаяся победой Уицилопочтли. И ежедневно для подкрепления сил Уицилопочтли, чтобы он не ослабел, для поддержания равновесия мира, чтобы он не погиб, мешики приносили человеческие жертвы. Считается, что ежегодно на землях государства мешиков приносили в жертву более 30 000 человек.
9 См. прим. 34 к главе "ЭКСПЕДИЦИЯ В ТАБАСКО".
10 тигров - ягуаров (лат. Panthera onca).
11 львов - пум (лат. Felis concolor) (пуму иногда называют кугуар или горный лев).
12 Индейцы так описывали конкистадоров, получающих дары: "Они [(индейцы)] дали испанцам флаги из золота, флаги из перьев кецаля и золотые ожерелья. И когда они дали им это, выражали счастье лица испанцев, они возрадовались и были в восхищении. Словно обезьяны, хватали испанцы золото, раскачиваясь от удовольствия, как будто оно их преобразило и озарило ярким светом их сердца. Поскольку ведь это истина - что они стремятся к нему с неизъяснимой жаждой. У них раздулось от него брюхо, они рвутся к нему, как голодные. Словно голодные свиньи, жаждут они золота". По словам Франсиско Лопеса де Гомары, Эрнан Кортес сказал индейцам, что испанцы страдают сердечным недугом, который излечивается лишь золотом. Когда император Харл V в 1520 г. выставил на обозрение дары Мотекусомы II, присланные Кортесом, увиденное привело европейцев в восхищение, даже такие знатоки искусства, как известный гуманист, писатель и историк Педро Мартир де Англерия и знаменитый немецкий художник, мастер гравюры Альбрехт Дюрер были поражены и восторженно отзывались об экспозиции. Так, Альбрехт Дюрер записал в своем дневнике: "Также я осмотрел вещи, привезенные королю из новой страны золота: солнце в туаз [(1 туаз = 1,949 м)] диаметром, целиком из золота; столь же большая луна из серебра; из тех же металлов военные украшения. Разного вида оружие, щиты, военные трубы, удивительные защитные доспехи, оригинальные наряды, церемониальные украшения и бессчетное число прекрасных предметов для разных нужд, своим великолепием превосходящие любое из доселе виденных чудесных произведений, заполняли два больших зала. Стоимость всех этих предметов столь велика, что их оценили в 100 000 флоринов [(флорентийская золотая монета XIII-XVI вв.)]. Никогда в жизни я не видел ничего, что взволновало бы меня так глубоко, как эти вещи. Среди них я увидел прекрасные и удивительные произведения искусства, открывшие для меня творческий гений создателей всего этого великолепия..."
13 Рацея - проповедь, назидательная речь.
14 Это были индейцы тотонаки (totonacos), народность, язык которой ученые связывают с языковой группой михе-соке; в древности занимали область на Атлантическом побережье Мексики, севернее территории, занимаемой ольмеками; тотонаки с начала XIV века находились под владычеством мешиков и платили им дань. Из этого и последующих разговоров с тотонаками Кортес узнал главное, что у Мотекусомы II есть несметные богатства, а государство его - "колосс на глиняных ногах" - сравнительно легко можно победить, склонив на свою сторону множество данников, жаждущих сбросить иго мешиков, а также сделав своими союзниками врагов его - тлашкальцев и других.
15 Вилья Рика де ла Вера Крус (Villa Rica de la Vera Cruz - Город Богатый Истинного Креста) - ныне город Веракрус (Veracruz) в штате того же названия в современной Мексике.