Экологические факторы и происхождение керамического производства на юго-западе США
Качественные отличия экологии человека от экологии других биологических видов начинают проявляться тогда, когда созданная трудом человеческого общества материальная культура становится настолько совершенной и многообразной, что позволяет человеку оказывать активное воздействие на природу, прямо противопоставлять негативным с точки зрения человеческой биологии природным факторам (с целью обеспечения нормальной жизнедеятельности коллектива) ту техническую и хозяйственную вооруженность, а также те защитные бытовые средства (одежда, искусственное жилище, хранилища пищевых и прочих хозяйственных запасов), которые сложились в процессе трудовой деятельности человечества. Таким образом, с помощью созданной человеческим обществом (а первоначально отдельными его группами) материальной культуры, человек становится способен создавать собственную искусственную экологию, что позволяет ему осваивать различные регионы планеты, которые были бы для него недоступны без этой культуры.
Конечно, переходы из одной естественной экологической зоны в другую были бы невозможны без мобильных перестроек как способов производства, так и форм материальной культуры. Такого рода перестройки становились тем более сложными и многоступенчатыми, чем в большей степени усложнялась культура. Причем далеко не все подобные перестройки могли кончаться благополучно для коллектива, который их претерпевал. Прежде всего та материально-техническая оснащенность, которая была в основном достаточной в стабильных условиях существования, обнаруживала в новых условиях определенные пробелы и недостатки (они могли проявляться даже в стабильных условиях обитания в случае стихийных бедствий: засухи, лесных пожаров, морозов, затянувшихся дождливых сезонов, наводнений, землетрясений и т. п.). Причем временной диапазон, в течение которого принципиальные противоречия между средой и обществом должны были быть устранены, всегда оказывался достаточно кратковременным, ибо в ином случае затянувшаяся дестабилизация грозила гибелью человеческой группе, очутившейся в соответствующих условиях. В лучших случаях подобная ситуация вела к полной перестройке хозяйственно-бытового уклада группы, а тем самым к потере накопленного опыта. В условиях чисто земледельческого хозяйства родо-племенных общин кризисная обстановка должна была разрешаться в течение сезонного цикла от жатвы до жатвы. При комплексных формах хозяйственной жизни и наличии крупных социальных образований (союзы племен, раннегосударственные образования) благополучное, с точки зрения возможности сохранения устоичивои культурно-хозяйственной традиции, разрешение кризиса могло происходить в течение жизни одного-двух поколений, т. е. при условии, что опыт поколения отцов, даже активно не использовавшийся, оставался еще в памяти детей.
По мере развития общественного сознания и усложнения структуры мышления, перехода от чисто биологических форм общения к его духовным формам, к речевой коммуникации, к систематизации, усвоению и запоминанию хозяйственного, социального и духовного опыта в сферу экологически полезного опыта вовлекается также и духовная культура. В сущности этот этап развития, когда духовная культура окончательно становится значимым фактором в социально-экономических отношениях, наступает ко времени становления основных форм производящей экономики — земледельческих, скотоводческих и скотоводческо-земледельческих форм хозяйства. Впрочем, в условиях оптимальной среды обитания, как показывает фактический материал позднепалеолитического времени на Евразийском материке, значение духовной культуры может резко возрастать и в условиях охотничьего хозяйства. Однако на Юго-Западе США отчетливые проявления прогресса духовной культуры, приобретающей равное положение среди экологических факторов, наблюдаются именно со времени освоения прогрессивной земледельческой культуры — с середины I тысячелетия н. э.
Процесс возвышения духовной культуры до уровня хозяйственно значимого фактора находит выражение в двух формах. С одной стороны, полезный производственно-хозяйственный опыт, приобретенный в условиях длительного освоения определенных экологических ареалов, закрепляясь и повторяясь, превращается в традиционные формы культуры и культурной жизни, создает одну из жестких основ внутреннего взаимодействия в определенном этнокультурном единстве, действенную на всех уровнях — от малой семьи до крупных родо-племенных групп. С другой стороны, минимальный ошибочный опыт, накапливающийся параллельно с предыдущим и связанный с непониманием и превратным толкованием законов природы и их частных проявлений, формирует традиционные предрассудки и древнейшие формы религий, в которых человек видит, как и в предыдущей разновидности опыта, «надежную защиту» от стихийных сил природы1, от нарушений экологического баланса.
Таким образом, культура человеческого общества во всех своих формах предстает изначально не только и не просто как функция определенной группы, связанная с удовлетворением ее материальных и духовных потребностей, но и как защитное средство, выравнивающее или преобразующее отрицательный экологический баланс в положительный.
Историческая картина эволюции культуры туземного населения Юго-Запада США, так называемой культуры пуэбло или более широко — культуры анасази, может служить достаточно яркой иллюстрацией длительного автохтонного развития единого этнокультурного массива, в котором усилия человеческих коллективов были направлены на достижение возможно более гармоничного экологического оптимума.
Развитие раннего земледелия повлекло за собой медленные, но целенаправленные изменения материальной культуры и образа жизни населения культуры анасази. Практически переход к культуре пуэбло классического типа с многокомнатными и многоэтажными жилыми домами длился с V в. н. э. до середины XI в.2 Он охватывает несколько периодов, начиная от III периода культуры корзинщиков и до конца II периода культуры пуэбло 3. За это время происходят различные изменения в устройстве жилищ и структуре поселений. От пещерных и полуземля ночных жилищ круглых очертаний осуществляется постепенный переход к прямоугольным жилым постройкам. Вначале они остаются однокамерными, затем начинают выстраиваться в ряды. Таких рядов, расположенных параллельно, могло быть три4, для групп пуэбло тева количество рядов ограничивалось двумя 5. Помещения объединялись в единые хозяйственно-бытовые комплексы благодаря наличию между ними дверей и проходов. Есть все основания полагать, что единство хозяйственной жизни в пределах поселения было явлением постоянным. Обычно в поселениях пуэбло строилось несколько небольших подземных культовых круглых помещений (кива), которые, по этнографическим данным, всегда использовались для проведения обрядов и ритуалов отдельными родственными группами. Большая кива служила для сбора всего мужского населения поселка. Рост поселений в высоту, появление многоэтажных поселков достоверно фиксируются для III и IV периодов культуры пуэбло. В данном конкретном варианте развития поселенческой структуры закономерно проявляется лишь одна из типологических линий формирования многоэтажных поселков.
Резкий рост численности населения при строго ограниченных размерах площади поселения вызывал необходимость сооружения над нижними рядами следующих более высоких. Сам по себе естественно выработавшийся территориальный масштаб планировки поселков, как представляется, обусловлен был в первую очередь необходимостью сохранить возможно большую территорию вокруг поселка для полевых работ, которые необходимо было осуществлять если и не всегда в пределах видимости (из поселка), то во всяком случае на таком расстоянии от него, чтобы обеспечить транспортировку урожая с полей в течение светового дня. Это становилось особенно настоятельной необходимостью по мере увеличения численности кочевых племен (данный фактор превращается в доминирующий только в колониальный период, после освоения кочевниками верховой езды). Аналогичные причины вели к появлению многоэтажных построек во всем поясе земледельческих культур Старого Света. Однако там был представлен и другой вариант формирования многоэтажных поселений. Он был связан с тем, что в предгорных районах по мере перехода от пещерных жилищ к наземным поселениям эти последние, располагаясь по склонам холмов и предгорий, постепенно уплотняясь, естественно образовывали многоэтажные структуры, которые затем воспроизводились на склонах равнинных теллей, превращавшихся в процессе длительного обживания в искусственные глиняные холмы. Со временем предельные границы и размеры поселений стали определяться и сложной системой ритуальных правил, в основе которых лежала рациональная идея о допустимых пределах численности населения, сосредоточенного в одном поселке. Эти пределы диктовались размерами полей и возможностями раннеземледельческого хозяйства. Строгость и стойкость традиционных ритуальных правил подчеркиваются и трехрядиой структурой помещений поселка, и размещением помещений кива в определенных местах, и преобладающей ориентацией рядов строений с запада на восток.
В течение охарактеризованного выше полутысячелетнего периода развития культуры древнего населения Юго-Запада США скорость хозяйственных и культурных перемен неоднократно резко менялась. Впрочем, колебания между строгим следованием традициям и стремлениями к новшествам заметны и в разных частях огромного ареала культуры анасази, и в отдельных отраслях производства. Так, характернейшей чертой культуры корзинщиков было производство для хозяйственных нужд большого числа разнообразных плетеных корзин, которые, как показывает этнография калифорнийских индейцев, являлись одним из важнейших подсобных средств в собирательском хозяйстве6. Однако с момента появления керамического производства начинается медленная и неуклонная деградация этого ремесла7, ибо основные функции корзин переходят к глиняным сосудам. Правда, плетеные сосуды, особенно плоские блюда, приобретают немаловажную роль в самом процессе керамического производства. Это было особенно важно в первых опытах изготовления керамики, когда форма указанных сосудов воспроизводилась в глиняных изделиях, вероятнее всего, изготавливавшихся прямо в плетеных сосудах. В дальнейшем некоторое время (особенно в течение VII в. рисунок плетения повторял рельеф на внешней поверхности глиняных изделий, а затем уже на керамике гладкая роспись стала воспроизводить геометрические узоры плетений, которые, впрочем, со временем все больше теряли четкость прямолинейных и прямоугольных очертаний, свойственных геометрическим орнаментам плетенок 8.
Сельскохозяйственное производство, связанное с выращиванием кукурузы, тыкв (форма которых также оказала значительное влияние на формы керамики), бобов, было, несомненно, заимствовано у южных соседей — носителей культур могольон и хохокам. По поводу происхождения керамического производства единого мнения нет. Расходятся исследователи и во мнениях о первоначальном сложении отдельных стилей росписи и особенностей керамической производственной технологии. Однако факт, что в южных районах культуры анасази в ранний период преобладает керамика с коричневой поверхностью, аналогичной изделиям культуры могольон, а на севере изготовляется серая керамика, говорит о том, что керамическое производство было изначально заимствовано у соседей, а затем диффузно распространилось. Причем отличие в цвете у северных керамических образцов объяснимо, видимо, тем, что там не успели еще освоить технологии обжига, применявшейся в более южных районах. Во всяком случае нет необходимости при построении общей классификации и типологии керамического производства Юго-Запада постулировать фазу применения необожженной керамики 9, что является косвенным подтверждением изначально независимого происхождения керамического производства на этой территории. Реальностью является другое обстоятельство. Керамика, производство которой здесь связано с началом земледельческой экономики, прочно утверждается в быту и хозяйстве, чему способствует в первую очередь оптимальная «керамическая экология» данного региона. Этот неудачный термин, предложенный Ф. Матсоном 10, биологизирующий самый процесс, может быть расшифрован в понятиях, характеризующих реальный производственный процесс.
Во-первых, на территории Юго-Запада представлены виды глин, оптимально пригодных для лепки из лент и для формовки наковальней и лопаткой керамических сосудов (последняя техника требует особенно тонких беспримесных глин и отощителей порошкового типа, ибо крупные вкрапления искусственных и естественных примесей в керамическом тесте нарушают целостность стенок сосудов)11. Во-вторых, недостаток растительного топлива, свойственный засушливым и полупустынным регионам, вызвал к жизни появление достаточно экономичных относительно высокотемпературных печей, которые легко было переоборудовать для обжига керамики (в дальнейшем проблема была окончательно решена применением угля). В-третьих, соки местных растений, служивших для изготовления корзин, давали при невысоких температурах обжига четкий и относительно стойкий карбонизированный узор. В-четвертых, в регионе был выявлен экспериментальным путем достаточно большой набор цветных глин, применявшихся как для укрепления и даже частичного глазурования внешних поверхностей сосудов, так и для выполнения на них эффектных первоначально монохромных, а затем и полихромных росписей12.
Расшифровка искусственного понятия «керамическая экология» представляется существенной именно потому, что керамика как важный элемент ранних культур, как одно из их подсобных производственных средств имеет реальное значение в качестве экологического фактора, как феномен, способствующий становлению устойчивого взаимодействия между человеческим бытом и общественным производством и той продукцией, в первую очередь пищевыми средствами, которые человек получает из окружающей природы. Обычно в связи с началом применения керамики принято говорить о начале использования жидкой пищи, хотя это положение справедливо только отчасти: ведь с помощью раскаленных камней жидкую пищу стали готовить уже в герметично плетеных корзинах. Правда, такой способ приготовления в условиях ареала, сравнительно бедного запасами топлива, был неэкономичен, невыгоден, что само по себе немаловажно. Жаростойкая керамическая посуда внесла прогресс и в эту бытовую сферу. Однако важнее оказались изменение способов хранения пищевых запасов, появление новых способов консервации жидких и сырых продуктов, использование для приготовления пищи и получения новых пищевых продуктов процессов брожения, ферментации, окисления и т. п., что содействовало расширению рациона питания, тонкости и разнообразию его вкусовых качеств и т. п.13 Кроме того, возможность сильного нагревания продуктов непосредственно в керамических сосудах с последующей герметической закупоркой их на длительный срок предохраняла запасы от порчи, повреждения вредителями. Последнее обстоятельство неизбежно возвращает нас к одной из существенных для древнего человека функций орнаментации, выполнявшейся на керамике. Чаще всего в исследованиях отмечаются ее смысловой характер14, связь с различными мифологическими и историко-эпическими представлениями, что, несомненно, верно в отношении ритуальной утвари, предназначенной для жертвоприношений, погребальных обрядов и другой религиозно-магической практики. Однако орнаментация бытовых сосудов и хозяйственной керамики могла иметь магическое значение, но цель этой магии была охранительной. В силу неверно трактованного традиционного опыта человек видел в узорах керамики средство, предохранявшее жизненно важные для него материальные ценности, пищевые запасы, от порчи и его самого от отравления и прочих бед. Таким образом, и орнаментация керамических изделий вовлекалась в сферу экологического опыта (пусть и неправомерного в данном отношении), которым оперировал человек древности.
Перестройка структуры, изменение размеров поселений, освоение прогрессивных форм аграрной экономики, совершенствование материальной культуры — все эти явления находят прямое отражение в развитии системы отношений между человечет скими коллективами и природной средой Юго-Запада США. Керамическое производство как особая область материальной культуры, имеющая к тому же прямое отношение к духовной жизни общества, также оказывается вовлеченным в поток экологических перемен, становится одним из факторов стабилизации экологии населения Юго-Запада США и одновременно одним из наглядных индикаторов развития культуры региона.
- Энгельс Ф. Анти-Дюринг // К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч. 2-е изд Т 20 С. 328-329.
- Breternitz D. A. An appraisal of tree-ring pottery in the Southwest//Anthropol. Pap. Univ. Ariz. 1966. N 10.
- McGregor J. C. Southwestern archaeology. N. Y., 1941; Martin P. S., Quim by G. I., Collier D. Indian before Columbus. Chicago, 1947. P. 97—129.
- Chapters in the prehistory of Eastern Arizona. II//Fieldiana. Anthropol 1964. V. 55. P. 15.
- Ortiz A. Dual organization as an operational concept in the Pueblo Southwest //Ethnology. 1965. V. IV, N 4. P. 389-396.
- Кожин П. М. Керамика индейцев пуэбло//Культура и быт народов Америки: Сб. МАЭ. Л., 1967. Т. XXIV. С. 140—146. Следует заметить, что, кроме коллекций, рассмотренных в этой работе, большое собрание керамических изделий индейцев пуэбло имеется в Государственном Эрмитаже.
- Morris Е. Н., Burgh R. F. Anasazi Basketry. Wash., 1941.
- Кожин П. М. Плетеные сосуды индейцев Калифорнии // Культура и быт народов Америки. С. 124—139; Он же. Этнографические наблюдения И. Г. Вознесенского в Калифорнии // Очерки истории этнографии, фольклористики и антропологии. Л.. 1977. Вып. VII. С. 68—69.
- Martin P. S., Quimby G. I., Collier D. Indian before Columbus. P. 114—116. Находки отдельных необожженных глиняных сосудов в сопровождении привозной керамики вовсе не свидетельствуют о существовании особой фазы керамического производства.
- Matson F. R. Ceramic ecology: An approach to the study of the early cultures of the Near East//Ceramics and man/Ed. by F. R. Matson. Chicago, 1965. P. 202—217; Arnold D. E. Ceramic ecology of the Ayacucho Basin, Peru: Implication for prehistory // Curr. Anthropol. 1975. V. 16, N 2.
- Gifford E. W. Pottery making in the Southwest//Univ. Cal. Publ. Amer. Archaeol. and Ethnol. 1928. V. 23, N 8. P. 353—373; Кожин П. М. О технике выделки фатьяновской керамики // Краткие сообщения Ин-та археологии АН СССР. М., 1964. № 101. С. 53-55.
- Shepard А. О. Ceramics for the archaeologist. Wash., 1956. Publ. 609.
- Ср.: Этнография питания народов стран зарубежной Азии. М., 1981. С. 232-249.
- Guthe К. Е. Pueblo pottery making: A study at the village of San Ildefonso. New Haven, 1925. P. 87, fig. 11.