Эпилог: надежды
Свои заметки о путешествии по Тараумаре я написал спустя месяц после возвращения домой, в сентябре 1957 года, и положил рукопись в ящик стола, надеясь позже ее переработать и опубликовать как раздел книги, которая должна была называться «Индейцы». Но постепенно первоначальный импульс стал ослабевать и мой проект понемногу отошел в ту обширную область забвения, где находят приют все неоформившиеся и недоношенные творения. И вдруг издатель запросил у меня рукопись о Тараумаре, после того как прочел несколько отрывков, опубликованных в приложении к газете «Новедадес». Сейчас, когда я перечитываю забытую рукопись, во мне оживают воспоминания об этом путешествии и заодно то настроение, которое побудило меня взяться за другую работу и отказаться от мысли о книге, которой я уже посвятил много времени, преодолев немало препятствий.
В 1957 году из-за провала моей книги «Ки, или Трагедия одного народа и одного растения»[1]— провала совершенно очевидного — я пришел к мысли, что писать подобные книги бесполезно. Четыре месяца провел я на полуострове Юкатан[2], чтобы собрать материал, и около трех лет затратил на то, чтобы написать книгу. А что это дало? Если не считать нескольких обычных благосклонных рецензий и небольшого скандала, не вышедшего за пределы Юкатана, вернее, за круг тех 300 читателей, которые купили книгу, она провалилась в бездну забвения. О ней не узнали ни агрономы, ни экономисты, ни крупные писатели, а главное, ее игнорировали центральные и местные власти, к компетенции которых относилось проведение аграрной реформы на Юкатане.
Итак, мои усилия не внесли никаких перемен в участь 500 тысяч индейцев майя, чье существование в той или иной степени зависит от хенекена. Мошенники, которых я разоблачил, назвав по имени, с перепугу решили промолчать; владельцы установок по извлечению волокна написали несколько статей в защиту своих интересов, причем их статьи также канули в пустоту. Представители так называемой интеллигенции штата Юкатан поносили меня за то, что я присвоил себе право судить о их частных делах, а власти продолжали упорно проводить свои глупые, реакционные мероприятия, разоряя и деморализуя юкатанскую деревню.
Теперь моя книга занимает маленькое, укромное местечко на библиотечных полках и пыль покрывает ее своим меланхолическим саваном. Я не из тех, кто видит в книге панацею от всех наших бед, и отнюдь не считаю, что достаточно просидеть за письменным столом тысячу часов, чтобы исчезли несправедливость и заблуждения и ад превратился в рай. Но все же моя книга заслужила другую участь. Ведь это документ, основанный на опросе большого числа заинтересованных лиц, начиная от архиепископа и губернатора и кончая самым нищим членом эхидо. В ней дается серьезный анализ важной проблемы, а главное, разоблачается нелепое и преступное положение, парализующее производительные силы этого необычного края,— положение, обрекающее тысячи людей на беспросветную нищету.
«Ки» была задумана без претензий на литературную славу. Это репортаж, имеющий целью привлечь симпатии к группе мексиканцев, над которой тяготеет мрачный рок. Но эта цель не была достигнута, и полмиллйона индейцев майя продолжают умирать с голоду и отчаяния, подобно племенам тараумара, хуичоль или миштеки из штата Оахака.
Говорить об индейцах — это значит говорить о их эксплуататорах. К слову «индейцы» непременно добавляется что-нибудь еще: индейцы и хенекен, индейцы и леса, индейцы и обрабатываемые земли, индейцы и производство сомбреро, индейцы и их кустарные промыслы. Жизнь индейцев, придающая особый колорит нашей стране, никого всерьез не интересует, как не интересуют никого и разоблачения какого-то интеллигента. Между тем разоблачить тех, кто эксплуатирует индейцев,— это значит разоблачить преступников. Государство обязано их покарать, так же как оно карает пойманных полицией уголовников. В данном случае государство призвано выполнить более высокие функции, за которые несет ответственность перед историей. Разве не его обязанность защищать слабых и устранять все препятствия, мешающие трем миллионам мексиканцев жить по-человечески?
Естественно, что я стремлюсь извлечь урок из провала моей книги. Писателя не может удовлетворить роль человека, вопиющего в пустыне; ему неинтересно писать книги, проваливающиеся в пустоту. Нелепо также тратить силы только для того, чтобы оставить доказательство своего негодования. В Европе писатель может выполнять свою миссию, становясь выразителем чаяний недовольных, превращаясь в рупор инакомыслящих, и чувствовать удовлетворение. В Мексике это невозможно. Здесь, как и всюду, есть эксплуатируемые и эксплуататоры, но эксплуатируемые умирают от голода и борьба с этим не терпит отлагательства. В Мексике, как и везде, допускаются грубые ошибки и жестокая несправедливость, но эти ошибки и несправедливость мешают найти решение проблем, серьезно тормозящих развитие страны.
Разумеется, нельзя обвинить правительство в том, что оно полностью пренебрегает индейцами. Национальный индейский институт, во главе которого стоит Альфонсо Касо[3], один из крупнейших этнографов Америки,— образцовое учреждение. Но удовлетворить нужды индейцев, располагая бюджетом 13 миллионов песо (а раньше этот институт имел только 8 миллионов песо), значило бы сотворить чудо. В расходной части государственного бюджета на каждого мексиканца ассигнуется 116 песо в год, тогда как на мексиканского гражданина, называющегося индейцем, отпускается только 4 песо. Что это такое, как не грубая дискриминация, хотя некоторые правительственные чиновники и выдают себя за ревностных защитников индейцев?
Индейская проблема не относится к числу неразрешимых и не выходит за рамки экономических и административных возможностей, которыми располагает правительство. Что касается индейцев тараумара, то достаточно было бы предоставить им право распоряжаться их собственными землями и разрешить эксплуатировать принадлежащие им леса, чтобы раз и навсегда заложить крепкие основы прогресса. Но такое, казалось бы, простое решение наталкивается на непреодолимые препятствия. С 19 по 21 июня 1958 года в Крееле происходили заседания V съезда индейцев тараумара. Он представил тогдашнему кандидату на пост президента республики Адольфо Лопесу Матеосу петицию, в которой повторялись старые жалобы индейцев:
«Мы продолжаем страдать от разграбления наших земель».
«Мы не можем укрыться от произвола даже у своих очагов».
«У нас крадут наше жалкое имущество и скот».
«Не выполняется закон о минимальной заработной плате и о восьмичасовом рабочем дне».
«Многие представители местных властей, вместо того чтобы отстаивать наши права, покровительствуют тем, кто сгоняет нас с земли, жестоко с нами обращается, обманывает и обкрадывает нас».
«Мы хотим, чтобы к нам назначили честных начальников, которые сочувствовали бы нам и понимали наши нужды».
«Мы просим только одной справедивости».
Судя по этой трагической петиции, положение индейцев тараумара не слишком улучшилось с 1957 по 1960 год. Правда, миллионы, отнятые министерством земледелия, были в конце концов возвращены индейцам в 1958—1959 годах. Итак, им пришлось бороться в течение шести лет, чтобы вернуть свои собственные деньги [4]. В 1960 году им предоставили во владение некоторые земли в Гуачочи и Тоначи. Но не менее верно и то, что многие ходатайства о земле остаются замороженными в папках министерства земледелия более 20 лет.
Проблема разработки лесных богатств также не получила сколько-нибудь удовлетворительного решения. В качестве примера, характерного для всей сьерры, можно привести Куса- раре, где разрешение на эксплуатацию лесов дважды отбиралось назад, что означало возвращение к былой нищете. Остальным эхидо достается незначительная часть прибылей, извлекаемых лесопромышленными компаниями.
Итак, никакого подлинно революционного решения индейской проблемы не было, и это обстоятельство тяжело отражается не только на отдаленной, изолированной Тараумаре, но и на всех заселенных индейцами районах Мексики.
Бурные реки и водопады сьерры могут снабдить электроэнергией весь северо-запад Мексики; ее склоны покрыты сосновыми лесами, а недра таят богатейшие запасы полезных ископаемых. И вот в этом раю, с его нетронутыми природными ресурсами, 50 тысяч индейцев, одетых в жалкие рубища, обречены на голодное существование. Единственная возможность уйти от такой жизни — забыться в пьяном чаду или покончить с собой.
Помнится, как по возвращении в Чиуауа меня поражали самые обыденные бытовые сценки. Ведь я вернулся из страшного захолустья, где сильные и свирепые хищники преследовали и грабили людей простодушных и беззащитных. Вот почему меня трогали самые привычные картинки: влюбленные, нежно держащиеся за руки, друзья, мирно беседующие на улице или в кафе, дети играющие в скверах. Можно оставаться равнодушным к человеческим страданиям, но нельзя же быть тупоумным. Справедливость — это не только отвлеченное понятие, но и непременное условие прогресса. С одной стороны, — чабочи и их могучие союзники, с другой — солдаты маленькой лесной армии. Эти две неравные силы продолжают извечную трагическую борьбу. Нельзя спасти Мексику и сохранить ее достоинство, если этой борьбе не будет положен конец теми, кто стремится к возрождению нации и верит в него, а не человеконенавистниками, занятыми только приумножением своих богатств за счет чужого горя.
[1] См. библиотечку: «Vida у Pensamiento de México», Fondo de Cultura Económica.
[2] Основная часть полуострова Юкатан принадлежит Мексике. В его северо-восточной зоне тропического карста сосредоточены крупнейшие в мире плантации хенекена.— Прим. ред.
[3] С 1961 года этим институтом руководит этнограф Мигель Леон Портилья.— Прим. ред.
[4] Завершение этого запутанного дела весьма поучительно: когда бывшему министру земледелия и временному губернатору пришла в голову мысль создать так называемый Комитет морального, экономического и социального возрождения племени тараумара, то они справедливо полагали, что эта незаконная организация на что-нибудь пригодится. И они не ошиблись. Господин губернатор получил немалый доходец, а министр земледелия — деньги для предвыборной кампании. Под очень солидным предлогом, таким, как отмена разрешений на вырубку леса, в этот комитет приглашались лесопромышленники, которым предлагалось помочь деньгами и оборудованием в организации опытной зоологической станции на окраине Чиуауа. Но члены эхидо решили потребовать полного отчета. И, хотя все чиновники, принимавшие участие в этом деле, были очень честными людьми, доходы, полученные от продажи древесины из индейских лесов, находившихся в ведении комитета, пропали. Разумеется, теперь, наученные опытом Кусараре, индейцы не хотят, чтобы их обкрадывали, и поэтому отправили президенту письменную петицию. В этой петиции они потребовали, чтобы странный комитет, в состав которого входит один представитель министерства земледелия, отчитался в деньгах. Индейцы хотят получить назад реальные ценности, а не туманные обещания.