Глава шестая

Их одежда пропиталась влагой, а когда на рассвете мороз усилился, плащи обледенели и стали походить на кожаные панцири. Вместе с холодным серым рассветом, который медленно проник в долину, утихла метель и даже ветер почти совсем прекратился. Только тучи по-прежнему непроницаемой пеленой окутывали долину, тропу можно было различить не дальше, чем на расстоянии двух шагов, потом след ее терялся и пропадал.

Синчи, отупевший от бессонной ночи, проведенной на морозе в полной неподвижности, нажевавшийся листьев коки, с абсолютным равнодушием взирал на окутывающую их мглу. Однако, когда инка зашевелился и, стряхнув снег, набившийся в складки его плаща, приподнялся, Синчи тотчас же вскочил на ноги.

- Уже день. Веди! - проговорил ловчий таким спокойным тоном, словно эту ночь они провели в тепле и хорошо отдохнули.

- Слушаюсь, великий господин, - торопливо отозвался Синчи и двинулся в путь.

Вначале он шел медленно, время от времени оглядываясь на своего спутника, словно сомневаясь, способен ли инка продолжать путь. Однако, убедившись, что ловчий не отстает и даже, наоборот, подгоняет его, Синчи устремился вперед своей легкой походкой горца.

Скорее чисто инстинктивно он угадывал дорогу среди валунов, скользких от тающей наледи, нередко предательски неустойчивых, срывавшихся вниз при малейшем прикосновении. Ручей, который служил для них ориентиром накануне, куда-то пропал, и они даже не успели заметить его исчезновения. Ни один знак не указывал теперь, где проходит тропа.

Но, несмотря на все это, несмотря на непроницаемые тучи, ползущие по склону горы, Синчи не утратил ориентировки, и час спустя они достигли перевала. Путники скорее ощутили, нежели увидели его, узнали по более сильному и теплому ветру, который внезапно ударил им в лицо. Туман клубился, полз по перевалу, ни на минуту не редея, и по-прежнему плотной завесой закрывал дорогу.

"Может, это и к лучшему, - лениво подумал Синчи. - Ловчий не привык к нашим горам. А идти по этой тропе опасно. Она годится разве что для гуанако. Пусть уж он лучше ничего не видит".

Синчи отчетливо представил себе предстоящий переход. Узкий карниз, местами едва заметный, покатый и скользкий от постоянно покрывающей его корки льда. С одной стороны отвесная стена, с другой - пропасть, кажущаяся бездонной. Внизу часто кружат кондоры... Не менее двух часов надо пробираться по этой тропе. Потом круто взять вверх, зато по более удобной дороге. Затем второй перевал, а дальше все вниз и вниз вплоть до Силустани. Когда вершины гор свободны от туч, то со второго перевала видна крепость. Она, словно гнездо кондора, висит на выступе скалы, господствующей над двумя сходящимися там долинами.

- Может быть, передохнем здесь, великий господин? - спросил Синчи, однако инка отрицательно покачал головой.

- Нет, идем дальше. Отдохнем в Силустани.

- Это далеко. Дорога очень тяжелая, - отважился прошептать бегун

- Неважно. Веди!

- Будет так, как ты повелеваешь, великий господин. Однако соблаговоли следовать за мною и делать то же, что и я. Идти надо тихо: духи гор не любят шума и часто обрушивают лавины.

- Знаю. Веди!

Они шли медленно, потому что дорога была небезопасна даже для жителя гор. Во многих местах приходилось цепляться руками за едва различимые выступы в скале, осторожно нащупывая ногами чуть заметный узкий карниз.

В какой-то момент мертвую тишину долины, оставшейся позади, нарушил внезапный, быстро нарастающий шорох, мягкий и вместе с тем тяжелый, не то вздох, не то шелест, перешедший в глухой грохот. Туманная завеса заколебалась, но так и не обнажила пропасти.

- Лавина, - в страхе зашептал Синчи, уцепившись за скалу. - Великий господин, духи гор разгневаны.

- Скорее благосклонны, ведь лавина прошла стороной. Вперед! безразличным тоном отозвался инка.

Они шли, вернее, ползли, цепляясь за отвесную скалу, потеряв всякий счет времени. День, вероятно, был уже в самом разгаре, однако солнце не могло прорвать серую пелену, я трудно было даже понять, где оно находится. Мгла по-прежнему закрывала все вокруг, словно в предрассветную пору.

В том месте, где карниз расширялся настолько, что можно было даже присесть, Синчи остановился.

- Самое страшное позади. Теперь будет легче. Может быть... может, пожевать немного листьев коки?

- Ты всегда жуешь листья коки? - с нескрываемым презрением спросил инка. - Не можешь без этого жить?

- Нет, нет, - живо запротестовал Синчи. Он вспомнил о своих раздумьях, однако постыдился рассказать инке об этом. - Я не люблю коку. Хотя все часки жуют ее. Гонцу нужна выносливость, приходится бегать ночами, в мороз... Но я не жую коки.

- Это твое дело! - коротко оборвал его Кахид

- А ты, великий господин? Ты не привык к нашим горам, а листья коки придают силы...

Он смутился, встретив холодный, бесстрастный взгляд ловчего, и поспешно спрятал в сумку связку листьев.

Кахид присел на каменный выступ. Отдыхая, он сосредоточенно думал. Верно учат жрецы: не следует объяснять простому народу, покоренным племенам, когда кока - это благословение богов, а когда - несчастье. Пусть себе жуют листья, пусть будут послушны, пусть трудятся в поте лица.

Внезапно Синчи вскочил и схватился за дротик. На склоне горы в серой клубящейся мгле что-то зашуршало.

На мгновение воцарилась напряженная, ничем не нарушаемая тишина, наконец на самом краю пропасти, почти рядом с путниками послышались топот, свист, фырканье и тотчас же замерли, растаяв во мгле.

- Что это было? - спокойно спросил Кахид.

- Вигони, великий господин! - Синчи от волнения забыл о своем страхе перед лавиной и уже громко продолжал: - По тропе шли вигони! А это значит, что буря миновала и скоро подует теплый ветер! Охота будет удачной, великий господин.

- Все должно быть удачным, все, что делается по велению сына Солнца, торжественно ответил ловчий.

Прежде чем они достигли второго перевала, туман поредел, приобрел золотистый оттенок и рассеялся, обнажив уступы скал. Теперь отчетливо видна была пропасть, обрывающаяся у их ног. Наконец туман исчез окончательно, словно отдернули занавес. Только вдали над первым перевалом еще тянулись легкие, тающие облака.

Синчи обернулся, смерил взглядом пропасть и узкую тропку, по которой они прошли, и покачал головой.

- Хорошо, великий господин, что тучи скрывали это от наших глаз. Страшная дорога.

Инка равнодушно пожал плечами.

- Ты думаешь, я испугался бы? Или, по-твоему, я не знал глубину этой пропасти?

- Ты все знал, великий господин.

- Разумеется. Разве ты не заметил, что я несколько раз бросал в пропасть камни? Они мне сказали, насколько она глубока.

- Я видел, великий господин, но подумал, что эти камни - твои уаки.

- Разве камни или звери еще где-нибудь почитаются как божество? - Инка испытующе поглядел на бегуна. - Отвечай, что тебе известно об этом?

- О да, великий господин. В долине за Силустани обитает племя, которое почитает кондора. Для них каждое перо этой птицы - святыня, уака.

- Племя? - инка слегка поморщился, и Синчи тотчас же поправился.

- По велению великого инки Пачакути это теперь обычное селение. Но они по-прежнему поклоняются кондору.

- Хм, а что тебе известно о тех, что поклоняются камням? Есть ли такие в этих горах?

- Вероятно, есть, но мне не доводилось встречать их. Они далеко, над Уальяго. Их боги - камни, похожие на зверей.

Ловчий что-то буркнул в ответ, из чего Синчи разобрал лишь одно слово "Капакабоне", и молча двинулся в путь.

Синчи даже и не догадывался, о каких важных вещах он заговорил. Борьбу с остатками прежних культов, как, например, с обожествлением камней, особенно распространенным в Капакабоне над озером Титикака, жрецы официального культа Солнца считали задачей первостепенной важности, и в этой борьбе они ни перед чем не останавливались. Когда слова, сказанные Синчи, достигнут ушей высших жрецов, половина жителей из окрестностей Уальяго будет тотчас же переброшена в другой конец страны, и там они, как переселенцы, смешаются с чужими племенами.

Путники устроили короткую стоянку только на втором перевале и подкрепились сушеным мясом. Воздух стал прозрачным, точно его омыло предрассветным туманом, и с высоты, на которой они находились, открывался великолепный вид на город.

Силустани вырисовывалась уже достаточно отчетливо. Крепость и город находились на плоской вершине скалы, на вытянутом отроге основного хребта, высоко вздымаясь над долиной. Река у подножия скалы образовывала крутой изгиб, отступая перед твердостью гранита.

Солнце уже поднялось над горными вершинами, и в прозрачном воздухе отчетливо виднелись дома, стены, массивные круглые башни и единственные ворота у обрывистого склона горы.

- Говори! - коротко приказал Кахид, вытаскивая из сумки свое узелковое письмо и принимаясь медленно и тщательно перебирать его пальцами.

Синчи глядел на него с удивлением.

- О чем ты хочешь знать, великий господин?

- Говори все, что знаешь. Называй каждый дом. Тебе, видимо, знаком этот город.

- О, конечно, великий господин. Вон то высокое здание с новой светлой крышей - храм Солнца. Эта долина славится своим плодородием, здесь много жителей, поэтому храм этот очень богат.

Пальцы инки задержались на каком-то узелке. Он кивнул головой.

- А там, у края, в саду, белое здание - это дворец самого сына Солнца Уайны-Капака. Он побывал здесь однажды, будучи еще совсем молодым. Он почтил своим выбором трех женщин. Одна была местной жительницей, две другие - девы Солнца. Потом они жили в этом дворце в почете вплоть до того, когда пришло известие, что сын Солнца отошел к престолу самого Инти. Тогда они покончили с собой, как повелевает обычай. Бросились со скалы. И все дворцовые слуги и сам камайок, который тут правил, совершили то же самое. Потом жрецы сделали из их тел мумии и поместили их при входе во дворец. Туда закрыт доступ для всех, а дворец с его сокровищами, как и велит закон, ожидает возвращения духа великого властелина.

Кахид молчал, он бросил лишь быстрый внимательный взгляд на гонца. Он то знал, что женщины не хотели умирать, однако, опьяненные отваром из листьев коки, покорно бросились со скалы. Рука инки, лежавшая на воинской сумке, сжалась, нащупав связку листьев. Отличный способ, замечательный помощник правителей! Народ одурманивают, и он пребывает в послушании. Он не жаждет ни перемен, ни свободы... не бунтует. В этих листьях народ черпает силы для того, чтобы выполнить приказы и даже удивительную выдержку, необходимую для того, чтобы выстоять в трудный момент.

Он нахмурился. Некоторые жрецы, даже из числа самых мудрых, доказывают, что народ от листьев коки становится тупым, неповоротливым, что меньше рождается детей, что продолжительность человеческой жизни сокращается Глупости. Простого люда из покоренных племен не убывает, а то, что нет стариков, так это к лучшему. Воин же, воспитанный в полном послушании за время долголетней службы, на которую его забирают еще подростком, беспрекословно повинуется приказам своих начальников до самой смерти. Когда силы у него на исходе - его поддержат листья коки. В мужестве и жертвенности по приказу никогда не было недостатка. Так нужно. Покоренные должны работать, и это к лучшему, что они не размышляют.

Он обратился к Синчи:

- Рассказывай дальше!

- А то второе строение - из больших камней - это склад. Дальше, у стен крепости, дом кузнеца, который кует оружие. Рудники вон там, - он показал рукою на одну из окрестных долин. Крепость на недоступной скале преграждала дорогу к ним.

Инка кивнул.

- Пошли. До вечера мне надо быть в Силустани