Гонсало Герреро в хрониках Индий
Университет Висконсин-Милуоки
Discussion Paper No. 87, Январь 1992
| Sos un fantasma, guerrerito... te inventaron los indios.... Te inventó Jerónimo de Aguilar... (Буэнавентура 267). |
Гонсало Герреро, считающийся первым конкистадором, принявшим культуру народа, которого испанцы собирались покорить, стал почти мифической личностью в современной латиноамериканской литературе.2 Он считается не только символом культуры, возникшей после испано-индейского столкновения, но и символом сопротивления конкисты. Герреро был одним из тех немногочисленных испанцев, которые непосредственно контактировали с индейскими культурами на раннем этапе соприкосновения культур. Потерпев кораблекрушение возле берегов Ямайки, он попал на Юкатан в 1511 году. Когда Эрнан Кортес высадился на полуостров в 1519 году, то, как об этом сообщается, он предложил ему присоединиться к его экспедиции, но Герреро отказался вернуться к испанцам. В 1528 году он опять отказался присоединиться к испанцам, на этот раз к экспедиции Франсиско де Монтехо, целью которой было покорение испанцами Юкатана. Хотя ранние историки приписывают Герреро руководство майяским сопротивлением испанскому завоеванию, в ранних хрониках имя Герерро не упоминается в описаниях битв, а звучит лишь в общем контексте упоминания Юкатана и потребности экспедиций Кортеса и Франсиско де Монтехо в переводчике. С тех пор как жизнь Герреро не была в центре внимания тех рассказов, историки упоминали о нём лишь вкратце и всегда в негативном аспекте. Хотя современная латиноамериканская художественная литература пересмотрела образ Герреро в лучшую сторону, факты, представленные историками в ранних хрониках, позволяют нам лучше понять ситуацию. Эти источники, однако, пронизаны несоответствиями, которые могут быть отчасти объяснены тем, что читатель в 20 веке читает тексты с другим набором ожиданий и допущений, касательно написанной истории. Эта статья анализирует эти несоответствия и предполагает, что мотивы, сопровождающие конкисту (необходимость предъявления заявки-требования на земли, потребность в переводчиках, желание доказательства короне, что новая территория незыблемо находится под испанским правлением, и др.) отражаются на описании, характеристике Гонсало и, в конечном счете, «факт» Герреро подвергается суровому испытанию в хрониках Индий.
Пустота, метания и историографическая теория.
Описания жизни Герреро отрывочны и пронизаны несоответствиями, потому что он сам никогда не рассказывал свою историю.3 Герреро является Годо-подобным персонажем [см. «В ожидании Годо», Самюэль Беккет], который сам непосредственно читателю ничего не говорит. У него нет текстового онтологического присутствия, как у Альвара Нуньеса Кабеса де Вака, который подвергся подобным суровым испытаниям, но был способен рассказать об этом в письме. Из-за отсутствия описаний от первого лица возникают проблемы, на которых фокусирует внимание пост-структурная историографическая теория: отсутствие «правдивого» исторического источника; тот факт, что «история» создана лишь на основе доминирующего умозаключения; тот факт, что вся «история», в конечном счете, лишь текст, который отличается от вымысла только лишь априорным ожиданием достоверности как самим читателем, так и написавшим текст.4 Вся речь, которой придерживается позиция пост-структуралистов, является «тюрьмой», в которой возможен лишь проблеск истины. В современной перспективе любой проблеск «истины» о Герреро может быть построен лишь на сравнении писаний о нём. Хроники о Герреро стали самоотражающимися, потому что дискуссии на эту тему лишь приводят к пустоте, заполненной мнениями писателей о нём.
Устанавливая требование.
Некоторые хроники заставляют нас поверить в то, что Кортес был движим альтруизмом в своём решении спасти испанцев, проживавших на территории близкой к мысу Каточе в 1519 году.5 Непонятно как Кортес узнал о живущих на Юкатане испанцах – ответы на этот вопрос в различных источниках не совпадают. Согласно Берналь Диасу дель Кастильо они впервые услышали о Кастильских пленниках в Кампече (западный Юкатан) во время первой экспедиции Франсиско Эрнандеса де Кордовы в 1517 году. Майя спросили у испанцев пришли ли они с востока, повторяя слово «Кастилан». Это была предположительно ссылка на уцелевших испанцев, проживающих на Юкатане. Согласно Гонсало Фернандесу де Овьедо, Диего Веласкес проинструктировал Кортеса, чтобы тот поискал испанцев (BAE 120, 9).6 У Гомары, Франсиско Сервантеса де Саласара и Антонио де Эрреры первое упоминание о пленниках появляется лишь по прибытии Кортеса на Косумель (Cervantes 111 [Tozzer 233],7 Herrera y Tordesillas 317).
Очень возможно, что различия по времени упоминания Герреро и Агиляра связаны с установлением права на территории. Кортес сам пошёл против Диего Веласкеса и взял командование экспедицией в свои руки. Герреро и Агиляр могли предъявить претензии на эти территории, будучи первыми испанцами, ступившими на эту землю. Следовательно, у Веласкеса не было прав на эти территории, и экспедиция Кортеса была на законном основании независима от губернатора. Кортес в своём первом письме королю пишет: «Y es de saber que los primeros descubridores de la dicha tierra fueron otros [т.е. Герреро и его соучастники] y no el dicho Diego Velázquez....» (3). [«Да будет известно, что первыми открывателями тех земель являлись другие люди, а не упомянутый Диего Веласкес»].8 Кто бы ни привёл Герреро и Агиляра в свой лагерь, тот человек, тем самым, имел бы реальные права на эти территории, или, как минимум, доказал бы необоснованность претензий на эти земли Диего Веласкеса.
О конкисте и языке.
Анализируя источники, становится ясно, что испанцы были менее всего заинтересованы в установлении связей и общению с местными жителями разве что только для получения информации, которая необходима им для их проекта колонизации. Если бы Кортес и Монтехо говорили на местных языках, то таких имён как Герреро, донья Марина, Агиляр, Мельчор и Хулиан не было бы в хрониках. Хотя семантический контекст, в котором появляется имя Герреро, предполагает, что его упоминание в текстах является побочным продуктом желания испанцев к общению (потому что общение с местными жителями и конкиста тесно связаны друг с другом), потребность в переводчике больше отражает решение о конкисте, нежели о налаживании связей с другой культурой. У Кортеса уже было два переводчика – Мельчор и Хулиан – оба - майя, похищенные Франсиско Эрнандесом де Кордовой во время первой испанской экспедиции к Юкатану. Но Кортесу были нужны испанцы, которым он мог доверять – испанцы никогда не доверяли местному населению. Кортес не доверял и Мельчору, и Хулиану – испанцы считали, что те убегут при первой же возможности. Эррера утверждает, что Кортес, нуждавшийся в «языках» для помощи в конкисте, отправил за Агиляром и Герреро после того, как услышал о них от местных жителей (317) – эту точку зрения поддерживает Мартинес Марин. Таким образом, имена Герреро и Агиляра появляются в текстах из-за того, что Кортесу и Монтехо потребовались испанцы, говорящие на местных языках, не только для того, чтобы переводить requerimiento (требование – исп.). Кроме того, конкистадоры, будучи несведущими в географии территории майя, нуждались в проводниках. Поэтому переводчик был необходим на земле как лоцман в море (Lafaye 78).
Сообщения о Герреро появляются в письмах: одно было отправлено ему Кортесом в 1519 году, а другое – Франсиско де Монтехо в 1528 году. Гомара пишет, что с острова Косумель Кортес отправил пленникам письмо, спрятанное в волосах посыльного, в котором он сообщает им о своём прибытии и призывает их примкнуть к его экспедиции «без промедления и оправдания» (29). С острова Косумель он отправил 2 корабля на север к Шаманхе (Xamanha) вместе с 20 солдатами (Гомара говорит о 50) для спасения пленников. Кортес, согласно Диасу дель Кастильо, проинструктировал своих людей ожидать пленников 8 дней, хотя Сервантес и Гомара утверждают, что корабли должны были ждать 6 дней, но солдаты решили подождать ещё 2 дня. Судна ждали пленников, но не получив ни весточки как от пленников, так и от посыльных, отправились в обратный путь. По Диасу дель Кастильо, Кортес на следующий же день отплыл от острова Косумель, но был вынужден вернуться и починить один из своих кораблей. Согласно Гомара и Сервантеса, вернуться на остров Косумель Кортеса заставила плохая погода. В любом случае, в хрониках звучит мысль, что судьба сыграла свою роль в спасении пленника. Херонимо де Агиляр вместе с четырьмя майя добрался до экспедиции Кортеса на острове Косумель. Тогда Агиляр и рассказал Кортесу свою и Герреровскую историю, начиная с момента кораблекрушения в 1511 году. До этой даты хроники не упоминают имён Агиляра и Герреро.
Предполагается, что Франсиско де Монтехо тоже написал Герреро письмо. 8 декабря 1526 года Аделантадо получил от короны разрешение на исследование, покорение и колонизацию «островов» Косумель и Юкатан. Когда, наконец, Монтехо прибыл в Четумаль (территорию Герреро) в 1528 году, после того как исследовал восточное и северо-восточное побережье полуострова, он пленил нескольких людей, которые сообщили ему, что «странный испанский моряк-ренегат, Гонсало Герреро, служит сейчас у правителя Четумаля в качестве военачальника» (Чемберлейн, Yucatan 61). Монтехо, зная как был полезен Херонимо де Агиляр для Кортеса во время конкисты Мехико-Теночтитлана, захотел, чтобы Герреро сыграл ту же роль во время конкисты Юкатана. Так он решил завербовать Герреро во время конкисты провинции и, как Кортес до него, целенаправленно отправил ему письмо:
|
Гонсало, брат мой и особый друг. Считаю это своей доброй удачей, что я прибыл сюда и услышал о Вас от предъявителя этого письма, [через кого] я могу напомнить Вам, что Вы христианин, чьи грехи искуплены кровью Иисуса Христа, или Спасителя, кому я воздаю, и Вы должны воздать благодарности много раз. У Вас есть отличная возможность для службы Богу и Императору, нашему Господину, в усмирении и крещении этих людей и, более того, [возможность] оставить свои грехи позади, с милосердия Бога, и обрести почёт и выгоду для себя. Я буду для Вас очень хорошим другом в этом случае и с Вами будут очень хорошо обращаться. Итак, я заклинаю Вас не позволить дьяволу повлиять на Вас не делать то, что я говорю, так чтобы он не завладел Вами навсегда. От имени его величества, я обещаю Вам сделать всё очень хорошо для Вас и полностью выполнить то, о чём говорил. Со своей стороны, как благородный дворянин, я даю Вам своё слово и ручаюсь своей верой, что выполню все данные мной Вам обещания хорошо без каких либо оговорок, покровительствуя и уважая Вас, и сделаю Вас одним из своих главных людей и одним из самых избранных и любимых групп в этой части. Поэтому [я прошу] Вас прийти на этот корабль, или к побережью, без промедления, чтобы сделать то, о чём я говорил и помочь мне довести это до конца, путём предоставления консультации и своего мнения, которое кажется наиболее подходящим (Фернандес де Овьедо BAE 119, 404; перевод Чемберлейна, Yucatán 62). |
Герреро решил не присоединяться к Монтехо. Кусочком древесного угля он быстро и небрежно написал на оборотной стороне письма Монтехо следующее: «Господин, я целую Ваши милосердные руки: т.к. я раб, у меня нет свободы, хотя я женат и у меня есть жена и дети, и я помню Бога; и Вы, господин, и испанцы в моём лице имеют очень хорошего друга» (Фернандес де Овьедо BAE 119, 405) [перевод автора статьи].
Адаптация к чужой культуре и предательство.
У Диаса дель Кастильо говорится - Агиляр сказал Кортесу, что после получения его письма он поговорил с Герреро о присоединении к испанцам, но Герреро отказался, аргументируя это тем, что он сейчас женат и у него 3 детей. Он утверждал, что он господин и капитан на войне и его волновало, что испанцы подумают о нём сейчас, когда его лицо татуировано, а уши проколоты. «Посмотри как прекрасны мои дети», добавил он (Диас дель Кастильо 44). Диас дель Кастильо даже цитирует разговор с женой Герреро. Она жестко критикует «раба» за попытку переманивания её мужа. Агиляр по версии Диаса дель Кастильо тогда сказал Герреро вспомнить, что он христианин и что он не должен терять свою душу из-за «индейской женщины». Он добавил, что если Герреро отказывается покинуть свою семью, то тогда он должен взять её с собой. Герреро всё же не обратил внимания на предостережение и отказался от предложения.
В самих хрониках существует расхождение относительно разговора между ними. По Диасу дель Кастильо Агиляр говорил с Герреро лично. Гомара же пишет, что Агиляр лишь послал Герреро записку, но не утверждает, ждал ли он ответа. Со слов Кортеса, Агиляр сказал ему, что связаться с другими оставшимися в живых испанцами невозможно в виду того, что они разбросаны по очень большой территории (Мартинес Марин 407). Ланда просто пишет, что Агиляр сказал Кортесу о том, что за столь короткий срок он не смог войти в контакт с Герреро.
Разговор Агиляра, который предположительно мог произойти с Герреро, зависит от физического месторасположения Герреро ко времени прибытия Кортеса к острову Косумель. Однако, даже месторасположение Герреро спорно. По Бенкрофту, Герреро был продан правителю Четумаля. Четумаль, по оценке Агиляра, располагался «более чем в 80 лигах» или
| Я отправил ему Ваше любезное письмо и попросил его через переводчика прибыть, как только появится такая возможность, и я впустую прождал его, затратив больше времени, чем хотел. Он не пришёл и я думаю из-за стыда, потому что у него ноздри, губы и уши проколоты, а лицо разрисовано (pintado) и руки татуированы (labradas) согласно местному обычаю, по которому только храбрецам дозволено татуировать руки. Несомненно, я считаю, он не пришёл из-за совершенного им греха с женщиной и любви к его детям (Тоззер 236). |
Возникают два возможных объяснения неприсоединения Герреро к испанцам. Первое, Агиляр сам плохо знал местность. Диас дель Кастильо утверждает, что Агиляр «no había salido sino hasta cuatro leguas» [«он не выходил дальше 4 лиг»]. Не представляя насколько далеко Четумаль от Шаманхи, после того как он отправил Герреро письмо Кортеса, он предположил, что у того было достаточно времени, чтобы присоединиться к экспедиции. Когда Гонсало не прибыл, Агиляр просто решил, что тот не захотел сделать этого. Второе, более возможное объяснение, Агиляр, чувствуя раскаяние за то, что не дождался Герреро, просто оправдал свои действия выдумкой, что Гонсало не захотел бы прийти в любом случае из-за того, мол, что у него сейчас семья и его тело татуировано.
Убеждения Агиляра относительно неприсоединения Герреро к экспедиции воссоздано в повествовательной форме Диасом дель Кастильо в диалоге между ними, которого на самом деле не было. Диас дель Кастильо выдумал этот разговор. В «Historia verdadera de la conquista de
Недавняя историографическая теория поддерживает моё предположение о том, что разговор был придуман Диасом дель Кастильо. В древние времена, пишет Поль Рикёр, соблюдалось не достоверность, а условие правдоподобия:
| Ради правого дела древние историки без колебания вкладывали в уста своих героев выдуманные разговоры, достоверность которых документами не гарантировалась, они могли быть лишь правдоподобными. Современные историки больше не позволяют себе такие причудливые вторжения в историю (186). |
Очевидно, это утверждение применимо и к выдуманному Диасом дель Кастильо разговору между Агиляром и Герреро. Возникают противоречия относительно этого разговора, потому что современный читатель воспринимает Агиляр-Герреровский диалог в летописи Диаса дель Кастильо дословно, а не как риторическое построение, дозволенное историографией того времени.
После того как Герреро отказался присоединиться к испанцам, на него повесили ярлык предателя, что привело к моральному осуждению хроникерами его поступка. В исторических летописях на Гонсало Герреро лежит клеймо «изменника», «ренегата», «предателя», сомнительной личности, грешника, «согрешившего» с майяской женой и «низкого христианина». Диего де Ланда называет его «шипом на спине испанцев». Антонио Солис пишет: «мы не можем найти подобного злобного отношения к другим испанцам, участникам конкисты; он, конечно же, не заслужил такой памяти о себе» (цитируется Мартинесом Марин 409). Некоторые хроникеры как Диас дель Кастильо даже изменяют факты, чтобы они были подстроены под их восприятие фигуры Герреро. Диас дель Кастильо пишет, что после того как Херонимо де Агиляр рассказал Кортесу об отказе Герреро присоединиться к испанцам, Кортес сказал: «En verdad que le querría haber a las manos porque jamás será bueno» (Диас дель Кастильо 47) [«Истинно я хотел бы, чтобы он был со мной, потому что он не будет хорошим»]. По версии Когольюдо Кортес сказал: «En verdad, que le querría aver à las manos, porque jamás serà bueno dexarsele» (Когольюдо 28) [«Истинно, я хотел бы, чтобы он был со мной, потому что ничего хорошего, от того что он останется, не будет»]. Так, Кортес не стал морально осуждать Герреро, он просто указал, что со стратегической точки зрения Герреро мог стать чрезвычайно сильным фактором, угрожающим колонизации. Когольюдо далее развивает мнение о словах Кортеса: «Y sin duda no se engañó, porque quizá vivía, cuando después vinieron los Españoles á conquistarlos, y los hallaron tan feroces, y guerreros...» (Когольюдо 28) [«И он, возможно, был прав, потому что, возможно, он был жив, когда позже пришли испанцы, чтобы покорить их и встретили их такими жестокими и воинственно настроенными…»].
Фернандес де Овьедо придерживается тех же негативных взглядов о Гонсало. Он пишет, что Герреро был «дьявольской личностью», и воспитали его «низкие и подлые люди». В дальнейшем он приходит к заключению, что Герреро «будучи низкого происхождения и, предположительно, не будучи христианином», возможно, не был в достаточной степени обучен Святой Католической верой (BAE 119 404-405). Овьедо, не утверждая этого напрямую, объясняет Герреровское «обручение» с майяской культурой тем, что он, мол, новообращенный еврей. Мы должны напомнить, что в 1492 году королева Изабелла изгнала всех не сменивших веру евреев с испанских земель. Расовое предубеждение передалось также и Чемберлейну, который перевёл Овьедовское «mal cristiano» не как «плохой христианин», а как «низкий христианин». Слово «низкий» выступает антонимом слова «высокий», которое в данном случае означает «истинный» христианин, т.е. не новообращенный в католицизм. Герреро согрешил только потому, что он отказался покинуть жену и детей, и потому, что уважал и защищал культуру, в которой решил жить далее.
По иронии, Герреро не был единственным человеком, пострадавшим от такой культурной трансформации. Херонимо де Агиляр также оказался настолько сильно вовлечён в местную майяскую культуру, что перестал хорошо разговаривать по-испански, не мог принимать испанскую пищу, а также одевался и вёл себя как майя, да так, что люди Кортеса не распознали в нём испанца. Когда Кортес обратился к нему, Агиляр преклонился по-индейски. Агиляр прожил с майя так долго, что потерял ощущение времени. Когда Кортес дал ему одежду, согласно некоторых источников непосредственно со своего плеча, «Агиляр не узрел в этом большой чести, т.к. он так долго по традиции ходил голым, что не мог носить одежду, в которую Кортес одел его» (Тоззер 236). Кортес распорядился насчёт еды для Агиляра, но заметил, что тот очень мало ест и пьёт. Когда Кортес спросил его почему, Агиляр ответил, что он так долго ел местную («индейскую») пищу, что «его желудок может отвергнуть испанскую пищу, но, хотя для желудка эта еда яд, то небольшое количество, которое он употребил, не причинит ему вреда» (Тоззер 235-236).
Но Агиляр смог заново вписать себя в испанскую норму жизни, что подтвердило его религиозную и культурную «чистоту» во время жизни среди майя. Когда Агиляр в первый раз появился перед Кортесом, он подчёркнуто спросил был ли тот день средой, выделяя его слежение за временем с целью соблюдения религиозных праздников. Правда почти нигде не встречается упоминаний о том, что его расчёты оказались неверными, так, согласно Тоззеру, он присоединился к Кортесу в «первое воскресенье великого поста» (235).9 Кроме того, Агиляр подчёркивал тот факт, что в отличие от Герреро, он оставался неженатым. Сервантес де Саласар рассказывает об эпизоде, который напоминает читателям искушение Христа. Хозяин Агиляра однажды проверил его, попросив одну молодую женщину совратить его. По словам Мартинеса Марин, эта женщина была дочерью касика. Агиляр вырос в глазах хозяина после того как женщина не смогла совратить его. После того эпизода касик стал доверять ему в домашнем хозяйстве.
Хотя, на первый взгляд безбрачие имеет религиозную подоплёку и любой верующий человек в той ситуации должен был соблюсти его, в контексте дискуссии о культуре «чистота» не только ассоциировалась с религией, но и с культурной составляющей. Испанская культура была приравнена к католицизму; есть множество примеров в летописях, где местному индейскому народу навешивался ярлык «неверных/язычников». Герреро, например, обвиняют в совершении «греха» с женой. Письмо Монтехо также приравнивает к греху и жизнь среди майя. Он напоминает Герреро, что он «христианин» и, что он не должен быть подвержен влиянию дьявола. Отмечая свой целибат, Агиляр говорит Кортесу, что только его тело изменилось, а не душа. Агиляр, таким образом, противоречит представлению о том, что религия и культура идут рука об руку; он был живым подтверждением того, что хотя его внешнее проявление было майяским, его вера всё ещё оставалась католической.
Раз уж однажды Герреро был помечен как предатель, то теперь легко сделать его и ответственным за проблемы, с которыми испанцы столкнулись при покорении территории. Гонсало Герреро обвиняется в вооружённом сопротивлении майя начиная с прибытия Франсиско Эрнандеса де Кордовы в 1517 году и до самой своей смерти в 1536 году (Тоззер 8). Хотя нет никаких записей факта Герреровских советов майя, большинство историков верит, что он сыграл определённую роль в военных советах против испанцев. Согласно Агиляру, Герреро стал капитаном и обладал большим уважением в качестве воина. Чемберлейн пишет, что «… это почти точно, что касик Четумаля с Герреро в качестве правой руки был лидером оппозиции, сформированной из объединённых провинций Уайамиль-Четумаль» (Yucatán 116). Тоззер также думает, «что Герреро в основном был ответственен за постоянные затруднения с которыми сталкивался Алонсо де Авила на юго-западе…» (8).
Диас дель Кастильо также пишет, что Герреро был ответственен за поражения первых исследователей, которым майя оказывали сопротивления как на мысе Каточе на северо-востоке Юкатана, так и в Чампотоне на юго-западе полуострова. Таким образом, все эти источники указывают на влияние Герреро на территории современных Юкатана, Белиза, Гватемалы и Гондураса.
Роль Герреро является по большей части спекуляцией. Более вероятно, что самым лёгким путём объяснения испанцами такого серьёзного майяского сопротивления было обвинение в помощи со стороны одного из своих бывших солдат, но невероятно, чтобы влияние Гонсало распространялось на такую огромную территорию. Мартинес Марин даёт понять, что роль Герреро против Грихальвы и Эрнандеса де Кордовы могла быть выдумана историками после прочтения о роли Герреро в битвах против Монтехо и Алонсо де Авила во время их вторжения в Четумаль. Мартинес Марин ограничивает влияние Герреровских методов ведения войны территорией Четумаля (408).
Охраняемая территория и смерть.
Имя Герреро снова появляется в 1536 году в связи с конкистой и колонизацией Гонудара-Хигуэраса. Индейцы сжали силы Андреса де Сереседы (губернатора провинции) вокруг города Буэна Эсперанса. Историк Роберт С. Чемберлейн объясняет индейское недовольство жестоким обращением со стороны испанцев. Тяжёлые работы и порабощение сократило число людей среди местного населения; индейцы также уходили в те районы, куда испанцы ещё не добрались. Испанцы, зависящие от местного населения по части поставок пищи и различного рода обслуживания, были на грани ухода с территории. Чемберлейн утверждает, что Кичумба (Ciçumba), местный индейский вождь, воспользовался недовольством населения. К концу 1535 года или в начале 1536 года Кичумба запланировал атаковать колонию. Сереседа предотвратил атаку, захватив в плен и казнив некоторых вождей, хотя Кичумбы и не было среди них. Предполагается, что Гонсало Герреро с отборными воинами переплыл на пятидесяти каноэ Гондурасский залив для помощи собратьев-индейцев в Гондурасе-Хигуэрасе. Но он не смог прийти вовремя на помощь индейцам.
У Андреса де Сереседы было столько проблем в сдерживании восстаний, что в 1535 году он обратился к Педро де Альварадо за помощью. Альварадо прибыл из Гватемалы уже после того как испанцы решили 5 мая 1536 года покинуть колонию. Альварадо затем решил ударить по Кичумбе, лидеру индейского восстания, думая, что победа над ним принесёт испанцам контроль над всей территорией. Альварадо выдвинулся против Кичумбы вниз р.Улуа, схватил его и разогнал местную армию. Среди мёртвых, сражённых аркебузными пулями, был человек, которого предположительно считали Гонсало Герреро, «одетый в скудные индейские одежды и разрисованный в майяском стиле» (Чемберлейн, Honduras 57). В письме короне из Пуэрто де Кабальос (Puerto de Caballos) датируемом 14 августа 1536 года, Андрес де Сереседа сообщает, что Кичумба схвачен, а Герреро убит:
| Касик Кичумба заявил, что во время сражения, которое произошло внутри albarrada [укрепленный земляной вал – исп.] за день до этого испанский христианин по имени Гонсало Ароча (Gonzalo Aroça) был убит выстрелом из аркебузы. Он тот, кто жил среди индейцев провинции Юкатан 20 с лишним лет и, к тому же, тот, кто по их словам «разрушил» Аделантадо Монтехо. А когда провинция была покинута испанцами, он прибыл с флотилией в 50 каноэ на помощь жителям этой провинции, чтобы уничтожить тех из нас, кто был здесь. Это было около 5 или 6 месяцев до прибытия Аделантадо (Альварадо), к тому времени, когда я казнил некоторых касиков, о чём я упоминал выше, будучи информирован о коварном замысле, который они прикрывали мирными переговорами. Этот испанец, который был убит, был голым, его тело было разрисовано, и он носил индейские одежды… (цитируется Тоззером 8). |
Торговля между Четумалем и Гондурасом документально зафиксирована, поэтому вполне возможно Герреро и мог прийти на помощь Кичумбе в Гондурас. Таким образом, возможно Гонсало Ароча, которого, в конце концов, убили в Гондурасе, и Гонсало Герреро являются одним и тем же лицом. Но даже если мы предположим, что Ароча и Герреро один и тот же персонаж, возникают другие осложнения. Маловероятно, что испанцы могли распознать в Ароче, убитым аркебузной пулей, испанца. Кортес не смог распознать в Агиляре испанца ,когда тот наконец присоединился к экспедиции после восьмилетнего пребывания на Юкатане. Когда группа индейцев вместе с Агиляром прибыли на корабль, участники экспедиции тоже не смогли распознать его, т.к. он был одет как индеец. Диас дель Кастильо утверждает, что Агиляр плохо говорил по-испански «fuerza de la costumbre de hablar este otro idioma tantos años, y no el nuestro» (Когольюдо 25) [«Сила привычки общения на этом языке в течение многих лет, а не на нашем»]. У Арочи не было возможности говорить как у Агиляра. Вдобавок, в отличие от Агиляра, тело Арочи было разрисовано в стиле майяских воинов. Если уж Кортес не смог опознать в Агиляре испанца после восьмилетнего периода жизни на Юкатане, то маловероятно, что кто-либо мог распознать в Ароче испанца после тридцати пяти лет с момента кораблекрушения и его прибытия на Юкатан.
Ещё одно противоречие возникает, после того как мы узнаём, что о смерти Герреро уже было доложено до отчёта про Гондурас. В середине 1531 года в Четумаль прибывает Алонсо де Авила. «Он был сейчас, безусловно, на территории подвластной касику Четумаля, который под влиянием испанского ренегата Гонсало Герреро, выказывал сильную враждебность по отношению к испанцам во время их entrada (вторжение – исп.) на восточное побережье» (Чамберлейн, Yucatan 101). Он основал город Вилья Реал, распределил различные города в энкомьенды и раздал их своим людям. Де Авила планировал всю провинцию Четумаль подчинить своему влиянию. После пребывания на этой территории около 2 месяцев, де Авила узнал, что касик Четумаля собирает своих воинов у Чакитакиля (Chaquitaquil) для последующей атаки испанцев. Де Авила ударил первым и войско было разбито. Фернандес де Овьедо пишет, что Алонсо де Авила расспрашивал пленников о «bellaco mal cristiano» Герреро и ему было сказано, что тот теперь мёртв (Фернандес де Овьедо BAE 119, 414). Даже Тодоров в его книге «Покорение Америки» («The Conquest of America») указывает, что Герреро был убит в 1528 году.
Сереседа, со своей стороны, полагается на информацию о смерти Герреро, сообщённую ему вождём Кичумба. Схожие новости о смерти Герреро дошли до Монтехо в Юкатане после битвы у Чакитакиля в 1531 году, но Чемберлейн утверждает, что Аделантандо считал их ненадёжными, потому что сами новости исходили от майя. Зачем Сереседе легко принять на веру заверения Кичумбы, что человек убитый аркебузой и был Гонсало Герреро? Некоторые скрытые мотивы сыграли роль и, по моему мнению, Сереседа просто захотел проинформировать корону о том, что всякого рода сопротивление, включая то, которое пугало их больше всего, было устранено и Гондурас-Хигуэрас был под контролем.
"A Rose is a Rose is a Rose" (События как они есть)
Когда Роберт С. Чемберлейн пишет о письме Сереседы короне, в котором сообщает о смерти Герреро, он запросто меняет фамилию Гонсало, предполагая, что Гонсало Герреро из летописей и Гонсало Ароча из сообщения одно и то же лицо. Однако привычку замены фамилии Гонсало имел не только Чемберлейн. Все историки, кажется, согласны с именем Гонсало, хотя с фамилией такого согласия не наблюдается. Фернандес де Овьедо просто называет его «Gonzalo, marinero» и в указателе пишет только имя. Тоззер легко использует слово «marinero», удаляя запятую между Гонсало и «marinero», тем самым эффектно давая Гонсало фамилию, которую Фернандес де Овьедо никогда не использовал. Сервантес де Саласар цитирует свидетелей, которые сообщают, что «Fulano de Morales» (Сервантес 116) [«некто де Моралес» (Тоззер 236)] выжил вместе с Агиляром.
Вполне возможно, что настоящая фамилия Гонсало не Герреро. Агиляр говорит Кортесу: «quedé yo solo e un Gonzalo Guerrero, marinero...» (Сервантес де Саласар 116) [«Я один остался, и Гонсало Герреро, моряк…» (Тоззер 236)]. Таким образом, мы узнаём, что слово «marinero» [моряк] не относится к фамилии Гонсало, а является его родом деятельности. Диас дель Кастильо подтверждает это предположение, т.к. в его летописи Агиляр обращается к Герреро как к «человеку моря» (Диас дель Кастильо 47). Также возможно, что имя «Guerrero» [воин] претерпело схожие изменения и стало фамилией, поскольку Герреро был «военачальником» у майя.
Также возможно, что миф о Герреро охватил такую обширную территорию из-за того, что ему могли приписать деяния другого человека или даже группы лиц. Фернандес де Овьедо очень категорично отмечает, что когда Кортес приплыл в 1519 году, ещё пять испанцев, помимо Агиляра и Герреро, проживали в тех местах. Также возможно, что было два Гонсало на полуострове. Согласно большинству летописей Герреро родился в Пуэрто де Палосе [порт Палос] в Испании, но Фернандес де Овьедо утверждает, что Герреро «era del condado de Niebla» [«был из графства Ниебла»] (BAE 119, 404-405). Из всех различных фамилий, озвученных в различных источниках (де Моралес, Ароча, Маринеро, Герреро), «marinero» и «guerrero» на самом деле могли быть применимы в описании всех испанцев того времени, т.к. все они были солдатами, прибывшими по морю. Если среди майя находилось два Гонсало и оба были также воинами, то обе фамилии также могли быть применимы к ним. Объяснить фамилии Ароча и Моралес невозможно, т.к. они не ассоциируются с родом занятий. Также у нас есть два свидетельства о двух различных испанцах, убитых в бою: один убит у Чакитакиля в 1531 году, а другой в Гондурасе в 1536 году. Вдобавок хроники Индий по вопросу о кораблекрушении не оперируют лишь одним человеком. Эррера и Когольюдо, например, утверждают, что 13 человек добралось до полуострова, 5 из которых были принесены в жертву, а 7 обращены в рабство. Таким образом, они ведут речь про 12 человек.10 Вполне возможно, что когда историки писали о Гонсало, они, как и Чемберлейн, предполагали, что речь идёт об одном человеке.
Гонсало Герреро как противоположность Малинче
Современная критика Герреро фокусирует внимание на вопросах метизации, культурного синкретизма, транс-культуризации, испанского наследства в современной Латинской Америке, потому что Герреро принял Другую культуру и таким образом воплотил Другое внутри Себя. До известной степени Герреро представляет мужскую версию Ла Малинче, переводчика и любовницы Кортеса. Согласно обладателю Нобелевской премии Октавио Пасу (Octavio Paz), донья Марина была до недавнего времени самой выдающейся моделью культурного синкретизма в Латинской Америке. Для Паса, Ла Малинче символизирует конкисту и определяет связь между испанской культурой и индейским прошлым Латинской Америки. Эта модель, одна из жестоких, «установлена циничным злоупотреблением силы… [конкистадоров] и бессилием [покорённых]» (Пас 77). В качестве символичной матери гибридной культуры, Малинче, согласно Пасу, представляется изнасилованной, осквернённой и обманутой женщиной. Последующая латиноамериканская культура, рождённая встречей двух культур, стала гибридной культурой, «отпрыском насилия и обмана» (Пас 79). Тодоров также думает о Ла Малинче как о символе современного синкретизма культур. В отличие от Паса, он не видит в ней отрицательную модель или то, что ограничивается Латинской Америкой, т.к., по его словам, все мы являемся говорящими на двух-трёх языках и представляем собой смешение двух- или трёх культур. Тодоров считает, что донья Марина символизирует собой гибридность и посредническую роль. «Она не просто подчинилась Другому… но приняла Другую идеологию и, как показывает её поведение, использовала её для лучшего понимания своей собственной культуры» (109). Постмодернистский анализ Тодорова предполагает, что достоинства доньи Марины проявляются после тщательного исследования для того, чтобы лучше её понять.
Большинство критики по вопросу столкновения двух культур базируется вокруг утверждения, что только индейское население изменилось, в то время как доминирующая культура нет. Это предположение было поставлено под сомнение недавними исследованиями колониального периода. Миф о наследии только одной культуры работает в случае, если вклад этой культуры намного превышает вклад другой. Данное определение спорно, оно как язык, если донья Марина затруднялась идентифицировать себя с какой-либо из культур, то это произошло в результате воздействия Другой культуры. В то время как испанцы называли Малинцин «Донья Марина», индейцы называли Кортеса «Сеньор Малинче» (Диас дель Кастильо 209, 221, 368). Таким образом, Гонсало Герреро становится доказательством того, что столкновение двух культур привело к двусторонним изменениям. Гонсало Герреро в качестве «противоположности Малинче» служит, по моему мнению, в качестве новой модели культурного синкретизма. Эта модель основана не на насилии и разрушении, Малинче у Паса, а на уважении и желании принятия Другой культуры. Герреро, как противоположная конкисте модель, демонстрирует, что земля, найденная испанцами на их пути на восток, изменила как Старый, так и Новый мир. Как утверждает Эухенио Агирре в своём романе, для целей современного взгляда на пересечение культурных связей вопрос о том, была ли у Гонсало фамилия Ароча, Моралес, Маринеро или даже Герреро не имеет большого значения.
1. Исследовательские работы этого проекта были субсидированы «National Endowment for the Humanities» и «Center for Latin America» с «Center for Twentieth Century Studies, University of Wisconsin-Milwaukee». Проект выражает свою признательность Julio Ortega, Rolena Adorno, Walter Mignolo, Roberto González Echevarría, Enrique Pupo-Walker (Brown University's Institute on Latin American Early Texts).
Эта статья впоследствии была проверена и опубликована под названием: “Texts, Pre-texts, Con-texts: Gonzalo Guerrero in the Chronicles of Indies,” Revista de Estudios Hispánicos 26.3 (Octubre 1992): 345-367.
2. Современные образы Гонсало Герреро представлены у Эухенио Агирре (Eugenio Aguirre), Энрике Буэнавентуры (Enrique Buenaventura) и у Хьюго Л. Эспоситос Франко (Hugo L. Espositos Franco), работы которых указаны в ссылках.
3. Историки обычно доверяют рассказу Херонимо де Агиляра, одному из выживших компаньонов Герреро, о кораблекрушении и последующей жизни среди юкатанских майя. Эта история проста. Агиляр говорит Эрнану Кортесу:
| … будучи вовлеченным в войну за Дарьен и ссору между Диего де Никуэсой и Васко Нуньесом де Бальбоа, я сопровождал Вальдивию, который отправился в Санто Доминго, чтобы дать отчет о том, что происходило адмиралу и губернатору, чтобы раздобыть людей и пищу, а также чтобы отвезти 20.000 дукатов пятины короля. Было это в 1511 году… (Бэнкрофт 236). |
Люди, отправленные Бальбоа в Санто Доминго (включая и Герреро), не прибыли к месту назначения. Недалеко от острова Ямайка корабль наткнулся на отмель. Оставшиеся в живых перебрались на маленькую лодку и дрейфовали неизвестное количество дней пока не высадились на Юкатан севернее острова Косумель. Берналь Диас писал, что между Энкисо и Вальдивией были разногласия и ссора (47). Страсти между Никуэсом и Бальбоа были следствием вопроса контроля над территорией. Корона дала Никуэсу право управления землями западнее залива Дарьен. Бальбоа был участником экспедиции Охеда, которому были дарованы полномочия над территориями, расположенными на восток от залива Дарьен. Бальбоа захватил управление территориями западнее залива в свои руки. Хотя нахождение этой территории предполагалось под юрисдикцией Никуэса. Когда Никуэса попытался восстановить свои права, Бальбоа заключил его под стражу и выслал в Кадис куда он не добрался и больше о нём слышно не было. Бальбоа отправил Вальдивию в Санто Доминго для представления своей точки зрения происходящего губернатору. Непохоже, чтобы Бальбоа мог отправить в Санто Доминго людей ранее служивших под командованием Никуэса, вверяя им вместе с деньгами бумаги, оправдывающие его в любом обвинении в вопросе захвата власти у Никуэса и его последующей смерти. Раз Герреро отплыл с этой экспедицией вместе с Вальдивией, то он, должно быть, был членом первоначальной экспедиции Охеды, следовательно, заслуживающий доверие у Бальбоа.
4. Пост-структурное исследование связи истории с писанием (фикцией) см. у Уолтера Мигноло, Рональда Бартеса, Пола Рикоера и у Хейдена Уайта, работы которых указаны в ссылках.
5. См. Рис. 1. (в оригинальной статье) Карта «Индейские Касикасгос, или государства, и города Юкатана и Табаско», воспроизведенная Чемберлейном на основе данных Диего де Ланда, Алонсо Давила и Гонсало Фернандеса де Овьедо и др.
6. «Historia general y natural de las
7. Я взял оригинальный текст на испанском языке из «Crónica de la Nueva España» Серватеса. Тоззер переводит главы XXV-XXIX «Crónica…», которые он включает в приложение D в его редакции «Relación de las cosas de Yucatán» де Ланды. Я использовал английский перевод Тоззера Сервантеского текста.
8. Кортес пошёл тем же путём, когда в Новой Испании появились первые сообщения о семи городах Сиболы. В 1539 году Вице-король Мендоса отправил Фрая Маркоса де Ниса на исследование Американского юго-запада, после того как Кабеса де Вака в 1536 году принёс вести о цивилизациях в тех землях. Согласно Нисе, тамошняя земля была богата золотом и очень большими городами наподобие Мехико и Севильи. Кортес тогда заявил, что это он открыл эти земли и рассказал о них Нисе (Кастаньеда 21-22).
9. Энрике Буэнавентура в его «Cronica: La enrevesada historia de Gonzalo Guerrero y Jeronimo de Aguilar» упоминает о действиях предпринятых Агиляром для того, чтобы сведения о нём были заново переписаны в испанских источниках. Солдаты, высмеивая Агиляра, пели:
|
Lo emplumaron en la tribu y aquí llegó desplumado. Mitad el rabo pelado. Ay, cómo lamió las botas, Naides anda entre la miel Перевод: Племя даровало ему перья, Ах, как нам лизал сапоги Нельзя коснуться меда, (перевод с исп. Ерофеева Эльвина) |
10. Большинство историков подчёркивают несоответствия риторически: Гомара пишет, что 12 из 13 людей доплыли до полуострова, Диего де Ланда пишет, что из 20 выживших после кораблекрушения около половины в дальнейшем умерли во время плавания по морю.
Цитируемые работы:
Aguirre, Eugenio. Gonzalo Guerrero. México: Editorial de la Universidad
Bancroft, Hubert Howe. History of
Barthes, Roland. "The Discourse of History." Translation and Introduction by Stephen Bann. Comparative Criticism 3 (1981): 3-20.
Buenaventura, Enrique. Crónica: La enrevesada historia de Gonzalo Guerrero y Jerónimo de Aguilar. Los papeles
Castañeda, Pedro de. The Journey of
Cervantes de Salazar, Francisco. Crónica de la Nueva España. México: Editorial Pot-rim, 1985.
Chamberlain, Robert S. The Conquest and Colonization of
Chamberlain, Robert S. The Conquest and Colonization of Yucatán: 1517-1550.
Cortés, Hernán. "Primera Carta Relación de la justicia y regimiento de la Rica Villa de la Vera Cruz a la Reina Doña Juana y al Emperador Carlos V, su hijo. 10 de julio de 1519." Cartas de Relación. México: Port-6a, 1983.
Díaz del Castillo, Bernal. Historia verdadera de la conquista de la Nueva España. México: Porrúa, 1983.
Espositos Franco, Hugo L. Crisol. [Unpublished Film Script]. México, n.p. 1982.
Fernández de Oviedo, Gonzalo. Historia general y natural de las Indias, islas y Tierra Firme
Herrera y Tordesillas, Antonio de. Historia general de los hechos de los castellanos en las islas y tierra firme
Lafaye, Jacques. Los conquistadores. México: Siglo XXI, 1988.
Landa, Diego de. Relación de las cosas de Yucatán. Tozzer, Alfred M., editor and translator.
López Cogolludo, Diego. Historia de Yucatán. México: Editorial Academia Literaria, 1957.
Martínez Marín, Carlos. "La aculturación indoespañola en la época
Mignolo, Walter. "Sobre las condiciones de la ficción literaria." Textos, modelos y metáforas. México: Universidad Veracruzana, 1983: 223-241.
Mignolo, Walter. "Dominios borrosos y dominios teóricos: Ensayo de elucidación conceptual." Filología 20, 1 (1985): 21-40.
Paz, Octavio. The Labyrinth of Solitude.
Ricoeur, Paul. "Explanation and Understanding." The Philosophy of Paul Ricoeur: An Anthology of his Work Charles E. Reagan & David Stewart, eds.
Ricoeur, Paul. 'The Interweaving of History and Fiction." Time and narrative. Translated by Kathleen McLaughlin and David Pellauer.
Rivera, Miguel, ed. Relación de las cosas de Yucatán by Diego de Landa.
Todorov, Tzvetan. La conquista de América: La cuestión
Tozzer, Alfred M., editor. Crónica de la Nueva España by Cervantes de Salazar. Appendix D of Landa's Relación de las cosas de Yucatán: A Translation.
White, Hayden. "The Fictions of Factual Representation." The Literature of Fact: Selected papers from the English Institute. Angus Fletcher, ed.
White, Hayden. The Content of the Form: Narrative Discourse and Historical Representation.
Источник - ( http://www.uwm.edu/Dept/CLACS/resources/pdf/romero87.pdf - 901 Kb)
Перевод - Sam (www.indiansworld.org)