Индейские права и канадская конституция
В 70-е годы одним из важных моментов в эволюции федеральной политики по отношению к индейцам и в официальном статусе коренных жителей стал вопрос о юридическом признании так называемого аборигенного права, проистекающего прежде всего из факта первожительства на континенте. Это право касается прежде всего вопросов владения землями и самоуправления.
Хотя в канадских официальных документах можно найти много случаев, подтверждающих, что власти, как колониальные, так и доминиона, исходили из факта существования у аборигенных народов прав на занимаемые земли, вплоть до 70-х годов XX в. вопрос об этом праве ми разу не стоял в формально-правовом аспекте. Впервые канадские индейцы обратились в суд с иском о нарушении их аборигенного права на владение землей только в 70-е годы. Это было известное «дело нишга» (по названию индейского народа в Британской Колумбии), когда вождь нишга Кэлдер при поддержке адвокатов и ученых сформулировал иск о нарушении договорных обязательств правительством и о праве индейцев на занимаемые ими земли в Британской Колумбии, которые никогда формально не уступались колонизаторам.
Суд Британской Колумбии отказался признать за нынешними нишга права на землю на том основании, что их предки к моменту контакта с европейцами были слишком примитивным обществом и не обладали законами, которые английская метрополия была бы способна признать. Однако Верховный суд Канады в 1973 г., пересматривая дело, хотя и отклонил иск по ряду формальных причин, но по сути признал существование особых аборигенных прав. За этим последовали судебные решения по признанию аборигенных прав эскимосов Бейер-Лейк и индейцев кри, живущих у залива Джеймс. В то же время судебные власти всячески старались ограничить признаваемые ими аборигенные права. Так, например, в 1977 г. суд Британской Колумбии постановил, что на индейцев распространяются все законы и правила, регулирующие охоту и трапперство в стране.
И все же судебные решения по индейским искам положили начало новому процессу во взаимоотношениях правительства и коренных жителей, особенно тех, кто никогда не подписывал договоров и формально не уступал своих земель. Правительственное заявление 1973 г. признавало исторически определенные обязательства властей перед индейцами, законность индейских жалоб в отношении выполнения властями условий договоров, которые были заключены еще в ходе колонизации. Власти признали также необходимость учитывать законные права аборигенов на землю, охотничьи и рыбные угодья независимо от условий договоров. Федеральное правительство объявило, что оно готово принять на рассмотрение земельные иски, основанные на исторических правах, и вести по ним переговоры. Однако главным принципом правительственной политики в разрешении индейских исков должен был стать окончательный характер достигнутых в ходе переговоров соглашений, невозможность возникновения в будущем аналогичных претензий коренного населения к властям после заключения и выполнения соглашения. Как отмечалось в заявлении, основа политики правительства в вопросе о земельных исках — «это обмен неопределенных прав аборигенов на землю на конкретные права и привилегии, которые будут гарантироваться достигнутыми соглашениями»20
По сути этот принцип означал не что иное, как смягченный вариант политики терминации, т. е. ликвидации национальных прав индейцев и эскимосов в обмен на разного рода конкретные уступки, прежде всего материальные компенсации. Этот подход получил затем определение как «политика современных исков».
Превратив вопрос об исках в многолетнюю изнурительную и дорогостоящую для индейских общин кампанию переговоров, различных юридических разбирательств, власти создали видимость реальных действий по учету требований коренных жителей. Однако волна индейских требований, организованные и продуманные действия аборигенных организаций дали некоторые результаты. В 70—80-е годы соглашения по современным искам были достигнуты с кри побережья залива Джеймс, с наскапи Шеффервилла и с эскимосами инувиалуит Западной Арктики.
В последние годы под давлением индейских требований в правительственной позиции в отношении индейских исков происходили изменения. Отныне коренные жители стали признаваться особыми общностями, обладающими отличительностью и самосознанием, причем последние рассматриваются как результат успешного соединения традиционного образа жизни с участием в жизни доминирующего общества. Для достижения и в дальнейшем этой цели правительство предложило на сей раз преобразовать или «разменять» общие аборигенные права на ряд особых преимуществ, закрепленных формальными договоренностями. Эти преимущества должны включать в себя наличие определенной земельной базы, т. е. территории, находящейся под полным контролем коренного населения, право на пользование ресурсами природы, создание аборигенных корпораций с целью экономического развития, представительство в административных органах, ответственных за земле- и природопользование, создание особой административной структуры, при которой уважались бы язык, обычаи и практика аборигенного населения, сохранялся за ним контроль над образованием и другими службами.
Еще более определенно политика федеральных властей была сформулирована в 80-е годы в связи с «репатриацией» канадской конституции, т. е. заменой действовавшего в качестве основного закона Акта о Британской Северной Америке 1867 г. на собственно канадскую конституцию. В новом тексте Конституционного акта 1982 г. статья 35 «Права коренных народов Канады» предусматривает «признание и подтверждение существующих аборигенных и договорных прав коренных народов Канады». К этим народам отнесены индейцы, эскимосы и метисное население. Кроме того, статья 37 предусматривает проведение конституционной конференции с участием премьер-министра страны и первых министров провинций, которая должна обсудить вопрос об определении прав коренного населения и отражении этих прав в тексте конституции.
С 1983 по 1987 г. прошли не одна, а четыре министерские конференции с участием лидеров аборигенных организаций, но все они закончились безрезультатно: федеральное правительство и правительства ряда провинций отвергли требования коренного населения закрепить в конституции право на самоопределение и самоуправление, включающее передачу в руки общин и аборигенных организаций политической и законодательной власти. Однако и здесь есть некоторые сдвиги. Созданная парламентом в 1983 г. специальная комиссия по индейскому самоуправлению в своем докладе рекомендовала осуществить конституционное закрепление законодательной власти общинных советов в таких сферах, как образование, местное налогообложение, социальное обеспечение и другие, обычно находящихся под юрисдикцией провинциальных правительств. Передача некоторых законодательных функций общинам и резервациям должна создать в стране новый, третий уровень власти после федерального и провинциального.
Власти пока с трудом сдают старые позиции. По крайней мере сегодня уже признаются две важные вещи. Во-первых, право’ аборигенных народов на сохранение и развитие своих культур и право на некоторые формы самоуправления в рамках канадской конституции. Что касается политических прав, то правительство считает, что индейские общины могут иметь только «делегированную» власть, как это имеют обычные муниципальные власти Канады.
Конституционные споры об индейских правах сопровождаются некоторыми поправками в существующем законодательстве. В 1985 г. парламентом были внесены важные изменения в Индейский акт. После многолетней борьбы и настойчивых требований аборигенов было устранено дискриминационное для индейских женщин положение, по которому они и их дети лишались права сохранять индейский статус и членство в общине в случае вступления в брак с неиндейцем. Лишившиеся в прошлом статуса женщины и их дети могут теперь восстановить свои права и членство в общинах, а общинные советы получили право самим решать вопросы о составе общин. И все же нынешний статус аборигенов в Канаде и осуществляемая властями политика в отношении коренного населения продолжают вызывать острое недовольство и протесты со стороны индейцев, эскимосов и метисов. На лозунгах многочисленных демонстрантов в Оттаве перед зданием, где 26—27 марта 1987 г. проходила министерская конференция, можно было прочитать такие слова, как «геноцид», «расизм», «бесправие»: такую оценку дают сегодня этой политике сами аборигены.