К истории вопроса
Проблема землепользования и форм собственности на землю в обществе науа накануне испанского завоевания занимает одно из центральных мест в исследованиях этой крупнейшей аборигенной цивилизации Центральной Мексики постклассического периода (XI—XVI вв н.э.)[1]. Немалую роль в интересе историков, этнологов и социальных антропологов к данной теме сыграли сложившиеся еще в конце XIX в. на волне развития эволюционизма представления о том, что в любом социуме формы собственности на землю, во-первых, тесно связаны с общинной организацией и системами родства и, во-вторых, постоянно трансформируются в соответствии с определенными историческими закономерностями (и, стало быть, являются принципиально важными институтами для исторической типологии любого доиндустриального общества).
Стоит отметить, что начало изучению земельных отношений в доиспанском обществе науа было положено именно в тот период, когда эволюционизм активно утверждался в качестве ведущего теоретического направления в исторических и общественных науках. В 1878 г. вышла в свет работа социального антрополога и археолога Адольфа Банделье «О распределении и владении землями и обычаях наследования среди древних мексиканцев», которая оказала большое влияние на последующее восприятие исследователями не только доиспанской системы землепользования науа, но и общего уровня развития их социальной организации. Опираясь на идеи своего учителя, «отца социальной антропологии» Льюиса Генри Моргана, А. Банделье пытался доказать, что в доиспанском обществе науа вся обрабатываемая и необрабатываемая земля была распределена между calpolli, т.е. общинами, которые он без достаточных для того оснований отождествил с патрилинейными экзогамными кланами [Bandelier 1878: 389]. Соответственно, любому индивиду земельный надел предоставлялся в зависимости от того, к какому «клану» он принадлежал по рождению, и только во временное пользование. Никакой дифференциации земельного фонда, по мнению А. Банделье, не существовало, не говоря уже о частной собственности на землю [Ibid: 442]. Он сделал вывод о том, что в доиспанском обществе науа кровнородственные связи преобладали над территориальными и, следовательно, оно не достигло стадии государственности (вслед за Л.Г. Морганом А. Банделье рассматривал государство как форму организации общества, основанную именно на территориальных связях) [Ibid: 447].
Несмотря на то что большинство последующих исследователей доиспанского общества науа не поддержали вывода А. Банделье об отсутствии государственности у науа до испанского завоевания, точка зрения об исключительно коллективном характере землевладения в Центральной Мексике в до контактную эпоху возобладала. Она продолжала господствовать вплоть до середины XX в., ее пережитки можно найти даже в некоторых современных работах, в особенности написанных отечественными исследователями. Между тем категоричные выводы А. Банделье и более осторожные заключения таких исследователей 30—40-х годов XX в., как Мануэль Морено, Пауль Киргхофф, Артуро Монсон, о «переходном» характере землепользования в доконтактном обществе науа были основаны на весьма ограниченном круге опубликованных и известных в тот период источников [Moreno 1931: 58-59; Kirchoff 1954: 360-361; Kirchoff 1959: 259—270; Monzón 1949: 32-33]. В первую очередь, это были «Краткое и общее сообщение о сеньорах Новой Испании» испанского судьи Алонсо де Сориты (ок. 1564—1565 гг.), «Индейская монархия» францисканца Хуана де Торкемады (1591—1611 гг.), «Мексиканская хроника» внука Мотекусомы Шокойоцина Эрнандо Альварадо Тесосомока (1598 г.) и «История чичимеков» Эрнандо Альвы Иштлилшочитля (первая половина XVII в.), хрониста-метиса, который по женской линии был отдаленным потомком Несауальпилли, последнего доиспанского правителя «царства» Аколуакан (северо-восточная часть долины Мехико) [Zorita 1891; Torquemada 1723; Alvarado Tezozomoc 2001; Alva Ixtlilxochitl 1892].
Нетрудно заметить, что все эти сочинения — довольно поздние хроники обобщающего характера, написанные к тому же (за исключением «Мексиканской хроники» и «Истории чичимеков») католическим миссионером и испанским чиновником, для которых социальная организация науа оставалась даже в колониальный период явлением чуждым и до конца непонятным. Следует добавить, что именно в силу позднего времени создания труды Х.де Торкемады, Э. Альвы Иштлилшочитля и отчасти А. де Сориты в значительной степени являются компиляциями более ранних и более близких к исходному культурному контексту работ первой половины XVI в., которые сохранились только в отрывках или были полностью утрачены. Более того, все эти поздние авторы часто копировали либо один общий источник, либо друг друга, так что ученые конца XIX — середины XX в., которые, в основном, опирались на их труды, по сути, имели дело не с независимыми свидетельствами, а с несколько модифицированными версиями одного и того же текста.
Между тем многие документы из центральных и местных архивов и библиотек Мексики, Испании и США, содержавшие ценнейшую информацию о землепользовании в разных altepetl (городах-государствах науа до прихода испанцев), оставались не только не опубликованными, но даже не найденными и неизученными. Ситуация начала меняться лишь с середины XX в., когда мексиканские, американские, испанские, немецкие исследователи начали активно изучать, переводить и публиковать архивные документы, написанные как на испанском языке, так и на языке науатль и латыни.
В 1940 г. крупнейший мексиканский историк Вигберто Хименес Морено обнаружил в Главном архиве нации в г. Мехико документ, известный как «Слова сторонников дона Педро Тлакауэпанцина». Это собрание свидетельских показаний в пользу прав одного из сыновей последнего доиспанского правителя мешика-теночков Мотекусомы Шокойоцина на владение землями в долине р. Тула на территории современного штата Идальго, которое было составлено еще в 1541 г. на латинском языке [Pérez Rocha, Tena 2000: 141]. В 1946 г. этот памятник был переведен с латыни на испанский язык и опубликован антропологом Грегорио Росасом Эререрой в журнале «Тлалокан», который и по сей день специализируется на издании архивных материалов [Rosas Herrera 1946: 150-162].
В 1964 г. мексиканский историк и социальный антрополог Педро Карраско Писана опубликовал отрывки из манускриптов из Исторического архива Национального института антропологии и истории Мехико (и представил их первое описание). Это самые ранние из известных ныне переписей аборигенного населения колониального периода (поселения на территории современного штата Морелос). В них приводятся подробные описания земельных наделов каждого жителя. Эти документы ориентировочно датируются 1535-1540 гг. [Carrasco 1964: 373-378].
Чуть позже, в 1966 г., видный американский историк Говард Клайн опубликовал подробный анализ «Карты из Остотикпака» — самого раннего из дошедших до нас земельного плана науа, выполненного около 1540 г. в значительной степени в соответствии с основными принципами составления доиспанских земельных планов [Cline 1966: 77—115]. К своей работе Г. Клайн приложил несколько репродукций данного документа, хранящегося ныне в Библиотеке Конгресса (Вашингтон, США) [Ibid: 78]. В течение последующих двух десятилетий (1970—1990 годы) мексиканские, американские и немецкие исследователи Луис Рейес Гарсиа, Тельма Сулливан, Ханс Юрген Прем, Артур Андерсон, Френсис Бердан, Джеймс Локхарт, Сара Клайн, Сьюзан Киллог проделали огромную работу по поиску, изучению, переводу и публикации документов XVI в. из Главного архива нации, а также из центральных и муниципальных архивов штатов Тласкала, Пуэбла, Морелос и Мехико — основной этнической территории науа. Они использовали эти источники для написания целого ряда монографий о землепользовании и общинной организации науа до и после испанского завоевания [Reyes Carcía 1978; Sullivan 1987; Prem 1974; Anderson, Berdan, Lockhart 1976; Cline 1993; Kellog 1995].
В 1970 г. сотрудник Гамбургского музея народоведения и преистории Гюнтер Циммерман издал на немецком языке подборку писем потомков доиспанских правителей науа испанским монархам Карлу V(I) и Филиппу II, в которых содержались просьбы о возвращении утраченных земельных владений предков [Zimmermann 1970]. Все эти послания содержат либо перечни, либо описания, хотя зачастую весьма краткие, испрашиваемых земельных угодий и поселений наряду с историческими справками о распределении и наследовании земель в течение нескольких поколений. В середине 1980-х годов в Главном архиве Индий (Севилья, Испания) мексиканская исследовательница Эмма Перес Роча обнаружила две копии «Донесения доньи Исабель де Моктесума» — ранее неизвестного полного свода материалов судебного процесса 1546—1556 гг. о возвращении донье Исабель де Моктесума Текуичпоцин (одной из дочерей Мотекусомы Шокойоцина и его главной супруги) всего движимого и недвижимого имущества обоих родителей [Pérez Rocha 1998]. Этот интереснейший памятник был впервые опубликован только в 1998 г. под названием «Привилегии в борьбе: Донесение доньи Исабель де Моктесума».
Наконец, в самом начале 2000-х годов мексиканская исследовательница Веренисе Сипатли Рамирес Кальва предприняла кропотливое изучение нескольких сотен документов из томов № 255 и 256 раздела «Неотчуждаемые имения и майораты» Главного архива нации в г. Мехико. В них имеются подробные сведения о формах земельной собственности и землепользования в XIV—XVI веках на территории современного штата Идальго, где также располагались некоторые из земельных угодий правителей мешика-теночков и их родственников [Ramírez Calva 2005]. К сожалению, результаты ее работы еще не опубликованы.
Рис. 1. Первый лист «Донесения доньи Исабель де Моктесума (AGI Real Patronato 245)
Все эти исследования принесли много новой и поистине уникальной информации о доиспанских формах землевладения, особенно среди pipiltin — наследственной знати науа, различных категориях земель и значении редистрибуции земли в обеспечении материальной основы социальной стратификации общества науа. Они убедительно продемонстрировали всю сложность и многообразие вариантов традиционной системы землепользования, равно как и институтов, обеспечивавших ее функционирование. В результате прямолинейная концепция, заложенная еще А. Банделье, была пересмотрена. Тем не менее многие вопросы, впервые поднятые в его работе, остаются открытыми. Обилие информации и неизбежная противоречивость ее наряду с различиями в теоретических подходах исследователей привели к тому, что, например, В. Рамирес Кальва не без оснований охарактеризовала современное состояние проблемы как граничащее с «лабиринтом без выхода» [Ibid: 1]. Основными вопросами, которые и по сей день, продолжают вызывать ожесточенные споры, являются следующие:
— Как трактовалось понятие собственности в доиспанском обществе науа?
— Что именно находилось в частном или коллективном владении — сами земли или урожай, собираемый с них?
— Сколько категорий земель существовало в доиспанском обществе науа и в чем заключались основные различия между ними?
— Существовала ли у науа до прихода испанцев наряду с коллективной частная собственность на землю и, следовательно, купля-продажа земли и земельный рынок?
— Каково было соотношение между формами землевладения и структурой домохозяйств, кровнородственных коллективов и общин — (науат: calpolli, tlaxilacalli)?
— Каковы были основные принципы распределения земель, кто контролировал это распределение?
— От каких факторов в действительности зависел доступ каждого конкретного лица к земельным угодьям? Являлись ли таковыми, к примеру, членство индивида в определенной общине или кровнородственном коллективе, социальный ранг индивида при рождении или занимаемая им административная должность?
— Каким образом осуществлялись эксплуатация земельных угодий знати (в том числе верховных правителей — науат: huey tlahtoqué) и управление ими?
Стоит оговориться, что данная работа ни в коей мере не претендует на какое-либо кардинальное решение всех этих фундаментальных вопросов, поскольку эта задача явно выходит за рамки одной статьи. Цели настоящей работы значительно скромнее и заключаются в том, чтобы, во-первых, осветить перед отечественным читателем современное состояние изученности данной проблемы, во- вторых, на основе данных опубликованных и неопубликованных источников, собранных автором в ходе исследовательских стажировок в Испании и Мексике в 2006 и 2008 гг., представить свою предварительную реконструкцию форм землевладения среди знати науа Центральной Мексики, в первую очередь среди членов династий правителей мешика-теночков и их основных партнеров по Тройственному Союзу из «царства» Аколуакан со столицей в г. Тескоко и «царства» Тепанекапан со столицей в г. Тлакопан до прихода испанских завоевателей.
[1] Закрепившиеся в отечественной историографии понятие «ацтекская цивилизация» является некорректным, поскольку сам этноним «ацтеки» (azteca, aztlaneca) спорадически употребляется в ряде источников только по отношению к одной из групп науа — мешика, живших на островах озера Тескоко в XIV—XVI вв. Науа — крупнейшая этнолингвистическая общность Центральной Мексики — к приходу испанцев включала не только мешика, но и аколуаке, тепанеков, чальков, шочимильков, тлауика, тлашкальтеков, создавших на ее территории свои собственные государственные образования и обладавших собственным этническим самосознанием. К началу XVI в. мешика вместе с аколуаке и тепанека в рамках созданной ими конфедерации Тройственный союз добились политической гегемонии над значительной территорией и подчинили себе большую часть государственных образований, созданных другими группами науа. Между тем полной их ассимиляции не произошло, и даже после испанского завоевания они сохраняли свою этнокультурную и отчасти политическую обособленность.