Козни пишиаансетери
После ссоры пишиаансетери и намоетери стали врагами. Когда мы жили в шапуно патанаветери, несколько мужчин пишиаансетери пришли на нашу плантацию и поломали побеги табака. Фузиве ничего не знал. Однажды он сказал тушауа патанаветери: «На нашей новой плантации очень хорошо растет табак, можешь послать за ним своих людей». Тушауа ответил: «Наши хекура видели молодых воинов, которые спали в тапири возле твоей плантации. Они повесили табачные листья сушиться над костром. Может, они украли твой табак».
Тогда Фузиве послал зятя взглянуть, что там делается. Он вернулся вечером следующего дня, но заговорил не с Фузиве, а с одной из его жен: «Скажите ему, чтобы он больше не ждал табака. Осталось лишь несколько листьев, я их принес,— и он положил на камень пакеты с табаком.— Бананы растут так, что любо посмотреть, тростник для стрел тоже высоко поднялся, но вот табак они погубили». Дочь сказала Фузиве: «Эти люди из зависти поломали весь наш табак. Ничего не осталось». «Это были пишиаансетери, следы ведут к их шапуно»,— продолжал зять Фузиве.
Тут Фузиве так разгневался, что все испугались. Когда стемнело, тушауа патанаветери крикнул: «Все замолчите! Послушаем, что скажет мой сын». В полной тишине Фузиве заговорил негромко: «Я посадил много табаку, а пишиаансетери оборвали все листья и поломали кусты. Что они хотят от меня? Хотят, чтобы я их убил! Ну что ж, я убью одного из них. Тогда у пишиаансетери будет настоящая причина гневаться на меня. Это я должен был разгневаться за то, что они ранили меня в глаз. Но я их простил».
Он говорил долго, до самой ночи. Когда он наконец умолк, старик — тушауа патанаветери сказал: «О сын мой, не надо никого убивать. Двое твоих сыновей уже большие, один недавно родился. Почему ты хочешь кого-нибудь убить? Думаешь, убить человека — это так, шутка. Часто тому, кто убил, приходится спасаться бегством. И тогда его дети будут из последних сил тащиться по лесу и плакать от голода. Разве ты этого не знаешь? Я знаю, потому что я стар. Когда мы жили на том берегу Большой реки, мы враждовали с кунататери. В бою они убили одного из наших и многих ранили. Пришлось нам бежать. В дороге мы питались только сердцевиной пальмы инайя и плодами балаты. Мои дети плакали от голода, а я плакал от жалости, глядя на них. Твой отец тоже плакал от горя, а ты, тогда еще совсем малыш, вместе с другими ребятишками плакал от голода. А теперь ты хочешь убить кого-нибудь из пишиаансетери. Разве тебе и твоим детям после этого станет легче? Подожди немного, и табак вырастет снова. Не гневись, если бы они убили твоего брата, ты бы мог им отомстить. Но за куст табака человека не убивают. Табак можно посадить снова, а вот брата, отца, сына больше уже не найти. Хочешь, мы сами снова посадим табак на твоей плантации?» Старый тушауа говорил долго и умно. Он был добрым и мудрым и не хотел никого убивать. Когда Фузиве погиб, он приносил мне мясо, брал моего сына за руку и говорил: «Старый дедушка принес тебе что-то» — и протягивал ему бананы.
Постепенно Фузиве успокоился. Мы вернулись в свое шапуно и снова посадили табак. Спустя некоторое время старик— тушауа тетехейтери пригласил нас к себе в шапуно. Однажды туда пришел муж сводной сестры Фузиве. Он жил вместе с пишиаансетери. Прежде чем войти в шапуно, он раскрасил лицо и грудь.
Женщины тетехейтери сказали: «Вон идет пишиаансетери. Наверное, он принес грустную весть». Фузиве лежал в гамаке. Он надышался эпены и теперь беседовал со своими хекура. Он еще раньше сказал: «Я по ногам чувствую, кто-то идет к шапуно. В груди у меня стучит, он придет по этой тропе». Женщины сказали: «Кто к нам может прийти? Ведь никто даже не знает, где мы теперь живем». Но мать Фузиве возразила: «Вот увидите, скоро кто-то придет». И в самом деле пришел этот пишиаансетери. Он повесил гамак и молча улегся. Фузиве встал, подошел к гостю и сел рядом на корточки. Тогда гость слез с гамака, взял свои стрелы, тоже сел на корточки и сказал: «Не жди больше плодов. Пишиаансетери построили шапуно возле твоей плантации, поломали все деревья, повыдергивали ростки уруку. Жена стала кричать, ругаться, но они сказали, что вы сами этого хотели. Они поломали кусты табака и маиса. Все валяется на земле и гниет. Они хотят, чтобы ты оставил им свою плантацию и навсегда поселился вместе с патанаветери. Вот почему они тебе пакостят».
Тут жены Фузиве стали возмущаться. Намоетериньума по имени Токома сказала: «Мы много трудились, когда сажали табак, маис, уруку... А теперь пишиаансетери все хотят погубить. Они тебя нарочно подстрекают, так убей их». Она еще долго убеждала Фузиве отомстить врагам. Наконец Фузиве сказал: «Ты, женщина, хочешь, чтобы я убил кого-нибудь из пишиаансетери, и я убью. Но помни, потом тебе же будет хуже!» Он рассердился на Токому за ее слова. Я сказала: «У тебя есть отец и мать, вот ты и подстрекаешь мужа на войну. А я и арамамисетериньума, если мужа убьют, останемся одни. Я не хочу, чтобы он сражался с пишиаансетери, потому что боюсь их тушауа Рашаве. Он очень сильный, и его даже смелые воины боятся».
Наконец Фузиве решил: «Вернемся на плантацию, посмотрим, что стало с нашими посадками». По дороге в шапуно он сказал: «Когда был жив отец, он всегда мне говорил: «Не убивай». Теперь старика больше нет». Вечером Фузиве надышался эпены, сел на корточки, подозвал моего старшего сына и сказал ему: «Сын, пишиаансетери пакостят мне, хотят, чтобы я сразился с ними. Если однажды меня одолеет гнев, я их убью. Но тогда и ты останешься без отца». Мальчик посмотрел на него и засмеялся. «Сейчас, сын мой, ты смеешься, но когда меня не станет, тебе и твоей матери плохо придется». Мальчик смотрел на него во все глаза, а Фузиве снова и снова вдыхал эпену. Мой младший в то время еще не мог ходить, а лишь ползал.
Потом Фузиве запел свои песни хекура: «Идите завтра в лес. Я вижу много диких свиней, они едят упавшие плоды бурити. Убьем их и в последний раз полакомимся мясом. Потом будет бой и пишиаансетери всех нас истребят, как уже истребили все побеги на нашей плантации». Мимо шапуно проходила старуха пишиаансетери. Она вернулась к своим и сказала, что тушауа их оскорблял, называл дикими свиньями и обезьянами.
На следующий день мужчины собрались на охоту. Фузиве решил пойти с нами, женщинами, в лес — посмотреть, не падают ли уже орехи дерева пара. Когда мы проходили мимо плантации, он увидел, что тростник для стрел тоже сломан. «Нет, они явно хотят сразиться с нами,— сказал он.— Хотят убить меня. Только враги ломают тростник для стрел».
За нами шли брат, зять и шурин Фузиве. Мы подошли к реке, Фузиве посмотрел на землю и сказал: «Вижу свежие следы человека. Наверное, это пишиаансетери. Мои стрелы соскучились по ним». Я испугалась и сказала: «Не стреляй! Может, они охотятся в лесу. Потом они скажут, что ты хотел убить их из засады, потому что побоялся прийти прямо в шапуно. Не стреляй в них. Не то они нападут на наше шапуно и убьют всех детей». «Нет, я их убью»,— ответил он. Взял из колчана два отравленных наконечника и вставил в стрелы. Другая жена тоже сказала: «Не надо их убивать». Фузиве постоял и молча пошел дальше.
В глубине леса мы увидели нескольких пишиаансетери: Вашаве, что на языке яноама означает летучая мышь, Нимотаве, Хотонаве и других. Они болтали, весело смеялись, поправляли наконечники стрел. Нас они не заметили. Когда мы подошли совсем близко, они, увидев нас, смутились и низко опустили головы. Не успели мы пройти мимо, как один из мужчин громко захохотал. Фузиве остановился, посмотрел на них и сказал: «У тебя, Хотонаве, лицо старой обезьяны. И ты еще осмеливаешься смеяться надо мной, когда я прохожу мимо. Знайте же, меня недаром все боятся. Хотите, чтобы я вас убил?» И он с силой ударил стрелой о стрелу. Я схватила его стрелы и тихо сказала: «Идем, они не смеялись. Тебе показалось». Он послушался. Когда мы уже отошли далеко, он сказал: «Ты что, стрелы мои пожалела?» Я ответила: «Нет, мне больно будет, если ты убьешь кого-нибудь из тех, с кем мы жили в одном шапуно. Я их за родных считаю».— «Значит, если я убью одного из них, ты его станешь оплакивать?» — «Да, стану».
Пишиаансетери ничего не ответили на слова Фузиве. Но едва мы скрылись за деревьями, они схватили свои палицы и побежали к нашему шапуно. А там оставались всего три женщины да дети.
Мы собрали много орехов, и в полдень Фузиве сказал: «Пора возвращаться. Пишиаансетери за нами не пошли, а вернулись назад. Может, они хотят напасть на шапуно».
Я не стала раскалывать орехи, а положила их целиком в корзину. Проходя мимо шапуно пишиаансетери, мы услышали шум и крики. А когда вышли на тропу, ведущую к нашему селению, то увидели бежавшую нам навстречу старуху. «Внучки,— закричала она еще издали,— к нам ворвалось много пишиаансетери с палицами. Они хотели сразиться с вами, но никого из мужчин не нашли. Тогда они сказали: «Сегодня вечером вернемся». Фузиве ответил: «Я не хочу драться с ними на палицах, хочу пронзить одного из них стрелой. Палица не убивает насмерть». Я стала умолять Фузиве: «Не убивай, ведь они никого из наших не убили. Я боюсь за детей». Другая жена, намоетериньума, наоборот, подстрекала его: «Нет, он должен убить этих подлых пишиаансетери. Почему ты их защищаешь?» «Потому что, если тушауа убьют, мне некуда будет деваться». Мы начали ругаться. Фузиве прикрикнул на нас и заставил умолкнуть.
Пополудни за шапуно залаяли собаки. Фузиве сказал мне: «Ты храбрая, сходи посмотри». Я очень боялась, но выскользнула за ограду и бесшумно добралась до плантации. Там я увидела мужчин пишиаансетери. Они были раскрашены черной краской и двумя руками потрясали палицей над головой. Сзади шли женщины и несли луки и стрелы. Я бегом бросилась в шапуно и сказала Фузиве: «Пишиаансетери идут на нас с палицами». Тем временем наши мужчины вернулись с охоты. Фузиве сказал: «Берите палицы. Разве вы не слышите, как они громко бьют о землю ногами. А с меня хватит моей рахакашива (стрелы)». «Нет,— сказал брат Фузиве,— не стреляй в них сразу. Возьми и ты палицу».
А пишиаансетери подходили все ближе, стуча о землю ногами. Они попытались ворваться в шапуно намоетери. Фузиве кричал им: «Нас мало, но все равно вы не войдете, ни один не войдет». Каждого, кто пытался проникнуть в шапуно, намоетери ударяли палицами. Зять Фузиве сильно ударил палицей по голове одного из пишиаансетери, и тот рухнул на землю. Остальные закричали: «Пей хав! Один из нас ранен. Женщины, дайте нам стрелы».
Если индейцы хотят сразиться с врагами на палицах, они отдают луки и стрелы идущим сзади женщинам. Только Фузиве и его брат держали в руке стрелы. Фузиве крикнул: «Его ранили палицей, а не стрелой».
Тут Рашаве крикнул: «Сегодня зять тушауа расхрабрился. Хочет показать себя перед шурином. Был бы он один, сразу бы в угол забился. Ничего, сегодня мы заставим вас плакать горькими слезами». Фузиве схватил лук и ответил: «Подходи, подходи поближе, Рашаве! Мне как раз захотелось поплакать». «Оставь лук и возьми лучше палицу»,—. крикнул Рашаве. Я подошла к Фузиве и забрала у него стрелы: «На палицу!» «Боишься за меня? — сказал он.— Думаешь, что я не мужчина?» «Нет, но ведь они без стрел»,— сказала я, выхватила у него стрелы и убежала.
Тогда Фузиве взял свою палицу: короткую и тонкую — у ручки, толстую и сучковатую — на конце. Когда Рашаве попытался войти, Фузиве изо всех сил ударил его по голове, содрав кожу вместе с клочьями волос. Рашаве не упал, но громко вскрикнул: «Ой! Ну, теперь я с тобой рассчитаюсь. Ведь ты мне раскроил голову». Он подозвал брата и сказал: «Моя рука ослабла. Дерни посильнее, я хочу отомстить Фузиве». Брат сильно дернул его за руку. Тогда Рашаве сказал другому своему брату: «Дай мне твою палицу, она побольше». Фузиве кричал ему: «Что же ты ждешь. Хочешь сразиться со мной, так подходи». «Иду»,— крикнул в ответ Рашаве. Он подбежал и сильно ударил по голове зятя Фузиве. Брат Фузиве тут же ударил Рашаве по руке, и тот выронил палицу. Фузиве сказал: «Что-то я не знаю ваитери, которые роняют палицу. Где же твоя месть?» У Рашаве из головы и руки текла кровь: «Сейчас я не могу, моя рука ослабла, но завтра я приду с луком и стрелами и отомщу».
Двое пишиаансетери ударили брата Фузиве по голове. Рашаве был ранен, многие пишиаансетери тоже. Начинало темнеть. Фузиве издевался над своими врагами: «Как жe так? Вас больше, а вы отступаете. Ну, кто еще хочет сразиться с нами?» Тут один из воинов пишиаансетери по имени Тукумапахаве выскочил вперед: «Я готов сразиться с любым из вас». Зять Фузиве бросился ему навстречу. От полученной раны он рассвирепел. Тукумапахаве испугался и бросился назад. Зять Фузиве настиг его, ударил по спине, и тот упал. К нему подбежал сын и с упреком сказал: «Отец, ты не должен был сражаться, это дело молодых».
Когда Фузиве увидел, что пишиаансетери отступают, он крикнул: «Давайте выйдем и догоним их». Стало уже совсем темно. Намоетери собрались все вместе, грозно топали ногами о землю, потом выскочили из шапуно. Пишиаансетери бросились бежать. Фузиве крикнул им вслед: «Я больше не гневаюсь на вас. Вы ударили меня по голове, но я уже не гневаюсь. Возвращайтесь в свое шапуно и спите спокойно. Я тоже пойду спать». Махарашаве, брат Рашаве, ответил: «Вы должны уйти отсюда и оставить нам плантацию. Здесь мы хозяева».
Фузиве созвал своих воинов и сказал: «Хорошо, закройте все входы в шапуно. Когда Рашаве в гневе, он сам не знает, что творит».
Той же ночью брат Фузиве и один из воинов отправились в шапуно патанаветери, чтобы предупредить их старого вождя. На следующий день все остались в шапуно. Лишь я одна сходила в лес за листьями. Когда я собирала листья, то услышала голоса маленьких птиц, которые своими криками предупреждают о том, что поблизости кто-то прячется. Это были пишиаансетери. Много позже они мне рассказали, что в тот раз заметили меня. Один из воинов сказал: «Убьем ее. У нее двое сыновей. Если она умрет, они тоже умрут. А сыновей надо убивать, чтобы они потом, когда вырастут, не отомстили за отца». Но другой воин сказал: «Не стреляй. Она женщина, и потом у нее нет родных».