Живопись. Часть 4.

4

К сожалению, пока что не обнаружено ни одной майяской рукописи классиче­ского периода, хотя мы можем совершенно определенно утверждать, что таковые име­лись. Об этом свидетельствуют, например, фрагменты, обнаруженные при раскопках в Вашактуне, Небахе и Сан Агустине. Сле­ды красок, сохранившиеся на остатках бумаги, показывают, что текст здесь сопро­вождался рисунками, так же как и в позд­нейших рукописях майя. Климат цент­рального района из-за своей влажности неблагоприятен для сохранения таких ма­териалов, как кожа, ткани и бумага, одна­ко можно все же надеяться, что при даль­нейших исследованиях в наиболее значи­тельных городах будет найдено хотя бы несколько крупных фрагментов иерогли­фических манускриптов.

Следует упомянуть еще об одном особом виде изобразительного искусства, по суще­ству, являющемся рисунком. Речь идет о граффити — процарапанных на гладкой штуковой поверхности стены изображе­ниях людей, животных, построек, а иногда и целых сценок. Некоторые из них грубы и довольно примитивны, другие, наоборот, поражают своими художественными до­стоинствами. Большинство граффити было обнаружено в шести тикальских зданиях; изучение показало, что они относятся к классическому периоду. Имеются подобные рисунки и в других городах, например в Хольмуле. Среди тикальских граффити в так называемом «Дворце Малера», дати­рующихся VII—VIII вв., выделяется, на­пример, великолепный рисунок танцора с прекрасно выраженной динамикой дви­жения и тщательной отделкой деталей ко­стюма. Невольно вспоминается танцующий из росписи вашактунской чаши, но тикальское граффити художественно значительно, более совершенно. В этом же здании дру­гое граффити передает сложную сюжетную композицию: на вершине пирамиды нахо­дится трон, на котором сидит человек со скипетром в руках; над ним высится ги­гантская фигура стоящего ягуара, который опирается передними лапами на длинный жезл; на спине ягуара — крупная маска в виде человеческого лица. Сцена эта жи­во напоминает рельеф на притолоке хра­ма I, о котором упоминалось выше. И там и здесь — возвеличение правителя, но пе­редано это абсолютно по-разному; на релье­фе — канонично и торжественно, в граф­фити — как непосредственное впечатление только что виденного.

Танцоры. Правитель на троне. Правитель. Граффити. Тикаль.

Очень известны граффити из храма II, датирующиеся VII в. Среди них наиболее драматична церемония принесения в жерт­ву. На помосте возвышаются два столба, к которым привязан пленник; в его теле торчит копье или стрела. Справа от помо­ста находится человек в шлеме в форме птичьей головы, в руках у него лук или копьеметалка. Слева за происходящим на­блюдает женщина с беспомощно разведен­ными руками. Вся сцена передана живо и динамично несколькими крупными штри­хами, без мелких деталей. По-видимому, именно такого рода обряд жертвоприноше­ния пленных описал Диэго де Ланда. «Ко­гда наступал день, они [майя] собирались во дворе храма, и если его (пленника.— Р. К.) надлежало принести в жертву стрель­бой из лука, его раздевали догола, маза­ли тело голубой краской [и одевали ему] убор на голову. Приблизившись к демону [статуе божества], народ исполнял торже­ственный танец с ним, все с луками и стре­лами, вокруг столба, и танцуя, поднимали [пленника] на нем и привязывали, все вре­мя танцуя и все смотря на него. Подни­мался нечистый жрец, одетый и со стре­лой; была ли это женщина или мужчина, ранил его в скромную часть, извлекал кровь, спускался и смазывал ею лицо демона, сделав определенный сигнал тан­цующим. Они начинали пускать в него стрелы по очереди, когда, танцуя, быстро проходили по кругу; сердце же его бы­ло отмечено белым знаком, и таким обра­зом они превращали всю грудь в ми­шень, [выглядевшую] как щетина из стрел».²⁵

Жертвоприношение. Процессия. Животные. Граффити Тикаль.

Другое граффити из того же храма II привлекает внимание мастерски передан­ной сложной позой фигуры. Правитель сидит на троне, приподняв согнутую в ко­лене правую ногу и уперев в нее руку. Другой рукой он оперся на сиденье, левая нога вытянута. Он внимательно смотрит перед собой. Такое положение фигуры не встречается в других памятниках искус­ства майя.

Следует упомянуть также рисунок из «Пятиэтажного дворца». Он изображает процессию, возможно, религиозного харак­тера. Впереди идет невысокий музыкант, придерживая одной рукой у рта длинную деревянную трубку (ряды волнистых ли­ний обозначают звуки. Он ведет на повод­ке маленькую собачку. За этим персонажем следует второй трубач, а за ними шествуют два воина с копьями в руках и с причуд­ливыми прическами (или головными убо­рами).

На других граффити видны пирамиды, иногда со зданиями, крыши которых крыты соломой, лодки с парусами, знамена, различные животные (ягуар, олень, змея, птицы и др.) и, наконец, иероглифически надписи, еще непрочтенные. Кто был их творцом и каково их назначение — пока неизвестно. Возможно, что эти рисунки (как и многие граффити в других странах) были лишь результатом кратковременной забавы скучавшего обитателя здания. Не исключено также (по крайней мере для храмов), что они представляют собой своеобразный вид вотивных приношений. И здесь, как во многом другом, решающее слово принадлежит будущим исследователям.

Сцены из мифов. Резьба по кости. Тикаль

В заключение несколько слов о прикладном искусстве этого периода. О разнообразии его мы можем судить лишь по изображениям на рельефах, так как сами памятники безвозвратно погибли (замечательные ткани, мозаичные изделия из перьев, различные виды плетенок, вещи из кожи, рога, из черепахового панциря и т. п.).

От многочисленных поделок из кости, раковин и дерева сохранились лишь единичные предметы. Об отдельных видах художественного ремесла (керамика, нефритовые изделия и др.) уже говорилось в предшествующих разделах. Нам остается охактеризовать всего лишь два вида памятников.

Об одном из них — фигурных кремнях — вкратце уже говорилось выше. Их часто находят закопанными, как вотивные приношения, под основаниями стел и в захоронениях. Многие из них, вероятно, служили навершиями церемониальных жезлов или своеобразными знаками отличия (вспомним рельеф на тикальской притолоке и роспись на вашактунской вазе). Таковы, например, замечательные кремневые фигурки сановника или жреца с ножом в руке (Копан), ажурная квадратная пла­шка с человеческими головами в профиль на каждом углу (Эль Пальмар, Кинтана Роо), кинжал с рукояткой, изображающей пернатую змею (Киригуа), высеченный из одного куска камня и др. Зная хрупкость кремня, можно себе предста­вь, какой упорный труд требовался для создания таких искусных изделий.

О другом виде памятников художествен­ного ремесла исследователи узнали совсем недавно. В главе об архитектуре уже упоминалось, что в тикальском «Храме гигантского ягуара» недавно было обнаружено богатое захоронение (могила 116). Среди погребального инвентаря находилось около девяноста костяных предметов (возможно, некоторые из человеческих костей), приня­тых археологами первоначально за боль­шие булавки или проколки. В верхней уплощенной части некоторых из них выре­заны головы жрецов в профиль с поднятой к лицу рукой. На других мы видим руку живописца с кистью, скипетр с «карли­ком», печального пленника со связанными руками и ногами. На стержнях нескольких «булавок» выгравированы сцены из майяских мифов. Здесь и большая лодка, на­полненная животными (обезьяна, попугай, смеющаяся ящерица и др.), которой управ­ляет солнечный бог, божества, ловящие рыбу и др. Изображения отличаются острой наблюдательностью, реалистичным подхо­дом и юмором. Линия рисунка уверенная, гибкая и свободная; мастер прекрасно ис­пользовал имевшееся у него в распоряже­нии узкое поле для расположения сложных композиций. Может быть, не случайно поэтому большинство сцен происходит на лодках, вытянутая форма которых позво­ляла резчику естественнее разместить фи­гуры действующих лиц в пределах узкой вытянутой плоскости. После гравировки в углубленные места была втерта киноварь, чтобы ярко-красные изображения еще чет­че выделялись на белом фоне. На тридцати семи костяных палочках имеются иерогли­фические надписи, изобилующие датами. Поэтому предполагают, что они служили жрецам своеобразным счетным пособием для вычисления отдаленных календарных дат.²⁶ Таким образом, эти необычные па­мятники интересны не только для исто­рии искусства, но и истории майяской культуры.

²⁵ Д. де Ланда. Сообщение, стр. 154—155.

²⁶ L. Satterhwaite. Note on hieroglyphs on bone from the tomb below Temple I, Ti­kal. Exp., т. 6, № 1, Philadelphia, 1963, стр. 18—19; Он же. Dates in a new Maya hiero­glyphic text as katun-bactun anniversaries. ECM, т. IV, стр. 203—222.