Месть Фузиве
Обычно с нами в шапуно жил молодой пишиаансетери, сводный брат Рашаве.
Когда я ждала первого ребенка, он был совсем еще юноша. Он думал, что родится девочка, и хотел потом взять ее в жены. Когда у меня родился сын, он продолжал носить мне дичь. Я говорила второй жене Фузиве: «Свари ему бананы. У меня нет дочек, и я не могу заботиться о нем». Вторая жена Фузиве отвечала: «Ладно, сварю, но считай, что это ты делаешь». Потом у юноши один за другим умерли отец и мать.
Вскоре у меня родился второй сын, а юноша оставался жить с нами. Его сводный брат Рашаве говорил ему: «Убивай тапиров, диких свиней и приноси их Напаньуме. У нее родились двое сыновей, теперь родится девочка, и уж она станет твоей женой».
Этот юноша пишиаансетери стал жить с нами в маленьком шапуно. Мужчины сказали ему: «Тебе лучше перебраться к Рашаве. Твой будущий тесть решил его убить». Юноша заплакал и сказал: «Я не хочу уходить от него и Напаньумы. Я еще с детства у них живу. Мой будущий тесть всегда хорошо ко мне относился, давал мне стрелы, я ни разу не ложился спать голодным. Когда я возвращаюсь из лесу, меня уже ждет банановое мингау и пчелиный мед. Я его за отца считаю».
Но мужчины все равно вывели его на тропу и сказали: «Уходи, потому что он убьет твоего брата, а потом и тебя».
Но Фузиве никогда этого не говорил. Наоборот, он сказал: «Хочу убить Рашаве, его брата. А потом этот юноша, верно, из мести убьет меня».
Вечером Фузиве спросил у меня: «Уже совсем темно, этот юноша еще не вернулся из лесу?» «Нет, твоя вторая жена мне сказала, что твои родичи отправили его к пишиаансетери, потому что ты хочешь его убить».
«Неправда! — воскликнул Фузиве.—Я не собираюсь его убивать. Он всегда слушался меня, а я даже не могу дать ему дочь в жены. Когда я болел, он мне каждый раз приносил пчелиный мед. Без него я наверняка умер бы. Когда мои малыши начинали плакать, он брал их и уводил их на игарапе купаться». Я сказала мужу: «Прошу тебя, если ты сразишься с Рашаве, не убивай его брата. Он для меня как родной сын». Фузиве ответил: «Я убью первого, кто выйдет из шапуно». Тут все женщины и даже Токома стали его просить, чтобы он не убивал юношу. Дочка Фузиве сказала ему: «Отец, этот юноша всегда жил с нами, он нам родной». «Дочка, я должен убить первого, кто выйдет из шапуно, все равно, друг он мне был или враг»,— ответил Фузиве.
Своему хромому шурину он сказал: «Дай мне маниоки, жены сварят кашу мне на дорогу. В лесу я постараюсь убить дикую свинью, мясо поджарю и отнесу моим друзьям пишиаансетери. А еще для охоты мне нужен яд». Шурин ответил: «Как раз вчера я приготовил очень сильный яд. У моих воинов в колчанах полно отравленных наконечников. Каждый из них даст тебе три наконечника». Он дал Фузиве десять новых красных наконечников. Тушауа понюхал их и сказал: «Они для любого зверя годятся».
Утром мы все отправились на плантацию. Только Токома осталась в шапуно. Вскоре пришел хромой шурин Фузиве и спросил: «Он что задумал сделать с пишиаансетери?» Одна из жен Фузиве ответила: «Он хочет их убить». Я добавила: «Нас, женщин, он решил оставить в шапуно, а сам собирается напасть на пишиаансетери. Он мне сказал: «Все говорят, будто пишиаансетери — храбрые воины. Хочу посмотреть, в самом ли деле они такие ваитери. Все остальные намоетери отделились от нас. Мне интересно, соберутся ли они снова в одно шапуно, когда я убью кого-нибудь из пишиаансетери». Может, он снова хочет стать вождем всех намоетери?»
На следующий день мы сварили маниоку и приготовили из нее лепешки — бейжу. Я подошла к Фузиве: «Послушай, что я тебе скажу. В последний раз. Тушауа патанаветери тебе обещал, когда вернется, позвать пишиаансетери в гости и устроить поединки на палицах и топорах, чтобы вы и они успокоились. А ты сказал неправду и теперь идешь на них войной. Если ты убьешь кого-нибудь из пишиаансетери, они станут тебя преследовать, увидят патанаветери и убьют бедняг». «Да,— ответил Фузиве,— я убью одного из пишиаансетери. Почему ты их ращищаешь? Неужели тебе не горько смотреть на табак, маис и пупунье, которые ты сажала, чуть не плача от усталости, а теперь ни ты, ни твои сыновья их даже не попробуют?»
Больше он ничего не сказал. Взял стрелы, корзину с бейжу. Потом раскрасил себя черной краской: и шею, и грудь, и ноги. Вместе с ним ушли зять и еще трое воинов. Все женщины плакали, но он ушел. Они крикнули: «Хай, хай, ай!» — стукнули стрелами о землю и скрылись в лесу.
Потом Фузиве рассказал, как все было: они пришли на нашу старую плантацию, но пишиаансетери перебрались в другое шапуно. Тогда они пошли по следам пишиаансетери. Ночь была светлая, ярко светила луна, Фузиве сказал: «Пойдем по этой тропе. Завтра рано утром мы встретим пишиаансетери».
Когда они подошли к шапуно, жалобно запела птица мутум. Фузиве сказал: «Давайте подождем здесь. Пишиаансетери услышат мутума и захотят подстрелить». Один из охотников пишиаансетери и в самом деле отправился в лес, чтобы подстрелить птицу, но до того места, где сидели в засаде Фузиве и его воины, не дошел. Когда он приблизился, птица умолкла.
На рассвете Фузиве сказал: «Надо вернуться на старую плантацию. Пишиаансетери обязательно туда придут». Когда они подошли к плантации, то увидели на земле сломанный тростник. Тропинка змеилась вверх. Фузиве укрылся за стволом большой пальмы, остальные залегли чуть позади.
Рано утром юноша пишиаансетери, что жил с нами, вышел поискать собаку. Вместе с ним был маленький мальчик. Тушауа узнал юношу по голосу. «Зачем как раз ты и вышел первым из шапуно! Теперь придется тебя убить»,— подумал он. Фузиве стало ужасно жалко юношу, но он решил: «Все равно я должен его убить. Он брат Рашаве. Когда он умрет, тогда у Рашаве будет причина по-настоящему разгневаться на меня». Юноша подошел совсем близко. Фузиве вставил стрелу с черным, отравленным наконечником и натянул тетиву. Юноша увидел его и крикнул: «Не стреляй!» И в этот же миг Фузиве спустил тетиву. Стрела вонзилась юноше в живот. «Зачем ты пошел в лес?! Ведь ты знал, что я хотел убить твоих братьев». Прибежали женщины и унесли умирающего. Позже пишиаансетери рассказали, что юноша все просил воды, а потом умер.
Воины пишиаансетери стали окружать с двух сторон Фузиве и четырех других, сидевших в засаде. Фузиве бросился к реке, а остальные четверо скрылись в лесной чаще. Фузиве слышал топот ног у себя за спиной. Он забрался в густую бамбуковую рощу и спрятался там.
На следующее утро пришли в шапуно зять Фузиве и трое воинов. Они рассказали, что Фузиве убил того юношу. А сам Фузиве все не появлялся. Хромой брат Токомы сказал: «Тушауа только и думает, как бы кого-нибудь убить. Может, и его догнали и тоже убили».
Фузиве вернулся днем позже. В мочках ушей торчали черные палочки. Он попал под дождь, и тот смыл с тела черную краску. Он спросил: «А где остальные?» — «Уже вернулись»,— ответил хромой брат Токомы. «Сами меня подстрекнули, а теперь сидят себе в шапуно и не думают охранять тропинки,— сказал Фузиве.— Я шел по их следам, они направлялись к шапуно. Верно они уже близко».
Тут все испугались, схватили луки и стрелы и пошли охранять подходы к шапуно. Потом я узнала, что почти все пишиаансетери бросились преследовать Фузиве. Возле убитого юноши остались лишь Похаве да еще два-три воина.
Хромой брат Токомы сказал: «На нашей плантации много табаку, если хотите, можете его собрать. Но только сразу же — завтра никто не выйдет из шапуно». Старший в шапуно руководит всеми, даже если гостей больше, чем хозяев. Я вместе с Шереко, другой женой Фузиве, пошла набрать табаку. На поле я увидела два больших табачных листа, валявшихся на земле возле стебля. Я подняла листы и увидела, что их ножки еще влажны от дождя. Я испугалась и сказала Шереко: «Они только что собирали здесь табак». «Скорее вернемся в шапуно»,— сказала Шереко. Я закричала: «Пишиаансетери, пишиаансетери, не стреляйте, я здесь одна!» Наши мужчины услышали крики и бегом бросились нам навстречу. С ними был и Фузиве. «Зачем ты выбежал? — спросила я.— Ты же сам говорил, что тот, кто убил врага, должен спрятаться в шапуно». «Но ведь вас никто, кроме меня, не смог бы защитить»,— ответил муж.
За мужчинами шли две старухи — искали следы пишиаансетери. Яноама никогда не убивают старух. Они нашли место, где пишиаансетери отдыхали и где они собирали табак — на земле валялись ножки листьев табака.
Прошло два дня. Рано утром хромой брат Токомы сказал: «Пойду сорву бананов». «Иди, но будь осторожен,— посоветовал Фузиве.— Возьми лук и стрелы». Шурин Фузиве сказал: «А я знаю, где есть мед. Я видел на большом дереве пчелиное гнездо». «Какого цвета были пчелы?» — спросил Фузиве. «Черные». «У них мед очень вкусный,— ответил Фузиве.— Только лучше вам остаться в шапуно». Но эти двое и еще трое мужчин его не послушались и, захватив топор, отправились в лес. Я очень за них испугалась. Я слезла с гамака и сказала: «Мне страшно. У меня волосы встали дыбом». «Чего ты боишься?»— спросил Фузиве. «Что на них нападут пишиаансетери. Мне кажется, что они где-то рядом». Не прошло и часа, как послышался чей-то хриплый голос: «Хав, хав, хав». Я задрожала от страха. «Говорил я им не ходите, так нет, не послушались!» — воскликнул Фузиве.
«Они думают, что Рашаве трус. Вчера они сказали, что он даже муравьев боится!» — ответила я.
Брат Фузиве и хромой схватили луки и бросились к лесу. Навстречу им уже шли четверо индейцев. Они несли раненого зятя Фузиве. Стрела насквозь пробила ему бедро. Раненого принесли в шапуно, он был весь желтый и дрожал мелкой дрожью, но ложиться в гамак не захотел. Дочь Фузиве, как увидела его, громко зарыдала. Но он сказал: «Не плачь, я не умру. Меня однажды уже ранили такой стрелой, и я остался в живых». Кровь лилась, и раненый стал белым. Тогда я его чуть не силой уложила в гамак.
Тем временем пишиаансетери, которых преследовали наши воины, отсиделись в лесу, а потом незаметно подобрались к шапуно с другой стороны.
Я заглянула в просвет между столбами и увидела, что пишиаансетери подползают к шапуно. По огромной волосатой руке я узнала Рашаве. Я подбежала к Фузиве и шепотом сказала ему: «Что ты лежишь в гамаке? Разве ты не видишь врагов?» — «Где они?» Я сказала ему: «Смотри, вон за тем деревом прячется Рашаве. Я его по огромной руке узнала».
Фузиве медленно пошел к выходу из шапуно. И сразу же Рашаве выстрелил в него из лука. Но Фузиве увернулся от стрелы. Когда индейцы заранее знают, что в них могут выстрелить, они почти всегда успевают отскочить в сторону. Стрела вонзилась в столб. Рашаве решил, что попал в Фузиве, и закричал: «Прррхааау! Вот тебе мой подарок». Фузиве в ответ закричал: «Хай, ай, ты промахнулся, Рашаве!» — «Ты лжешь, я попал в тебя».— «Попал, но не в меня». Фузиве выдернул стрелу из дерева и вернулся в шапуно. Он подошел к моему гамаку и сказал: «Да, это Рашаве. Он не убежал и не спрятался, а остался в лесу. Ты и дальше следи за ним».
Я посмотрела в щель в стене и увидела, что возле Рашаве стоят его братья, его двоюродный брат Татаиве и еще один воин.
Между тем Фузиве вынул из стрелы Рашаве наконечник и вставил свой. Индейцы говорят, что наконечник никогда не ранит своего прежнего хозяина, поэтому Фузиве его и заменил. Он сказал мне: «Я еще раньше выпустил три стрелы, осталось всего четыре. Придется их поберечь, стрелять только наверняка». Он снова вышел ИЗ шапуно, чтобы сразиться с Рашаве. Вместе с Фузиве пошел и хромой брат Токомы. Он сказал мне: «Я не дам им убить его. Подожду, когда они подойдут поближе, и выстрелю в них из лука». И он спрятался за ствол дерева. Только Фузиве сделал два-три шага, как снова в воздухе просвистела стрела Рашаве и вонзилась в стену. Фузиве крикнул: «Кья, кья... ты опять промахнулся!» И сам выстрелил в Рашаве, но тот увернулся. Стрела вонзилась рядом с Рашаве в дерево. «Прраура!— радостно закричал Фузиве.— На этот раз я в тебя попал». «Да! Попал прямо в дерево!» Тут хромой брат Токомы из своего укрытия выстрелил в Рашаве. Тот бросился назад и спрятался за большим деревом. «Что же ты убегаешь, Рашаве? — крикнул ему вслед Фузиве.— Я один, а вас много, и все равно вы убегаете!» «Нет, я не убегу и не вернусь в свое шапуно, пока не убью хоть одного из вас! — ответил Рашаве.— Ты по-предательски напал на моего брата!» «Во всем ты виноват! — крикнул Фузиве.— Это ты поломал на моей плантации табак, маис и тростник для стрел! Теперь тебя ждет смерть!»
Так они грозили друг другу смертью, а я слушала и думала: «А ведь прежде они жили в мире и были друзьями. Тогда Фузиве не раз говорил мне: «Я сделаю красивый лук из дерева пупунье, сделаю стрелы, свяжу их вместе. Когда сыновья подрастут, я дам им этот лук и стрелы и скажу: «Отнесите их родным вашей матери. Ты тоже пойдешь с ними, Напаньума». Другие жены возражали: «Она пойдет и не вернется. Останется вместе с сыновьями у своих родных». «Нет, мы вернемся»,— говорила я. «Она вернется,— подтверждал Фузиве,— я ей верю». Я и в самом деле вернулась бы назад. Рашаве добавлял: «Да, да. Хорошо бы нам стать друзьями белых. У тебя двое сыновей — внуков белого человека. Когда они вернутся, то принесут нам в подарок мачете». И все радовались, что мы вернемся с мачете».
А сейчас зять Фузиве истекал кровью. Саматариньума, жена брата Фузиве, сказала мне: «Надо остановить кровь. Сходи на реку за водой». «Не пойду. Я боюсь»,— ответила я. Тогда саматариньума сама отправилась на реку. Она набрала ила, белого, как молоко, и принесла его в шапуно. Пишиаансетери ее не тронули. Она размочила ил в воде и положила комок раненому в рот. Мать хромого брата Токомы сказала: «Обмажьте белой грязью тело и голову раненого. Тогда он не умрет». «Да, я не умру,— белыми губами повторял раненый.— Не плачьте. Я еще проживу долго, до самой старости».
Тем временем перед шапуно продолжалось сражение. Наконец Рашаве крикнул: «У меня кончились стрелы. Пока можете не бояться. Мне нечем больше в вас стрелять». Фузиве ответил: «Ты захватил нашу расчистку. Отдай ее». «Нет, больше вам ее не видать»,— ответил Рашаве. «Все равно эта расчистка не принесет вам счастья,— крикнул ему Шамаве, брат Фузиве.— Скоро она зарастет кустарником». «Никогда. Может ты думаешь, Шамаве, что я женщина? Я не испугаюсь и не брошу плантацию».—«Зря ты так думаешь, Рашаве. Скоро туда придут тапиры полакомиться листьями эмбаубы».
Зятя Фузиве ранили часов в восемь утра. Уже наступил полдень, а пишиаансетери не собирались снимать осаду. К раненому подошел старик колдун и стал повторять: «Ты не умрешь, не умрешь, не умрешь. Пришли хекура, они уносят весь яд из бамбукового наконечника и отмывают его в воде хекура». Потом Шереко, жена Фузиве, сказала: «Крови уже вытекает поменьше. Теперь надо обжечь хлопок и положить на руку». Они взяли пучок хлопка, вынули семена, обожгли края и наложили пучок на рану. Потом положили сверху сухой хлопок и обвязали «марлю» тоненькой полоской коры. Очень скоро хлопок весь пропитался кровью. Тогда женщины сменили «повязку». Теперь рана лишь еле кровоточила. Раненый долго еще не мог подняться, но все же он выжил.
Ближе к вечеру Фузиве крикнул: «Рашаве, ты, наверное, проголодался. Ведь ты уже второй день меня преследуешь, и у тебя даже поесть нет времени». Рашаве ничего не ответил. Немного спустя он крикнул: «Можете передохнуть. Мы на время возвращаемся в шапуно». Фузиве и его воины по-прежнему прятались за деревьями. Потом все стихло. Тогда воины осторожно высунулись, чтобы проверить, правду ли сказал Рашаве.
Вернулся он уже поздно вечером. Жена хромого сказала своей дочке: «Сходи за водой». Дочка не решалась выйти за ограду. И только она пошла, как в столб шапуно вонзилась стрела. Фузиве соскочил с гамака. «Хочиа!»—крикнул он. (когда начинают падать стрелы, индейцы всегда так кричат). «Вы, женщины и дети, прячьтесь скорее за подпорками. Сегодня спать нам не дадут». Он взял наконечники стрел и стал их затачивать. Хромому шурину он сказал: «Надо сделать еще несколько стрел. Возьми перья и дай ребятишкам, пусть они прикрепят их к нижнему краю стрел». Хромой стал отбирать тростник, пригодный для стрел. Этот слишком длинен, он хорош только для охоты. А этот в самый раз. Индейцы говорят, что, когда стреляешь длинными стрелами, рискуешь промахнуться. Потому что длинная стрела в полете немного изгибается. А вот короткая стрела летит прямо и попадает точно в цель.
Женщины шапуно сидели и плакали. «Кончилось наше мирное житье! — стонали они.— Пришли намоетери, и теперь нас со всех сторон окружают враги».
Ночью мы услышали хруст ветки. Собаки сразу залаяли. Это один из пишиаансетери пытался выстрелить из лука через стену шапуно в направлении костра. Но плетеная стена была плотной, и ему никак не удавалось хорошо прицелиться.
Фузиве крикнул: «Стреляйте вон туда. Ветка там хрустнула». Намоетери выстрелили из луков. И сразу снаружи послышался топот. В ту ночь никому из нас не удалось заснуть. На рассвете пишиаансетери стали перекликаться, собираясь вернуться в шапуно. Когда стало совсем светло, Фузиве сказал: «Женщины, сходите и соберите стрелы». Мы тихонько выбрались из шапуно и стали искать стрелы. Я нашла стрелу с костяным наконечником, которая вонзилась в дерево. Ночью индейцы не стреляют отравленными стрелами. В темноте легко промахнуться, а тогда пропадет и стрела и драгоценный яд. Мы нашли возле шапуно много стрел и принесли их домой. После этого весь день никто больше не вышел из шапуно.
Ближе к вечеру вернулись к себе с праздника патанаветери. Один из патанаветери пошел навестить Фузиве, который приходился ему родственником. Он увидел, что у Фузиве из ушей торчат черные палочки. Он испугался, сразу вернулся к своим и рассказал, что Фузиве убил человека. Тушауа патанаветери тут же послал за нами своих воинов. Они сказали: «Тушауа велел передать, что вас слишком мало, чтобы одним бороться против пишиаансетери. Он зовет всех в свое шапуно».
На следующий день мы отправились к патанаветери. Когда мы вошли в шапуно, старик тушауа печально сказал Фузиве: «Зачем ты это сделал? Я же тебя просил — не убивай никого. Но ты меня не послушался». Старик говорил долго, а Фузиве слушал молча, низко опустив голову.
Он и сам очень жалел, что убил юношу. Когда он вернулся в шапуно и увидел, что мы, женщины, оплакиваем убитого, он сказал: «Женщины, перестаньте, не то я тоже заплачу. Во всем виноват Рашаве!»
Все эти дни Фузиве был очень грустен. Однажды он сказал: «Так мне больно, что я его убил. Ведь он был мне как сын родной». И заплакал. Спустя одну луну старый тушауа патанаветери сказал Фузиве: «Время тебе вынуть палочки из ушей и повесить их в лесу на ветке». Спустя еще дней пять Фузиве отправился на реку помыться. Пока он мылся, вооруженные воины охраняли его от нападения пишиаансетери. Потом ара-мисетериньума выбрила ему макушку. И сразу после этого Токома разрисовала свое тело змеящимися коричневыми полосами, а уголки рта, щеки и лоб обвела тоненькими черными волнистыми линиями. На другой день мужчины взяли гамак Фузиве, его куйю, черные палочки, пошли в лес и привязали все это к ветке дерева. Фузиве они дали новый гамак.
Срок искупления «греха» для Фузиве кончился.
Когда Шереко брила Фузиве макушку, в шапуно пришли чужие. Я спросила: «Кто это?» Мне ответили, что это старик из племени хасубуетери. Когда стемнело, старик подошел к тушауа патанаветери и сказал так: «Я пришел, чтобы пригласить вас в наше шапуно. Наш тушауа велел передать, что у него много пупунье. Он ждет вас. Если вы согласны, он пошлет своих на охоту». Тушауа патанаветери ответил: «Возьми, возьми меня с собой, раз уж я вам так по сердцу. Путь к вам далек, но потихоньку мы дойдем, если из сил не выбьемся». Потом старик хасубуетери подошел к Фузиве и сказал: «Я пришел, чтобы отвести тебя к хасубуетери. Наш тушауа не хочет, чтобы вы остались одни здесь в шапуно. Он слышал, что пишиаансетери стали вашими врагами, и хочет, чтобы вы объединились с хасубуетери». «Да,— ответил Фузиве,— Я приду». Большая часть патанаветери была в родстве с пишиаансетери, и потому они гневались на Фузиве. Особенно враждебно были настроены женщины. Единственными друзьями Фузиве оставались старый тушауа, его трое сыновей и четверо других мужчин.
Рано утром, после того как старик хасубуетери пригласил всех на реахо, из шапуно тихонько выскользнула одна женщина. Юноша, которого убил Фузиве, был сыном ее брата. Эта женщина прибежала к пишиаансетери и сказала: «Пришел старик хасубуетери и пригласил всех на праздник. Вы, пишиаансетери, крадитесь за нами с двух сторон тропы, пока мы не подойдем к шапуно хасубуетери. И тогда нападите на Фузиве». Спустя три дня женщина вернулась, и никто даже не спросил у нее, где она пропадала. На следующий день мы тронулись в путь. Потом к нам присоединились гнаминаветери. На этот раз всеми руководил старый тушауа патанаветери.