Монументальная архитектура, причудливое искусство...

Цивилизация майя — прошедшая, согласно до­кументальным свидетельствам, два этапа, соответ­ствующие историческим периодам Древнего и Но­вого царства, — нашла самое характерное выра­жение в архитектуре и изобразительном искусстве. Наши представления о классической монументаль­ной архитектуре в значительной мере связаны с образами Акрополя в Афинах и пирамид в Гизе. Храмы майя кое в чем сходны с афинским Акро­полем, а их пирамиды напоминают египетские, но в то же время они построены по совершенно свое­образному плану, они самобытны, не похожи ни на какие другие знаменитые сооружения Старого Света.

Прежде всего здесь следует подчеркнуть, что города майя не были городами в общепринятом значении этого слова. Это были культовые и торговые центры, где люди собирались, чтобы при­нять участие в религиозных обрядах, выполнить свои гражданские функции, обменять продукты своего труда на другие. Каменные здания, иногда очень внушительных размеров, вовсе не были при­способлены для постоянного жилья: в них не было ни очагов, ни окон, а иногда даже и отду­шин для проветривания (знаменательно, что на современном юкатанском языке такие здания, ле­жащие теперь в руинах, называются актун, сло­вом, означающим у юкатанцев пещеру). Во внут­ренних помещениях дворцов и храмов царил полумрак и только в определенный, очень точно рассчитанный час дня, когда солнце проникало че­рез специальные щели, храмы озарял странный свет.

Разумеется, такие здания могли населять толь­ко... боги, которым они и посвящались. Внутри храмов воздвигались алтари, помосты, большие платформы, имевшие при церемониях определен­ное назначение. Жрецы, их помощники и ученики жили в храмах некоторое время лишь накануне празднеств, когда постились и готовились к свер­шению обрядов.

Все эти обстоятельства, а также сравнительно развитые познания в области математических, осо­бенно геометрических расчетов, наличие подходя­щего строительного материала (камня) и само­бытной концепции, выработанной в процессе исто­рического развития народа, позволяло майянским архитекторам воздвигать здания монументальных пропорций, соответственно эстетическим представ­лениям правящей городами жреческой верхушки, отличавшиеся совершенно оригинальной и самобытной архитектурой, поставленной на службу культа — господствующей формы идеологии в древнем обществе майя.

Европейцы, впервые вступившие в контакт с монументальной архитектурой Центральной Аме­рики, были поражены мощностью и смелой кон­струкцией зданий, странным сочетанием в них света и тени, массивностью строительного мате­риала и своеобразием декоративных мотивов.

«Повсюду неистовство света, — пишет Жан Бабелон в книге «Жизнь майя» («La vie des mayas», Париж, изд. Галлимар, 1934), — которым архи­текторы с дерзким и жестоким спокойствием поль­зуются для достижения декоративного эффекта: антаблементы с резкими горизонтальными высту­пами, застывшие в непреклонной суровости, ка­менные шпалеры, нависающие между маленькими колоннами, как решетки или сплетения ивовых ветвей, фризы из связанных между собою тре­угольников в кружевной резьбе, полукруглые сту­пени, зигзагообразные мотивы или узоры из прямых углов, прекрасно упорядоченное сочетание, внушающее трепет, как система господства и угнетения. Ни одна вертикаль не смягчает впечат­ления придавленности, создаваемого этой плоской дремотной архитектурой, воздвигнутой на искус­ственных насыпях не в поддержку возвышенного акта молитвы, а для того, чтобы еще больше уве­личить вещий груз ее силы».

Руины зданий, воздвигнутых некогда архитек­торами майя, являются в наши дни самыми попу­лярными туристическими объектами в Централь­ной Америке, по всей территории между Сальвадором и Мексикой. Из них наиболее интересны следующие:

Копан, где монументальная иероглифическая лестница — названная так потому, что вертикаль­ную грань каждой ступени покрывают глубоко высеченные глифы — величественно возвышает свои 63 ступени на 26 метров над уровнем пло­щади, вызывая странное ощущение грандиозности и головокружения у всех, кто имеет любопытства (и смелость) подняться по ней.

Киригуа, расположенный по линии железной дороги между городами Пуэрто-Барриос и Гвате­мала, стоит на плодородной равнине, на кромке долины Мотагуа, где когда-то были леса, а сейчас расстилаются банановые плантации. Здесь нет высоких пирамид, и каменные здания скромны, но место это самое известное из всех археологических раскопок поселений майя, благодаря стройности и изяществу каменных стел из украшенного резьбою песчаника и причудливых алтарей — громадных каменных блоков в форме населявших мифологию майя фантастических чудовищ неба, в которых вся масса строительного материала гармонично соче­тается с тонкой сложностью деталей.

Лубаантун, в южном Британском Гондурасе, не имеет ни стел, ни зданий, но его самобытность проявляется в производящих грандиозный эффект пирамидах, сложенных из квадратных блоков прозрачного известняка, обладающего некоторыми свойствами мрамора и очень похожего на него.

В Чичен-Ице, кроме зданий, о которых уже го­ворилось выше, очень своеобразна архитектура «Дома монахинь» (Casa de las Monjas), названного так после конкистадорских завоеваний, по-видимому в ошибочном предположении, что здание за­нимали своего рода майянские весталки (бравых солдат скорее привлекала теория целомудрия, чем его практика). Это здание стоит на выложенном из камня мощном фундаменте, над которым воз­вышаются два этажа комнат, украшенных скульп­турными масками; отвратительные оскалы этих масок создают особую атмосферу, господствую­щую над всем этим странным сооружением.

Сан-Хосе, в центральной части Британского Гондураса, был одним из малых культовых цен­тров. Несмотря на свое расположение на окраине «трапеции» майя, он все же был довольно важ­ным торговым городом, о чем свидетельствуют многочисленные находки: расписные керамические сосуды из Юкатана, глиняные фигурки из Веракруса, украшения из раковин, характерные для Тихоокеанского побережья, обсидйайовые предметы, вероятно, из Сакапы, расположенной в северо-восточной части гватемальского горного района, нефритовые статуэтки неизвестного про­исхождения, медные орудия и украшения, по-ви­димому, из Центральной Мексики, коралловые украшения с берегов Караибского моря, мрамор­ные сосуды, типичные для некоторых районов Гондураса, а также большое количество расписной керамики из самых разных мест. Жители Сан-Хосе не высекали скульптур, но украшали свои здания рисунками на штукатурке.

Некоторые незаконченные здания из Тикаля, где работали знаменитые архитекторы, позволяют нам догадываться, как происходила постройка ты­сячу двести лет назад: одни строители подносили камни и землю для центра пирамиды, другие примитивными орудиями распиливали бревна для стройки и готовили дрова для нагрева печей, третьи — обтесывали строительный камень. При торжественном открытии памятников некоторые из рабочих, вероятно, приносились в жертву; в основании стен, под плитами храмов и лестниц лежат в керамических сосудах черепа. На большой церемониальной площади и на платформах перед пирамидами стоят разнообразные стелы из известнякового камня, украшенные скульптурной резьбой и росписями, изображающими богов и ие­роглифические тексты, напоминающие о том, что неумолимое течение времени продолжало быть важной проблемой у древних майя. Через каждые 5—10 или 20 лет воздвигалась новая стела, неся на себе запись о проникновении за эти проме­жутка в тайны времени и движения небесных тел.

При некоторой доле фантазии мы можем пред­ставить себе, как жрецы-астрономы, переходя от одной стелы к другой, проверяют свои теории от­носительно продолжительности солнечного года или года Венеры.

Наконец, назовем Вашактун (в области Петен, в Гватемале). Здесь, в лесу, под слоем земли и буйной тропической растительностью, была обна­ружена самая древняя пирамида майя (328 г. н. э.). Когда она была обнаружена в 1916 году, ее покрывала другая, значительно большая по размерам и высоте пирамида; поскольку верхняя пирамида была очень разрушена, ее разобрали и под ней открылась более древняя, сохранившаяся в своем почти первоначальном состоянии. Это квадратная пирамида, высотою более восьми мет­ров, с четырьмя лестницами, ведущими к двум верхним террасам. Платформы окружены восем­надцатью гротескными масками, высотою 1,8 м. и шириною 2,4 м. Причудливые по замыслу, эти маски внушают однако безмятежный покой, стран­но контрастирующий с нервозностью всей пирами­дальной массы. Изогнутые клыки в углах пасти, косматые брови, приплюснутый нос и язык, напо­ловину высунувшийся над верхней губой, не вы­зывают никакого сомнения в том, что это изобра­жение бога Ягуара. Маски с нижней части пира­миды, еще более стилизованные (один художе­ственный критик нашего времени сказал, что они принадлежат к «палеоимпрессионистскому» тече­нию), создают впечатление, что перед зрителем — морды фантастических животных, объединяющих в себе черты змей и ягуаров. Итак, от фундамента и до верхних платформ пирамида из Вашактуна образует единое целое с украшениями, может быть, необычными и причудливыми, но произво­дящими очень сильное впечатление и передаю­щими мощь всего ансамбля.

Постройки майя, будь то храмы, дворцы или пирамиды, не сравнимы ни с какими известными строениями Старого Света. У майянской и астекской пирамид есть целый ряд общих деталей, но те и другие решительно отличаются от египет­ских, которые являются храмом, святилищем или гробницей. Американская пирамида это просто гигантский постамент — естественный или насып­ной, выполняющий роль платформы для культо­вого здания, возвышая его (в прямом и в пере­носном смысле) в глазах верующих и используя в этих целях крутые, иногда очень смелые, голо­вокружительные лестницы. Итак, эта пирамида не скрывает в своем чреве никаких секретов, доступ­ных лишь жрецам, как египетские пирамиды, а выставляет святилище на яркий свет тропиче­ского солнца, вознося его на платформу, куда могли подниматься только избранные.

Архитекторы майя не знали арки и свода; их заменял так называемый «ложный свод», поэтому их здания были довольно узки и длинны, а при толстых стенах возможны были только очень ма­ленькие окошки. Зато поверхность, подходящая для украшений, была достаточно велика, чем от­части и можно объяснить великое изобилие фре­сок и барельефов в культовых центрах.

Городская архитектура, развитие которой не выдерживает никакого сравнения с архитектурой, поставленной на службу культа, расцвела особен­но в эпоху Нового царства. В некоторых городах, располагавшихся в засушливых районах, были устроены каменные или цементные плоскодонные водоемы. Археологи обнаружили сложную кана­лизационную систему для вывода воды со дворов и из помещений. Речка, протекавшая через город Паленке, была повернута в другом направлении, к подземному акведуку; по тем его местам, где он не обвалился, могут пройти плечом к плечу пять человек. Каналы, идущие от храмов и двор­цов, несли сюда воду, стекавшую с крыш и дво­ров. Ниже по течению, уже за искусственным руслом, через речку был переброшен выгнутый мост, который археологи, любители ассоциаций, сравнили с мостами древней Венеции. До нас не дошло ни одного имени тех художни­ков и скульпторов, которые высекали причудливые и в то же время поразительно мощные фигуры, мы не знаем имен архитекторов, творцов величе­ственных храмов и дворцов древнего Юкатана и создателей пирамид, хотя одна из них — из Чолулы — выше знаменитой пирамиды Хеопса из Гизе (считающейся, между прочим, одним из семи чудес света). Более того, лингвисты наших дней напрасно занимались бы поисками в многочислен­ных америндейских языках слова «искусство». Понятия этого не было в древней Америке. Ба­рельеф просто назывался богом дождя или богом кукурузы, стела была счетом годов, а пирамида — местом жертвоприношений или постройкой в честь солнца.

Историк искусства Фердинанд Антон в своем труде «Древняя Мексика и ее искусство» (Alt Mexico und seine Kunst, Лейпциг, 1965 г.) вполне справедливо отмечает, что «безымянный худож­ник, создававший керамические украшения для поклонения умершим, неизвестный скульптор, вы­тесывавший каменными орудиями каменные изо­бражения божеств, или безымянный архитектор, воздвигавший храмы и культовые дворцы, — все они имелй совершенно иное мировоззрение, чем люди нашего времени, пытающиеся объяснить себе этот умерший мир». По поводу же назначения древнего мексиканского искусства с его столь не­обычайными, самобытными формами он говорит: «Полихромная керамика в погребениях, нефрито­вые украшения на шее жрецов, обсидиановые маски для сановных покойников, каменные скульптуры у основания пирамид, здания, поражающие своими фресками и сердцами принесенных в жертву пленников, все, что составляло искусство, как и культ, предназначалось для одного — для поклонения божествам, для сохранения космиче­ского порядка».

Если архитектура майя умерла одновременно с Новым царством, искусство их живет до наших дней; каменотесы-художники, гончары и ткачи из малых поселений продолжали свой труд и во время фратрийских войн, и в период испанской колонизации, сохраняя тысячелетние традиции своего народа.