Начинающаяся революция

10 марта 1952 года кубинские военные под руководством Фульхенсио Батисты совершили агрессивный акт - государственный переворот, история которого, разумеется, не начинается в день мятежа. Его предпосылки следует искать в глубине истории Кубы, намного раньше вмешательства в дела страны американского посла Самнера Уэллеса в 1933 году, еще до "поправки Платта" в 1901 году, еще до высадки героя Иарсисо Лопеса, представлявшего на деле интересы североамериканских аннексионистов, и так до тех пор, пока мы не доберемся до корней этого процесса во време­на Джона Куинси Адамса, который в начале XIX века сформули­ровал константу политики своей страны в отношении Кубы сле­дующим образом: яблоко, упавшее с дерева Испании, неизбежно должно попасть в руки дядюшки Сэма. Таковы звенья длинной цепи агрессий, которые совершаются на нашем континенте не только против Кубы.

Эти приливы и отливы, возникновение и прекращение импер­ских войн отмечены соответственно победами реакции или воз­никновением демократических правительств в результате не­удержимого напора масс. Этот исторический процесс почти оди­наков во всех странах Латинской Америки: диктаторские прави­тельства, представляющие ничтожные меньшинства, приходят к власти в результате государственных переворотов; демократиче­ские правительства, имеющие широкую народную поддержку, пробиваются с большим трудом и очень часто еще до взятия вла­сти бывают связаны обязательствами, на которые им пришлось пойти, чтобы удержаться у власти. И хотя кубинская революция в этом смысле является исключением в Америке, необходимо было напомнить историю этого процесса, потому что автор этих строк, подхваченный волной социальных движений, потрясаю­щих Америку, благодаря указанным обстоятельствам получил возможность встретиться с другим американским изгнанником - Фиделем Кастро.

Я познакомился с ним в одну из прохладных ночей, какие бы­вают в Мехико, и помню, что при первой встрече мы обсуждали вопросы международной политики. В ту же ночь, спустя несколь­ко часов, на рассвете, я уже стал одним из участников будущей экспедиции. Но мне нужно рассказать, как и почему я познако­мился с нынешним главой правительства Кубы. Это был 1954 год - момент отлива для демократических правительств, когда по­следняя американская революционная демократия, которая удер­живалась у власти в этом районе правительство Хакобо Арбенса, была свергнута в результате агрессии, хладнокровно обдуман­ной и осуществленной Соединенными Штатами Северной Аме­рики под покровом дымовой завесы, устроенной их континен­тальной пропагандистской машиной. Ее очевидным руководите­лем был государственный секретарь Фостер Даллес, который, как ни странно, являлся одновременно адвокатом и акционером "Юнайтед фрут компани" - основного империалистического пред­приятия в Гватемале.

Мне пришлось покинуть эту страну, переживая горечь пораже­ния, испытывая боль вместе со всеми гватемальцами, надеясь и стараясь найти способ переделать судьбу этой охваченной горем страны. Фидель тоже прибыл в Мексику в поисках нейтральной почвы для подготовки своих людей к большому делу. Позади остался внутренний раскол, возникший после нападения на ка­зарму Монкада, когда откололись все малодушные, те, кто по той или иной причине присоединились к политическим партиям или революционным группам, обязывавшим их членов к мень­шим жертвам. Новые силы вливались в славные ряды "Движения 26 июля", получившего свое название в честь даты нападения на казарму Монкада в 1953 году. Начиналась труднейшая работа для тех, кто должен был подготовить этих людей в условиях неизбеж­ного в Мексике подполья, противостоя мексиканскому прави­тельству, агентам американского ФБР и агентам Батисты - этой сплетавшейся так или иначе тройственной комбинации, в кото­рой большую роль играли корысть и подкуп. Кроме того, надо было бороться против шпионов Трухильо. К тому же приходилось сталкиваться с неудачным подбором людей для нас, особенно в Мехико. Но, одолев все эти трудности, мы должны были суметь сделать нечто очень важное - отплыть и затем прибыть на место, а также осуществить все остальное, что в тот момент нам каза­лось легким делом. Сегодня мы можем оценить, каких усилий и жертв, скольких жизней все это стоило.

Опираясь на маленькую группу близких друзей, Фидель Кастро вложил все свои способности и необычайное трудолюбие в под­готовку вооруженного отряда для отправки на Кубу. Сам он почти никогда не бывал на уроках по военному делу, потому что у него не хватало на это времени. Мы же, остальные, смогли довольно многому научиться у генерала Альберто Байо. Уже на первых занятиях ко мне сразу пришла уверенность в возможности побе­ды, казавшейся мне весьма сомнительной в момент, когда я при­соединился к мятежному майору, с которым меня с самого начала связали узы романтической симпатии, как любителя приключе­ний, и мысль о том, что стоит умереть на чужом берегу за столь чистый идеал.

Прошло несколько месяцев. Мы начали постигать искусство стрельбы, и среди нас появились снайперы. Подыскав ферму в Мехико, мы под руководством генерала Байо (я в то время зани­мался подбором кадров) приступили к последним тренировкам, рассчитывая отправиться в путь в марте 1956 года. Однако в то время две мексиканские полицейские организации, которые на­ходились на содержании у Батисты, охотились за Фиделем Ка­стро. Одна из них добилась успеха, задержав его. Однако она каким-то чудом не расправилась с Кастро сразу после ареста. Несколько дней спустя были схвачены многие другие участники движения. Полиция захватила также нашу ферму, расположен­ную в предместьях Мехико, и все мы попали в тюрьму.

Все это не позволило завершить первый этап нашего плана. Некоторые из нас провели в заключении пятьдесят семь суток, считая каждый день и постоянно ощущая нависшую над своей головой угрозу выдачи (свидетелями того являемся мы с Каликсто Гарсия). Но никогда мы не теряли личного доверия к Фиделю Кастро. И это несмотря на то, что некоторые поступки Фиделя позволяли говорить о том, что ради друга он был готов поступить­ся интересами дела. Я, помнится, изложил ему обстоятельства моего дела: иностранец, находящийся на нелегальном положе­нии в Мексике, против которого выдвинут целый ряд обвинений. Я сказал ему, что ни в коем случае из-за меня не должна задержи­ваться революция, что я отдаю себе отчет в сложившейся ситуа­ции и попытаюсь включиться в борьбу из того места, в которое меня вышлют, и что лишь нужно добиваться, чтобы меня отпра­вили в одну из близлежащих стран, а не в Аргентину. Я помню также решительный ответ Фиделя: "Я не оставлю тебя". Так и вышло: пришлось потратить время и деньги, чтобы вызволить меня из мексиканской тюрьмы. Такое поведение Фиделя в отно­шении людей, которых он ценит, является ключом к пониманию той огромной любви к нему, когда к приверженности, основан­ной на принципах, присоединяется приверженность личного ха­рактера, что превращает Повстанческую армию в нерушимый монолит.

Шли дни работы в подполье. Мы прятались где могли, по воз­можности избегали появляться на людях, почти не выходили на улицу. По прошествии нескольких месяцев стало известно, что в наших рядах имеется предатель, имя которого мы не знали, и что он уже выдал партию оружия. Нам стало известно также, что он выдал яхту и передатчик, хотя и не успел еще совершить "купчу­ю". В своем первом доносе предатель постарался показать кубин­ским властям, что он действительно был в курсе наших дел. Но это спасло нас; мы знали, что известно предателю. С этого момен­та началась лихорадочная деятельность. "Гранма" была подготов­лена к выходу чрезвычайно быстро: съестные припасы, которые, по правде говоря, удалось достать в небольшом количестве, были свалены грудами вперемешку с обмундированием, винтовками, амуницией и двумя противотанковыми ружьями, к которым по­чти не было патронов. Наконец 25 ноября 1956 года в два часа ночи мы приступили к выполнению того, о чем говорил Фидель и что стало поводом для издевок в проправительственной печа­ти. "В 1956 году мы станем свободными или мучениками", - заявил он.

С потушенными огнями покинули мы порт Туспан. Яхта была страшно перегружена людьми и различным снаряжением. Пого­да стояла очень плохая, но устье реки продолжало оставаться спокойным, хотя навигация была запрещена. Мексиканский порт остался позади, и спустя немного времени были зажжены огни. Мы лихорадочно стали искать лекарство от морской болезни, но так и не нашли его. Были спеты кубинский национальный гимн и гимн "26 июля" - все это длилось, наверное, не более пяти минут. Затем судно стало представлять собой трагикомическое зрелище: люди сидели с мученическими лицами, обхватив руками живо­ты, одни уткнулись головой в ведра, другие распластались в са­мых неестественных позах. За исключением двух или трех мат­росов да четырех или пяти пассажиров, все остальные из 82 чело­век страдали от морской болезни. Однако на четвертый или пя­тый день общая картина несколько улучшилась. Была обнаруже­на и причина течи на яхте: оказалось, что в туалете не был закрыт кран. Но к тому времени мы успели выбросить за борт все лиш­нее, чтобы облегчить судно.

Избранный нами путь описывал дугу к югу от Кубы, проходя около Ямайки и Больших Каймановых островов, а высадка пред­полагалась в каком-либо месте вблизи поселка Никеро в провин­ции Орьенте. Осуществление плана шло довольно медленно. 30 ноября мы услышали по радио сообщение о восстании в Сантьяго-де-Куба, поднятом Франком Паисом, который рассчитывал, что оно совпадет с прибытием нашей экспедиции. Ночью 1 декабря мы развернули яхту и взяли курс прямо на Кубу, нетерпеливо высматривая огни маяка на мысе Крус: у нас не хватало воды, топлива и провизии. Находясь в два часа ночи в сплошной тем­ноте при плохой погоде, мы испытывали беспокойство. Марсовые сменяли друг друга, тщетно пытаясь обнаружить луч света на горизонте. Бывший лейтенант военно-морского флота Роке под­нялся на маленький верхний мостик в попытке обнаружить огни маяка на мысе Крус, но потерял равновесие и упал в воду. Неко­торое время спустя после возобновления движения мы увидели огни, однако астматический ход нашей скорлупки сделал нескон­чаемыми последние часы похода. Уже был день, когда мы выса­дились на Кубе, в месте, которое известно под названием Белик и расположено около Лас-Колорадас.

Какое-то каботажное судно заметило нас и сообщило по радио о своей находке батистовцам. Едва мы успели покинуть яхту, захватив с собой в большой спешке лишь самое необходимое, и забраться в болото, как над нами появилась вражеская авиация. Поскольку болото, по которому мы шли, было покрыто мангровы­ми зарослями, летчики противника, конечно, не обнаружили нас, но армия диктатуры уже шла по нашим следам.

Нам понадобилось несколько часов, чтобы выбраться из боло­та, в которое нас завели неопытность и безответственность одно­го из товарищей, назвавшегося знатоком здешних мест. И вот мы уже на твердой земле, заблудившиеся, спотыкающиеся от устало­сти и представляющие собой армию призраков, движущихся по воле какого-то механизма. К семи дням постоянного голода и морской болезни добавились три ужасных дня на суше. Ровно десять дней спустя после отплытия из Мексики, на рассвете 5 декабря, после ночного марша, прерывавшегося обмороками от усталости и привалами, мы добрались до места, название которо­го звучало как насмешка - Алегрия-де-Пио (Святая радость). Это был небольшой островок низкорослого кустарника, охваченный с одной стороны плантацией сахарного тростника, а с другой - несколькими полянками, за которыми начинался густой лес.

Для лагеря это место было неудачным, но мы сделали привал, чтобы отдохнуть здесь день и возобновить поход на следующую ночь.