Отражение кечуа-испанских языковых контактов в литературе кечуа колониального периода
I. Начало кечуа-испанских этнокультурных и языковых контактов относится ко времени завоевательных походов Ф. Писарро и его сподвижников. В 1527 г, в районе Тумоес в Северном Перу были взяты в плен несколько индейцев, владевших языком кечуа и, возможно, другими местными говорами. Проведя несколько лет среди испанцев, они до некоторой степени усвоили испанскую речь и в дальнейшем использовались завоевателями в качестве переводчиков. Их-то и можно с полным основанием считать первыми кечуа-испанскими билингвами. Один из этих переводчиков — Фелипильо, как известно, сыграл роковую роль в судьбе последнего верховного инки Атауальпы и тем самым вошел в историю1.
Завоевание и утвердившееся вскоре колониальное господство Испании существенно повлияли на все аспекты жизни аборигенов Андского нагорья. Переселенцы из Испании принесли в Перу свой язык, который сначала утвердился на побережье, постепенно вытесняя местные индейские наречия, в том числе отдельные диалекты кечуа. Через некоторое время носителями испанской речи становятся также метисы, доля которых в населении Перу медленно, но неуклонно возрастала. Наконец, будучи основным средством коммуникации в деятельности колониальных властей, язык метрополии начинает внедряться и в индейскую среду — вначале главным образом среди представителей туземной знати, которые старались войти в привилегированное общество.
Однако, несмотря на колоссальный ущерб, нанесенный конкистой материальной и духовной культуре народа кечуа, его язык в общем сохранил свои позиции. Более того, именно конкиста дала новый импульс экспансии языка кечуа, которая достигла значительных масштабов и раньше, в эпоху Тауантинсуйу. В частности, католической церковью было сочтено целесообразным принять кечуа в качестве главного средства религиозной пропаганды среди разноязычного населения вице-королевства Перу. Теперь уже испанцы — в первую очередь миссионеры и священники — были вынуждены взяться за изучение языка покоренного народа. В 1540 г., т. е. спустя четыре года после завершения разгрома империи инков, появляется первое учебное пособие по языку кечуа, составленное миссионером Педро Апарисио2. В местах наиболее интенсивных межэтнических контактов билингвизм становится обычным явлением как у индейцев и метисов, так и в креольской среде. Это не могло не отразиться на характере основных языков, фигурировавших в этнолингвистических процессах колониальной эпохи.
II. Как уже говорилось, в результате завоевания традиционная духовная культура народа кечуа пришла в упадок. Одним из главных деструктивных факторов здесь явилась насильственная христианизация и сопутствовавшее ей «искоренение идолопоклонства и языческих суеверий». И в этой сфере деятельности католическая церковь достаточно преуспела. Нам мало что известно о словесном художественном творчестве доколумбовых времен. По всей видимости, оно бытовало в устной форме. Во всяком случае, нет сколько-нибудь достоверных свидетельств о существовании письменности в государстве инков, если не считать мнемонической системы кипу, использовавшейся для ведения статистики. К записи кечуанской речи был приспособлен латинский алфавит, однако единые орфографические нормы вплоть до середины XX в. так и не выработались.
К сожалению, в Перу не нашлось деятелей наподобие Бернардино де Саагуна, который, как известно, с помощью туземных информантов составил подлинную энциклопедию астекской жизни на языке науатль. Древние мифы, предания, рассказы об исторических событиях, описания обычаев и религиозных представлений инков и подвластных им народов известны главным образом в пересказах на испанском языке 3. Единственное исключение — тексты Франсиско де Авилы, о которых речь пойдет ниже. Впрочем, в сочинениях, принадлежащих перу образованных метисов и индейцев, содержатся образцы сакральной и светской поэзии древних инков в довольно несовершенной записи латинскими буквами. Особую ценность в этом отношении представляет «Новая хроника» Фелипе Гуамана Помы (кеч. Waman Puma — «сокол-пума») де Айала. Этот своеобразный литературный памятник интересен и как свидетельство влияния билингвизма на испанскую речь носителей языка кечуа 4
Тем не менее именно в колониальную эпоху начинается развитие письменной литературы на языке кечуа. Следует отметить, что издание кечуанских текстов находилось под строгим цензурным контролем. В типографиях печатались главным образом словари, грамматики языка кечуа и канонические тексты религиозного содержания — катехизисы, молитвенники, сборники проповедей. К ним примыкают христианские легенды, гимны и стихотворения подражательного или переводного характера. Оригинальные же сочинения со светским содержанием имели хождение в рукописях. Они были обнаружены гораздо позже — в XIX и даже в XX в., причем не исключены новые открытия. Наиболее значительны по объему и содержанию драматические произведения. Это прежде всего вершина национальной литературы кечуа «Апу-Ольянтай». Дошедшая до нас рукопись записана около 1780 г. каноником Антонио Вальдесом, однако вопрос об авторстве и времени создания самой драмы остается открытым. Текст драмы впервые опубликован в 1853 г. немецким исследователем И. Я. Фон Чуди 5. Другие сочинения драматического жанра — ауто «Самый богатый бедняк» (E1 pobre mas rico), написанное во второй половине XVII в. Габриэлем Сентено де Осмой; две пьесы, приписываемые Хуану Эспиносе Медрано (середина XVII в.), — драматическая версия сказания о Блудном сыне (Auto sacramental del Hijo Prodigo) и ауто «Похищение Прозерпины и сон Эндимиона»; пьеса неизвестного автора XVII или XVIII в. «Уска Паукар» (Auto sacramental del patrocinio de Maria Nuestra Señora de Copacabana) 6. Сравнительно недавно известным боливийским писателем и филологом X. Ларой опубликована трагедия «Конец Атауальпы» (AtahuMlpap puchucacuy-ninpa huancan); сохранившаяся копия относится к 1871 г., хотя создана драма гораздо раньше.
III. Как видим, дошедшая до нас кечуаязычная литература колониального периода довольно ограничена как по объему, так и в жанровом отношении. Тем не менее даже из такого специфического языкового материала можно извлечь определенную информацию к проблеме ранних кечуа-испанских языковых и культурны контактов.
Испанское языковое влияние по-разному проявляется в письменных памятниках различных жанров. Наиболее ощутимо оно в текстах чисто религиозного характера — катехизисах, молитвенниках, проповедях. Это вполне естественно, поскольку в них в наибольшей степени представлены новые, необычные для индейцев понятия и категории христианства, для выражения которых в языке кечуа не было соответствующих средств. В пересказах христианских легенд, действие которых происходит в странах Европы, к специфической сакральной лексике добавляются обозначения некоторых реалий европейского быта и культуры. Довольно много испанских слов бытового характера употребляется в проповедях. В то же время в стихотворных произведениях испа-низмы встречаются реже, что можно объяснить влиянием «высокого стиля», свойственного этому жанру. Слабее проявляется испанское языковое влияние в драмах. Оно практически отсутствует в тексте «Апу-Ольянтая». Высказывались различные точки зрения относительно воздействия европейских традиций на поэтическую технику, сюжет, композицию и обрисовку персонажей этого произведения 7. В нем описываются события времен Инки Пачакутека и Тупака Юпанки (около 1350 г.), так что чуждые идеологические или культурные влияния возможны здесь в минимальной степени (если они вообще есть). Тем не менее испанское слово встречается один раз в реплике Пики-Чаки (Блошиноногого) — слуги и наперсника Оль-янтая. На вопрос о том, какое дурное предзнаменование он видел во сне, Пики-Чаки отвечает: «Huk asnuta watasqata», т. е. «одного привязанного осла» (asno — йен. «осел»). Ясно, что это анахронизм, поскольку до прихода европейцев ослы в Андах не водились, и, кроме того, еще один аргумент против точки зрения о совершенно оригинальном характере драмы.
Другое дело — ауто, т. е. драматические произведения с библейским или аллегорическим сюжетом. При ярко выраженной религиозно-дидактической направленности, а иногда и традиционности содержания («Блудный сын») действие в них приурочено к реалиям Перу того времени, а основные персонажи являются индейцами и носят кечуанские имена. Даже Сатана выступает под псевдонимами Nina Kiru («Огненный Зуб») или Yunka-nina («Равнинный Огонь»). Однако испанское языковое влияние выражено здесь довольно слабо. Любопытно, что бытовые испанизмы обычно попадаются в речи слуг и других персонажей низкого звания. «Благородные» же герои изъясняются на рафинированном кечуа, если не считать неизбежных упоминаний Бога (Dios), Богоматери (Santa Maria) или души (anima). Пуристические тенденции дают о себе знать и в более поздней «ученой» литературе кечуа в отличие от фольклорных текстов, пересыпанных испанскими словами и оборотами 8.
Особое место среди письменных памятников колониальной эпохи занимают мифы, предания и рассказы о различных реальных событиях, собранные и записанные Франсиско де Авилой в первые годы XVII в. в местности Уарочири около Лимы9. С одной стороны, исследователями отмечается живой, непринужденный стиль повествования, близкий к разговорному. По всей видимости, Ф. де Авила выступал не как автор, а как добросовестный компилятор устных рассказов. С другой стороны, в этих текстах довольно обильны и разнообразны испанские заимствования. Испанизмы встречаются не только в тех частях повествования, где речь идет о событиях, происходивших после конкисты, но и при изложении древних мифов и преданий, хотя и в меньшей степени. А иногда в кечуанский текст вкрапляются испанские грамматические конструкции и даже небольшие пассажи на испанском языке, например: «Kaymi на takurisimki, apllasunki, nispa у luego lo sacaban у mataban», т. с.: «Вот теперь тебя смешают, сделают из тебя кашу, говорили (кеч.), а потом его тащили и убивали (исп.)». Таким образом, уже через 60 — 70 лет после конкисты испанское языковое влияние выступало вполне явственно, по крайней мере в прибрежных диалектах кечуа, которые первыми вступили в контакт с испанским языком.
IV. Проникновение испанских элементов в языковую систему кечуа обнаруживается главным образом в сфере лексики. Наиболее обычный способ перехода слов из одного языка в другой — прямое заимствование. Без изменений перенимались не только отдельные слова, но и устойчивые словосочетания: Espíritu Santo — «святой дух»; Santa Trinidad — «святая троица»; santisinio sacramento — «святейшее таинство»; acto de contricion — «акт покаяния»; iridulgencia plenaria — «полное отпущение грехов»; extrema uncion — «последнее помазание» и др.
Семантика заимствований претерпевает определенные изменения. Прежде всего значение многозначных слов, как правило, сужается. Так, слово padre с основным значением в языке- источнике «отец, родитель мужского пола» в кечуанских текстах выступает лишь в одном из переносных значений — «духовный отец, священник»; слово oracion — «речь», «предложение», «молитва» — только в последнем значении; caballo (кеч. kawallu) — в основном значении «лошадь», равно как и anima — «душа». Менее подвержены семантическим сдвигам слова, обозначающие качественно определенные реалии, в частности термины, которые и в языке- источнике однозначны: bautismo — «крещение»; fraile — «монах»; alcalde— «алькальд, мэр»; testamento — «завещание»; semana — «неделя» и т. п.
Обычно испанские слова включаются в кечуанский текст непосредственно, что предполагает понимание его носителями языка кечуа и, следовательно, достаточно полную адаптацию. Но иногда автор текста прибегает к глоссированию, т. е. здесь же в тексте поясняет испанскую лексему с помощью кечуанского эквивалента. Можно отметить два основных приема глоссирования: 1) параллельное употребление заимствованного и исконного слова или словосочетания: гауо (иен.), hillap'a (кеч.) — «молния»; herejia (исп.), elulla simi (кеч.) — «ложные речи, ересь»; padre guardian (исп.), waqaychaqniyki (кеч.) — «отец прелат, твой хранитель»; refectorio (исп.), mikhunan wasi (кеч.) — «трапезная, дом, где едят»; sabiokunakta (исп.), tukuy yachaqkunakta (кеч.) — «всех знающих, ученых»; huk pukara (кеч.), hukt torrekta (исп.), tiqsichakusunchik (кеч.) — «возведем (одну) крепость, (одну) башню»; использование поясняющих оборотов со словоформами nisqa — «[так] называемый» или sutiyuq — «по имени, под названием»: paqarina hucha «pecado original» nisqa — «первородный грех»; lluqlla pachakuti «diluvio» nisqa — «всемирный потоп»; achka yachaq «doctores» nisqak una — «весьма знающие, так называемые доктора»; pirqaq «albafiil» nisqa — «возводящий стены, называемый каменщиком»; ininanchik «Fe catolica» sutiyuq — «то, во что мы должны верить, по имени католическая вера»; Noepa wampun Area sutiyuq — «корабль Ноя под названием Ковчег»; ininanchik qillqa «Sagrada escritura» sutiyuq— «книга нашей веры под названием Священное писание».
Особый вид лексического заимствования — калькирование, т. е. обозначение новых понятий посредством лексических средств заимствующего языка. При этом обычно происходит сдвиг значения исконного слова, наполнение его новым содержанием. Примеры: Wiraqocha — «Внракоча» (имя божества)-»-«европеец, белый человек»; supay — «злой дух»- >-«дьявол» (в христианской религии); qillqa — «рисунок, узор»->-«письмена, письмо»- >-«книга, бумага»; qullqi — «серебро»- >-«деньги» (под влиянием испанского слова plata, выступающего в обоих значениях); khipu — «кипу, узелковое письмо» ->- «глава, раздел книги»; llama — «лама»->-«животное»; chakata(y) — «скрещивать палки»— «распинать на кресте».
Испанские лексемы передаются также посредством словосочетаний или составных слов: hanad-pacha - «верхний мир»- >-«рай, небеса»; ukhu-pacha — «нижний мир»- >-«нреисподняя, ад»; supay wasi — «обитель дьявола»->«ад»; kusi-tiqsi — «основа счастъя»- >-«блаженство»; taripay p'unchaw — «день встречи»—к «страшный суд»; wak'a much'aqkina — «поклоняющиеся идолам»-»-«язычники»; q'illay waska — «железная веревка»- >-«цепь»; titi pinkullu — «свинцовая флейта»— >-«орган».
Наконец, довольно продуктивен способ, промежуточный между прямым заимствованием и калькированием, — использование гибридных словосочетаний, например: Diospa Maman — «Богоматерь»; bendecisqa unu — «освященная вода»; hatun santo kay — «великая святость» (kay — «быть, бытие»); mundo kawsay — «мирская жизнь»; junio killa — «месяц июнь»; misaman sunqu — «любящий [слушать] проповеди» (sunqu — «сердце, склонное к чему-либо») и т. п.
V. Среди заимствованных прямым путем слов преобладают существительные — в исследованных текстах их насчитывается около 150; глаголов гораздо меньше — около 30. Слова, относящиеся к другим частям речи, представлены в единичных случаях. Как уже отмечалось, лексика испанского происхождения распределяется между двумя понятийными сферами — религиозно-культовой и реально-бытовой.
Религиозно-культовая лексика, в свою очередь, разбивается на несколько основных тематических групп:
а) основные понятия, связанные с христианской религией и идеологией: fe — «вера»; cristiano — «христианин»; iglesia catolica — «католическая церковь»; paraiso — «рай»; infierno — «ад»; purgatorio — «чистилище»;
б) сверхъестественные существа и другие персонажи христианского культа: Dios — «Бог»; virgen — «(святая) дева»; angel — «ангел»; profeta — «пророк»; apostol — «апостол»; evangelista — «евангелист», а также имена святых;
в) церковные деятели и служители культа; padre — («духовный) отец»; sacerdote — «священник»; сига - «поп, священник»; monje — «монах»; fraile — «член монашеского ордена»; obispo — «епископ»; abad — «аббат»; ermitano — «отшельник»; inquisi-dor — «инквизитор»;
г) религиозные обряды: bautismo — «крещение»; confesion «исповедь»; oracion — «молитва»; bendicion — «благословение»; sacramento— «таинство»; indulgencia — «отпущение грехов»; misa - «месса»; penitencia — «покаяние»; cuaresma — «великий пост»; vigilia — «заупокойная служба»;
д) религиозные праздники: fiesta — «праздник (обычно религиозный)»; Pascua — «пасха»; Navidad — «рождество»; Corpus — «праздник тела Христова»; Ascenciori — «вознесение»; Domingo — «воскресение»;
е) предметы культа и церковного обихода: oruz — «крест»; hostia — «облатка»; caliz — «чаша, потир»; candela — «свеча»; сатрапа — «колокол».
2. Реально-бытовая лексика подразделяется на следующие тематические группы:
а) обозначения людей:
этнические термины: indio — «индеец»; mestizo — «метис»; inistisa (исп. mestiza} — «метиска»; criollo - «креол»; negro — «негр»; mulatu (исп. mulato) — «мулат»;
слова, обозначающие социальный и семейный статус: sen or — «господин»; senora — «госпожа»; doncelia — «барышня»; caballero — «дворянин»; dueno — «хозяин»; mayor — «старший, начальник»; esposo — «супруг»; esposa — «супруга»;
административные должности и профессии: геу — «король»; reina — «королева»; alcalde — «алькальд, мэр»; soldado — «солдат»; albanil — «каменщик»; maestro — «учитель»; doctor — «доктор, ученый»; прочие обозначения людей: companero — «товарищ»; епе-migo — «враг»; heredero — «наследник»; testigo — «свидетель»; sabio — «знающий, ученый»; brujo — «колдун»;
б) названия животных: animal — «животное»; waka (исп. vaca) — «корова, крупный рогатый скот»; kawallu (исп. са-ballo) — «лошадь»; asnu (исп. asrio) — «осел»; uwisa, uwisa (исп. oveja) — «овца»; luru (исп. loro) — «попугай»;
в) природные реалии, пространственные и временные понятия: Canaveral — «заросли тростника»; punta — «конец, край»; provin-cia — «провинция, область»; termino — «срок»; bora — «час»; mayo - «май»; junio — «июнь»;
г) реалии материальной культуры:
участки, здания и другие искусственные сооружения: reduccion — «редукция, резервация»; hacienda — «поместье»; patio — «внутренний двор»; cocina — «кухня»; hurnu (исп. homo) — «печь»; torre — «башня»;
домашняя утварь и одежда: mesa— «стол»; aposento — «сидение»; cajeta — «коробка»; campanilla - «колокольчик»; ku-chillu (исп. cuchillo) — «нож»; plato — «блюдо»; рано — «полотно»; vestido - «одежда»; pollera — «юбка»; mantilla — «мантилья»; almilla — «вид рубахи»;
другие предметы искусственного происхождения: ladrillo — «кирпич»; clavo — «гвоздь»; martillu (исп. martillo) — «молот»; plurna — «перо (писчее)»; mnnika (йен. mufieca) — «кукла»; pendon — «вымпел»; asuti (исп. azote}— «плеть»;
пищевые продукты и другие вещества: winu (исп. vino) — «вино»; kisu (исп. queso) — «сыр»; manzana — «яблоко»; рега — «груша»; lirna — «вид лимона»; aceite — «масло растительное»; pez - -- «рыба»; resina — «смола», «камедь»;
д) абстрактные понятия, реалии духовной культуры и общественной жизни (некоторые из этих слов можно отнести и к религиозной лексике): gloria — «блаженство»; envidia — «зависть»; peligro — «опасность»; traicion — «предательство»; justicia — «правосудие»; pleito — «дело, тяжба»; sentencia — «приговор»; pcrdon — «прощение»; negocio — «торговое дело»; testamento — «завещание»;
е) качества: limpio — «чистый»; azul — «синий»; crespo — «кудрявый»; loco— «сумасшедший»;
ж) действия и состояния: kasaray (исп. casar) — «вступать в брак»; sirwiy (исп. servir) — «служить»; usay — «использовать»; juray — «клясться»; promitiy — «обещать» и др.
VI. Включение заимствований лексики в любую языковую систему предполагает формальное приспособление к структуре заимствующего языка. Фонетическое освоение происходит тем легче, чем ближе звуковой строй взаимодействующих языков. В этом смысле язык кечуа должен быть более восприимчив к испанизмам, чем, скажем, язык гуарани или некоторые тональные языки Мексики.
В кечуа преобладают двусложные слова со структурой (С) Г (С) и СГ (С) (например, kuntiir — «кондор»; puma — «пума» и т. п.). Это в общем соответствует наиболее распространенным испанским структурным моделям, хотя в испанском языке в отличие от кечуа возможны стечения согласных в начале и в конце слова. В кечуа ударение всегда находится на предпоследнем слоге, в испанском окситоническое ударение выступает как основная тенденция, по не как общее правило.
Что касается фонологических систем, то в этом отношении между двумя языками больше различий, чем сходств. В частности, в кечуа представлены лишь три гласные фонемы (a, i, и) в отличие от мнти-членного испанского вокализма (а, е, г, о, и).
Факты фонетического освоения заимствований в анализируемых текстах проявляются слабо. Как правило, испанские слова выступают в обычном орфографическом облике. Впрочем, это вполне естественно — ведь тексты религиозного содержания составлялись испанцами и предназначались в первую очередь для испанцев. Скажем, испанский священник, читая проповедь на языке кечуа, встречающиеся в ней слова родного языка, скорее всего, произносил в привычном для него звуковом оформлении.
Тем не менее в ряде случаев находим уже формы, приспособленные к нормам кечуанской фонетики. Адаптация выражается главным образом в замене испанских фонем среднего подъема гласными верхнего подъема (e>i, o>w), а также в подстановке полугласной фонемы w (на письме hu, и) на место губной фрикативной v. Примеры: caballo — <Aoiuaflb»;>kawallu (cahuallu, canallu); vino — «BHHo»>winu (uinu}; oveja — «OBna»>uwisa, uwisa (uhuixa); vaca — «корова»>waka (uaca); asno — «осел»> asnu; muneca — «Kymm»;>munika; loro — «попугай»>-1иги; mu-lato — «мулат» >mulatu; mestiza — «метиска» >mistisa; queso — «cbip»>kisu (quisu наряду с queso); azote — «плеть» ;> asuti; hasta que — «до тех пор noKa»>astaki; servir — «служитьйА-sirwiy; prometer — «обещать»>рготШу; bendecir — «благословлять»> bendisiy. В последних трех случаях наряду с фонетической адаптацией имеет место также адаптация морфологическая — замена испанского глагольного окончания -г аффиксом -у.
VII. По грамматическому строю испанский язык принадлежит к флективно-аналитическому типу с элементами агглютинации, язык же кечуа — ярко выраженный представитель агглютина-тивно- суффиксального типа. Агглютинативные языки в принципе довольно легко адаптируют иноязычную лексику в морфологическом отношении. В данном случае морфлогическая адаптация заключается в том, что к испанским основам присоединяются требуемые контекстом словоизменительные, а иногда и словообразовательные аффиксы языка кечуа.
Так, существительные могут оформляться показателями числа, падежа, притяжательности, а также синтаксическими аффиксами, например: anima-nchik-kuria — «наши души» (основа каш-мн. число); angel-kuna-kta — «ангелов» (основа-мн. число-вин, над.); fiesta-pi-raq-mi — «еще именно на празднике» (основа-мести, над.-еще-именно]; vestido-n-ta-pas — «а также его одежду» (основа- его-син. пад. -также) и др.
Глаголы также заимствуются в виде основы с сохранением основообразующего гласного (если не считать фонетически обусловленной замены -<?>-/ к глаголе prorniti-y — «обещатыКСрго-rneter), например: usa-y «использовать»«Oisar; sirwi-y — «слу-житьй-Cservir и т. п. Однако в asuti-y — «наказывать» вместо ожидаемого конечного звука основы -а (ср. исп. azotar) выступает -i. Очевидно, данный глагол восходит не прямо к испанскому прототипу, а образован уже в рамках языка кечуа от заимствованной именной основы asuti-Сисн. azote. А основа глагола kasara-y — «вступать в брак», возможно, получена от формы инфинитива языка-источника с окончанием -г (casar), на кото-iyro наращен гласный -а. Впрочем, источником для этого глагола могла послужить и испанская причастная форма casada — «замужняя» с характерной субституцией d>r (ср. в современных диалектах кечуа rim — «палец»<исп. dedo). В любом случае здесь имело место нереразложение основы.
Глагольные основы испанского происхождения обрастают различными кечуанскими аффиксами, например: sirwi-spa — «служа» (деепричастие); sirwi-sti-nchik — «давайте служить»; sirwi-na-y-paq — «чтобы я служил» и др.
Заимствование испанских грамматических форм не характерно. Окончание множественного числа существительных -s обнаруживается только в заимствованных словах и словосочетаниях: cuentas benditas — «освященные четки»; temporas — «посты»; arras — «залог» (слово типа pluralia tantura). К испанским формам множественного числа могут присоединяться исконные аффиксы: monjes-pa convento — «обитель монахов» (род. п.). Возможно плеонастическое употребление испанского и кечуан-ского показателей множественности: cristiano-s-kima — «христиане»; testigo-s-kuna — «свидетели». В гибридном словосочетании iskay soldados — «два солдата» употребление формы множественности в сочетании с числительным противоречит правилам ке-чуанской грамматики (ср. нормативное kimsa persona — «три лица, личности»).
VIII. Синтаксические системы языков кечуа и испанского разнятся по многим параметрам. В частности, в кечуа определение всегда предшествует определяемому слову, тогда как в испанском языке оно чаще следует за определяемым, хотя может стоять и в постпозиции. По-разному оформляются атрибутивные и посессивные конструкции: в испанском языке — с помощью предлога (la casa del honibre — «дом человека»}, в кечуа — посредством падежного и притяжательного аффиксов (rima-p wasi-n — «человека его-дом»).
Испанские словосочетания, особенно устойчивые, могут перениматься языком кечуа целиком. 1>олое естественно вписываются в кечуанскую синтаксическую модель группы слов с препозицией определения: Santa Cruz — «святой крест» (и другие словосочетания с эпитетом santo); ultima uncion — «последнее помазание»; limpio paiio — «чистое полотно» и т. п. В других случаях нарушается свойственный языку кечуа порядок слов: indulgencia plena-ria — «полное отпущение грехов»; cuentas benditas— «освященные четки»; tierapo de diluvio — «время всемирного потопа».
Такие словосочетания, очевидно, воспринимались как единое целое. Об этом свидетельствует их морфологическое оформление: кечуанские субстантивные аффиксы всегда присоединяются к последнему члену словосочетания независимо от его часте-речной принадлежности. Нормально выглядят снабженные аффиксами существительные, к которым спереди примыкают неоформленные прилагательные: Nuestra Senora-man — «нашей госпоже» (т. е. Богоматери; limpio pano-wan — «чистой тканью»; chay santo obispo-kta — «того святого епископа» (вин. пад.) и т. п. Однако при аналогичном оформлении стоящих в постпозиции прилагательных или существительных в атрибутивной функции налицо нарушение грамматических норм кечуа: Espiritu Santo-rnanta — «от святого духа»; indulgencia plenaria-kta — «полное отпущение грехов» (вин. пад.); cuenta bendita-kuna-pi — «в освященных четках»; chay tiempo de diluvio-kta — «то время потопа» (вин. пад.).
Словосочетания на базе испанизмов конструируются и средствами кечуанского синтаксиса. Можно выделить следующие основные типы конструкций:
1) атрибутивные словосочетания двух существительных с простой препозицией определяющего слова: sabado cuaresma — «субботний великий пост», Domingo fiesta — «праздник воскресенья», cocina kuchillu — «кухонный нож», Santisima Trinidad misterio — «таинство Святейшей Троицы» и др.;
2) поссессивные словосочетания: santo-kuna-p anima-n-ku-na — «души святых», Iglesia-p padre- n-man — «отцу церкви», San Andres-pa fiesta-n-man — «празднику святого Андрея»;
3) сочетания причастий с существительными: bendeci-sqa can-dela — «благословенная свеча», consagra-sqa hostia — «освященная облатка», silla-sqa kawallu — «оседланная лошадь».
Наконец, влияние испанского синтаксиса иногда проявляется в употреблении испанских служебных слов, благодаря чему появляются нетипичные для языка кечуа придаточные предложения. Примеры: porque kaywan rimaspaqa сага a caras rimanakuq kar-qan — «ибо, разговаривая с ним, беседовал лицом к лицу»; hasta que Don Martin chayarqa — «до тех пор пока не прибыл Дон Мартин»; hasta pichqa punchaw huntaptinmi — «пока не прошло пять дней» и т. п.
Однако такие случаи прямого вторжения элементов испанской грамматики в кечуанские конструкции в текстах колониального периода выглядят как исключение. По-настоящзму интенсивное взаимодействие двух языковых систем начинается в более позднее время.
1 История литератур Латинской Америки. М., 1985.
2 Avila F. de. Dioses у hombres de Huarochiri. Lima, 1966.
3 Bendezu AybarE. Literature quechua. Caracas, 1980.
4 Centeno de Osma G. El pobre mas rico. Comedia quechua del siglo XVII. Lima, 1938.
5 Middendorf E. W. Dramatische und lyrische Dichtungen der Keshua-Sprache. Leipzig, 1891.
6 Middendorj E. W. Ollanta, ein Drama der Keshua-Sprache. Leipzig, 1891.
7 Poesia peruana. Antología general. T. 1. Poesia aborigen у tradicional popular. Lima, 1984.
8 Rivet P., Crequi-Montfort G. de. Bibliographic des langues aymara et kicua. Vol. 1. Paris, 1951.
9 Rojas Rajas J. Expansion del quechua. Primeros contactos con el castellano. Lima, 1980.
10 Teatro quechua colonial: Antologia. Lima, 1983.
11 Tschudi J. J. von. Die Kechua-Sprache. Abt. 2: Sprachproben. Wien, 1853.