Пино-дель-Агуа

После встречи с Фиделем, состоявшейся 29 августа, наши отря­ды в течение нескольких дней совершали марш. Вначале мы шли вместе, затем раздельно, с тем, чтобы вновь соединиться в районе лесопилки около Пино-дель-Агуа где, как стало известно, не было правительственных войск или, во всяком случае, имелся неболь­шой гарнизон.

План Фиделя был следующим: в случае если вражеский гарни­зон окажется небольшим, атаковать и захватить его; если же силы противника будут значительными, провести мелкую вы­лазку с целью обнаружить себя. После этого отряд Фиделя должен был выступить в направлении Чивирико, а наш отряд строить засаду для противника, который попытался бы преследовать на­ши основные силы. В таких случаях в места, по которым мы проходили, батистовцы всегда сразу же направляли войска, что­бы показать свою силу и нейтрализовать наше революционное воздействие на крестьян.

В течение тех долгих дней нашего перехода от Дос-Брасос-дель-Гуайябо до места боя под Пино-дель-Агуа произошли разные со­бытия, основные участники которых имели отношение к после­дующей истории кубинской революции.

Одним из них было дезертирство братьев, Маноло и Попо Беа- тонов местных крестьян, присоединившихся к отряду незадолго до проведения атаки на Уверо и участвовавших в ней. Впослед­ствии Фидель простит им их измену, и они вновь появятся в отряде. Однако они так и не избавятся от своей склонности к бродяжничеству и бандитизму. Уже после победы революции один из них, Маноло, убьет из-за некоторых личных мотивов майора Кристино Наранхо; ему удастся бежать из тюрьмы Ла-Ка- банья и сколотить небольшую банду в том самом районе в Сьер- ра-Маэстре, где он когда-то воевал вместе с нами. Маноло Беатон совершит еще несколько преступлений, одним из которых станет убийство Панчо Тамайо. В конце концов Маноло и его брат Попо будут схвачены группой крестьян и расстреляны в Сантьяго-де -Куба.

Произошел и другой печальный случай. Один из бойцов, по имени Роберто Родригес, отличавшийся своей недисциплиниро­ванностью, за неподчинение своему командиру был обезоружен. Тогда он отнял револьвер у одного из своих товарищей и застре­лился. Когда встал вопрос о его похоронах, то между мной и неко­торыми бойцами возник спор, так как я возражал против того, чтобы ему были отданы последние воинские почести. Бойцы же считали, что Родригеса можно включить в список погибших и, похоронить его по всем правилам. Я в свою очередь пытался доказать им, что самоубийство в наших условиях было делом нетерпимым независимо от личных качеств человека. Преодолев сопротивление некоторых бойцов, мы захоронили тело само­убийцы без всяких воинских почестей.

За день или два до самоубийства он рассказал мне о своей прошлой жизни. Роберто Родригес относился и числу очень чув­ствительных по натуре людей. Видно было, что ему, физически слабому человеку, стоило огромного труда приспособиться к не­легким условиям партизанской жизни, а также к воинской дис­циплине, которая никак не вязалась с его строптивым нравом. Спустя два дня мы послали небольшую группу в район Минас-де- Буэйсито для демонстрации своей силы, поскольку было уже 4 сентября. Группой командовал капитан Сиро Редондо. Вернув­шись, они привели с собой пленного солдата по имени Леонардо Баро. Этот Баро в последующем играл важную роль в лагере контрреволюции. В течение довольно длительного времени Баро находился у нас. Однажды он поведал мне о том, что якобы у него заболела мать, и слезно умолял меня отпустить его домой пови­даться с ей. Я поверил ему. Одновременно я пытался убедить его придать своему освобождению политическую окраску: после сви­дания с матерью он должен был попросить политическое убежи­ще в одном из иностранных посольств, заявить о нежелании сражаться против нас и выступить с разоблачениями против ре­жима Батисты. С последним он не согласился, сказав, что не мо­жет клеймить батистовский режим, так как за него сражаются его братья. Мы сошлись на том, что Баро после предоставления ему политического убежища просто заявит о своем нежелании больше воевать. Мы отпустили Баро в сопровождении четырех человек, которым был дан строжайший наказ не встречаться ни с кем по дороге, так как к тому времени он был знаком со многи­ми местными крестьянами, приходившими к нам в лагерь по разным делам. Кроме того, нашим товарищам было сказано, что весь путь до окраин Баямо они должны были проделать пешком. Там они могли оставить Баро и вернуться в лагерь другим марш­рутом. Однако сопровождающие пренебрегли данными им ин­струкциями. По дороге их видели многие из местных жителей. Эти товарищи даже провели в одном месте своего рода собрание, на котором представили Баро как освобожденного из плена чело­века, симпатизирующего партизанам. Затем они достали где-то джип и на нем отправились к Баямо. На пути к городу их перехва­тили батистовцы, и все четверо были расстреляны. Мы так и не узнали, был ли Баро лично причастен к этому преступлению или нет, но только спустя некоторое время он оказался в районе Ми- нас-де-Буэйсито и явился к убийце Санчесу Москере. Вскоре этот негодяй стал доносить на всех знакомых ему крестьян, помогав­ших партизанам. Многих жизней стоила народу Кубы моя ошиб­ка.

Через несколько дней после победы революции Баро был аре­стован и расстрелян.

Вскоре после этого случая мы спустились с гор и без единого выстрела вошли в деревню Сан-Пабло-де-Яйо. Поблизости не бы­ло никаких батистовских войск. Местные жители встретили нас с распростертыми объятиями. Мы завязали знакомство с некото­рыми из крестьян и закупили у местных торговцев все, что могло поместиться на четырех грузовых автомашинах, которые они сами же и раздобыли для нас, Все было куплено в кредит, и тор­говцы получили наши расписки. Тогда же мы познакомились с Лидией Досе, ставшей впоследствии нашим близким товарищем. До самой своей смерти она отвечала за связь повстанцев с внеш­ним миром.

Переправить купленные товары из Сан-Пабло-де-Яйо в лагерь оказалось чрезвычайно трудным делом, так как дорога из этой деревни к району нашего расположения Пико-Верде шла круто вверх через рудник Ла-Кристина, и только машины с двумя веду­щими осями и не очень груженные могли добраться туда. Наши же грузовики сломались в пути, и нам пришлось перекладывать весь груз на мулов и спины людей.

В те дни из отряда ушли по разным причинам еще несколько человек. Одного из них мы сами изгнали за то, что он, находясь на посту во время нашего пребывания в деревне Сан-Пабло-де- Яйо, напился и поставил под угрозу жизнь всех наших товари­щей. Другого, по имени Хорхе Сотус, - бывшего командира взвода - Фидель послал с поручением в Майами.

В действительности Сотус никогда не мог привыкнуть к усло­виям партизанской жизни, и бойцы не любили его, так как по характеру он был деспотом. В его карьере были взлеты и падения. В Майами Сотус проявлял колебания, если не сказать хуже. Позже он вернется в наш отряд и ему простят его прошлые ошибки. Во времена Уберта Матоса^{[ ]} он предаст нас и его приговорят к двадцати годам тюремного заключения. При содействии одного надзирателя ему удастся бежать из тюрьмы и добраться до Майа­ми. Там, готовя катер для пиратского вторжения в кубинские территориальные воды, он погибнет в результате несчастного случая: кажется, его убьет током.

Среди товарищей, покинувших нас в то время, был и Марсело Фернандес, который после довольно продолжительного пребыва­ния в Сьерра-Маэстре возвращался на свою прежнюю подполь­ную работу координатора городских ячеек "Движения 26 июля".

Мы достигли Пино-дель-Агуа 1 сентября. Пино-дель-Агуа - это небольшая деревушка, расположенная около лесопилки посреди леса у самого подножия Сьерра-Маэстры. В то время ее хозяином был испанец, и у него работало несколько рабочих. Батистовцев в деревне не было, и мы остановились в ней на ночлег.

В разговоре с жителями Фидель, как бы невзначай, рассказал им о маршруте нашего дальнейшего движения. Это была своего рода военная хитрость. Мы рассчитывали на то, что кто-нибудь из местных жителей обязательно передаст эту информацию ба- тистовцам. Так оно и вышло.

Утром мы покинули деревню, планируя провести отвлекаю­щий маневр. В то время как отряд Фиделя на виду у всех местных жителей продолжал движение в направлении Сантьяго-де-Куба, мы в течение ночи обходным путем вернулись назад и организо­вали засаду.

В случае если бы нам пришлось долго ждать противника, ста­рик Тамайо, живший в местечке под названием Куэвас-де-Пеладеро, брался обеспечить нас продовольствием. Мы расположили своих людей с таким расчетом, чтобы все прилегающие к деревне дороги находились под наблюдением и простреливались нами. Наблюдение было организовано и перед Пино-дель-Агуа, на участке дороги, ведущей от Яйо к Пико-Верде. Не осталась без внимания и прямая тропа, поднимающаяся в горы Сьерра-Маэстры. Маленькой группе из Пико-Верде, вооруженной охотничьи­ми ружьями, ставилась задача своевременно, предупредить нас, если противник вздумает двигаться по этой тропе, которую мы планировали использовать для отхода после проведения засады. Эфихенио Амейхейрас должен был вести наблюдение за одной из дорог, идущих со стороны Пико-Верде. Лало Сардиньяс со своим взводом оставался в районе Запато, охраняя лесные, просеки, вы­ходящие к берегу реки Пеладеро. Но это было излишней предо­сторожностью, так как противнику пришлось бы подниматься высоко в горы, прежде чем выйти к этим просекам. Кроме того, батистовцы старались избегать передвижений в лесу походной колонной. Сиро Редондо и его взвод обороняли подходы со сторо­ны Сиберии.

Мы поджидали батистовцев в лесу около отвесной скалы, рас­положенной у дороги, которая поднималась со стороны Гуизы. Выбранное нами место позволяло заметить автомашины против­ника с большого расстояния. План был простым: открыть по ним огонь с двух сторон и заставить остановиться, у поворота дороги, прежде всего первую автомашину, а затем и всю колонну. В слу­чае успеха мы рассчитывали захватить три-четыре автомашины и вынудить противника повернуть обратно. Для этого был выде­лен наш лучший взвод, усиленный людьми капитана Рауля Ка­стро Меркадера.

Мы провели в засаде уже шесть дней, терпеливо выжидая, ко­гда кто-то появится. На седьмой день в небольшой времянке, служившей нам одновременно штабом и столовой, мне доложи­ли о появлении противника. Из-за большой крутизны склонов вражеских машин не было видно, но уже раздавался в горах при­глушенный шум их моторов.

Мы изготовились к бою; на основной позиции расположилась группа Игнасио Переса, которая должна была обстрелять первую автомашину и остановить ее. Минут за двадцать до боя разразил­ся тропический ливень - обычное явление в горах, - и мы промок­ли до нитки.

Между тем противник продвигался вперед, думая больше, как спастись от дождя, чем о возможности нашего нападения.

Автоматная очередь нашего бойца, который первым открыл огонь, прошла мимо, не причинив батистовцам никакого вреда.

Завязалась общая перестрелка. Ехавшие в первой машине сол­даты были ошеломлены внезапностью нападения. Они, не понеся потерь, попрыгали с машины и укрылись за скалой на повороте дороги, убив в суматохе одного из лучших наших бойцов - парти­занского поэта Хосе де ла Крус, которого мы любовно называли Крусито.

В тот самый момент один из солдат, укрывшись под остановив­шимся грузовиком, открыл огонь, не давая никому из нас поднять голову.

Через минуту или две я прибыл к месту боя и увидел, что мно­гие из бойцов начали отходить, повинуясь отданному кем-то ложному приказу. Так часто бывает во время боя. Аркимедес Фонсека, раненный в руку, пытался спасти брошенный кем-то из наших людей ручной пулемет. Момент был критическим. Преж­де всего требовалось остановить отступавших и организовать взаимодействие между группами Лало Сардиньяса и Эфихенио Амейхейраса для нанесения согласованного удара. На дороге сто­ял боец по имени Татин. Увидев, как я спускался вниз, он вызыва­ющим тоном крикнул: "Он здесь, под машиной! Вперед, вперед! Разве мы не мужчины?". Собрав все свое мужество, я готов был тут же ринуться, вперед, оскорбленный до глубины души этими трусливыми криками. Но когда мы попытались приблизиться к спрятавшемуся под машиной вражескому солдату, который бук­вально поливал нас свинцом из своего автоматического оружия, пыл наш сразу охладел, и мы оба поняли, что наша безрассудная

отвага могла бы обойтись слишком дорого.

Всего машин было пять, и на них находилось примерно до роты солдат. Отделение, которым командовал лейтенант Антонио Ло­пес, точно выполнило отданный ему приказ и перекрыло дорогу, как только начался бой. В результате третий грузовик также остановился. Однако группа солдат оказала нам вначале упорное сопротивление, не давая возможности продвинуться вперед. Только с прибытием подкрепления от Лало Сардиньяса и Эфихе- нио Амейхейраса нам удалось сломить сопротивление противни­ка и обратить его в бегство. Часть солдат разбежалась, остальные удрали на уцелевших двух машинах бросив все свое снаряжение.

О силах противника и его намерениях нам рассказал подроб­ней после боя Хильберто Кардеро. Раньше он служил в армии и был рядовым. При проведении одной операции мы взяли его в плен, и какое-то время он находился в отряде, а потом был отпу­щен. Но батистовцы решили использовать его и заслали к нам в отряд, чтобы он отравил Фиделя. Для этого Хильберто снабдили специальным ядом, который он должен был положить в пищу нашего командира. Услышав выстрелы, Кардеро выпрыгнул, как и все, из машины и, вместо того чтобы спасаться бегством, сразу перешел на нашу сторону и после боя поведал нам о своих при­ключениях.

Из числа солдат, ехавших в первой машине, двое были убиты и один тяжело ранен. Раненый солдат находился уже в полубес­сознательном состоянии, но ему казалось, что он все еще ведет бой. Его прикончил один из наших бойцов, семью которого перед этим уничтожили батистовцы. Я тут же высказал ему в резких выражениях свое мнение по поводу совершенного им бесчело­вечного поступка, не подозревая, что мои слова услышит другой раненый солдат, находившийся в кузове. У него была раздробле­на нога, и он, укрывшись одеялами, неподвижно лежал у борта кузова. Когда мы отошли немного в сторону, он стал кричать, чтобы его не убивали. И, пока шел бой, он всякий раз обращался к тому, кто пробегал мимо машины, со словами: "Не убивайте меня, не убивайте меня! Че сказал, что пленных не убивают ". После боя мы оказали ему первую помощь и переправили затем на лесопилку.

Среди солдат, ехавших на последних двух машинах, потерь почти не было, но зато мы захватили солидное количество трофе­ев: одну автоматическую винтовку, шесть обычных винтовок, пулемет с полным боекомплектом к нему. Захваченное оружие было распределено среди бойцов моего отряда, за исключением одной винтовки, которая осталась во взводе Эфихенио Амейхей­раса. Эфихенио считал, что оказанная его взводом помощь была решающей и поэтому он имел полное право на определенную часть трофейного оружия. Но он подчинялся мне, так как Фидель придал его людей нашему отряду, и я, несмотря на все протесты, распорядился оставить это оружие для своих бойцов. Автомати­ческая винтовка досталась лейтенанту Антонио Лопесу - коман­диру отделения, которое особенно отличилось в бою, а владель­цами остальных винтовок стали лейтенант Жоэль Иглесиас, Ви- рельес - бывший участник высадки со шхуны "Коринтия ", рядо­вой Оньяте и еще двое бойцов, имен которых я не помню. Чтобы не оставлять врагу захваченные грузовики, мы сожгли их, так как сами воспользоваться ими тогда еще не могли.

Пока мы собирали своих людей, над нами пролетело несколько вражеских авиеток, но нам достаточно было сделать всего не­сколько выстрелов, чтобы отогнать их. Еще раньше мы послали Минголо, одного из братьев Пардо, оповестить Фиделя о прибли­жавшемся противнике. Теперь же, после боя, было решено по­слать второго связного в сопровождении Кардеро, который заод­но рассказал бы Фиделю о всех своих приключениях. Кроме того, мы направили связного, по имени Монго Мартинес, в группу Сиро Редондо, чтобы сообщить ей об окончании боя и о начале отхода отряда.

Через некоторое время раздались выстрелы: это стреляла груп­па наших бойцов. По их словам, они обнаружили тайком проби­равшегося вражеского солдата и стали кричать ему, чтобы он остановился. Но солдат не подчинился, и наши бойцы вынужде­ны были открыть огонь. Батистовец убежал, бросив свою винтов­ку. В подтверждение наши товарищи показали захваченное ору­жие. Нам показалось странным, что в этом районе еще попада­лись солдаты противника, ибо бой уже давно кончился. Захва­ченную винтовку мы включили в наши общие трофеи.

Обстоятельства этого случая прояснились только через два-три дня, когда Монго Мартинес нагнал наш возвращавшийся в лагерь отряд. Мартинес рассказал нам о том, как он в пути наткнулся на вооруженных охотничьими ружьями "вражеских солдат", о том, как они открыли по нему огонь и ранили его. И действительно, лицо Монго было буквально все испещрено дробинками. Всем стало ясно, откуда взялась последняя трофейная винтовке, Спаса­ясь от преследования, раненый Монго Мартинес свернул на не­знакомую тропу и заблудился и горах, так и не сумев передать Сиро Редондо приказ об отходе. Но на следующий день тот сам прислал своего связного, и таким образом мой приказ был пере­дан ему.

В то время как бомбардировщики В-26 на бреющем полете ле­тали над лесопилкой в поисках своей жертвы, мы, разместив­шись в доме, спокойно завтракали. Хозяйка преподнесла нам горячий шоколад. Она явно была не в восторге от появления самолетов, пролетавших над самой крышей ее дома. Наконец самолеты улетели, и мы почувствовали облегчение. Но когда от­ряд был готов уже выступить в поход, на дороге со стороны Сибе- рии (на той самой дороге, которую несколько часов назад при­крывали бойцы Сиро Редондо) показались четыре грузовика, пол­ные солдат. Было слишком поздно, чтобы попытаться организо­вать такую же засаду, какую мы устроили раньше, многие из наших бойцов уже успели к тому времени рассредоточиться и укрыться в более безопасных местах. Поэтому мы не стали всту­пать в бой, а, сделав два выстрела, означавших сигнал к выступ­лению, спокойно покинули этот район,

В прошедшем бою, о котором стало известно по всей Кубе и который имел большое значение для нас по своим результатам, противник потерял трех человек убитыми и одного раненым. На следующий день бойцы из взвода Эфихенио Амейхейраса захва­тили еще одного пленного. Им оказался капрал Алехандро, кото­рого мы увели с собой в лагерь. Он находился с нами до конца войны, выполняя обязанности повара. Около места боя мы похо­ронили Крусито.

В бою под Пино-дель-Агуа отличились лейтенант Эфихенио Амейхейрас, капитаны Лало Сардиньяс и Виктор Мора, лейтенант Антонио Лопес и его отделение, а также Дермидо Эскалона и Аркимедес Фонсека, бывшие в то время рядовыми. Последнему мы вручили трофейный пулемет с треногой, чтобы он научился с ним обращаться, после того как вылечит свою раненую руку. Наши потери составили: один убитый, один легкораненый и не­сколько человек контуженых, не говоря уже о ранении бедного Монго.

Из Пино-дель-Агуа мы возвращались по нескольким партизан­ским тропам. Нужно было выйти в район Пико-Верде, чтобы там провести реорганизацию наших сил и ждать подхода отряда Фи­деля, который уже знал о состоявшемся бое.

Анализ боевых действий под Пино-дель-Агуа показал, что, не­смотря на достигнутый важный политический и военный успех, у нас имелись серьезные недостатки. Во-первых, мы не сумели воспользоваться до конца фактором внезапности для уничтоже­ния первых трех грузовиков; во-вторых, из-за отданного кем-то ложного приказа на отход было потеряно управление действия­ми наших бойцов. Они стали действовать нерешительно, что особенно проявилось при захвате брошенных на дороге автома­шин, прикрывавшихся всего несколькими солдатами. Кроме то­го, оставшись ночевать около лесопилки, мы подвергали себя излишней опасности. Наш отход после боя прошел довольно бес­порядочно. Все это говорило о настоятельной необходимости тщательной подготовки к боевым действиям, о повышении дис­циплины у наших бойцов, и решением этой задачи мы занялись в последующие дни.