ПОБЕГ
…Всего лишь час назад сеньор Орельяна распорядился пришвартовать бригантины к берегу. Сегодня на рассвете пленный индеец, всю ночь рассказывавший нам об амазонках, показал капитану ярко‑зеленую травку, из которой жители окрестных селений изготавливают смертельную отраву для своих стрел. Сообщение это не на шутку встревожило Орельяну, и он незамедлительно принял решение надстроить борта «Сан‑Педро» и «Виктории». Однако он не рискнул начать плотницкие работы на месте нашего ночлега – вблизи рощи пролегали широкие охотничьи тропы индейцев. Нужно было искать местность поглуше. Почти до полудня плыли мы по Великой реке, присматривая удобное место для стоянки, пока сеньор Орельяна, наконец, не ткнул пальцем в сторону небольшого перелеска и не сказал:
– Остановимся здесь!
Это произошло, повторяю, всего лишь час назад. Сейчас уже вовсю стучали топоры и с шумом валились на землю гладкоствольные деревья. Чтобы ускорить дело, капитан разрешил нескольким индейцам покинуть борт большой бригантины, выдал им ножи и приказал обрубать сучья. Апуати и Аманкай оказались в их числе. Они работали неподалеку от Мехии, затем к ним присоединился и я.
Да, момент был как нельзя более подходящий. Я поймал красноречивый взгляд Диего: «Надо рискнуть!» Я кивнул и незаметно для окружающих шепнул Аманкаю, чтобы он был готов к побегу и ждал дальнейших распоряжений. Аманкай вполголоса передал по‑индейски мои слова Апуати, и я заметил, как девушка вздрогнула и выронила нож. Но потом она взяла себя в руки и даже не взглянула в мою сторону. А я беззаботной походкой направился к Диего и стал помогать ему обтесывать ствол.
Если бы тогда за нами и следил внимательный глаз, все равно никому в голову не пришло бы, что наш разговор с андалузцем представлял собою нечто иное, нежели веселую болтовню двух солдат. Мы смеялись, подмигивали друг другу, обменивались дружескими тычками и в то же время сосредоточенно обсуждали все детали побега. Решив воспользоваться тем, что солдаты беспорядочно рассеялись по лесу и рубили деревья в самых разных местах, мы приняли такой план: Мехия, Аманкай и Апуати постепенно и, по возможности, незаметно будут переходить от одного поваленного дерева к другому, продвигаясь к западной окраине леса. Но прежде мы с Эрнандесом должны будем сменить дозорных, которых капитан выставил на опушке. Вряд ли кому бросится в глаза отсутствие Диего и двух индейцев, а если кто и хватится, то сначала их будут искать в самом перелеске, и лишь потом сообразят, что налицо – побег.
Предусмотрительный Мехия носил на груди мешочек с бусами и блестящими пуговицами. Топоры мы могли унести, не возбудив подозрений, оружие у нас всегда было при себе. Мы были готовы к бегству. Выбор на западное направление пал не случайно: в двух лигах позади нас лежало индейское селение, которое бригантины миновали без боя. Следовательно, мы могли надеяться, что индейцы встретят нас миром или, по крайней мере, без особой вражды.
Оставалось предупредить Эрнандеса. Покинув Мехию, я отправился на поиски португальца и вскоре нашел его сидящим на пне и внимательно разглядывающим босую ступню. Рядом валялся рваный сапог.
– Укусила… Какая‑то дрянь.
Его рябое лицо сморщилось, он сокрушенно помотал головой и сплюнул.
Я внимательно огляделся – не может ли нас кто подслушать? – и только после рассказал португальцу о плане побега. Я посоветовал ему побыстрее обуться и вместе со мной отправиться сменять дозорных.
Эрнандес побледнел, и рябины на его морщинистой физиономии стали еще отчетливее.
– П‑постой, – заикаясь, выдавил он. – Как же так… сразу?..
– Удобней момента не будет, – настаивал я. – Скорее, Эрнандес, скорее!..
Казалось, он колебался. Но потом все же поднялся, надел сапог и нерешительно заковылял следом за мной. Когда мы проходили мимо группы отдыхавших на бревнах солдат, Эрнандес окликнул меня. Я оглянулся.
– Щит… Я одолжу у них щит, – скороговоркой выпалил он. – Мы же идем в дозор…
– Не стоит, Эрнандес! Не привлекай их внимания, – возразил было я, но португалец не послушался.
– Нет, нет… Без щита нельзя… Будет подозрительно, – бормотал он, направляясь к солдатам. Я со злостью смотрел ему вслед. «Глупец, – думал я, – ты ведь настолько взволнован и испуган, что невольно вызовешь подозрение. Тем более, у жирного Педро – вон как он оживился, когда увидел тебя…»
Слава богу, обошлось!.. Солдаты продолжают болтать, а рябой упрямец бредет ко мне со щитом в руке.
– Поторопись! – сердито буркнул я, когда он подошел вплотную. Эрнандес виновато моргнул, и мы продолжили свой путь к западной опушке леса.
Дозорных Хуана де Элена и Гомеса Каррильо наше появление чрезвычайно обрадовало. Видно, им здесь было страшновато: как‑никак весть о ядовитой травке произвела впечатление на многих. Они весело пожелали нам счастливого дозора и ушли. Около получаса мы с Эрнандесом провели в напряженном ожидании.
Но вот среди толстых стволов бесшумно мелькнула и притаилась легкая фигура Аманкая.
– Это мы, не бойся! – негромко произнес я, и сразу же из‑за дерева, в каких‑нибудь двадцати шагах от нас показалось взволнованное и сияющее лицо Апуати. Вышел и Аманкай, а через несколько мгновений я услышал тяжелые шаги Диего, который продирался через кустарник.
– Скорее! – крикнул он, когда увидел нас. Он запыхался, лицо его было залито потом.
– Что, погоня? – взволнованно спросил я.
– Пока еще нет… Но времени терять нельзя… Надо искать охотничью тропу. Где‑то она должна быть, ведь рядом селение…
Мы двинулись вперед один за другим – впереди Аманкай с Апуати, затем Мехия, Эрнандес и я. На наше счастье, в этих местах берега Великой реки были достаточно высоки, и мы не встретили на своем пути ни озер, ни затопленных низин, появляющихся во время половодья. Вот уже вторую неделю стояла жаркая солнечная погода – даже обычные в здешних лесах болотистые участки нам попадались редко. Впрочем, мы все равно продвигались очень и очень медленно – колючие кустарники, сплетения лиан, гнилые стволы упавших деревьев не давали нам возможности уйти за короткий срок на сколько‑нибудь значительное расстояние от лагеря испанцев. Мехия с тревогой оглядывался: его беспокоила хорошо заметная просека, которую мы оставляли позади себя. Да, только выигрыш во времени мог спасти нас – следы наших мечей выдавали с головой.
– Ойя! – раздался ликующий голос Апуати. – Дорога, индейская дорога!.. Там!.. Гляди!
Поистине кошачьи глаза у этой девушки. И как она только разглядела столь малоприметную тропку?..
– Уфф! – с облегчением вздохнул Диего. – Теперь совсем другое дело… Можно и поднажать…
Но не прошли мы и сорока шагов, как Эрнандес вдруг опустился на землю и схватился за щиколотку.
– Ой… Не могу, ‑простонал он.
Мы окружили португальца, а он, сжимая ногу, раскачивался и жалостно скулил. По его словам, боль была невыносимой. Видать, внезапно дал себя знать ядовитый укус.
Делать нечего, пришлось сбавить скорость. Теперь португалец ковылял на одной ноге, обхватив нас с Мехией за шеи. Так мы тащились около часа, пока не выбились из сил. На всякий случай мы сошли с тропы и спрятались в высоком кустарнике, расположившись отдохнуть на широченном стволе упавшего дерева. Мы так устали, что даже разговаривать не хотелось. Только Апуати время от времени тяжело вздыхала: девушку пугала наша вынужденная задержка.
Громкое чириканье раздалось прямо над нашими головами. Мы подняли глаза: маленькая ярко‑красная птичка с желтым воротничком таращилась на нас.
– Тише! – взволнованно прошептал Диего. – Прислушайтесь, она говорит – бегите!
Мы замерли. В самом деле, в пении птицы явственно слышится: бе‑хи‑э или бе‑хи‑те…
Эрнандес заморгал и часто закрестился.
– Нет… Ей‑богу, не то… – сдавленным голосом просипел он. – Она говорит бухио, бухио… Значит, жилье близко… Мы у цели, где‑то рядом селение…
Нарядная пророчица неожиданно вспорхнула и скрылась в листве. А мы с трудом сползли со ствола, выбрались из кустов и побрели по тропе. Но не прошли мы и четверти лиги, как лес внезапно кончился. Нашим глазам открылась узкая лощина, по дну которой мчалась бурливая речонка. На противоположном берегу подпрыгивало на волнах двухместное индейское каноэ, привязанное лианой к прибрежным кустам. Людей нигде не было видно.
Наконец‑то пришли! Мы быстро спустились по невысокому глинистому склону к речке и остановились у самой воды.
– Попробуем перейти вброд. А то и переплывем, – сказал Диего. – Только сначала осмотрим берег, нет ли крокодилов…
Внимательный осмотр показал, что опасения Мехии были неосновательны: этих отвратительных чудищ поблизости не оказалось. Эрнандес снова повис на наших плечах, и мы втроем осторожно вошли в воду. Следом за нами последовала Апуати.
Но Аманкай опередил всех. Хохоча во все горло и шутливо ежась, он смело окунулся в шумливый поток. Пылкий индеец хотел первым перебраться на спасительный берег. Мы сделали всего лишь несколько шагов, когда он очутился уже на середине мелководной реки.
– Хороший хозяин не бросит лодку вдали от дома, – пыхтя от напряжения, начал было Диего. – Вот увидишь, еще немного и…
– Ааааа!…
Это Аманкай! Что с ним?!
– Ааа‑яй!.. – нечеловеческий вопль индейца резанул слух. Мы увидели, как Аманкай с исказившимся от боли и ужаса лицом пытается бежать к берегу. Вода возле него бурлила и быстро окрашивалась в красный цвет.
– Назад!! – крикнул Мехия, и мы, в том числе и сразу выздоровевший Эрнандес, рванулись к берегу. Благополучно выскочив на сушу, Мехия, а за ним и я, поспешили на помощь к Аманкаю. Он уже выбрался на мелкое место и теперь пытался ползком добраться до берега. Кровавая вода по‑прежнему кипела вокруг него.
Мы вбежали в воду по колено, быстро подхватили Аманкая под локти и потащили его на сушу. Внезапно Мехия охнул и чуть не упал. Потом он, будто взбесившись, стал на ходу яростно бить сапогом по воде.
Когда мы выбирались на берег, я мельком увидел на ноге Диего, чуть пониже икры, глубокую рану. Но стоило мне взглянуть на Аманкая, и я похолодел от ужаса. Похоже было, что несчастного индейца глодали хищные звери: его ноги, бока, живот превратились в кровавые куски мяса. Огромное багровое пятно расплывалось по прибрежному песку вокруг безжизненного тела нашего верного друга. Еще несколько мгновений он судорожно шевелился, стонал, пытался встать, но потом как‑то сразу затих. Аманкая не стало.
Мы сидели около него безмолвные, как статуи. Страшное несчастье парализовало нашу волю. Кровь струилась из раны Диего, но сейчас он не замечал ничего. Эрнандес, став на колени, молился дрожащим голосом, но слова молитвы не доходили до моего сознания. Я безучастно глядел, как плачущая Апуати бродит вдоль берега, как она наклоняется и что‑то ищет в воде. И когда она подошла к нам и положила рядом с телом Аманкая небольшую тупорылую рыбешку, я так же бессмысленно перевел свой взгляд с лица девушки на плоское туловище рыбки.
– Это они… Пирайи [30]… – тихо сказала Апуати. – Посмотри, какие зубы…
Только теперь я понял, кто убил Аманкая. Треугольные острые, как бритва, зубы украшали несоразмерно большую челюсть короткой рыбы. Видно, Мехия слегка оглушил ее ударом сапога, и теперь она уже на суше приходила в себя, разевая оскаленный рот и шевеля жабрами. Маленькие чудовища, размером с плотицу, оказались сильнее отважного и мужественного человека… Как трудно поверить в это…
Я встал и с отвращением наступил сапогом на пирайю.
– Вставай, Диего. Перевяжи ногу. Надо идти.
Внезапно у нас за спиной послышался шум падающей с обрыва гальки и комков земли. Я резко обернулся.
– Вот они!
На бугре, откуда мы спустились полчаса назад, стояли четверо: Гарсия, Педро, Хуан и мой дядя. Несколько секунд они наблюдали за нами с презрением и насмешкой, как следит хозяин за увертками изолгавшегося раба. Затем дядя сделал знак, и они стали неторопливо спускаться к реке. Мы не шевельнулись, мы молча смотрели на них, и они смотрели на нас. Подойдя ко мне, Кристобаль Мальдонадо сощурился и стиснул зубы.
– Племянничек. – саркастически выдохнул он и могучей ладонью, одетой в железную перчатку, со страшной силой ударил меня по лицу.
Оранжевое пламя вспыхнуло в моем мозгу и тотчас погасло. Я потерял сознание.
… Когда меня, наконец, привели в чувство, дядя вынес свой приговор. Он не позволил пикнуть ни Педро, ни Гарсии, он все вершил сам. Мальдонадо сказал, что солдат не вправе судить солдата – судьбу изменников решит королевский суд и святая инквизиция. Он запретил кому бы то ни было из свидетелей «этого позора» рассказывать другим солдатам о происшедшем и пригрозил самолично расправиться с каждым, кто осмелится нарушить его приказ. О нашем побеге узнают лишь сеньор Франсиско де Орельяна и оба святых отца.
– Мы не палачи, а солдаты короля, – сказал дядя, – и потому законом для нас будет слово нашего командира. Решит ли он повесить изменников или предоставит это право инквизиции – это его дело. Как скажет капитан, так и будет.
Только Хуан де Аревало осмелился возразить суровому Мальдонадо. Мой бывший друг был согласен с решением дяди временно оставить нас живыми, но он требовал немедленной казни Апуати.
– Я сам изрублю на куски эту проклятую колдунью, – с ненавистью сказал Хуан. – Она виновата во всем, она погубила моего друга…
– Жалкий слепец, – спокойно ответил я Хуану. – Ты стал убийцей по призванию, идальго де Аревало. Но знай: если вы убьете Апуати, я переживу ее лишь на мгновение. Я брошусь в воду и разделю участь Аманкая либо проткну себе горло ножом… Ты знаешь, Хуан, что слово мое тверже камня…
Но дядя прервал наш диалог. Он заявил, что не намерен менять своих решений. Отобрав у нас с Мехией мечи, он дал команду отправляться в лагерь не медля ни секунды. Тело Аманкая Мальдонадо брезгливо столкнул в воду, но рану Мехии перевязал своими руками.
Мы двинулись в обратный путь. Теперь мы с Апуати поддерживали хромающего Мехию. Зато Эрнандес… Он все время жался к Педро.
И, что самое удивительное, совсем не хромал…
[30] Пирайя (или пиранья) – эта маленькая (15‑20 см) рыба водится в реках Южной Америки и по праву носит прозвище «людоед». Нападает молниеносно, кусает со страшной силой, отхватывая куски мяса. Стаи этих рыбок способны за минуты обглодать крупное животное, оставив от него лишь скелет. Нередко от их зубов страдают и люди.