СО ЩИТОМ ИЛЬ НА ЩИТЕ?

История восьмая

Ох, уж эти мне жалобщики из Индий! Честное слово, среди живущих там нет недостатка в клеветниках!

Из письма архиепископа Луиса Сапаты. 1550 г.

С волнением вглядывался Кесада в знакомые берега. Дикие, полузатопленные чащи. Гиблые места. Тишина. На душе его росла тревога. Впрочем, и настроение его спутников отнюдь не было безоблачным.

Все трое с беспокойством думали о будущем. Что мог предложить Федерман всемогущим Вельзерам после долгих и бесплодных скитаний? Ничего, кроме Новой Гранады. Доказать, что она часть территории Венесуэлы и, следовательно, принадлежит его хозяевам, было для него делом жизни. Белалькасар также не был уверен в благополучном исходе своих хлопот при дворе. Самовольно сбежав от своего начальника Франсиско Писарро, он продолжал оставаться у него в подчинении и новые земли открывал под его знаменами. Сам Кесада, который завоевал страну муисков, мечтал стать губернатором этих земель на законном основании. Но ведь он знал, что преимущественное право на них имеет сын умершего Педро Фернандеса де Луго небезызвестный Алонсо.

Всего две недели понадобилось кораблям, чтобы спуститься к устью Магдалены. А два года назад на этот же путь ушло долгих 11 месяцев. Напоследок Магдалена преподнесла путникам сюрприз: ее ревущие бурные воды отнесли суда далеко на запад. И пришлось конкистадорам отдать якорь не в Санта-Марте, куда они направлялись, а в Картахене.

Жители пыльной Картахены с превеликим удивлением наблюдали за высадкой экипажа двух легких бригантин. По виду как бы испанцы, но в диковинных и ярких плащах. Вся живописная группа быстрым шагом направилась к зданию местного кабильдо. Через день все уже знали, что знаменитый Гонсало Хименес де Кесада, правая рука почившего губернатора де Луго, вернулся из дальних странствий живым и здоровым и с кошельком, туго набитым золотом.

И не успел Кесада осмотреться, как на горизонте появился одноглазый капитан Гальегос! Он не мог простить Кесаде его удачи и немедленно сочинил объемистую жалобу, в которой обвинил генерала во всех смертных грехах, особенно напирая на то, что тот присвоил его долю добычи.

Пришлось Кесаде вспомнить юность, запутанные процессы, в которых ему приходилось участвовать, чтобы со знанием дела отвести все упреки бывшего соратника. Ему удалось перенести тяжбу в высшую инстанцию — Совет Индий, но грозные предчувствия сжимали его сердце. Надвигалась новая полоса в его жизни, когда надо было с не меньшим упорством отстаивать свое право на завоеванную им страну. На смену мушкетам и индейским стрелам пришло другое оружие — клевета и подлоги, зависть и связи при дворе. Это была другая конкиста — без запаха пороха и свиста стрел, но и она, Кесада знал это, обильно сеяла смерть и бесчестье.

В июле 1539 г. три конкистадора отплыли из Картахены в Испанию на бригантине «Сан-Хуан». Из-за сильных ветров корабль не смог пристать ни в Кадисе, ни в Сан-Лукар-де-Баррамеде. Только в Малаге им удалось сойти на берег. И здесь пути трех завоевателей, судьбы которых так причудливо переплела капризная фортуна, разошлись, и разошлись навсегда.

Сразу же повезло Белалькасару. Он не получил Новую Гранаду, но зато был назначен губернатором провинции во главе с городом Попаяном и стал хозяином огромной и богатой страны. Долины Западных Кордильер и берега реки Кауки густо заселяли трудолюбивые индейцы, искусные земледельцы и ювелиры. Так Себастьян Белалькасар, долгое время бывший лишь тенью Франсиско Писарро, сам стал владетельным сеньором.

Что же произошло с двумя остальными нашими героями?

Николас Федерман прямо из Малаги направился в Севилью. Настроение у него было бодрое. В письме к другу он беззаботно писал: «Если мои услуги не оценят так, как они этого заслуживают, я останусь в Европе, где на 20 тысяч дуро проживу легче и спокойнее, чем на 100 тысяч в Венесуэле».

Бартоломе Вельзер, отец семейства и глава банкирского дома, так же как и королевский двор, пребывал в это время во Фландрии. Туда же пришлось проследовать и Федерману. Он никак не мог предвидеть рокового исхода этой встречи. Бартоломе Вельзер сухо заявил Федерману, что все заботы по тяжбе за Новую Гранаду, или, как ее тогда еще называли, «Долину замков», он берет на себя. А вот что касается лично его, Федермана, то ему предлагается подписать новый контракт, срок старого истекал как раз в 1540 г.

Однако условия договора были столь неприемлемы, что Федерман 'наотрез отказался подписать его. Тогда Бартоломе потребовал у конкистадора подробного отчета о прибылях. Федерман не выполнил и этого требования и на следующий же день был арестован и препровожден в Гентскую тюрьму.

Началась долгая и безнадежная для Федермана борьба за спасение своего имени. Вельзеры предъявили ему иск, требуя возместить им убытки на сумму в 110 тысяч дукатов, и заявили, что Федерман тайно привез с собой из Индий «много золота и серебра и камней изумрудов в огромном количестве». Конкистадор в свою очередь обвинил немецкий банкирский дом в злоупотреблении властью на заморских землях, благодаря чему королевской казне был, по его словам, нанесен ущерб в 200 тысяч дукатов. Совет Индий, члены которого горячо ненавидели Вельзеров и считали освоение заокеанских колоний сугубо испанским делом, с радостью ухватился за контробвинение!

Вскоре вопреки воле Вельзеров Федерману разрешили переехать в Испанию. В феврале 1541 г. он появился в Мадриде, где и прожил около года под домашним арестом. Тяжба его с Вельзерами была перенесена в Совет Индий. Вскоре, однако, у него обострился старый недуг, «профессиональная» болезнь многих конкистадоров — тяжелые приступы тропической лихорадки. В феврале 1542 г. Федерман умер, не дождавшись решения своего дела. Таков был конец завоевателя, который родился, как писал его современник хронист Кастельянос, «для того, чтобы повелевать людьми».

Попытка Николаса Федермана восстать против одного из самых могущественных людей тогдашней Европы свидетельствует о большом личном мужестве этого человека. Но в этом поединке, ему не суждено было победить.

Со смертью Федермана интерес Вельзеров к Новому Свету значительно ослабел. В Венесуэле погибло шестеро немецких агентов: Амбросио Альфингер, основатель городов Коро и Маракайбо; конкистадоры Ганс Зайсенхофер и Георг Шпеер, первооткрыватели рек Мета и Гуавьяре; Генрих Рембольдт, завоевавший провинцию Кумана; Филипп фон Гуттен, представитель одной из самых аристократических германских фамилий, и, наконец, Бартоломе Вельзер, старший сын главы банкирского дома Бартоломе-отца.

Постепенно коммерческая деятельность дома Вельзеров сворачивается не только в Венесуэле, но и на Антильских островах. Процесс, начатый при жизни Федермана, не окончился с его смертью. В 1556 г. известная в Европе торговая компания «Бартоломе и Антонио Вельзер» из Аугсбурга отказалась от спора, решения которого она безрезультатно добивалась в течение долгих шестнадцати лет. Вельзеры навсегда потеряли право на владение Венесуэлой. Так пришел конец недолгому царству немецких банкиров на американской земле.

Чем же занимался все это время наш главный герой? Каков был исход его хлопот при королевском дворе?

С первых шагов Кесады по родной испанской земле его самого, так же как его действия и поступки, окружила завеса тайны. Неизвестно, что заставило его медлить с визитом к королю. В Малаге Кесада остановился у родственников. Однако не слишком ли велика была дань, отданная им родственным чувствам, если только в ноябре 1539 г., то есть три месяца спустя после высадки, он прибыл наконец в Севилью.

В ноябре 1539 г. под мрачными сводами Торговой палаты появился высокий сухощавый человек в роскошном ярко-алом плаще. Неизбежные в таком случае формальности, таможенный досмотр. Объявив свое имя, Кесада вручил хранителю королевских драгоценностей 9 кожаных сумок с изумрудами, всего их там было 363 штуки, и тяжелый мешок с золотыми слитками на 40 тысяч песо. Другими словами, 60 килограммов чистого золота! Особенно поразила чиновников золотая цепь с четырьмя дивной красоты изумрудами, оправленными в эмаль. Поистине это был королевский подарок испанскому королю.

Однако прием, оказанный Кесаде сильно его разочаровал. При дворе царила атмосфера, открыто враждебная конкистадорам. Именно тогда Лас Касас развернул беспрецедентную в истории конкисты борьбу за права американских индейцев. Подготавливались «Новые законы», которые должны были вступить в силу в 1542 г. Испанская корона намеревалась чувствительно ущемить интересы завоевателей в Новом Свете.

В Совете Индий царил Хуан де Вильялобос. Это был самый активный защитник интересов испанской короны за все время ее владычества в Новом Свете. Он не доверял конкистадорам. При нем был введен строжайший контроль за золотом, которое они сдавали в казну, и за их собственными доходами. Бесчисленные соглядатаи докладывали ему о малейшем передвижении, словах и поступках завоевателей, прибывших из-за моря.

Как только стало известно, что Кесада появился в Севилье, на него посыпались жалобы и в Торговую палату, и в Совет Индий. Первым заявил о себе, как и следовало ожидать, Алонсо де Луго. Он потребовал долю отца. По его настоянию на драгоценности, привезенные Кесадой, был наложен арест.

Кесаде пришлось защищаться.

— Да, Луго-старший получил причитающиеся ему десять частей добычи, хотя и недовольны были этим мои товарищи-конкистадоры. Однако, собираясь отправиться в Испанию, я узнал, что губернатор умер, и солдаты потребовали разделить его долю.— Далее Кесада продолжал: — И кроме того, прошу учесть, что тот, кто станет губернатором, будет должен мне четыре тысячи песо в возмещение суммы, которую я отдал Федерману; к тому же я не получал жалованья, твердо обещанного мне как генерал-капитану по 300 тысяч мараведи в год, и, следовательно, мне задолжали еще 4 тысячи песо.

Тем не менее Совет Индий потребовал у Кесады отдать золота и изумрудов на 5 тысяч песо, что составило долю Алонсо де Луго, и наложил на него тысячу песо штрафа. Для верности Кесаду посадили под замок в темницу, находившуюся здесь же в здании Совета Индий.

Тем временем ретивые ищейки донесли Вильялобосу, будто бы Кесада привез и утаил гораздо более того, чем сдал в казну. На сцене появились и другие жалобщики: хозяева судов, законтрактованных в свое время Луго-старшим, потребовали возместить им убытки. Не заставил себя ждать и бравый капитан Гальегос. Тяжба затягивалась на неопределенное время.

Долгие препирательства, нудное сутяжничество, быть может, доконали бы Кесаду, но на его долю выпала нежданная удача. Луго-младший добровольно, но небезвозмездно передал ему должность губернатора Новой Гранады. Еще свеж был горький привкус, оставленный у молодого повесы знакомством с сей «неблагодарной землей». Однако 6 сентября 1540 г. король потребовал, чтобы Алонсо де Луго немедленно выехал, в Новую Гранаду. Велико было разочарование Кесады. Вместо почестей и славы — доносы и конфискации, интриги и поношения.

С трудом разделавшись с потоком жалоб, Кесада в конце 1541 г. покинул Испанию. В Совет Индий пришло донесение о том, что он отправился во Францию с единственной, как утверждали злопыхатели, целью подороже продать там свои изумруды. За ним было установлено тщательное наблюдение.

Оставим на время нашего героя коротать дни в печальней изгнании. Вернемся снова за океан, в далекую Новую Гранаду. Благодатная земля «Долины замков» весьма бурно переживала последствия конфликтов, которые разгорелись в Севилье.

В 1541 г. в Новой Гранаде объявился Алонсо де Луго, самый что ни на есть законный губернатор, новый повелитель бедных муисков. Мнение современников об этом испанском рыцаре было единодушно. Вот что сказал о нем апостол индейцев Лас Касас: «Это один из самых жестоких и скудоумных тиранов. Он надругался над Господом Богом и опозорил имя испанского короля, обманывая как индейцев, так и христиан». Благородный епископ был недалек от истины. Вот краткий перечень «подвигов», которые это «дитя своего века» совершило зa сравнительно недолгий срок.

По прибытии в Новую Гранаду он арестовал капитана Суареса Рендона и двух братьев Кесады. Теперь, когда облеченные властью люди были устранены, можно было начать «знакомство» с королевством.

Перво-наперво Луго занялся изумрудными копями. После обстоятельной ревизии он конфисковал в свою пользу всю добычу за много лет. Королевские чиновники, естественно, стали возражать и незамедлительно попали в тюрьму. Бравый дон Алонсо во всеуслышание объявил себя «одним из первых открывателей, завоевателей и колонистов этого царства». Чтобы слова его не расходились с делом, он срочно издал указ. Согласно этому указу, владения старых конкистадоров переходили в его, Луго, собственность. Немного спустя оборотливый Алонсо стал хозяином земель южных муисков. В конце 1544 г. Алонсо де Луго под угрозой физической расправы бежал из Новой Гранады, прихватив с собой капитал в 300 тысяч дукатов. Но благодаря влиятельным связям при дворе он не подвергся наказанию. Как тут не вспомнить, что сестра его жены Мария де Мендоса была супругой дона Франсиско де лос Кобоса, личного секретаря императора Карла V!

О жизни Кесады в изгнании мы знаем мало достоверного. Очевидно, Кесада предпочитал не распространяться о тех годах, а жизнеописания своего он так и не составил. Не исключено, что он предпочел переждать монаршую немилость в надежде на то, что рано или поздно подует ветер перемен.

И перемены действительно наступили. В 1544 г. вспыхнул мятеж против испанской короны, который возглавил брат уже погибшего тогда Франсиско Писарро — Гонсало Писарро. Начались волнения и в Мексике. С оружием в руках конкистадоры защищали свои земли и привилегии от армии королевских чиновников, хлынувших в заморские колонии. Тогда-то королевский двор решил не обострять отношений с далекой и своевольной конкистадорской братией.

Кесада счел момент благоприятным и вернулся в Испанию. Однако напрасно он думал, что кипевшие вокруг его имени страсти улеглись. В Совете Индий никогда и ничего не забывали. К февралю 1545 г. ретивые королевские служаки собрали воедино все доносы, «героем» которых был Кесада, и объявили: лиценциат Гонсало Хименес де Кесада нанес ущерб испанской короне в размере 200 тысяч дукатов. Избежать нового судилища было невозможно. Со свойственной ему энергией и решительностью он принялся защищаться. Была поднята на ноги вся родня, более пятидесяти свидетелей пришло в Совет Индий дать показания в пользу бывшего генерала. Главным среди них был уже знакомый нам индеец Гонсало де Гуаска.

После отъезда генерала из Новой Гранады в Испанию его переводчик индеец дон Гонсало попал в разряд нежелательных лиц. Читать и писать по-испански он выучился так быстро, что вскоре стал грамотнее многих конкистадоров. Независимость и достоинство, с которым он держал себя, горячность, с которой защищал интересы соплеменников, снискали ему ненависть завоевателей. По решению совета Боготы в начале 1546 г. дон Гонсало де Гуаска как «беспокойный индеец» был изгнан из Новой Гранады. В августе он появился в Севилье. А в декабре начался процесс Кесады.

Одним из первых и главных обвинений было традиционное умаление королевской пятины — доли короны в золоте и изумрудах. Доносчики утверждали, что Кесада, находясь в Испании, будто бы швырял изумруды направо и налево. Как личный переводчик генерала и очевидец всех дней конкисты Гонсало де Гуаска показал: «Золото и камни, добытые у индейцев, хранились на виду у всех. Золотые украшения — нагрудные цепи, ожерелья, короны подвешивались к двери палатки или дома, где жил генерал Кесада. Таким путем солдаты изо дня в день могли наблюдать за всеми этими вещами. Коробки и кожаные сумки с изумрудами также подвязывали к крыше на веревках так, чтобы никто тайно не мог дотронуться до них. Все эти драгоценности постоянно охраняла специальная стража, которая часто менялась».

Нашлись свидетели, подтвердившие, как строго велись книги двойного учета добычи, каким придирчиво строгим был раздел добытого. Те немногие камни, которые Кесада привез в Испанию, были частью его доли, которую он честно заслужил.

Неприятнее всего для Кесады был разбор обстоятельств гибели последнего великого сипы Сагипы. Защищаясь, Кесада признал, что несет ответственность за смерть индейского вождя, однако виновным себя не считает. «Я,— сказал Кесада,— был не в состоянии оградить его жизнь от посягательств солдат. Первую пытку веревкой, легкую и неопасную для жизни касика, действительно велел произвести я. Что же касается второй, то я ее и не санкционировал, и не принимал в ней участия, и вообще это было сделано без моего ведома. Мои же попытки защитить Сагипу привели только к тому, что меня самого солдаты стали подозревать в сговоре с Сагипой и грозились повесить вместе с ним на одном дереве. Слухи о сокровищах, которые он будто бы скрывал, лишили христиан разума. Все, что я смог сделать, дабы предотвратить физическую расправу над Сагипой,— судить его по всем принятым в Испании законам. Это продлило ему жизнь на полгода».

Свидетель Гонсало де Гуаска утверждал, что Сагипа умер не от пыток и не содержался в тюрьме, а свободно ходил по улицам Санта-Фе; что за пять или шесть дней до смерти свидетель слышал, как Сагипа жаловался на боль в голове; что в последний вечер свидетель ужинал вместе с Сагипой, а рано утром вышеназванного Сагипу нашли мертвым и т. д. Очевидно, что подлинных обстоятельств гибели Сагипы суд так и не установил. Но хотя доводы Кесады и были довольно шаткими, обвинение в убийстве с него сняли.

Во время суда стало известно о гибели одного из самых ярых врагов Кесады — Гальегоса в стычке с индейцами под Картахеной. Полностью разоблачил себя Алонсо де Луго, который, награбив огромное состояние, бежал из Новой Гранады. Кесаде же удалось оправдаться по всем пунктам обвинения. Он отделался легким штрафом в 100 дукатов. Эта победа наложила начало новому взлету Кесады.

В мае 1547 г., восемь лет спустя после выезда из Новой Гранады, он получил наконец то, о чем мечтал долгие годы. Ему присвоили звание маршала королевства Новая Гранада, установили годовую ренту в 2 тысячи дукатов. Как алькальд столицы Санта-Фе он получил еще 400 дукатов.

Три богатых селения — Гуатавита, Согамосо и Фонтибон были закреплены за ним в вечную собственность. Помимо прочего Кесаде была выплачена задолженность — по 2 тысячи дукатов.за год.

Так Кесада с большим опозданием, но стал богат и знаменит. Была ему оказана и высочайшая королевская милость: он получил право на собственный герб. В оглашенном по этому поводу королевском указе говорилось: «Их императорское величество Карл V дабы вознаградить вас за услуги, оказанные испанской короне, и увековечить в памяти потомков сии достойные подвиги, повелевает присвоить вам герб. И да будет состоять он из двух частей. В нижней его части над волнами изображается гора, поросшая деревьями и вся в изумрудах. В верхней части — лев, держащий в правой лапе острый меч».

Волны у основания горы должны были напоминать об историческом выходе Кесады из Санта-Марты; сама гора символизировала подъем на Боготское плоскогорье, а изумруды, обильно ее усеявшие, указывали на изумрудные копи, открытые Ке-садой; лев с обнаженным мечом олицетворял саму конкисту. В те времена было обычно отображать на гербах, как в своеобразных «трудовых книжках», самые значительные события из жизни конкистадоров. Так, Диего де Ордас, который воевал вместе с Кортесом в Мексике, поднялся на кратер действующего вулкана Попокатепетль. Вскоре с милостивого разрешения самого императора на фамильном гербе Ордаса уже красовалась курящаяся гора.

Получив право носить изысканный, переливающийся серебром и золотом герб, Кесада, очевидно, счел себя удовлетворенным. И ему не была чужда страсть к геральдической символике.

Теперь можно собираться и в дорогу... домой. Как ни странно, но Кесада все эти долгие годы не переставал себя чувствовать гражданином новой родины — новой заморской Гранады. Недаром на всех судебных процессах в Испании он упорно называл себя жителем Санта-Фе-де-Богота.

«Как примет меня земля муисков?» - вот о чем беспокойно думал Гонсало Хименес де Кесада, стоя на борту бригантины, которая неслась на запад через Атлантику. Рядом с ним был его верный «индио» -— индеец Гонсало. Шел декабрь 1550г. Осталась поаади суровая пора жизни, пора скитаний и преследований. Долгих десять лет добивался Кесада у королевскего двора признания того, что совершил за три года.