Верхом на черепахе
В Пуэрто-Айора судьба свела меня и поселила в одном отеле с Хорхе Ариасом (имя и фамилию его я изменяю по причинам, которые читателю станут понятны из дальнейшего повествования). Связист по специальности, он прилетел из Гуаякиля проверить работу почтового отделения на Санта-Крусе. Человеком он оказался жизнерадостным, общительным и динамичным. В Пуэрто-Айора приезжал уже не раз и знал там, как говорится, все и вся: поселок, его проблемы и наиболее именитых жителей, Дарвиновский центр с его черепашьим питомником, работу Управления Национального парка. На протяжении двух дней, что ушли у меня на подробное знакомство с Дарвиновским центром и с Пуэрто-Айора, Хорхе Ариас неоднократно был моим добровольным гидом. Мы ходили в черепаший питомник, бродили по поселку, и из бесед с ним я почерпнул много интересного. Иногда в прогулках нас сопровождал Сесар Амиго, рассыльный местной почты. А кто знает жизнь своего поселка лучше почтальона?!
- Уверяю вас, это совершенно необычные животные. Вроде доисторических танков. Я всякий раз, когда приезжаю в Пуэрто-Айора, иду на них посмотреть. Скажу по секрету, еще ни разу не смог отделаться от искушения прокатиться на черепахе.
- Верхом?
- Ага. Но только стоя.
Ариас шествует рядом и вспоминает, как он впервые увидел "чудовище", давшее свое название островам, - гигантскую черепаху-галапаго. Мы направляемся с ним в черепаший питомник.
- Да видел я больших черепах, - отшучиваюсь я. - В море видел. Прямо в океане. Однажды в Панаме на архипелаге Сан-Блас даже помогал рыбакам вытаскивать такое "чудовище" из сети. Кстати, на Кубе их называют кагуама.
- Но ведь галапаго - это совсем другие животные, - не унимается Ариас. - Прежде всего потому, что живут не в море, а на суше. И кроме того, на кагуаме не прокатишься. А галапаго хоть сейчас под седло...
Желтая песчаная дорога уводит нас в заросли невысокого, в человеческий рост, колючего кустарника. Над кустами возвышаются гигантские кактусы опунции. В высоту они достигают десяти - двенадцати метров. Толстые оранжево-коричневые стволы напоминают сосны, только увенчаны они не прозрачными шапками игл, а свисающими с ветвей тяжелыми мясистыми "блинами" с длинными и тонкими шипами. Залитый солнцем кактусовый "лес" похож на сосновую рощу в ясный день - стволы светятся изнутри, будто их наполнили янтарной смолой и пронзили солнечными стрелами.
У входа на территорию Международной научно-исследовательской станции имени Чарлза Дарвина, или, попросту говоря, Дарвиновского центра, останавливаемся перед невысокой каменной пирамидой, чтобы прочитать надписи на двух мемориальных досках. "Биологическая станция Чарлз Дарвин, - гласит текст первой. - Была открыта в присутствии представителей эквадорских властей 21 января 1964 года". И чуть ниже на белом мраморе: "Республика Эквадор. Галапагосы - Национальный парк. Напоминаем уважаемым посетителям, что реликтовая фауна и флора этих островов находятся под строгой охраной закона".
Минуем узкие ворота, обходим стороной одноэтажное здание черепашьего питомника и оказываемся перед просторными вольерами, отгороженными от дороги метровыми стенками из крупных камней. В вольерах разгуливают черепахи со слоновьими лапами. Они медленно жуют колючие "блины" опунций и еле-еле передвигаются между поваленными на землю стволами кактусов. Вот одна из них забирается в мелкий, заполненный водой бассейн, сооруженный специально для черепах.
- Не исключено, что вон та, самая крупная, быть может, видела самого Дарвина, - задумчиво говорит Ариас. - Ишь ты, все жует и жует...
Он ловко перелезает через ограду, садится на корточки перед черепашьей мордой и стрекочет кинокамерой. Потом возвращается, передает камеру мне и просит сделать несколько кадров: "Для потомства..."
- А вдруг она и вправду видела Дарвина? - говорит он, лукаво подмигивает и совершенно неожиданно заключает: - Тем более стоит на ней прокатиться...
Он возвращается к черепахе и осторожно встает ей на спину. "Доисторический танк" выносит вперед столбообразную лапу, потом другую... "Поехали! - веселится Ариас. - Но-о-о, прабабушка! Привет от Дарвина!.."
- А если бы вас увидели работники станции? - говорю я, испытывая внутреннее чувство неловкости за моего спутника и обиды за черепаху, "видевшую самого Дарвина".
- Обругали бы, конечно, - беспечно отвечает Ариас. - Да ведь с ней от такой верховой езды ничего не случится. Видели, какие у нее лапы? На станции мне говорили, что некоторые экземпляры достигают полутора метров в длину и весят до четверти тонны! Лишние семьдесят килограммов для таких лап - все равно что мне пару раз чихнуть...
В небольшом стоящем особняком домике размещается музей истории Галапагосских островов. Судя по представленным таблицам, отражающим "цивилизаторскую" деятельность человека, его правильнее было бы назвать "музеем ущерба", нанесенного человеком архипелагу прежде, чем он был объявлен Национальным парком. Здесь же по копиям документов и фотографиям можно познакомиться и с историей создания самого Дарвиновского центра.
Все началось с того, что в 1959-году, когда отмечалось столетие выхода в свет труда Дарвина "Происхождение видов", в Брюсселе был основан "Фонд Чарлза Дарвина для Галапагосских островов". Его учредителями и жертвователями средств стали ученые многих стран. Напомню, что тогда же правительство Эквадора объявило острова Национальным парком.
Двумя годами позже примерно 2750 ученых из разных стран мира, собравшись на Гавайских островах, обратились к эквадорскому правительству с призывом принять эффективные меры с целью сохранить неповторимое богатство, каким являются Галапагосы. Вскоре на архипелаге появилась крупная международная экспедиция. В течение полутора месяцев специалисты разных национальностей и научных профилей тщательно обследовали острова. Они описали все признаки сейсмической активности, составили каталог всех форм животного и растительного мира, какие там встретили. Их рекомендации легли в основу международного научного проекта по сохранению Галапагосских островов.
Вскоре в поселке Пуэрто-Айора в южной части острова Санта-Крус появились строители. На противоположном берегу бухты, которую назвали бухтой Академии, на небольшом мысу выросли первые помещения Дарвиновского центра. Официальное его открытие состоялось в январе 1964 года под эгидой ЮНЕСКО. А в 1978 году Межправительственный комитет ЮНЕСКО по вопросам Достояния человечества на своей второй сессии, состоявшейся в Вашингтоне 8 сентября, принял решение объявить Галапагосские острова Природным достоянием человечества.
Перед Дарвиновским центром была поставлена задача изучения и охраны редких островных видов. Поначалу постоянного штата ученых не было, и всю работу проводили ученые, приезжавшие в командировки. Но и они, несмотря на свои весьма ограниченные возможности, сразу включались в работу по восстановлению равновесия, существовавшего некогда между природной средой островов и их первоначальными обитателями.
Родиной гигантских черепах считается Юго-Восточная Азия. Их ближайшие родственники и сегодня обитают на Маскаренских островах в Индийском океане. А вот как на Галапагосы попали их нынешние обитатели - черепахи-галапаго, до сих пор остается загадкой.
Гигантские наземные черепахи безобидны и малоподвижны. Эти черты характера, а также хороший вкус мяса стоили им очень дорого. Четыре века назад их было на архипелаге превеликое множество, сейчас галапаго называют "последними гигантами". И главным виновником их массового уничтожения был человек. Пираты, китобои, рыбаки - все запасались на Галапагосах живым провиантом, способным долго существовать без воды и пищи. Именно в трюмах кораблей закончило свою жизнь большинство этих животных.
В конце прошлого века в моду неожиданно вошел черепаший жир - он ценился даже выше оливкового масла. И на Галапагосы вслед за китобоями ринулись охотники за черепахами. Американцы снаряжали экспедицию за экспедицией, они добывали тысячи тонн черепашьего жира. Ученые подсчитали, что за 400 лет, прошедшие со времени открытия архипелага, было уничтожено от 200 до 300 тысяч черепах. К началу 80-х годов их осталось всего лишь около 10 тысяч.
В минувшие века человек, движимый эгоизмом, не заглядывал в будущее. Он завоевывал новые земли, колонизовал их или вывозил все, что, мог, беззастенчиво грабил природу, нарушая экологическое равновесие, вследствие чего одни виды животных и растений исчезли вовсе, а другие оказались на грани исчезновения. Галапагосы полной чашей испили из котла варварского отношения человека к природе.
Не менее губительной для фауны и флоры островов оказалась и "деятельность" вольно или невольно завезенных человеком на острова домашних животных. Быстро одичав и размножившись, животные принялись уничтожать растительность и представителей местной фауны, которые не умели защищаться от новых "охотников". Свиньи, собаки, кошки, не говоря уже о крысах, нападали на сухопутных игуан, разоряли птичьи гнезда, но главным образом пожирали яйца черепах и маленьких черепашек в первые месяцы их жизни, когда те еще не имели твердого панциря. Козы, ослы и коровы уничтожали траву и кустарники, лишая черепах пищи. Особенно большой урон фауне и флоре Галапагосов нанесли козы и крысы.
Первые козы были завезены на острова еще в начале прошлого века. Ущерб, который они нанесли островной растительности, ученые считают катастрофическим: на некоторых островах, где были непроходимые заросли, ныне голая пустыня.
Показательна в этом отношении история островов Пинта и Пинса, рассказанная журналом "Гео". В 1958 году местный рыбак высадил на Пинте пару коз в расчете на то, что животные размножатся, а он сможет "разнообразить свое меню". Через десять лет коз было столько, что они стали настоящим бичом всего живого. Съев остатки травы, они сдирали кору с деревьев, объедали ветви кустарников, перегрызали стволы кактусов и пожирали их. Нечто подобное произошло и на острове Пинса, куда в 1959 году рыбаки завезли нескольких коз и где десять лет спустя число животных достигло... 20 тысяч. Нетрудно представить себе, в каком положении оказались неповоротливые травоядные черепахи-гиганты.
В 1971 году Управление Национального парка и Дарвиновский центр организовали кампанию по борьбе с козами. На острове Пиита только за два года егери уничтожили более 30 тысяч голов. Удалось полностью очистить от коз острова Эспаньола, Санта-Фе и Рабида. Но ни на Пинте, ни на Пинсе их не удалось уничтожить полностью, ибо десятки животных научились умело скрываться от охотников.
Неожиданный сюрприз ученым преподнес остров Пинсон. Черепах, обитавших на нем, уже считали вымершими, но вдруг в начале 60-х годов было обнаружено несколько живых особей. Проведенная перепись показала, что на острове сохранилось около сотни черепах-пинсон, но среди них не было ни одной особи моложе 50 лет. Ученые установили, что процесс воспроизводства у черепах происходил нормально: самки откладывали яйца, и черепашки вылуплялись в срок, как и положено. Но затем все они становились добычей завезенных на остров черных крыс.
Ко времени возникновения Дарвиновского центра взрослые черепахи, способные к размножению, оставались далеко не на всех островах. Некоторые виды исчезли вовсе. Примерно из 15 видов, существовавших на Галапагосах в давние времена, до настоящего времени выжили 11, причем популяции их невелики.
Существует мнение, что когда-то черепахи водились на всех островах архипелага, перемещаясь от острова к острову на больших кусках пористой вулканической лавы-пемзы (долго держаться на воде они не могут). Постепенно животные, "осевшие" на одних островах, в силу местных условий обособлялись от обитателей других островов, и в результате появились виды, обладающие своими специфическими особенностями. Более того, на острове Исабела в каждом из его шести крупных кратеров обитают черепахи только одной определенной разновидности.
Несмотря на принимаемые меры, отдельным видам, по мнению сотрудников Дарвиновского центра, все еще грозит вымирание, поскольку до сих пор не всегда удается обеспечить условия, гарантирующие их размножение. Пример тому - знаменитая черепаха по кличке Одинокий Джордж. Этот огромный самец, обнаруженный в 1971 году и вывезенный с острова Пинта, - один-единственный представитель вида, обитавшего только на этом острове. "Фонд Чарлза Дарвина" предложил 10 тысяч долларов за самку черепахи-пиита. Однако до сих пор поиски пары для Одинокого Джорджа не увенчались успехом - ее нет ни в государственных, ни в частных зоопарках, нет нигде в мире. Со смертью Одинокого Джорджа вид черепах-пинта исчезнет навсегда...
В Дарвиновском центре я беседовал с заместителем директора чилийским ученым-биологом Хосе Каньоном.
- Станция призвана служить важным международным инструментом развития биологической науки, - рассказывал он, - и одновременно основной базой предпринимаемых усилий по охране заповедных островов. Отсюда две главные задачи: облегчать труд ученых, приезжающих на острова, и сохранить фауну и флору, которые чувствительно реагируют на всякое "постороннее присутствие".
- Станция называется международной. В какой мере она оправдывает свой титул? - спросил я.
- В полной мере, - ответил X. Каньон. - Здесь работали ученые из Англии, США, Советского Союза, Польши, сюда заходило советское исследовательское судно "Академик Курчатов". На станции бок о бок с эквадорскими учеными трудятся их коллеги из США и ряда стран Европы. Расширение научных связей важно не только для развития самой биологической науки, - заключил мой собеседник, - это помогает также распространению знаний о Галапагосах, пропаганде необходимости охраны окружающей среды, которой за минувшие века нанесен такой большой ущерб.
Однако, хотя станция постепенно разрасталась и число ученых, приезжавших сюда работать, увеличивалось, финансовые возможности центра по-прежнему оставались скромными. В 1975 году годовой бюджет центра составлял всего 290 тысяч долларов и на 90% складывался из благотворительных пожертвований частных лиц. С тех пор, несмотря на то что круг жертвователей расширился и средства, помимо правительства самого Эквадора, стали поступать также от различных международных организаций и научных учреждений других стран, таких, как ЮНЕСКО, Всемирный фонд охраны природы, положение почти не изменилось.
Большая часть средств предоставляется по каналам ЮНЕСКО. Но их хватает на удовлетворение лишь первостепенных нужд Дарвиновского центра. Из "Фонда Дарвина" покрывается две трети расходов по содержанию Национального парка, поскольку из государственного бюджета Эквадора финансируется только треть этих расходов. Ученые, приезжающие сюда, должны жить на свои средства. Нечего и говорить, что по этой причине исследовательская работа в Дарвиновском центре зачастую недоступна не только для ученых из развивающихся стран, но и для самих эквадорцев.
- Нехватка людей и средств - это еще полбеды, - говорит Хосе Каньон. - Серьезная проблема - отсутствие точной географической карты архипелага. Даже сам Военно-географический институт Эквадора не знает достоверно где что.
Наша беседа возвращается к главной теме - гигантским черепахам, основному объекту внимания ученых, работающих в Дарвиновском центре.
- Мы занимаемся изучением флоры и фауны архипелага в комплексе, - рассказывает Хосе Каньон. - Например, изучаем наземных игуан, охраняем их и по возможности переселяем на те острова, где их популяции по каким-то причинам сократились. Но перед черепахами человек в особом долгу: они больше других представителей фауны пострадали от его "цивилизаторской" деятельности.
...В окружении зарослей кустарников и кактусов стоит знаменитый черепаший питомник. Ариас, не раз тут бывавший, исчезает за дверью служебного помещения и вскоре возвращается в сопровождении черноволосого, с бронзовым от загара лицом человека, сравнительно молодого, но держащегося уверенно и с достоинством.
- Педро, - коротко представляется он.
- Главный черепаховод, - полушутя-полусерьезно добавляет Ариас.
Из разговора выясняется, что Педро - старожил Дарвиновского центра. Работать там он начал лет двенадцать назад, сразу после окончания биофака Гуаякильского университета.
Он не просто старожил - он большой знаток своего дела, в чем я убеждаюсь очень быстро.
- Черепашки, на спинках которых вы видите белые цифры "78" и "80", взяты с острова Пинсон. А другие, с цифрой "79", - с Эспаньолы, - объясняет Педро.
Мы стоим перед террариумом. За толстым стеклом ползают десятки маленьких черепашек. С белыми пятнышками на спинках они кажутся мечеными заводными игрушками.
- Есть тут и "аборигены", то есть уроженцы нашего острова Санта-Крус, они тоже нуждаются в помощи, - продолжает Главный Черепаховод. - Метим мы их для того, чтобы, когда они подрастут, вернуть на родные острова. А начинается работа со сбора яиц. Наши сотрудники регулярно объезжают острова и ищут на пляжах, в песке, яйца черепах. В специальных корзинах их доставляют в питомник и тут укладывают в инкубатор. Через восемь месяцев появляются маленькие черепашки. В террариуме они в полной безопасности.
- Сколько времени они растут под охраной человека? - спрашиваю я.
- Четыре, иногда пять лет. За это время они достигают довольно крупных размеров и, главное, обзаводятся столь прочными панцирями, что хищники им становятся не страшны. После этого их можно смело возвращать на родные пляжи.
- Ты расскажи, расскажи, когда началась эта работа и каковы конкретные результаты вашего труда, - вступает в беседу Ариас, занятый до этого фотографированием черепашек.
- Когда началась? Да сразу же после решения о создании Дарвиновской станции. Служебные помещения еще строились, а ученые уже принялись обследовать острова. Начали с Эспаньолы. Яиц там найти не смогли, видно, все пожрали крысы. Да и взрослых черепах было немного. Поэтому поймали нескольких самок и самца и привезли их в питомник. Здесь они дали потомство. В конечном счете около сотни выращенных в питомнике особей были возвращены на Эспаньолу, где они превосходно себя чувствуют. С черепахами с острова Пинсон дело обстояло иначе. Там взрослых было много, а маленькие, едва вылуплялись из яиц, становились легкой добычей крыс. Пришлось собрать яйца, поместить их в инкубатор и вырастить черепашек здесь, в террариумах. Теперь этому виду вымирание не грозит по меньшей мере в обозримом будущем. Что касается конкретных результатов нашей работы, то полных данных у меня нет под рукой, но я помню, что до 1977 года на острова было возвращено более 300 спасенных черепах. И вот что важно: с тех пор как ученые-биологи взяли на себя экологическую охрану архипелага, не исчезло больше ни одного вида.
- А те черепахи, которых мы видели в вольерах, с какой целью там содержатся?
- Там черепахи с разных островов, где популяции заметно уменьшились. В вольерах они находятся под постоянным наблюдением ученых, о них заботятся, здесь больше шансов сохранить их яйца, а, следовательно, и потомство.
- Что же нужно, по вашему мнению, чтобы восстановить сократившиеся популяции отдельных видов?
- Настойчивая, терпеливая работа, время и, конечно, средства, - отвечает Педро. - Это, так сказать, внутренняя сторона дела. Но есть еще и внешняя. Например, нужны более эффективные меры в части регулирования туризма, нужно положить конец "пиратскому" туризму, нужно оградить архипелаг от загрязнения. Много вопросов возникает и в связи с хозяйственной деятельностью местного населения.
- И как долго должна продолжаться эта работа?
- До тех пор, пока галапаго и другие эндемики архипелага не будут полностью избавлены от угрозы вымирания.
Подробно ознакомившись с черепашьим "детским садом", мы продолжаем нашу беседу на улице. У меня накопилось множество вопросов о главных героях архипелага: скажем, какой они ведут образ жизни и чем питаются, как размножаются и чем один вид отличается от другого и т. д. Со своей стороны Главный Черепаховод, как мне показалось, загорелся идеей просветить меня "и вширь, и вглубь" по части гигантских черепах.
Не могу сказать, что до нашей встречи я был полным профаном в этой области. Я немало прочел о черепахах и кое-что из прочитанного даже запомнил. Я знал, например, что черепахи-галапаго едва ли не самые большие долгожители на нашей планете (они могут жить 200-300 лет) и что поэтому изучать их развитие чрезвычайно трудно: чтобы проследить жизнь одной черепахи, нужно несколько поколений людей. В этой связи я неоднократно вспоминал слова одного лимского еженедельника, который так писал о долголетии черепах: "В то время как останки Дарвина покоятся с 1882 года в Вестминстере, некоторые из тех черепах, с которыми он "познакомился" во время своего пребывания на островах, разгуливают правда, не очень быстро, зато довольные собой, - на Галапагосах". Знал я и о том, что питаются они исключительно растительной пищей - травой, листьями кустарников, ветками и "блинами" кактусов-опунций и что в отличие от морских черепах спят не на пляжах и не на скалах, а в лесу, под кустами, либо залезают в мелкие лужи. Но в целом мои познания были, разумеется, весьма ограниченными.
- Так, значит, возле вольеров вы уже были? - спрашивает Педро.
- Были, - отвечаю я и, поймав быстрый взгляд Ариаса, читаю в нем просьбу: "Пожалуйста, ни слова о моей "верховой езде"..."
- Если не возражаете, давайте сходим туда еще раз. Это рядом. Там мне легче будет на месте, на живых черепахах, объяснить принципиальные различия между двумя основными их видами.
По дороге Главный Черепаховод с увлечением рассказывает о своих подопечных. Вот как описывал он, к примеру, период воспроизводства черепах-галапаго:
- Раз в год самки-галапаго спускаются с высоких, влажных мест острова в прибрежные, более сухие зоны. В иссушенной бурой почве они вырывают ямки, "работая" порой по двенадцать - четырнадцать часов кряду. Каждая самка откладывает от трех до шести яиц - круглых, величиной с крупный биллиардный шар - и прикрывает кладку слепленной из земли плотной коркой - тонкой, но достаточно прочной. Потомству, чтобы появиться на свет, предстоит самому проламывать эту защитную "крышу".
- Вы хорошо помните внешний вид морских черепах? - неожиданно обращается ко мне Педро.
Перед моим мысленным взором тотчас возникает чучело небольшой черепахи-карея, которое я храню дома, и метровой кагуамы, попавшей в рыбацкие сети на панамском архипелаге Сан-Блас, и я смело киваю головой.
- Тем не менее, - говорит Педро, - я позволю себе напомнить, что у морской черепахи панцирь как бы сглажен, приплюснут, а сравнительно тонкие лапы имеют форму гребных лопаток. У галапаго панцирь более "горбатый", а лапы толстые, как бревна. У наземных гигантов есть еще две особенности: во-первых, скелет у них - единое целое с панцирем, а, во-вторых, дыхательная система особая, "скованная" чрезвычайно прочным панцирем, который не дает черепахе в отличие от других позвоночных расти в высоту.
По иронии судьбы Педро останавливается именно у того вольера, где Ариас катался на черепахе, "видевшей Дарвина". Но где животное?
- Да вон же они, в тень попрятались, - показывает Ариас на поваленные стволы кактусов,
Педро перелезает через ограду и хворостиной заставляет одну черепаху выбраться из убежища наружу.
- Обитающие на архипелаге черепахи имеют - в зависимости от климата "своего" острова - панцирь в форме либо горба, либо седла, - говорит он. - Эта черепаха - уроженка острова Эспаньола. Видите у нее над шеей этакий раструб, похожий на репродуктор? Он и придает панцирю схожесть с седлом. Объясняется это просто. Климат на Эспаньоле засушливый, растительность скудная, листья кактусов и ветки кустарников находятся на высоте от одного метра и выше. "Спасаясь" от черепах, растения тоже эволюционировали - росли ввысь. Вот и приходилось черепахам на засушливых островах, чтобы добыть пищу, постоянно вытягивать шею и задирать голову вверх. Результат эволюции налицо: у них длинные и не очень толстые лапы, из-под панциря вытягивается длинная шея, да и весят они поменьше. Кстати, черепахи с седловидным панцирем считаются более редкими.
Подходим к другому вольеру. В нем, как указано в прикрепленной к ограде табличке, содержатся черепахи с острова Санта-Крус. Пара гигантов беззаботно дремлет на солнышке. И вновь следует обстоятельное объяснение Главного Черепаховода:
- На примере этих черепах легко установить разницу. Они тяжелые, массивные, лапы у них более короткие, столбообразные. Почему так? Санта-Крус - один из островов с влажным климатом и пышной растительностью. Те же кактусы здесь - я имею в виду не на территории станции, а в лесу - низкорослые, листья расположены невысоко над землей, и черепахам нет нужды тянуть голову вверх. Поэтому панцирь у них округлой, овальной формы - он позволяет свободно двигать шеей в стороны, но не вверх.
Я благодарю Педро за внимание и обстоятельный рассказ о его сложном хозяйстве и напоследок решаюсь задать еще один вопрос:
- Откуда сейчас, в конце XX века, когда все в мире столь тесно взаимосвязано и взаимозависимо, фауне и флоре Галапагосов грозят наибольшие опасности?
- Конечно, со стороны все тех же одичавших домашних животных, а также крыс. Избавиться от них не так-то просто, а то и вовсе невозможно. Причин, на мой взгляд, несколько. Во-первых, быстрая адаптация к естественной среде обитания. Если "аборигены" - черепахи, игуаны - приспосабливались к условиям островов сотни тысяч лет, то "иммигрантам" для этого потребовалось всего несколько десятков лет, самое большое - два века. Это помогает нам понять, что же именно случилось с пресмыкающимися в процессе эволюции: рептилии отступали под натиском млекопитающих. Во-вторых, даже мы, биологи, не знаем, какими средствами эту борьбу следует вести так, чтобы вместо пользы не причинить природе островов еще большего вреда. Ведь не уничтожишь же только "посторонние" растения с помощью пестицидов - пострадает и местная, реликтовая флора. Еще более осторожного подхода к себе требует фауна архипелага...
Отправляясь на Галапагосы, туристы полагают, что смогут увидеть гигантских черепах повсюду: на каждом острове и буквально на каждом шагу, ведь их изображениями пестрят рекламные проспекты, плакаты, книги и открытки. Но только побывав на островах, можно до конца понять, сколь глубоко они заблуждаются!
Бесспорно, за два десятилетия, прошедшие со времени создания Дарвиновского центра, учеными и защитниками окружающей среды сделано немало: остановлен процесс уничтожения уникальных видов животных и растений, сохранены и увеличены популяции редких видов черепах, игуан и т. д. Однако далеко не все поставленные ими цели достигнуты, и шансы на то, что они вообще будут когда-нибудь достигнуты, с каждым годом не возрастают, а, напротив, уменьшаются. Фауне и флоре Галапагосов ныне угрожают опасности, быть может, даже более серьезные, чем прежде, и устранить их, возможно, будет куда труднее из-за их сложного социально-экономического характера.