Витрина эволюции
Я слышал, что туристы посещают некоторые острова не без опаски. Признаться, так было и с нами. Казалось, что черные языки вулканической лавы только что застыли и вот-вот задвигаются под ногами. Нещадно палившее солнце так накалило поверхность, что нам жгло подошвы. Немое восхищение, охватившее меня, сопровождалось чувством тревоги. Наплывы лавы и впадины, бугры и трещины черного, серого, красно-бурого цвета - все это некогда, тяжело колыхаясь, сползало огненной рекой с вершины вулкана. Так выглядел мир на заре своего существования. Словом, окружавший нас пейзаж вполне мог послужить декорацией к спектаклю под названием "Судный день". К тому же игра воображения уже начинала рисовать фантастическую картину. Впрочем, стоп! Ведь в наше время от воображаемого апокалипсиса всего один шаг до апокалипсиса ядерного...
- Не правда ли, кажется, что лава только что застыла? - лукаво прищуривается идущий рядом Карлос. - Признайтесь, едва мы начали прогулку, как вы подумали: "А не начнет ли все "это", под ногами, как раз сейчас двигаться опять? Что, если вулкан вдруг охватит очередной приступ активности?.."
Мы с Густавссоном без тени смущения киваем головами: "Так, именно так и подумали". Явно довольный тем, что ему удалось "поймать" гостей, Айяла продолжает:
- Вы думаете, остров случайно носит женское имя? Как бы не так. Фернандина - остров-вулкан, и мореходы боятся его так же, как карибских ураганов, которые, как известно, тоже нарекают женскими именами. Не далее как в 1968 году тут опять произошло сильное землетрясение. "Пол" острова провалился на целую тысячу футов. На станции Дарвина в течение одних суток сейсмографы зарегистрировали около двухсот подземных толчков. "Реплики", вызванные землетрясением, продолжались больше недели. А затем началось извержение одного из крупных вулканов.
Он делает паузу, достает сигарету. Мы останавливаемся около заливчика, глубоко врезавшегося в берег между двумя языками лавы, и ждем, пока он закурит. Дремлющий на самой кромке лавового потока рыжемордый тюлень лениво отрывает голову от черных камней, смотрит на нас, потом принимает прежнюю позу, наблюдая, однако, за нами одним глазом. Мы "расстреливаем" его из фотоаппаратов, но он не шевелится. Только нехотя открывает второй глаз...
- Один моряк рассказывал мне про то извержение, - нарушает молчание Карлос. - Их парусник находился недалеко от берега. В тот день погода стояла тихая: в воздухе - ни малейшего дуновения ветерка, на море - мертвый штиль. И вдруг - взрыв! Грохотало, будто тысяча громов. Ужасный свет, как от сотен молний, озарил все вокруг на многие километры. Из кратера вулкана стали вылетать огромные камни, над островом поднялся гигантский столб огня и дыма. Страшный жар достиг парусника. Смола плавилась на глазах, и матросы должны были беспрерывно поливать палубу водой. Многим становилось плохо. При первом же порыве ветра команде удалось отвести парусник подальше от берега. Только тогда взглянули на термометр - он показывал 64° по Цельсию. Замерили температуру воды: 50°. Вот когда галапагосский рай показал свою обратную сторону!..
- На станции Дарвина мне говорили, что на Фернандине в тот день находилась группа геологов, - не сводя глаз с тюленя, медленно произносит Густавссон. - Они остались живы, и даже сохранились их дневники. Вам, Карлос, доводилось что-нибудь слышать об этом?
- Как же, конечно, - с живостью отзывается Айяла. - Записи о землетрясении, а еще больше рассказы самих геологов долго были на устах у всех жителей архипелага. Мне самому доводилось разговаривать с ними на Санта-Крусе, и могу почти дословно повторить то, что слышал от них. Земля у них под ногами колыхалась, как желатин, а то, что происходило вокруг, было сплошным адом. Да-да, именно так и говорили: сплошным адом. В какой-то момент они неожиданно увидели, как кратер, в котором они накануне спокойно провели ночь, с грохотом обрушился и исчез в морской пучине.
Потом Карлос показал на высокий, господствующий над островом вулкан и сказал:
- Этот красавец - один из самых крупных и интересных на всем архипелаге. В кратере - обширное голубое озеро, в центре озера - другой вулкан, в его кратере - тоже озеро, но только зеленое. Зрелище прелюбопытное... - И перейдя на шутливый тон, добавил: - Может, желаете подняться? Два-три часа - и будем наверху, на краю кратера.
Ни у Густавссона, ни у меня такого желания не возникло. Мы пошли обратно, то и дело оглядываясь на вулкан, чтобы еще и еще раз полюбоваться его правильным конусом, четко очерченным на фоне бледно-голубого, выцветшего неба.
Огромное пространство, покрытое спекшейся лавой, теперь, после встречи с тюленем, уже не казалось нам безжизненным. Мы даже сумели разглядеть в расщелинах несколько желтоватых и красноватых кактусов.
- Откуда тут кактусы? Очень просто. - У Карлоса на все случаи был готовый ответ. - Птицы, пролетая над лавовыми полями, роняют семена кактусов, семена прорастают - только и всего... - Он произносит это таким тоном, словно речь идет о плодородных землях его родного Эсмеральдаса, а не о каменных пустынях архипелага.
Галапагосы - одна из крупных групп океанических островов на нашей планете. Своим происхождением они обязаны вулканам, которые примерно три - пять миллионов лет назад начали подниматься со дна моря. Вследствие многократных излияний магмы из чрева планеты образовалась обширная подводная платформа. На ней-то и покоятся почти все острова, за исключением двух самых южных - Флореаны и Эспаньолы. Возраст архипелага - не более двух миллионов лет, что подтверждается анализом самых древних из исследованных до сих пор каменных пород. Некоторые острова, и в их числе Исабела, образовались в результате того, что несколько вулканов во время извержений постепенно увеличивались в диаметре, пока не слились в один остров.
Особенно активны вулканы на западных островах Фернандина и Исабела. Фернандина, самый молодой остров в архипелаге, считается одним из важнейших центров вулканической деятельности на всем земном шаре: за последние полтора столетия там было зарегистрировано 12 сильных извержений. А на Исабеле наряду с шестью крупными вулканами насчитывается свыше 2500 конусов меньшего размера, над многими из них постоянно курится дымок, и это придает острову вид гигантской кастрюли с бурлящей в ней жидкостью.
Гуаякильская газета "Универсо" однажды сравнила поверхность островов с мозаичным панно "из многочисленных разрозненных плит, которые при этом движутся медленно, но постоянно". Может быть, этими подвижками, а может, капризным характером вулканов объясняются некоторые природные феномены. Один из них - бухта под названием Кала-де-Тахо на острове Исабела: за исключением узкого прохода, она со всех сторон отгорожена от океана вулканическими "стенами", что делает ее идеальным убежищем для судов. Кстати, и с кратерами вулканов природа распорядилась по-своему, в одни она поместила голубые озера, другие отвела под колонии пернатых, третьи служат бухтами.
Конусы наиболее крупных вулканов архипелага возвышаются над морем на 1700 метров. Другие вулканы еще находятся в процессе рождения. "Исследования дна показали, - сообщал в 1978 году западногерманский журнал "Гео", - что некоторые вулканы не достигли еще поверхности океана. Верхушка одного из них, расположенного к северу от Исабелы, уже возвышается над водой, а глубина достигает в этом месте трех тысяч метров".
Вот почему ученым приходится обновлять географические карты архипелага каждые десять лет.
Зато неизменным остается животный мир островов. На Фернандине морские игуаны, эти живые ископаемые, сохраняют свою отвратительную внешность, какой природа наградила их в незапамятные времена. Сливаясь с поверхностью черных скал, игуаны греются на солнце. Они ничуть не пугаются нашего приближения и бесстрастно взирают на нас, вовсе не стремясь уползти прочь.
- Совсем как домашние собаки, - замечает Густавссон. - Не хватает только, чтобы еще завиляли хвостами...
- Игуаны - чрезвычайно медлительные животные, - рассказывает Карлос Айяла. - Несмотря на свои довольно крупные размеры - а взрослые экземпляры достигают в длину одного метра двадцати сантиметров и весят до десяти килограммов! - они не агрессивны и обладают мирным, спокойным нравом. Живут они на суше колониями, иногда насчитывающими несколько тысяч особей. Рядом с ними сосуществуют колонии бакланов, пингвинов, других водоплавающих птиц, а также тюленей. Как говорится, рядом, на условиях "мирного сосуществования".
Сухопутные игуаны водятся и на континенте. Но те, что обитают на архипелаге, особые, они - эндемики. Окраска галапагосских сухопутных игуан - серая с желтым. Морские - наиболее, пожалуй, типичные обитатели Галапагосов - отличаются от них не только грязно-черным цветом кожи. Эти пресмыкающиеся растительноядны - их зубастые челюсти с одинаковым успехом перемалывают и твердые ветви кустарников, и колючие кактусы. Но в отличие от сухопутных они погружаются в воду и подолгу пасутся на подводных пастбищах, поедая водоросли. В этом одна из причин того, что они живут исключительно среди прибрежных скал и никогда не удаляются от воды.
Морские игуаны хорошо ныряют и плавают, ловко манипулируя длинным, приплюснутым с двух сторон хвостом, а лапы - и передние, и задние, на которых, кстати, есть частичные перепонки, - в это время прижаты к туловищу. Но увидеть их в воде можно не часто. На суше игуаны обычно принимают две позы в зависимости от сигнала своего природного терморегулятора: либо распластываются на нагретых солнцем камнях, чтобы поглотить их тепло, либо приподнимаются на передних лапах и вытягивают шеи, чтобы таким способом охладить туловище и не допустить перегрева. В этом другая причина их обитания в непосредственной близости от воды.
- А пляж тут есть? А купаться тут мы будем? - закидывают Карлоса вопросами два младших Густавссона. Мы со Свеном тоже не прочь еще раз поплавать с маской.
- Купаться? Можно, конечно... - отвечает Карлос. И, подождав, пока ликование достигнет пика, неожиданно делает загадочное лицо и добавляет: - Вот только "тинторерас"...
- Какие еще "тинторерас"?
- Акулы. Правда, сюда они заплывают редко. Возле других островов их больше. На Флореане есть даже Акулий пляж - там они действительно подходят очень близко к берегу. Некоторые рыбаки говорят, что они безобидные. Наверное, шутят, испытывая человека на "прочность духа". Во всяком случае, я не хотел бы встретиться с "тинторерой" с глазу на глаз.
"Тинторера" - океанский "тигр", гроза ныряльщиков... - промелькнуло в сознании. Купаться почему-то расхотелось. Карлос, похоже, только этого и ждал, чтобы продолжить игру:
- Вон там, в дальнем углу залива, есть маленькая бухточка, там можно поплавать с маской. Акулы туда не заходят. Но там вместе с купальщиками часто резвятся морские львы. Туристы пугаются, а напрасно: морские львы всего лишь приглашают поиграть с ними.
'Хотите познакомиться?..' Галапагосский морской лев
После этих слов охота лезть в воду и вовсе пропала.
А морских львов мы в том заливе видели. И не только на берегу. Когда мы возвращались на яхту, Карлос заглушил мотор, и катер закачался на легкой зыби на некотором удалении от берега. И тотчас в десятке метров от нас из воды высунулось несколько любопытствующих усатых морд.
- Вот и они пожаловали, - махнул рукой Карлос. - Приглашают поиграть...
Эволюция живой природы происходила везде, во всех районах мира. Однако Галапагосы, по общему признанию, - это ее настоящая витрина, открытое "окно в прошлое": ни в каком другом месте нельзя с такой ясностью и точностью изучить такие явления, как адаптация животных и растений к окружающей среде и естественный отбор. На архипелаге каприз эволюции произвел на свет морскую игуану и нелетающего баклана - род бакланов, неизвестный на остальной части нашей планеты: эта птица не способна летать и выглядит, по правде говоря, столь же несимпатично, как и морская игуана.
В былые времена предки этой черной с красным птицы прекрасно летали и совершали далекие миграции. Но вот они нашли острова, где было такое обилие рыбы и добывать ее было так легко, что не было нужды летать, а естественные враги отсутствовали. Результат - эндемичный галапагосский баклан, похожий на утку с выщипанными крыльями. Два смешных отростка с торчащими в разные стороны жалкими перышками - такие крылья не позволяют баклану подняться в воздух, зато в воде - а плавает он отменно! - выполняют крайне важную функцию весел и рулей одновременно.
Множество бакланов с атрофированными крыльями обитает на берегах Фернандины, окаймленных мангровыми зарослями и чистой черной лавой. Здесь же вместе с ними уживаются и другие птицы, например пеликаны и цапли, чайки и олуши. Пеликаны и альбатросы тут такие же, как и на континенте; хорошие "летчики", они часто "гостят" на материке, но всегда возвращаются домой, на архипелаг. А вот у олушей, чаек, голубей, зябликов и других птиц, обособившихся от себе подобных, гнездящихся на материке, появилось свое особое "лицо". Многие из них не встречаются больше нигде в мире. Однако при всем том баклан, неспособный летать, из всех случаев, бесспорно, самый чрезвычайный.
Посещение любого из островов порождает множество вопросов. Ну, скажем, как на архипелаге появились фауна и флора? Как различные виды, встречающиеся на островах, пересекли океан? Какие факторы предопределили выживание того или иного вида? Как виды эволюционировали и как они связаны между собой? И так далее, и тому подобное. И если архипелаг можно назвать идеальным полем для исследователей, то, несомненно, и то, что и вопросов перед ними встает тоже немало.
Существует мнение, что фауна и флора архипелага не могли быть изначальными, поскольку сами острова "выросли" из океана в результате извержений подводных вулканов. Предки животных и птиц, населяющих ныне Галапагосы, "прибыли" с континента (по мнению одних ученых - из Центральной, по мнению других - из Южной Америки), то есть прилетели или добрались на стволах деревьев или островках травы, сбрасываемых в океан южноамериканскими реками, особенно после сильных наводнений, или даже на обломках кораблей, потерпевших кораблекрушение. Аналогичным образом достигли архипелага и различные представители флоры. На протяжении тысячелетий они приспосабливались к новым условиям жизни и эволюционировали иначе, нежели их материковые "собратья". Так появились виды животных и растений, единственные в своем роде. Они-то и привлекли внимание ученых, самым выдающимся из которых был Чарлз Роберт Дарвин.
15 сентября 1835 года в укрытой от ветров бухте одного из островов архипелага бросил якорь парусный бриг "Бигль", совершавший кругосветное плавание. Среди пассажиров был двадцатишестилетний английский естествоиспытатель Чарлз Дарвин. Всего шаг отделял в тот момент человечество от одного из важнейших в его истории открытий - теории происхождения видов.
Дарвина привел в восторг "странный мир" Галапагосских островов. Он не был первым натуралистом, наблюдавшим невиданных обитателей архипелага: черепах со слоновьими лапами, бескрылых бакланов, пингвинов и тюленей, приспособившихся к экваториальному климату, игуан, похожих на маленьких драконов. Но подобно тому как упавшее яблоко навело Ньютона на мысль о земном притяжении, так животные и птицы Галапагосов натолкнули пытливый ум молодого ученого на идею, развитую им позже в теорию происхождения видов. Пять недель наблюдений позволили Дарвину обнаружить черты приспособления животных, особенно птиц, к окружающей среде и связать это с их возможностями выживания. На этом он впоследствии обосновал свою работу "Происхождение видов в процессе естественного отбора".
Галапагосы - это своеобразная копилка, куда природа аккуратно складывала результаты длительного процесса эволюции видов. Но именно Дарвин был первым, кто, заглянув в эту копилку, правильно оценил ее содержимое. Позже многие ученые высказывали мнение: не посети Дарвин Галапагосские острова, возможно, он никогда бы не создал свою теорию, означавшую подлинный переворот в науке того времени.
Дав подробные описания многих видов животных и птиц, Дарвин обратил особое внимание на зябликов и гигантских черепах. Лаборатория природы была перед ним как на ладони, ее творческий метод он сумел понять, осознав простую и непреложную истину, особые условия жизни, и прежде всего добывания пищи, на каждом острове обусловили эволюционную адаптацию видов и, как следствие этого, появление подвидов, соответствующих этим особым условиям. Большая степень приспособления к окружающей среде означала в сущности не что иное, как больший шанс на выживание.
Дарвин предположил, что вулканические острова, да еще отстоящие на столь значительном удалении от материка, никогда не были его частью. Однако между фауной и флорой островов и материка было большое сходство. Из этого он сделал вывод: и птицы, и животные, и растения (или их семена) были принесены на архипелаг воздушными или морскими течениями. В отношении морских львов, тюленей и пингвинов сомнений не возникает: они - отличные пловцы и вполне могли быть "доставлены" на Галапагосы Перуанским течением. Черепахи, хотя и не слывут хорошими пловцами, способны находиться в воде неделями, и их могло принести течение Эль-Ниньо. Видимо, просто обстояло дело и с крупными водоплавающими птицами - альбатросами, пеликанами, бакланами, олушами и т. п. Что касается мелких пичужек, таких, как зяблики и воробьи, то они, вероятнее всего, были занесены сильными воздушными потоками, а рептилии - игуаны, ящерицы, змеи - добрались на растительных островках, выносимых в океан южноамериканскими реками.
Вместе с тем на Галапагосах отсутствуют многие представители материковой фауны и флоры. Здесь нет крупных млекопитающих (и, что особенно важно, хищников), земноводных, насекомых. В первое время все внимание сосредоточено на том, что тебя окружает. Только потом неожиданно для себя с удивлением обнаруживаешь отсутствие вездесущих, казалось бы, комаров. (Этот пример - один из наиболее типичных.) Объясняется это двумя причинами. Во-первых, любому насекомому преодолеть расстояние в тысячу километров по морю не так-то просто (только пушкинский комар из "Сказки о царе Салтане" сам летал "за море"). Во-вторых, даже если бы отдельным экземплярам это и удалось, они бы как вид все равно не смогли выжить: их личинкам для размножения нужна пресная вода, а пресных водоемов на архипелаге нет. Кстати, разве не в этом же главные причины отсутствия на островах животных, которые не могут существовать без пресной воды?
"Возможно, что именно в такой форме происходило заселение островов архипелага, возраст которых колеблется от одного до двух миллионов лет, - писал однажды журнал "Гео". - Одного только плота, "нагруженного" животными, который прибывал бы на острова раз в 100 тысяч лет, было бы достаточно, чтобы заселить их теми видами, которые существуют там сегодня".
В этой связи следует, забегая вперед, сделать одно замечание. На протяжении тысячелетий изолированность Галапагосских островов от внешнего мира обеспечивала их обитателям спокойное существование и "лабораторно чистый" характер эволюционного процесса. Отсутствие естественных врагов гарантировало экологический мир и гармонию. Но вот явился человек, и мир был резко нарушен. Теперь по его вине у коренных обитателей архипелага немало врагов искусственных.