Войны
Вслед за охотой и сельским хозяйством главным занятием индейцев-мужчин была война. Как и охота, война была для индейца страстью, захватывавшей его целиком. Желание сразить или взять в плен врага так же неотступно владело его мечтами и помыслами, как и желание сразить оленя или бизона и снять с них шкуру. Именно азарт действия, азарт преследования и соответствующие навыки, которые он приобретал в ходе этого, становясь все более искусным, усиливал его привязанность к войне, как и к охоте. В конце концов, противник – это тоже добыча.
Когда не велись активные боевые действия с соседними племенами, большинство индейцев находилось в состоянии напряженного ожидания и бдительно следило за тем, чтобы не подвергнуться неожиданному нападению. За исключением периодов песчаных и снежных бурь, а также проливных дождей, окружающая поселение территория постоянно осматривалась патрулями и дозорами; и в полях, и в поселениях неусыпно дежурили часовые и смотровые. Страх перед нападением врага, несущим смерть и разграбление, был постоянным фактором повседневной жизни индейцев.
Картина выглядит весьма мрачной. Но было одно важное обстоятельство, которое существенно снижало остроту проблемы. Несмотря на порой ужасающие последствия для их участников и имевшие место в ходе них жестокости и зверства, военные действия между индейцами носили весьма ограниченный характер. Это объяснялось причинами как социального, так и географического характера. Такой обширный континент, как Северная Америка, был заселен менее чем миллионом человек; плотность населения была высокой лишь в нескольких районах, большинство территории было заселено довольно слабо, поэтому и столкновения между индейцами были нечастыми, так как различным племенам просто не приходилось «пересекаться» и сталкиваться друг с другом. Столкновения стали более частыми и более жестокими лишь в течение непродолжительного времени на заключительном этапе истории индейцев, и это было связано с появлением лошади. Однако и в этой ситуации, несмотря на то что лошадь дала агрессивным племенам больше возможностей проявлять свою воинственность, поскольку сделала их более мобильными, масштаб боевых действий между индейскими племенами был достаточно ограничен. Они никогда даже отдаленно не напоминали те войны, которые вели белые – и европейцы, и американцы. Если для белого человека было естественным выставлять на поле боя армии в тысячи, сотни тысяч и миллионы человек, то для индейцев вообще не существовало такого понятия, как армия, и если на тропу войны выходил отряд в 300–400 воинов, то это уже считалось из ряда вон выходящим событием. Не далее как в 1914 г. армии «бледнолицых» шли друг на друга плотно сомкнутыми рядами, ощетинившимися ровной линией штыков, с развевающимися знаменами, под звук военных оркестров. В противоположность этому небольшой индейский отряд бесшумно продвигался в ночи как тень или призрак. Белый человек вел войну крупными сражениями, пытаясь подавить противника численностью и огневой мощью. Индейцам были чужды подобного рода крупные сражения; они в совершенстве владели искусством внезапных нападений по принципу «ударил – отошел», и лишь иногда им приходилось вступать в открытую рукопашную схватку. Белый человек имел тщательно разработанную военную доктрину и армию из хорошо подготовленных, профессионально обученных солдат. У индейцев не было стратегии; они поверхностно разбирались в тактике и вели боевые действия с точки зрения военной науки весьма примитивно. Целью белого человека было навязать противнику сражение на своих условиях, нанести ему максимальный урон в живой силе, а по возможности и полностью уничтожить, ценой пусть даже и очень больших потерь со своей стороны, если это потребуется. Индейцы очень редко уничтожали в ходе боевых действий более 20–40 противников; если это и происходило, то лишь в силу стечения обстоятельств, а не преднамеренно. Потеря же пусть даже и одного своего воина уже считалась трагедией. Для белого человека честь и храбрость состояли в том, чтобы встретить врага лицом к лицу в открытом бою и не уступить ему ни пяди своей территории. Индейцы не считали позорным бегство с поля боя в случае, когда командир убит или ранен или когда сражение складывается неблагоприятно. Что же касается защиты своей территории, то индейцы не распространяли понятие «родная земля» на территорию, на которой они в настоящее время жили. Они пытались отстоять лишь ту территорию, на которой они охотились, или же расширить ее, захватив чужие «охотничьи угодья». Даже в том случае, если племя занималось сельским хозяйством, за исключением некоторых племен, ведших исключительно оседлый образ жизни, ему приходилось неоднократно переносить поселение на новое место, когда почва на старом месте истощалась, и оно считало естественным передвигаться туда, куда сочтет нужным. Не следует думать, что 600 индейских племен имели четко очерченную территорию и так же ревностно оберегали свои границы, как государства на территории Германии и Италии до их объединения. Большинство североамериканских индейцев все-таки вело в основном странствующий образ жизни по своей бескрайней земле.
В чем же была основная причина боевых стычек – а их нельзя назвать боевыми кампаниями – между индейцами? Здесь и индейцы, и белые схожи друг с другом; правда, если последние любят прикрывать истинные причины разговорами о бескорыстном выполнении долга и патриотизме, то у индейцев было принято называть вещи своими именами.
Главная причина – это, безусловно, захват добычи. Как и белые, индейцы желали овладеть богатством своих соседей. И если сосед ослабевал или притуплял бдительность, это служило сигналом к нападению. Если нападение индейцев на вражеский лагерь или поселение увенчивалось успехом, то данное место подвергалось полному разграблению; вся добыча собиралась самым тщательным образом и доставлялась в свой лагерь. Со временем самой ценной добычей стали лошади, поэтому многие индейцы держали лошадей рядом со своим жилищем или внутри его. Конокрадство стало излюбленным занятием молодых индейцев, желавших прославиться и отличиться: ведь для того, чтобы проникнуть в глубь чужого лагеря, требовались безрассудная храбрость и завидная ловкость.
Конечно, были и другие причины, помимо чисто материальных, которые, составляя единый комплекс, оказывали соответствующее влияние на всю ситуацию. Самой важной из них является врожденная человеческая агрессивность. У индейцев подобная агрессивность была характерна не только для мужчин, но и для женщин. Они всячески одобряли и поддерживали набеги и военные вылазки, совершаемые мужчинами их племени, а когда нападению подвергалось их собственное поселение, брали в руки оружие и сражались столь же яростно и отважно, как и мужчины.
Рамки данной работы не позволяют углубленно рассмотреть основополагающие, глубинные причины человеческой агрессивности. Ограничимся некоторыми высказываниями 3. Фрейда, которые, возможно, помогут эти причины понять. В своей работе «Цивилизация и ее пороки» Фрейд пишет: «Люди не являются добрыми, дружелюбными существами, жаждущими любви, которые только защищают себя, если подвергаются нападению; следует признать, что глубоко внутри человека, на уровне инстинктов, существует мощная склонность к агрессии и совершению агрессивных поступков, что является неотъемлемой частью человеческой природы… Склонность к агрессии является врожденным человеческим инстинктом, существующим независимо от воли и желания человека». В работе «Причины войны» он также отмечает: «Вряд ли нам удастся преодолеть агрессивные тенденции в развитии человечества, – и с сомнением добавляет: – Говорят, что в некоторых счастливых уголках земли природа щедро снабжает человека всем необходимым и люди живут там счастливой жизнью, в которой нет места агрессии и принуждению. Я не верю, что такое возможно; в любом случае мне хотелось бы иметь больше сведений об этих счастливцах». Безусловно, среди индейцев Северной Америки Фрейд не обнаружил бы много таких «счастливцев», хотя ряд племен отличался своим миролюбием и мирным образом жизни. Например, обитавшие на юго-западе хавасупаи в поисках мирной и безопасной жизни поселились в самом глубоком и труднодоступном месте Гранд-Каньона. Поистине, радикальное решение!
Интересную мысль высказал Э. Старр в своей работе «Разрушительное начало в человеке». Он пишет:
«Для того чтобы понять, что представляет собой разрушительное начало в человеке, следует четко разграничить агрессивность, проявляемую в виде «активной созидательности» по обустройству среды обитания, что не только желательно, но и необходимо для выживания человеческого рода, и агрессивность, проявляемую в виде «враждебной разрушительности», которая фактически направлена против как выживания всего человеческого рода, так и самой среды, в которой живет человек».
Ниже мы приведем примеры тех индейских племен, которые были одержимы духом «враждебной разрушительности». Следует, однако, иметь в виду, что большинство североамериканских индейцев действовало на основе «здоровой» агрессивности, которая, по признанию самого Фрейда, является важной и ценной составляющей человеческой деятельности. Агрессивность была необходима во время охоты; военные действия также способствовали росту активности, сплоченности и уверенности в себе, поскольку востребовали именно эти качества. В значительной степени война для индейцев была в большей степени демонстрацией агрессивности, нежели проявлением настоящей агрессии. Это было своего рода состязанием, спортом, игрой, которую можно было прекратить, если правила начинали серьезно нарушаться и она в результате становилась чересчур жесткой. Жертв обычно было немного, а к пленным относились вполне лояльно. На северо-западе некоторые племена проводили довольно утонченные состязания, напоминавшие средневековые рыцарские турниры в Европе. Между племенами существовало молчаливое согласие не наносить друг другу чрезмерных потерь, и такие яростные, длительные сражения с огромным количеством жертв, как на Сомме, под Верденом, Роттердамом или под Сталинградом, были индейцам абсолютно неизвестны и чужды их мировоззрению.
У индейцев не существовало призыва или мобилизации. Каждый шел на войну добровольно, стремясь как получить свою часть добычи, так и прославить себя подвигами и таким образом поднять свой личный авторитет среди соплеменников, что всегда происходило в случае победы. Без военных успехов и отличий юноша не мог стать полноценным мужчиной, а мужчина не мог рассчитывать занять более высокое и уважаемое положение в племени, рискуя на всю жизнь получить клеймо посредственности и презрительное отношение соплеменников. Именно военные заслуги позволяли ему добиться большего уважения и лучшего положения в сообществе: ведь именно во время войны он мог продемонстрировать доблесть и отвагу, силу, ловкость и смекалку, а также надежность.
Индейцы использовали практически любой повод и предлог для того, чтобы начать войну. Наиболее частым было нанесенное оскорбление или демонстративное неуважение; истинные или мнимые, они требовали отмщения, и начиналась война. Иногда к войне прибегали после озвученного видения, в котором отражалась воля богов, или для умиротворения духа погибшего воина. Поводом могла стать вспышка давней вражды. В то же время некоторые племена, совершенно не стесняясь, говорили, что идут на войну, поскольку получают от этого удовольствие. Рут Андерхилл, автор книги «Краснокожая Америка», приводит слова одного воина из племени чироков: «Мы не можем жить без войны. Как только мы заключаем мир с нынешним врагом, мы тут же начинаем искать нового, чтобы не расставаться с нашим любимым занятием».
Еще большей, чем у чироков, и выражавшейся в более крайних формах была «привязанность к любимому занятию» у ирокезов. Их стремление к подавлению и господству над другими было настолько сильным, что они держали в страхе всех своих соседей, большинство из которых им удалось подчинить. В XVII в. они пытались подчинить родственные им племена гуронов и практически полностью их уничтожили. Они не оставили в живых ни одного индейца на берегах озера Гурон, совершали нападения на французов, укрепившихся в Монреале, почти полностью уничтожили всех, кто проживал в районе озера Эри и прилегающих районах, в том числе шушанков, делаваров, шауни и нантикоков. К 1700 г. они достигли такого могущества, что пытались создать союз из всех индейских племен, чтобы очистить от белых всю территорию Северной Америки.
В конце концов, в Лиге пяти ирокезских племен[1] возникли разногласия по вопросу о том, кого поддерживать: англичан или поднявших восстание американских колонистов. Те, кто стал на сторону англичан, начали творить такие зверства, которые напугали даже самих англичан, а Джордж Вашингтон, в самый критический момент Войны за независимость, вынужден был послать внушительную армию под командованием генерала Дж. Салливана в самый центр сосредоточения ирокезских поселений. Салливан сжег дотла 40 поселений, и влиянию ирокезов был положен конец раз и навсегда.
Ирокезы были единственными из индейских племен, ведших войну по заранее подготовленному плану. После окончания боевых действий они целенаправленно стремились закрепить успех посредством жесточайшего террора. Такая «расчетливость» была глубоко противна подавляющему большинству индейцев и не соответствовала ни их мировоззрению, ни их характеру. Однако, несмотря на всю свою приверженность войне, даже ирокезы не смогли приблизиться к тому настоящему фанатизму, который проявляли в этом вопросе представители другого знаменитого племени – команчей, которых называли «казаки равнин»[2].
Команчи были безраздельными хозяевами территории, охватывающей западную часть Техаса, запад Оклахомы, а также часть Канзаса и Нью-Мексико; они являлись признанными мастерами и знатоками ведения войны, которая была для них самоценна и являлась образом жизни и к которой они относились почти как к искусству. После 1750 г. команчи стали верховым племенем и обзавелись достаточным количеством лошадей, и тогда все не связанное с войной потеряло для них всякий смысл и интерес. Причем, как отмечает Т.Р. Ференбах в своем фундаментальном исследовании, посвященном команчам, у них не было материальных причин столь безоглядно и безоговорочно посвящать себя войне. Вот что он пишет по этому поводу:
«Команчи были богаты; они были настоящими нуворишами равнин и в то же время теми самыми, кого называют «ужасное дитя» в семействе. Их пристрастие к войне не было вызвано экономическими причинами. Они разводили достаточно лошадей для того, чтобы обеспечить себя всем необходимым за счет охоты на бизонов. Они продолжали набеги, поскольку у команчей сложилась четкая система ценностей и критериев авторитета мужчины среди соплеменников, жестко ориентированная на войну. Мужчина мог добиться уважения, только отличившись на войне, особенно если он сумел в ходе боя увлечь за собой остальных. Не случайно вожди команчей раздавали в виде подарков практически все доставшиеся им военные трофеи. У большинства вождей и так уже были сотни прекрасных лошадей, но им всегда хотелось еще больше уважения и авторитета. Даже если лагерь был доверху наполнен продовольствием и всем необходимым, мужчины продолжали бесцельно слоняться за его пределами в томительном ожидании, когда можно будет выступить в новый поход. Мужчины-команчи находились в постоянном «поиске войны»; лишь она наполняла жизнь каким-то смыслом и давала им возможность повысить авторитет и занять более высокое положение в своем сообществе».
В перерывах между войнами жизнь в лагере команчей изобиловала ссорами и потасовками между «обидчивыми, высокомерными и драчливыми воинами». Но гораздо более серьезным было следующее обстоятельство. Команчи, как и японские камикадзе, жили руководствуясь девизом: «Настоящий воин умирает молодым». Однако на этой почве у них развился безумный страх перед старением, причем до такой степени, что он перерос в ненависть к своим пожилым родственникам – даже к собственному отцу и дядям. Панически боясь постареть и вместе с этим потерять силу, ловкость, а также уважение и авторитет, они вымещали этот страх на пожилых людях: их лишали заслуженных наград и почестей, отнимали принадлежащее им имущество и даже их женщин. Жить в сообществе, где заправляют бессовестные наглецы, для пожилых людей подчас становилось невыносимым; многие из них кончали с собой. Все это является совершенно вопиющим и неслыханным для подавляющего большинства индейских племен, где к пожилым людям относятся с величайшим уважением и почтением и внимательно прислушиваются к их мудрым советам.
Короче говоря, взгляды на войну и отношение к ней со стороны ирокезов и команчей были совершенно нехарактерными для подавляющего большинства индейских племен и противоречили как общему мировоззрению индейцев, так и их взглядам непосредственно на эту проблему.
[1] Как уже отмечалось, изначально в Лигу входили пять племен; позднее к ним присоединились тускарора, специально для этого переселившиеся со своей территории, и лига стала называться Лига (Союз) шести племен.
[2] Это сравнение, приведенное Дж.М. Уайтом, явно неудачно и напоминает насаждаемую ассоциацию русских с водкой и балалайкой, поскольку произвольно выхватывает, да и то в искаженном виде, лишь один штрих из всей многоцветной палитры. Известно, что казаки в подавляющем большинстве вели оседлый образ жизни и обладали своеобразной и богатой культурой; они были «служивым сословием» и добросовестно несли государственную службу не из-за «фанатизма», а из чувства долга; их прекрасное владение оружием и высокое искусство джигитовки не имеет никакого отношения к «воинственному фанатизму».