Введение

В 1492 г., как раз полтысячи лет назад, каравеллы Колумба пересекли Атлантику. В 1513 г., преодолев Па­намский перешеек, испанцы впервые вышли к Тихому океану. В 1521 г. пала столица ацтеков Теночтитлан. В 1531 г. Франсиско Писарро отплыл из Панамы в Перу завоевывать государство Инков, слухи о богатстве кото­рого доходили до Центральной Америки. Конкистадоры высадились где-то в районе экватора и затем много ме­сяцев добирались сушей до Тумбеса — самого северного инкского порта близ современной эквадоро-перуанской границы. Еще три месяца Писарро провел в окрестно­стях этого города, собирая сведения о стране, которую желал покорить. Новости оказались благоприятны: в Пе­ру едва закончилась война между Атауальпой и Уаскаром — двумя претендентами на инкский престол. Атауальпа одержал победу и располагался с армией около Кахамарки, примерно в 500 км на юго-юго-восток от Тумбеса, в горах. С 62 всадниками и 102 пехотинцами Писарро в ноябре 1532 г. достиг ставки Атауальпы и, заманив его в ловушку, захватил в плен. При этом погибли две тысячи индейцев, испанцы же потерь не понесли. Согласно легенде, лишь сам Писарро был легко ранен. Взяв с Атауальпы огромный выкуп золотом, ис­панцы затем казнили его. Одним из поводов для приго­вора стало обвинение в убийстве Уаскара. Почти без боев достигнув инкской столицы Куско, конкистадоры со всеми подобающими церемониями возвели на трон млад­шего брата Уаскара Манко Капака. Тот вскоре поднял восстание, но не смог отвоевать Куско и увел своих сторонников на запад-северо-запад от столицы, где в труднодоступном горном районе создал так называемое Новоинкское царство. Последний его правитель был ка­знен испанцами в 1572 г. К этому времени население страны сократилось на несколько миллионов человек — в основном из-за гибели коренных обитателей от зане­сенных европейцами болезней. Большинство испанцев, возглавивших завоевание Перу, умерло насильственной смертью в междоусобных схватках.

Конкиста со всеми ее жестокостями и преступлени­ями явилась прямым следствием открытия Америки. И все же историки не смешивают эти два события, рассма­тривая их под разным углом зрения и оценивая неодинаково. Нарушение многотысячелетней изоляции Нового Света, установление глобальных международных связей рано или поздно должно было произойти. Для Западной Европы начало плаваний за океан означало выход из опасного кризиса. Встретившись с угрозой османского нашествия, Европа нуждалась в золоте, утекавшем в те времена на Восток, в обмен на пряности. Но без золота нельзя было ни собрать армию, ни построить мощный флот. Опоздай Кортес и Писарро на пятьдесят лет — и западная цивилизация, быть может, вовсе не достигла бы того расцвета, который ожидал ее в последующие века. Что же касается индейцев, то им встреча цивили­заций принесла, конечно, мало хорошего. Но раз уж считать конкисту неизбежной, то следует подумать о том, что пятьюдесятью годами раньше последствия ис­панского завоевания для Мексики и Перу были бы еще более трагичны. Ведь в XV—начале XVI века народы этих стран переживали самый напряженный и отмечен­ный блестящими достижениями период своего развития. И хотя вслед за этим история аборигенов Америки ока­залась оборвана, произошло это все же не на полуслове, а, скорее, в конце очередной главы.

Центральных Анд, как именуют область высоких перуано-боливийских культур археологи, сказанное каса­ется прежде всего. С позиции сегодняшнего дня история древнего Перу выглядит поразительно стройной, прямо-таки образцово иллюстрирующей закономерный ход об­щественной эволюции. Пять тысяч лет назад местные индейцы вышли на магистральный путь, приведший их к вершинам цивилизации. Племена стали реже менять места обитания, охотники и собиратели, уделявшие вы­ращиванию растений лишь незначительную часть своего времени, превращались в настоящих земледельцев. На побережье Тихого океана становлению оседлой культуры содействовало освоение богатейших рыбных ресурсов, в горах — одомашнивание альпаки и ламы. Три, а местами и четыре тысячи лет назад в некоторых районах Перу уже высились массивные пирамиды, наглядно свидетель­ствуя о росте общественного богатства и умении строи­телей действовать сообща. Все более многочисленные и сложные коллективы людей требовали все более профес­сионального руководства. В первых веках нашей эры в Центральных Андах возникают настоящие государства. Могущество их правителей крепнет. Около тысячи лет назад почти прекращается возведение монументальных храмовых платформ. Вместо них строятся все более об­ширные резиденции администраторов. Одни государства впоследствии гибнут, другие приходят им на смену, по­рой обширные области переживают упадок. Однако при всех зигзагах развития перуанская цивилизация эволю­ционирует в том же направлении, что и другие древние общества, например ближневосточное или китайское: борьба народов и государств завершается объединением всех земель с определенными природно-ландшафтными условиями в границах одного гигантского политического организма — империи.

Знаменитый английский историк Арнольд Тойнби много писал о том, сколь притягательна бывает идея империи — сверхгосударства, концентрирующего огром­ные ресурсы, осуществляющего грандиозные проекты и устанавливающего единообразие и порядок. Любая империя обречена на исчезновение, но и после распада и гибели остается ее идеализированный образ. Вооду­шевленные им люди не жалеют усилий для возрож­дения сверхгосударства, и порой это им удается. По­этому от империи непросто избавиться: пережив свою смерть, она оживает в новом обличье. Иногда новая империя возникает, как мы это видели сами, непо­средственно на руинах старой, но бывает и так, что их разделяют века, если не тысячелетия. Последний иранский шах уподоблял свою страну державе Ахеменидов, а его гонитель и преемник пытался вернуть весь исламский мир в эпоху халифатов. Что же ка­сается китайцев, то название древней империи Хань даже стало самоназванием народа.

Империя инков не составляет исключения. В совре­менной Латинской Америке достаточно много людей свя­зывают с ней даже не столько прошлое, сколько буду­щее. После всех необычайных событий, потрясавших мир на протяжении последних 80 лет, трудно полностью исключить возможность возрождения андской державы. Ведь история хотя и закономерна, но непредсказуема — хотя бы уже потому, что представления о ее законах слишком сильно меняются в зависимости от накоплен­ного нами опыта.

Итак, инки. Слово это употребляется в разных зна­чениях. Для большинства читателей, лишь понаслышке знающих о культурах аборигенов Америки, инки есть чаще всего то же самое, что и древние перуанцы. Специалисты порой имеют в виду под инками всю совокупность подданных инкского государства, но ин­ками неверно называть создателей более древних ин­дейских культур. В отличие от майя и даже ацтеков инки выходят на арену истории очень поздно, всего лишь за сто лет до появления испанцев. Границы им­перии установились как раз накануне первого путе­шествия Колумба, а ее социально-экономическая струк­тура окончательно выкристаллизовалась уже в те годы, когда конкистадоры уничтожали гаитянских араваков и покоряли Мексику.

Под инками в точном значении слова надо понимать лишь столичную аристократию государства — потомков маленькой этнической группы (условно говоря, «племе­ни»), жившей в долине Куско на юге Перу к началу XV века. Позже в категорию так называемых «инков по привилегии» вошло иноплеменное население окрестно­стей Куско, близкое настоящим инкам по культуре и издавна связанное с ними родственными отношениями. Само слово «инка» некогда означало, по-видимому, при­мерно то же, что и кечуанское «синчи», т. е. «воин», «военачальник», «доблестный и родовитый муж». Отсюда логичен переход к последнему важному значению слова «инка» — «предводитель», «царь». «Инка» входит поэто­му в довольно длинный ряд эпитетов, из которых скла­дывались имена верховных властителей андской импе­рии (в литературе эти имена обычно даются в упрощен­ной форме). Таким образом, если «инки» есть название народа либо правящей социальной группы, то «Инка» (в единственном числе) обозначает главу государства ин­ков. При необходимости подчеркнуть именно это значе­ние пишут о Сапа Инке, т. е. Великом Инке (импера­торе).

Об инках написано много, но тема эта неисчерпаема. Древнеперуанская цивилизация — явление мирового класса. От того, какой образ инкской империи создадут в своих реконструкциях ученые, быть может, зависит в определенной мере наше общее представление об исто­рии человечества, а тем самым — в какой-то мере и о возможном и желательном направлении будущего развития. Так инки до сих пор оказывают на нас влияние — особенно, конечно, на политиков и идеологов стран Ла­тинской Америки. Но верно и обратное утверждение: мы сами влияем на инков. Каждое поколение по-новому смотрит на события прошлого. Вольно или невольно лю­ди различают в истории лишь отражение тех идей, ко­торые помогают им в данный момент ориентироваться в окружающем мире. Неудивительно поэтому, что в на­шем веке одни видели в инках граждан социалистиче­ской утопии, другие— деспотов-рабовладельцев, третьи — создателей сравнительно примитивного ранне­классового государства, причем в обоснование своей по­зиции приводили зачастую одни и те же факты. И если мы способны посмотреть на историю народов Централь­ных Анд сейчас иначе, чем в 30-х, 50-х или 70-х годах, то не только из-за возросшего объема знаний об инках и их предшественниках, но еще и потому, что измени­лось общество, в котором мы сами живем.

Все же не будем преуменьшать и значения новых фактов. До середины XX века основным источником сведений об инках оставались так называемые хрони­ки — труды, написанные в XVI—XVII веках и рассказы­вающие об истории, хозяйстве, обычаях, верованиях обитателей Перу. Их авторами были как испанцы, так и потомки индейской знати. Значение перуанских хро­ник невозможно переоценить и сейчас. Вместе с тем хроники не содержат ответ на все возникающие вопросы и в целом дают несколько более искаженную картину жизни инков, чем аналогичные работы по истории и культуре ацтеков. Традиции древнемексиканского обще­ства начала XVI века оказались понятнее европейцам, чем андские. Религиозные и календарно-астрономические представления, государственные и политические институты, экономическая организация, а главное, рас­пространенный в Мексике способ накопления и передачи информации, т. е. письменность, не отличались принци­пиально от известных европейцам либо по собственному опыту, либо благодаря общению с другими народами Старого Света или сведениям, дошедшим от античности. Представители прежней ацтекской знати в свою очередь сравнительно легко перешли на латиницу и рассказали в своих сочинениях о жизни и истории разрушенного конкистадорами государства.

Инки хранили информацию с помощью кипу — свя­зок разноцветных шнурков с узелками. Подобная знако­вая система была не менее емкой, чем ацтекское полу-пиктографическое письмо, но она несопоставима с евро­пейской. Кипу не были случайным изобретением. Они появились до инков, а принципы мышления, лежащие в основе «узелкового письма», тесно связаны с присущими индейцам Анд календарно-астрономическими представ­лениями, с особенностями их социальной организации. В Андах пропасть между европейской и местной куль­турами была столь глубокой, что после конкисты обра­зованные индейцы и метисы оказались способны изло­жить свои взгляды в доступной завоевателям форме лишь в тех случаях, когда их собственное мышление в определенной мере европеизировалось. У некоторых ав­торов, таких как очень популярный в свое время Инка Гарсиласо де ла Вега, европеизация была более, у дру­гих — менее полной, но в совсем нетронутом виде древ­нее индейское мировоззрение вряд ли кто-нибудь сумел передать. К тому же из-за вспыхнувшей между конки­стадорами распри сбор сведений о культуре и прошлом Перу начался лишь через полтора десятилетия после похода Писарро, когда память о реальном государстве инков уже стала вытесняться его легендарным образом. Большинство же «хроник» о нем написано не участни­ками событий 1530-х годов, а их потомками во втором и третьем поколениях.

Увидеть за текстами хроник те грани, те стороны реальности, которые они отразили лишь мимоходом и неосознанно, помогло введение в научный оборот новых категорий источников. Чрезвычайно полезными оказа­лись, например, этнографические исследования среди индейцев Боливии и Перу — особенно проведенные до разразившихся в 1970-е гг. социально-хозяйственных по­трясений. Эти наблюдения позволили проникнуть в ос­новы присущего обитателям Анд миропонимания, зало­жив краеугольный камень в реконструкцию древних об­щественных структур. Кроме того, в перуанских архивах были обнаружены не предназначавшиеся к публикации документы середины и второй половины XVI века, прежде всего так называемые visitas — отчеты испанских чиновников о положении дел в провинциях вице-королевства. Они включают частные, нередко отрывочные, но зато подробные и, по-видимому, объективные сведе­ния о демографии, социальной организации, отношениях собственности в последние годы существования инкского государства. Например, в отчетах, поступивших в 1549 и 1562 годах из районов расселения индейцев чупачу к востоку от крупного центра Уануко на севере горного Перу, приводятся уникальные числовые данные о рас­пределении рабочей силы согласно последней переписи, которая проводилась при инках. Здесь же перечисляются производимые чупачу изделия и продукты, указывается, куда они должны быть отправлены. Значение этих до­кументов для восстановления социально-экономической обстановки в Андах к началу 1530-х годов можно, по­жалуй, сравнить со значением Смоленского архива для реконструкции нашего собственного недавнего прошлого (попавший в 1945 г. в США, этот архив, как известно, является единственным собранием советских ма­териалов 1930-х годов, которое сохранилось в первона­чальном виде и общедоступно).

Архивные материалы позволили оценить достовер­ность известной по хроникам панорамы инкского об­щества. Стало ясно, что она была излишне обобщена. Формы землепользования и управления, степень зависи­мости населения от центральной власти, соотношение доинкских традиций с навязанными из Куско новше­ствами были неодинаковы в отдельных районах. В то же время описания некоторых имперских хозяйственных и организационно-политических институтов оказались на удивление близко соответствующими подлинному поло­жению вещей. Оказалось, что ин ки в самом деле цен­трализованно контролировали продуктообмен, отчужда­ли в свою пользу не результаты труда, а лишь рабочую силу производителей, создали регулярную администра­тивную систему.

Еще один важный источник для изучения инкской культуры — археология. Многим знакомы фо­тографии Мачу-Пикчу — развалин инкского города в ныне малонаселенной местности на северо-западе от Куско. Создатель империи Пачакути основал здесь одну из своих резиденций, нечто вроде загородного дворца. После прихода испанцев город был заброшен, а его живописные руины открыты в начале нашего века. Не менее сильное впечатление на любителей экзотики производят детские захоронения на верши­нах высоких гор. Видимо, они связаны с ритуалом «великого жертвоприношения», о котором еще пойдет речь. Подобные сенсационные открытия, однако, не всегда самые существенные для реконструкции про­шлого. Раскопки велись и ведутся на многих боль­ших и малых памятниках. В конце 60-х годов, на­пример, американская экспедиция осуществила де­тальное обследование городища Уануко Пампа — инкского центра той самой области в верховьях реки Уальяга, откуда происходят только что упомянутые ценные архивные документы. Благодаря археологам удалось изучить структуру целого города, сравнить результаты с сообщениями письменных источников. По завершении работ в Уануко они были перенесены в аналогичный, но расположенный в 240 км южнее центр Хатун Хауха — столицу провинции Уанка. Множество инкских памятников изучено сейчас на территории между Куско и Мачу-Пикчу. Любопытные материалы получены в южном Эквадоре, где распо­лагалась провинциальная столица Хатун Каньяр (ны­нешнее городище Ингапирка). В начале 80-х годов Дж. Хислоп обследовал «Новый Куско» (современные руины Инкауаси) — уникальный город на западных склонах Анд, призванный в свое время воспроизвести облик столицы государства. Инка жил здесь, пока его армия осаждала вражеские укрепления ниже по долине. Когда же война закончилась, Новый Куско покинули, и его развалины в превосходном состоянии сохранились до наших дней.

К сожалению, археологи редко имеют достаточно средств на раскопки. Обычно проводится поверхностное обследование руин с выборочными зачистками и заклад­кой шурфов. При этом хорошо идентифицируются неко­торые виды ремесленной деятельности, поддаются отож­дествлению хранилища, ритуальные комплексы и двор­цы. Труднее бывает определить, в каких помещениях работали и сколь многочисленны были надзиратели и счетоводы со своими «кипу» или временно собранные неквалифицированные рабочие. Отсутствие «очевидных» данных легко принять за доказательство их отсутствия и прийти к ошибочным выводам.

Наиболее однозначную информацию археология пре­доставляет там, где достаточно определить само наличие определенной категории памятников и где не обязатель­но вникать в значение деталей. Таков вопрос о границах инкского государства. Благодаря разведкам на местности стало ясно, что авторы позднее составленных хроник плохо отличали страны, где инки когда-либо вели бое­вые действия, от прочно завоеванных и включенных в хозяйственную систему империи. Традиционно признан­ные контуры имперской территории оказались неточны. Так, побережье Эквадора и земли в Чили южнее Санть­яго оставались, по-видимому, независимы: инкских мо­гильников, поселений или крепостей в этих районах нет вовсе. Зато восточная граница в Боливии проходила не­сколько дальше, чем предполагалось.

В небольшой книге нет возможности рассказать о всех сторонах жизни обитателей инкского государства. Наша цель — заострить внимание не на этнографических или событийных подробностях, а на том главном, что выделяет инков среди остальных индейцев Америки и ставит в один ряд с создателями величайших империй древности. Инки не оставили после себя такого обилия великолепных произведений искусства, как их предше­ственники. Широко внедряя уже известные технические изобретения, завоеватели из Куско не сделали, по-види­мому, ни одного из них сами. Но зато инки — это твор­цы продуманной социально-экономической и админи­стративной системы, с помощью которой им удалось в невиданных прежде масштабах мобилизовать и целена­правленно использовать трудовые ресурсы своей страны. Обладая многими важнейшими признаками всех импе­рий, с одной стороны, и всех древних обществ — с дру­гой, инкское государство отличается вместе с тем и ря­дом неповторимых особенностей. Возникает желание на­звать его самым развитым из архаических и самым архаическим из развитых. Это государство унаследовало многовековые традиции более ранних цивилизаций, но возникло из конгломерата сражающихся племен, чьи во­жди набивали чучела врагов золой и соломой и пили пиво из человеческих черепов. Десятичная администра­тивная структура инкского государства оставляет впеча­тление унылой стандартизации, но за кажущейся про­стотой скрывается сложный баланс политических и хо­зяйственных интересов, противостояние столицы и провинций, побережья и гор, юга и севера, привержен­цев нового царя и потомков старого и т. п. Короче го­воря, инки, осуществив свой исторический эксперимент, продемонстрировали достаточно своеобразный вариант организации коллектива из нескольких миллионов лю­дей. Читатель, разделяющий гуманистическую систему ценностей, может быть, не сочтет подобный вариант осо­бенно привлекательным, однако историки и философы весьма заинтересованы в его изучении. Каждая из допу­стимых форм общественного устройства, включая и на­именее удачные, позволяет нам лучше определить свои возможности и увереннее ориентироваться в окружаю­щем мире. С этой точки зрения реализация «инкской модели» имела глубокий смысл. Речь, разумеется, не идет об оправдании попыток превратить общество в экспериментальную лабораторию. Любая «социальная ин­женерия» (излюбленный термин английского историка и журналиста Пола Джонсона) всегда влекла катастрофи­ческие последствия и для экономики, и для судеб от­дельных людей. Однако есть основания подозревать, что в своих действиях древние и современные эксперимен­таторы бывали не столь уж свободны. Даже самые не­ожиданные исторические катаклизмы в немалой степени обусловлены многовековыми тенденциями общественного развития. Будучи следствием случайных, по видимости, обстоятельств, они все же оказываются частью есте­ственного хода вещей. Тем более это относится к таким грандиозным, по любой мерке, событиям, как рождение и гибель целых цивилизаций.

Народы и цивилизации вносят вклад в мировую культуру уже благодаря самому факту своего существо­вания. Это справедливо и в отношении обитателей Анд. Древние перуанцы научились выращивать множество видов и сортов полезных растений. Их изобразительное искусство и фольклорные традиции оказывают серьезное влияние на современных художников, писателей, компо­зиторов. Приток золота и серебра, награбленного в перуанских храмах, влил в свое время, как уже говори­лось, свежие силы в экономику Европы. Однако более всего ценен социальный опыт индейцев, обогативший историческую память человечества.