Загадка надписей на фасоли

Наряду с «глиняным языком» мочикцы, разумеется, имели и разговорный язык, который в отличие от родного языка чавинцев, насканцев, жителей Котоша или Паракаса известен нам в его поздней форме. Этот язык, как и местные индейцы, пережил вторжение пришельцев с гор и вновь расцвел в эпоху государства Чиму, он пережил завоевание Перу, а также колониальный период и доживал свой век (а возможно, в устах немногих старцев, и сейчас еще доживает) в последнем прибежище — в североперуанском Этене. Этот древнейший язык доинкского Перу, известный науке, был зафиксирован в XVII веке священником Фернандо де ла Каррерой (тогда на языке мочика говорило более 40 ООО индейцев). Через два столетия его изучал немецкий ученый Миддендорф. Многие слова этого языка записал археолог во фраке дипломата Эфраим Скуайер. Язык мочика — теперь мы уже явно должны написать «был» — весьма труден для восприятия чужеземцев, главным образом потому, что в нем имелись звуки, которые в европейских языках отсутствуют. Из гласных в нем преобладали А и Е, а из согласных — Т, 3, С, Н, X и Ч. Язык мочика не содержал ни родов, ни артиклей, при склонении использовались два именительных, три родительных, один дательный и один винительный падежи.

Наряду с классической формой языка мочика в послеколониальную эпоху существовал еще и диалект, на котором говорили преимущественно жители прибрежных рыбацких деревень. Поэтому испанцы и назвали его pascadora (речь рыбаков). Если язык мочика в целом представлял сложность для испанских завоевателей, то его «рыбацкий» диалект просто вызывал у них отвращение. Падре Каланча, которому мы обязаны множеством ценных сведений об индейцах североперуанского побережья, отмечал, что этот диалект «годится скорее для желудка, нежели для взаимопонимания».

Языка мочикских рыбаков уже давно не существует. Язык мочикской знати исчез в первой половине XX века. От культуры Мочика осталась лишь керамика, которая имеет свой язык. Рафаэль Ларко Ойле, знающий мочикские сосуды лучше, чем кто бы то ни было в мире, и родившийся среди этих сосудов на асьенде своего отца, преумноживший семейную коллекцию и создавший большой музей культуры Мочика, утверждает: не следует думать, что мочикцы использовали свои рисунки в качестве письма, у них была удивительная и своеобразная письменность, не похожая ни на одну из тех, что до сих пор известны науке. По мнению некоторых ученых, рисунки на сосудах заменяли представителям этой во всех отношениях чрезвычайно зрелой культуры письменность. Ларко Ойле, пытаясь установить связь между сложными символами, изучил десятки тысяч мочикских рисунков и пришел к выводу, что у древних североперуанских индейцев, помимо языка керамики, существовала своя оригинальная система письма.

Автор этой книги не скрывает, что теория Ларко Ойле до конца его не убедила. Однако перуанскому ученому нельзя отказать в оригинальности мышления и чрезвычайно богатой фантазии, которые всегда так необходимы при решении загадок прошлого. Пройдем же с этим крупнейшим собирателем мочикской керамики по отдельным этапам его пути в поисках разгадки письменности мочикцев…

Рафаэль Ларко Ойле заметил, что на многих сосудах изображена фасоль (ее ботаническое название — Phasoelus lunatus). Эти фасолины — pallares, как называют их нынешние перуанцы, — на мочикских рисунках украшены, вернее, исписаны различными черточками и точками, которые существенно отличаются от естественных пятен на бобах фасоли. Мочикская керамика запечатлела разрисованные pallares самых различных видов, причем не остались без внимания и писари, которые особыми гравировальными инструментами наносили на фасолины знаки. На множестве сосудов своей коллекции Рафаэль Ларко Ойле видел облаченных в традиционные «лисьи» одеяния жрецов (как мы помним, лиса была для мочикцев не только символом святости, но и символом мудрости), расшифровывающих на ступенях пирамид десятки таких помеченных значками фасолин. Они раскладывали их в ряд, словно, только правильно расположив эти pallares, можно уловить смысл всего «фасолевого» послания.

Ларко Ойле убежден, что обнаружил на керамике тех, кто писал сообщения, читал и даже передавал их. На сотнях сосудов он находил изображения гонцов, всегда держащих в руке небольшой кожаный мешочек. В таком мешочке из мягкой кожи ламы, по его мнению, находились покрытые значками фасолины. (На одном блюде из коллекции Ларко Ойле, в самом деле, изображены гонцы, передающие кожаные мешочки жрецам, и возле них — те же самые жрецы в лисьих одеяния, уже читающие «фасолевые» сообщения. Кстати сказать, подобные мешочки из кожи ламы были найдены и в могилах носителей культуры Мочика.)

Итак, кожаные мешочки с исписанными фасолинами путешествовали по обширной стране мочикцев. Их доставляли к месту назначения гонцы, которых Ларко Ойле считает наиболее важным звеном в мочикской «почтовой системе».

«Империя» инков — последняя из доколумбовых культур Перу — пользовалась весьма совершенным, надежным и очень быстрым способом передачи сообщений с помощью гонцов (их называли «часки»), расставленных на определенном расстоянии друг от друга, по хорошо содержавшимся дорогам. Важные донесения при помощи веревочек с узелками — кипу — доставлялись в древнем Перу с удивительной быстротой. Так, например, сообщение из Кито в Куско (расстояние между городами равно 2000 километров) передавалось примерно за пять дней. Нынешняя почта иной раз доставляет корреспонденцию куда дольше.

Священник Моруа, один из первых испанских хронистов «империи» инков, отмечает, что почтовую службу, которую несли гонцы, ввел Инка Тупак Юпанки — первый завоеватель северного побережья Перу, то есть бывшей территории мочикцев. Р. Ларко Ойле делает вывод, что система профессиональных государственных гонцов впервые была изобретена и претворена в жизнь в государстве Мочика, в котором гонцы по хорошим дорогам разносили послания, «написанные» на бобах фасоли.

По мнению перуанского ученого, мочикские скороходы несли службу днем и ночью и доставляли почту невероятно быстро. Именно поэтому их изображения всегда сопровождают символы животных, быстрота которых восхищала мочикцев. Гонцы, бежавшие днем, изображались с головой оленя, те, кто приносил сообщения ночью, имели голову совы. На некоторых керамических сосудах изображен гонец с телом сороконожки, словно бы он и в самом деле имел не две, а сорок ног. В иных случаях художник подчеркивал быстроту гонца, пририсовывая ему птичьи крылья.

Ларко Ойле скопировал десятки разных типов черточек, точек и пятен, которые считал знаками «фасолевого» письма. Когда позднее в коллекциях К. А. Ойе, владельца асьенды Санта-Клара, и инженера Серхио Гальярда из Тамбо-Реаля Ларко Ойле нашел керамические изображения фасолин, украшенных особыми знаками, он был уверен, что его идея существования оригинального мочикского письма достаточно убедительна. И не только мочикского. Ученый убежден, что подобная же система знаков существовала и у майя, наиболее развитой из всех культур доколумбовой Америки.

Для обозначения понятия «письменность, письмо» майя использовали выражение «циб» (или «дзиб»), составленное из слов «ц» (что на языке майя означает «гравировать») и «иб» (майяское название фасоли). Следовательно, понятие «писать» майя выражали словами «гравировать на фасоли», что, безусловно, не лишено интереса. Ларко Ойле обнаружил еще несколько моментов сходства между культурами Майя и Мочика, в том числе майяское изображение лисицы, над головой которой помещены иероглифические знаки, а также рисунок в майяской рукописи человека-птицы, наносящего какие-то знаки на бобы фасоли.

Мочикско-майяские параллели, возможно, являются случайными совпадениями, которые известны науке с давних времен и которые нередко ведут исследователей по ложному пути. Майяские иероглифические надписи и тексты майяских кодексов, безусловно, резко отличаются от упомянутых древнеперуанских надписей на бобах фасоли. Что же касается самих мочикцев, то бесчисленные изображения бобов фасоли с выгравированными на них знаками, портреты дневных и ночных гонцов, писарей, гравирующих pallares, и, наконец, жрецов в лисьих одеяниях, читающих сообщения на фасоли, и вправду столь часты на мочикских рисунках, что сами взывают к тому, чтобы над теорией Ларко Ойле об удивительной письменности задумались и другие специалисты.

Рафаэль Ларко Ойле бросил знатокам доколумбова Перу перчатку, которая явно заслуживает того, чтобы кто-нибудь ее поднял. Ведь загадка фасолин, изображенных на мочикских рисунках, может быть объяснена и совсем иначе. Например, это могла быть какая-то распространенная азартная игра, жрецы в лисьих шкурах могли предсказывать по фасоли будущее, а многочисленные гонцы с мешочками в руках могли оказаться всего лишь участниками неких священных кроссов к мочикским пирамидам. И если все-таки существование «фасолевого» письма в доколумбовом Перу когда-нибудь будет доказано, Рафаэлю Ларко Ойле придется ответить на один очень важный вопрос[1]: если мочикцы действительно изобрели такой вид письма, почему они не передали тайну изображения своим преемникам?