Заключение
В результате проведенного исследования были сформулированы следующие выводы:
1. Ядро майяских поселений, имеющих монументальную архитектуру и претендующих на роль ранних городов, представлено архитектурой политикоадминистративного (царские дворцы) и культового (храмовые ансамбли различного типа и предназначения) характера. В большинстве жилых групп таких поселений фиксируются следы ремесленного производства, а в некоторых - специализированного элитного ремесла. Наконец, во многих подобных центрах установлено наличие рыночных площадей, причем как на территории теменоса, так и за его пределами. Это позволяет говорить нам о административно - ритуальной, и торгово-ремесленной функциях классических поселений майя, которые предлагается именовать городскими агломерациями.
2. Абсолютное большинство жилых групп, формировавших архитектурный ландшафт городской агломерации, имели приусадебные хозяйства. В зависимости от региона, интенсивные способы земледелия приобретали различные формы, основными из которых были террасное земледелие и система «приподнятых полей». Кроме того, на приусадебных участках нередко культивировались садовые деревья и растения.
3. Внутренняя структура города по существу являет собой рефлектор социальной организации классических майя. Наименьшей социальной единицей в майяском социуме в I тыс. н.э. была патрилокальная болъшая семъя, состоявшая из 15-25 человек и известная по этнографическим данным. Археологически она фиксируется в виде жилой группы, состоящей из 2-5 построек-комнат, сгруппированных вокруг внутреннего дворика-патио. «Большая семья» имела общее хозяйство и, видимо, в значительной мере находилась на само обеспечении. Потребность в тех ресурсах, которые она не могла покрыть сама, ей обеспечивала селъская община, археологически представленная как группа домохозяйств (жилых групп), имеющих достаточно высокую концентрацию на отдельно взятой территории и тяготеющих к небольшому административноритуальному центру. Наконец, на верхней ступени находилась надобщинная структура или суперобщина, в настоящем исследовании называемая территориальной общиной. Этот уровень социальной организации у майя представлен городом, имеющим дворцовый ансамбль как место проживания правителя, значительные храмовые комплексы в качестве ключевого регионального культового центра, а также рыночные площади, в отдельных случаях фортификационные системы и т.д. занимал то же место в отношении сельских общин, какое занимали второстепенные политико-административные и культовые центры округи по отношению к жилым домохозяйствам.
4. Майяские города классического периода по функции и структуре если и отличались от других городов Мезоамерики, таких как Теотиуакан, Теночтитлан, Монте-Альбан, то весьма незначительно. Во всех случаях мы видим один и тот же набор архитектурных групп, формирующих городской теменос, и близкую конфигурацию в организации жилого пространства. Специфика Теотиуакана и Теночтитлана, располагавшихся в самом сердце долины Мехико, состоит лишь в значительно превышавшим майяский экономическом ресурсе этих городов. Это обусловило регулярный принцип их застройки, для которого характерно отсутствие приусадебных хозяйств на территории города, что объясняется иными масштабами самих городов и организации округи (де-факто всей долины Мехико). Не меньшее сходство с классическими городами майя являет картина месопотамского города III тыс. до н.э. Несмотря на более высокую плотность населения в пределах «внутреннего» города, обусловленную фактом наличия городских стен, концентрирующих население на определенной площади шумерские и майяские города обладали близкими по характеру структурой и функциями.
5. Очевидно, что превращение протогородских центров в городские не было явлением единовременным и протекало в разных городах майяских низменностей неравномерно. Кто-то проходил этот путь быстрее, а кто-то медленнее; кто-то должен был стать первым, а кто-то был вынужден догонять. Говоря о генезисе городских структур, кажется разумным искать признаки появления тенденции. К настоящему времени, на мой взгляд, не вполне оправданно заявлять о повсеместном появлении основных элементов городских структур, по крайней мере, вплоть до первых веков I тыс. н.э. Ключевое отличие подлинно городской сущности майяских центров классического периода от протогородского центра I тыс. до н.э., каким бы внушительным последний ни был и какой бы густонаселенной округой он ни обладал, заключается в десакрализации теменоса в классический период. Дворцовые ансамбли и «царские» погребения на территории городского центра появляются не ранее нач. I тыс. н.э. Судя по всему, становление города как административного центра и места проживания правителя стало одним из последних этапов процесса формирования ранних государств, начавшегося несколькими столетиями ранее.
В классический период в области майя на основе усложнившейся во второй пол. I тыс. до н.э. социальной структуры складываются полноценные города - политико-административные, культовые и хозяйственные центры широкой сельскохозяйственной округи. Формально состоящие из монументального центра и прилегающей к ним жилой окраины (внутреннего города), в действительно майяские города неотделимы от округи площадью в несколько десятков и даже сотен квадратных километров. Последняя была житницей, «зеленой короной» города, его экономическим базисом, где концентрировалось не только сельское хозяйство, но и ремесленное производство. Сочетание города и округи образовывало в поселенческом и социально-экономическом плане то, что удачнее всего было бы называть городской агломерацией.
Центром и стержнем классического майяского города было материализованное в архитектурной форме сакральное пространство, служившее местом для культа и ритуала. Любой пример «протогородского» центра I тыс. до н.э., чей архитектурный ландшафт и облик не нарушены застройкой эпохи классики, уверит нас в этом: просторные церемониальные площади окаймлены десятками, сотнями высоких и не очень платформ, несущих на себе легкие и монументальные постройки; эти платформы, в свою очередь, перемежены растянувшимися по сторонам света площадками для ритуальных игр и гигантскими акрополями-стилобатами, на которых зиждутся главные храмовые святилища доклассических майя. Монументальные центры Эль-Мирадора, Накбе, Сиваля дают нам четкое представление об изначальном содержании и форме майяских теменосов.
Впрочем, несмотря на характерное для классического периода явление, которое условно можно назвать «секуляризацей» монументальных центров, в I тыс. н.э по существу ситуация не изменилась, и культовые и церемониальные ансамбли продолжали оставаться образующими городскими единицами. Безусловно, в композицию теменоса проникли административно-резиденциальные составляющие в виде дворцовых комплексов и элитных жилых групп, однако их появление было обусловлено все тем же стремлением власть имущих приблизиться к сакральному пространству.
Классический монументальный центр, таким образом, состоял уже из двух зон: административно-жилой и культово-церемониальной при стержневом характере второй. Соотношение между этими зонами постоянно изменялось, и к концу классического периода во многих городах сакральное пространство оказалось ужато до предела - чего только стоят примеры перестройки храмовых комплексов в дворцовые в Накуме, Наранхо, Караколе и других классических городах.
Но майяский город не стал бы подлинным городом, если бы не умел отзываться на изменения, происходившие на протяжении столетий с обществом майя, и если бы не мог подстраиваться под них. На смену догосударственным формам социально-экономической и политической организации эпохи первых протогородских центров в начале I тыс. н.э. приходят царская власть и бюрократический аппарат, усложнившиеся формы торгово-ремесленных отношений и рыночная экономика классического периода. Эти трансформации, само собой, не могли не отразиться на майяских поселениях. В результате в классический период нашему взору открываются не пусть и огромные и потрясающие воображение, но все же еще ритуалъные центры, каким был Эль-Мирадор - перед нами вырастают двоюрдные братья центральномексиканского мегаполиса Теотиуакана, североамериканского гиганта Кахокьи и древнего месопотамского Ура. Нашему взору открываются истинные древние города - Тикаль и Калакмуль, Паленке и Тонина, Наранхо и Караколь, Пьедрас-Неграс и Йашчилан.
При этом каждый майяский город был по-своему уникальным. Уникальность заключалась во внешнем облике городов: в неповторимых пропорциях храмовых и дворцовых сооружений. В региональных и хронологических особенностях архитектурных стилей, будь то форма внешнего декорирования зданий или линия изгиба свода, различные в архитектуре Петена, городов региона Пуук или побережья Кинтана-Роо. Подробная характеристика архитектурных стилей, существовавших у древних майя, не входила в задачи настоящей работы - по-прежнему не утративший актуальности общий обзор проблемы на русском языке был дан Р.В. Кинжаловым (Кинжалов, 1971. С.153- 170); детальнее с основными результатами исследования майяских архитектурных стилей можно также ознакомиться в публикациях Д. Эндрюса и П. Джендропа (Andrews, 1986; Andrews, 1995; Gendrop, 1998).
Уникальность городов заключалась также в их внутренней структуре: нуклеарности концентрической модели Кобы и Пакбитуна или пространственной «размытости» рассеянных поселений Тикаля и Цибильчальтуна. Наконец, уникальностью, заключающейся в их размерах - размерах теменоса, размерах города, размерах округи.
Несмотря на это, общего в городах майя было намного больше, чем различий. В центральной части всегда находилась одна или несколько широких площадей, предназначенных для массовых скоплений людей, стекающихся в город для наблюдения за ритуалами жертвоприношений и имперсонаций. Сами ритуалы, главными действующими лицами которых были цари и царские сановники, проходили на огромных, рвущихся в небо стилобатах с каменными храмами на вершине. Местом культовой активности, видимо, менее торжественной, но вряд ли совсем уж незначимой, были и десятки других невысоких, в отличие от главных храмов города, платформ-оснований, на которых также высились храмовые постройки, правда, уже не монументальные, а легкие - из глины, тростника и глиняной обмазки.
Здесь же, на этих площадях, высились и каменные изваяния стел, иероглифических или, возможно, предназначавшихся для многократного использования, гладких. На этих стелах в форме иероглифических надписей были запечатлены важнейшие исторические события прошлого и настоящего, мифа и реальности, божественного и царственного. Тексты на монументах рассказывали о мифологических предках и основании города, о сакральных ритуалах и военных триумфах. Нередко они не только рассказывали о великих правителях ушедших дней и их наследниках дня сегодняшнего, но и иконографически изображали протагонистов истории.
В непосредственной близости от важнейших городских храмов, а, быть может, прямо на другой стороне площади, находился царский дворец: величественный, многокомнатный ансамбль - сердце майяского города, в котором вершились судьбы людей и царств. Обычно восседавший на вершине естественного или искусственного холма-акрополя, дворец одновременно воплощал в себе мощь царской династии и величие города и государства в целом. При этом нередко ему приходилось выступать в роли главного бастиона города - при слабом использовании классических фортификационных систем (валов, рвов и стен) защита жителей города должна была обеспечиваться за счет отвесных стен высоких акрополей и насыщенности городского центра монументальными сооружениями.
Помимо храмов и дворцовых ансамблей в городах обычно были представлены и другие типы комплексов общественного характера, под которым мы подразумеваем широкую доступность этих сооружений для большинства жителей города. Среди подобных комплексов - стадион для ритуальной игры в мяч, являвшей собой важнейший инструмент политики и культа, но от того остававшейся не менее красочным зрелищем; так называемые, Е-группы - древнейший тип архитектурных ансамблей майя, предназначенный для сельскохозяйственных ритуалов и праздников; и другие формы ансамблей.
Безусловно, ни один крупный город майя, что в классический, что в постклассический период, не мог обойтись без шумных и многолюдных рыночных площадей. Они обеспечивали население предметами первой необходимости, такими как соль и табак, а также сырьем, ремесленными изделиями и даже готовыми продуктами питания - тортильями, атоле, тамале и т.д. Причем рынки имелись как в центральной части города, так и в пределах его сельскохозяйственной округи.
Основные монументальные ансамбли города зачастую соединялись между собой, так называемыми, дорогами-сакбе (с майяск. sak bih, «белая дорога»). В отдельных случаях их кладка сохранилась до сих пор, в других - мы можем только предполагать и реконструировать их существование. Сакбе могли прокладываться внутри теменоса, а могли расходиться, будто солнечные лучи, по направлению к окраинам и за пределы города, упираясь во второстепенные административно-ритуальные комплексы в 3-5 км от городского центра - и, таким образом, связывать город с широкой сельскохозяйственной округой. Порой же «белые дороги» и вовсе простирались на десятки километров и связывали между собой целые города, как, например, в случае с сакбе Коба-Йашуна протяженностью 100 км.
Сразу за условными границами величаво возвышающегося вершинами своих храмов и дворцов, выкрашенных в белые, алые и голубые цвета, теменоса начинались жилые группы - домовладения больших патрилокальных семей, состоявших из трех поколений. Основную массу таких хозяйств в непосредственной близости от центра составляли элитные жилые группы. Зачастую они располагались на широкой приподнятой платформе и включали в себя несколько (обычно от двух до пяти) жилых и хозяйственных построек, сгруппированных вокруг внутреннего дворика. Нередко на территории домохозяйства находился небольшой храм - рядовое святилище, обычно замыкавшее дворик с восточной стороны. Элитные группы - а строились они преимущественно из камня, за исключением соломенных крыш - по материалам и строительной технике, как правило, мало отличались от зданий теменоса.
По мере удаления от центра концентрация элитных домов заметно снижалась и им на смену приходили также объединенные в группы легкие постройки рядовых общинников. В отличие от каменных жилищ элиты, по причине недолговечности и непрочности строительных материалов, дома майяских крестьян не сохранились до наших дней, и об их существовании напоминают лишь скопления прямоугольных платформ, на которых возводились эти дома. Резкое снижение концентрации жилых групп, как элитных, так и всех остальных, маркировало условную границу города. Но не города-государства.
Сложный организм города-государства был, по меньшей мере, двухчастным, то есть состоял из города и сельскохозяйственного пригорода. Снижение регулярности застройки не должно вводить в заблуждение - широкая округа радиусом в несколько километров была еще более многолюдна, чем сам город. И собственно не городом единым жила округа - здесь имелись свои административные центры, осуществлявшие управление «на местах»; здесь находились свои храмовые ансамбли - святыни, оставшиеся с тех времен, когда эти районы еще не были частью единой городской агломерации; здесь же могли находиться свои рыночные площади.
В пределах городской округи были сосредоточены и основные экономические ресурсы города-государства. Благополучие и процветание городского организма обеспечивало сельское хозяйство (носившее как экстенсивный, так и интенсивный характер) и ремесленное производство. Многие жители города имели свои приусадебные фруктовые сады, на разряженном пространстве между жилыми группами возделывались основные майяские культуры - маис, фасоль и тыква. Вместе с тем археологические исследования в Караколе показали, что не менее 30% жилых групп города были вовлечены в ремесленные процессы, связанные с обработкой обсидиана, производством каменных орудий или предметов из раковин. Это вовсе не означает, что приусадебным хозяйством не обладали жители города - археологические данные свидетельствуют об обратном. Вместе с тем, очевидно, что сельскохозяйственная округа с точки зрения имевшихся у нее экономических ресурсов была значительно богаче ядра агломерации. Концепция рыночной экономики (см. раздел «Рынки»), не требовавшей наличия жестких рычагов перераспределения со стороны государства и создающая основу для самообеспечиваемого хозяйства, будто бы снижает социально-экономическую роль города. Однако при всем при этом город и округа в классический период образовывали единый организм, связанный осязаемо (через разветвленную систему сакбе) и посредством тысяч невидимых нитей - на политическом, религиозном, социально-экономическом и даже психологическим уровнях - в тугой узел.
Коллапс классической культуры майя, приведший к исходу населения центральных низменностей на северный Юкатан, служит прекрасным доказательством этого постулата. В сущности, он стал коллапсом классических майяских городов с десакрализацией сосредоточенных в них институтов царской власти, дискредитацией их культовой и ритуальной роли, и, наконец, их крахом как центров социально-экономической системы. Однако выжить без городов округа, несмотря на кажущуюся самодостаточность и независимость, не смогла - и это лучше всего характеризует степень их взаимной зависимости.
Город зависел от сельскохозяйственной округи в той же степени, в какой округа зависела от города. Несмотря на то, что сельские общины в известной степени сами удовлетворяла свои нужды, центральная администрация принимала активное участие в жизни округи, создавая архитектурный и меняя природный ее ландшафт. Развитие внутренней инфраструктуры городской агломерации было призвано связать воедино отдельные ее районы, повысив экономическую эффективность. Похоже, что мы можем говорить даже об отдельных попытках формирования в рамках городов единой гражданской общности («каракольская идентичность»), но имеющиеся в нашем распоряжении данные пока не позволяют утверждать о том, что это явление было типичным для майяских городов.
В то же времмя речь идет не только о вертикальных, но и о горизонтальных векторах интеграции общинных структур, что наиболее близко основным тезисам концепции «городского пригорода», постулирующегося А. и Д. Чейз, У. Фолланом и некоторыми другими авторами. При этом, отдельно следует сказать о том, что выводы настоящего исследование, в том числе касающиеся моделей поселенческой структуры, могли иметь свои региональные и временные особенности, поэтому не следует безусловно и слепо проецировать их на весь древнемайяский социум.
Особого внимания заслуживает тот факт, что картина классического города майя I тыс. н.э. демонстрирует выдающееся сходство с тем, что мы видим в месопотамском городе III тыс. до н.э. Несмотря на ряд отличий, в частности, более высокую плотность населения в пределах «внутреннего» города, обусловленную фактом наличия городских стен, которые существенно сдерживали его естественный рост, основные черты Урука, Ура, Тикаля и Караколя неизменны, и шумерские города-государства обладали теми же функциями и структурой, что и майяские. То же самое можно сказать о процессе генезиса восточного города - работы Мак-Адамса, Уилкинсона, а также экспедиции ИА РАН на основе изменений поселенческой структуры в Южной и Северной Месопотамии показали археологически, что месопотамский город действительно возникал в результате слияния нескольких сельских общин в рамках единой городской территориальной общины. Как было показано выше, аналогичные процессы фиксируются и в области майя. Очевидно, что
сравнительно-исторический метод, применяемый в исследованиях классических городов майя, остается одним из основных способов понимания феномена возникновения и функционирования древних городов.