«Разрушение Индий», Аристотель в Вальядолиде и современные дискуссии о геноциде во время Конкисты
Окунева О.В. «Разрушение Индий», Аристотель в Вальядолиде и современные дискуссии о геноциде во время Конкисты // Альманах "Казус". Индивидуальное и уникальное в истории. 2014–2016 / под ред. О.И. Тогоевой и И.Н. Данилевского. М.: Индрик, 2016. С. 113–124. [*]
Статья Лена Скейлза, посвященная обсуждению проблемы реального и воображаемого геноцида в Средние века, поднимает очень интересный вопрос. Начиная с утверждения, что «рассказы о кровопролитных межэтнических конфликтах были вплетены в ткань средневековой мысли в гораздо большей степени», чем это представляется с высоты прошедших веков, автор немедленно ставит важное ограничение расширительному толкованию сообщений об уничтожении «всех фламандцев», «всех бриттов», и т.п., отмечая, что «ясное понимание события как этнической чистки проецировалось на вспышки насилия, которые зачастую были, скорее всего, и более ограниченными по масштабам, и более сложными по характеру». Казалось бы, призыв к осторожности в трактовках и к обязательному учету того, что многие рассказы хронистов строятся по схемам, обозначенным в Ветхом Завете (уничтожение тех или иных племен, неугодных Богу, и возвышение богоизбранного народа; избиение младенцев и т.п.), не позволяет выйти на более общий уровень, а именно - увидеть элементы геноцида как определенного системного явления в разрозненных сообщениях источников, созданных в разное время и в разных регионах Европы. Впрочем, под пером Л. Скейлза эти отдельные факты выстраиваются в очень интересную схему, учитывающую принципиальную важность не только изложения сути событий, но и формы подобного описания.
Автор убедительно показывает, что не только в Новейшее время, но и в Средние века правители имели возможность насильственным путем менять судьбы народов, причем часто встречающиеся термины «уничтожить» и «извести» могли подразумевать не только физическое истребление в виде массовой резни или депортации, но и символическое лишение статуса, родины, независимости. При этом Л. Скейлз подчеркивает, что уничтожение народов или этнических групп в Средние века изображалось и воображалось гораздо чаще, нежели совершалось в действительности, и «воображаемый» геноцид следует признать для этой эпохи гораздо более характерным, нежели реальный. Однако регулярность возникновения в обществе подобных представлений и готовность избрать именно такую схему для интерпретации современных рассказчикам событий или деяний далекого времени не следует сбрасывать со счетов (замечу в скобках, что подобная постановка вопроса вновь побуждает задуматься о зазоре между реальностью и сообщением источника и о роли дискурсивных стратегий в создании тех текстов, на основании которых строится наше знание о прошлом1).
Выводы Л. Скейлза весьма интересны тем, что строятся на европейском материале (и автор спорит с мнением, что сведение сложных политических явлений к единому этническому фактору было характерно лишь для окраин средневековой Европы). В то же время сам исследователь указывает, что дискуссия между сторонниками и противниками взгляда на геноцид как на явление только лишь Новейшего времени не распространяется на взаимоотношения европейских и не-европейских народов. Теоретики современного геноцида, пишет он, с готовностью признали, что случаи крупномасштабного уничтожения людей по этническому признаку встречались время от времени и в обществах прошлого (в этой связи часто упоминается судьба коренных народов Америки), и именно те историки, которые занимаются судьбами коренных американских народов, являются наиболее ярыми противниками идеи о геноциде как явлении исключительно ХХ в. Л. Скейлз ссылается преимущественно на англоязычные исследования, однако среди латиноамериканских историков эта точка зрения еще более распространена2. Не случайно определение «разрушение Индий», заимствованное из знаменитой работы Бартоломе де Лас Касаса «Кратчайшее сообщение о разрушении Индий» (написанной в 1542 г., но опубликованной десятилетием позже)3, так или иначе присутствует в заголовках многих современных исследований.
Судьба высоких цивилизаций (майя, ацтеков и инков) после встречи с конкистадорами, полностью уничтоженное коренное население на Кубе и практически полностью - в некоторых странах Южного конуса (Аргентина и Уругвай), огромные масштабы потерь среди коренного населения вследствие уже не насильственных действий, а отсутствия иммунитета к завезенным европейцами болезням, высокая смертность из-за непосильных для индейцев условий принудительного труда в рудниках и на сельхозработах - все это дало основание говорить о геноциде индейского населения Южной Америки. Не случайно в 1992 г., объявленном ООН годом празднования пятисотлетия открытия Америки, те страны, в которых еще сохранился «индейский компонент» (в том числе Чили, Парагвай, Боливия, Перу, Колумбия, Эквадор, Венесуэла, Никарагуа, Гватемала) выступили против такого решения, инициировав дискуссию, следует ли это событие «отмечать» или «праздновать»4. Не утихают и споры о том, возможно ли в современных условиях загладить или возместить ущерб индейским народам за допущенную в их отношении историческую несправедливость5 (замечу, что подобные дискуссии о самой возможности и моральности возмещения в нынешнем денежном эквиваленте преступлений против прав человека, совершенных несколькими веками ранее, ведутся и в отношении африканских рабов, массово вывозившихся для работы на плантациях Нового Света со второй половины XVI в.).
Многообразие форм контактов европейцев с коренным населением Латинской Америки6, изменчивость и непоследовательность политики колониальных властей, вырабатываемой «по ходу» событий, противоречия между установками или стройным сводом постановлений метрополии с тем, что происходило на местах, даже трения внутри колониального общества, где на многих условных Писарро мог приходиться один условный Лас Касас, оказывали значительное влияние на судьбы индейских народов, внезапно оказавшихся включенными помимо своей воли в орбиту влияния европейских государств. Именно эта пестрая картина не позволяет свести все к такому геноциду, который понимался бы как методичное и тщательное уничтожение народов, хотя в исторической перспективе, когда стал очевиден масштаб потерь среди коренного населения, невозможно не задуматься об уничтожении индейцев - даже когда оно было невольным и «сопутствующим», а не только осознанным и целенаправленным. Спор может вестись о том, уничтожались ли те или иные индейцы как язычники, как приверженцы жестоких варварских обычаев (например, человеческих жертвоприношений), как военные противники или как представители своего народа (и тогда следует уточнить, ставилась ли при этом цель уничтожить весь народ подчистую). Очевидно, что уничтоженным общинам ответ на эти вопросы уже не важен. Не менее очевидно также, что по необходимости широкое (как и любое другое обобщение) определение конвенции ООН 1948 г., трактующей геноцид как действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую, нелегко «опрокинуть» в XVI столетие, поскольку под это определение будет подходить слишком много явлений разного характера, снижая тем самым его объяснительный потенциал.
Наиболее сложным (если не невозможным) здесь будет разделение «намерения уничтожить какую-либо группу как таковую»7 и «обычной» завоевательной войны, а также поиск неопровержимых доказательств, что речь шла именно о намерении стереть с лица земли, а не только подчинить, усмирить, провести показательную акцию устрашения, и т.п. Столь же проблематичным окажется и уточнение масштабов подобного намерения: к примеру, если подданные короля вели такую политику, которая приводила к уничтожению индейцев, а сам король осуждал «перегибы на местах» и заявлял, что такие действия противоречат службе ему и Богу (mucho deservicio de Dios, nuestro Señor, y nuestro)8. Кроме того, для усложнения задачи напомним, что на восприятие и оценку событий Конкисты огромное влияние оказывала и продолжает оказывать не только информация источников, но и форма подачи этой информации, убедительным примером чего служит бытование так называемой черной легенды, приписывавшей испанцам одни лишь зверства в Новом Свете и наложившейся на антииспанские настроения всех противников Габсбургов в Европе раннего Нового времени, а также возникновение противоположной по смыслу «розовой легенды»9.
Слова Л. Скейлза о «насильственном изменении судеб народов» представляются наиболее емкой общей формулировкой для характеристики встречи Старого и Нового Света: под ней могли бы подписаться как сторонники, так и противники использования понятия геноцид в отношении Конкисты. Среди первых есть и те, кто вспоминает о нем лишь применительно к первым годам испанского завоевания10, и те, кто напоминает о целом комплексе «отягчающих обстоятельств», помимо непосредственно резни (устранение вождей как удар по общинам и целым племенным союзам; массированное перемещение обращенных в рабство индейцев из «бесполезных» областей в регионы, где требовалась рабочая сила, результатом чего стали огромные потери; разрушение экосистем, в которые веками было встроено традиционное общество догосударственного типа; сексуальное насилие над женщинами или их принудительное изъятие из индейских деревень)11. Есть также специалисты, которые проводят параллели между явлениями XVI и ХХ вв.: в частности, бельгийская исследовательница К. Сталлаэрт усматривает сходные элементы в заботе о чистоте крови в Испании времен Инквизиции и в теории расовой чистоты у нацистов12.
Среди противников взгляда на Конкисту как на геноцид также существует целый спектр самых разнообразных мнений. Некоторые исследователи признают «отдельные случаи перегибов» (резни, неоправданного насилия и т.п.), однако призывают не распространять их на всю Конкисту в целом13 или же указывают, что жестокость испанцев была связана с желанием подчинить индейцев и в дальнейшем их эксплуатировать, но не уничтожать подчистую14. Другие ученые упирают на то, что в демографической катастрофе, постигшей коренное население Латинской Америки, виноваты в большей степени эпидемии, завезенные европейцами, нежели акты истребления со стороны конкистадоров15. Сторонники версии о главенствующей роли инфекций как причины истребления индейцев подчеркивают также, что со стороны испанцев не было целенаправленного желания уничтожить индейцев «как класс»16. Существует также попытка снять с конкистадоров обвинение в геноциде указанием на то, что в доколумбовой Америке высокие цивилизации, например, ацтеки, сами покоряли и уничтожали народы17, или же тезисом, что англичане в Ирландии и Северной Америке поступали еще хуже. Одним из вариантов данной позиции можно также считать перенос акцента на выработку в Испании обширного законодательства, декларировавшего защиту индейцев (подробнее об этом речь пойдет ниже).
Оценивая итоги столкновения испанцев с индейским миром, иногда говорят о том, что испанцы не только истребляли и покоряли коренное население, но и принесли в Америку технические усовершенствования, ремесла и науки, которых не было у самих индейцев и к которым те получили доступ18. У многих племен, особенно у тех, что населяли субтропическую и тропическую зоны и жили за счет подсечно-огневого земледелия, охоты и собирательства, европейские металлические инструменты, одежда и огнестрельное оружие действительно вызывали ажиотаж, чем пытались воспользоваться колонизаторы и миссионеры, к примеру, в португальской Америке19. Известно также, что даже высоким цивилизациям, при всех их достижениях в астрономии, строительстве и письменности, были незнакомы некоторые, давно известные в Старом Свете техники (выплавка железа, колесо). Однако плата за приобщение к ним оказалась слишком высока.
Наконец, наиболее радикальным способом отбросить обвинение в геноциде является утверждение, что поскольку в Мексике сохранился значительный процент индейского населения, рассуждать о его истреблении невозможно20. Ответом на подобные размышления может служить, однако, напоминание о том, что сохранение в современном мире евреев никоим образом не отменяет факта Холокоста21.
Помимо дебатов о геноциде во времена Конкисты существуют и исследования «смежных» проблем, обозначенных однокоренными терминами: экоцида и этноцида. Первый определяют также как «биологический империализм Европы»22. Существование в Карибском бассейне и в континентальной тропической зоне многочисленных индейских племен, занимавшихся охотой и собирательством, слишком прочно было встроено в местную экосистему, чтобы можно было без последствий насильственно вырвать их из этого окружения или изменить его. Так, к разряду экоцидов можно отнести колонизацию островов Карибского бассейна, повлекшую за собой быстрое (в течение нескольких десятилетий) исчезновение таинов и некоторых других племен, а также полную выработку природных ресурсов вследствие их хищнического разграбления (например, значительное сокращение площади прибрежных атлантических лесов в Бразилии в результате погони за ценным красным деревом). Что же касается концепции этноцида, то она была разработана в 1970-х гг. французским антропологом Робером Жоленом и подразумевает уничтожение этноса через разрушение его культуры и воспрепятствование использованию, развитию и передаче следующим поколениям языка и культуры (включая религиозные верования)23. Если на международном уровне концепция ООН о геноциде была принята в 1948 г. (вступила в действие в 1951 г.), то определение этноцида было закреплено на сессии ЮНЕСКО в Коста-Рике лишь в 1981 г.24.
Концепция Р. Жолена и других этнологов и антропологов разрабатывалась в отношении коренных, малых и исчезающих народов Южной Америки25. Используется она и для анализа процессов, запущенных Конкистой26. В этом случае она выступает в качестве синонима «культурного геноцида» (среди типологии видов геноцида в Америке после 1492 г., предложенной В. Дадряном, помимо культурного (т.е. ассимиляции) также фигурируют латентный или сопутствующий (эпидемии), утилитарный (уничтожение ради получения экономических выгод) и наивысший (осознанное уничтожение группы людей как таковой)27. Если в случае с геноцидом значительная часть дебатов ведется относительно расширительного его толкования и возможности ставить знак равенства между ним и всей Конкистой, то в случае с этноцидом данный термин может и не употребляться, но по сути отрицать стремление испанцев и португальцев ассимилировать коренное население Латинской Америки через обращение в свою религию и насаждение образа жизни, соответствующего представлению об истинном христианине, невозможно. Никто из защитников индейцев в XVI-XVII вв. - будь то падре Лас Касас или португальские и испанские иезуиты, спасавшие индейцев тупи-гуарани от набегов жестоких охотников за рабами, - не ставил под сомнение превосходство христианства над язычеством и невозможность сохранения прежних доколумбовых практик, обрядов и самого образа жизни. Ими двигало искреннее убеждение в единственно возможном спасении души через принятие католической веры. Реалии Конкисты показали, что лозунги распространения христианства во благо самих индейцев слишком часто прикрывали разграбление и беспощадную эксплуатацию, и тем не менее возражения современников могли вызывать лишь методы обращения, но не его глобальные цели.
Комментируя положения Л. Скейлза в свете раннеколониальной истории Латинской Америки, отмечу несколько проблем, которые затрагиваются в обсуждаемой статье и одновременно дискутируются историками Конкисты. Так, Л. Скейлз справедливо отмечает сильное влияние библейских образов на представление о возможности/необходимости/неизбежности возвышения богоизбранного народа и соответствующее умаление/ рассеяние/уничтожение тех народов, которые противятся этому (и, соответственно, выступают против воли Бога). Совершенно очевидно, что подобные ментальные установки не могли не проявиться и в ходе завоеваний в Новом Свете. Существует не одно исследование о преломлении мировоззренческих концепций Старого Света в новых реалиях и о приспособлении старых текстов к новым условиям28; некоторые из этих работ прямо указывают на использование теорий, восходящих к библейским текстам или их трактовкам, в качестве инструмента колониализма29. Интересно отметить при этом и необычный теологический «разворот»: те же тексты, которыми в XVI в. оправдывалось покорение Америки (в частности, ветхозаветная история завоевания земли Ханаанской), современные латиноамериканские богословы предлагают толковать в противоположном ключе, также находя для этого основания в исходном тексте30. Об изменении отношения к событиям пятисотлетней давности свидетельствует и позиция Ватикана: если в 1984 г. Иоанн Павел II отмечал, что обращение Нового Света в христианство было одной из самых славных страниц истории католической церкви, то в 2000 г. он уже официально от имени церкви приносил извинения за все эксцессы, которыми сопровождался этот процесс31.
Другим перекликающимся мотивом в статье Л. Скейлза и в исследованиях о завоевании Нового Света испанцами и португальцами (мотивом, также связанным с богословскими трактовками Конкисты) является проблематика справедливой войны как оправдания геноцида. Английский исследователь пишет о том, как неприятно поражают сходством метафоры средневековых текстов («сорняки», «паразиты» и т.п.) с лексикой нашего времени. Не менее неприятным оказывается сходство некоторых приведенных им высказываний (например, цитаты из «Англосаксонской хроники» начала XI в. о «справедливейшим истреблении» всех датчан мужского пола в Англии) и концепции справедливой войны, ведшейся против индейцев в Новом Свете и оправдывавшей их истребление и обращение в рабство32. О принципах справедливой войны шла речь, в том числе, и на знаменитом диспуте в Вальядолиде в 1550-1551 гг., когда аргументы Хуана Хинеса де Сепульведы были опровергнуты Бартоломе де Лас Касасом, показавшим, почему война с индейцами не может считаться «справедливой»33.
Опираясь на представления Аристотеля о природной предрасположенности некоторых народов к рабству в силу скудости их ума и отсутствия у них способностей управлять собой и другими, Сепульведа считал войну с индейцами справедливой по причине того, что те как менее разумные создания обязаны повиноваться испанцам как более разумным людям, и если они отказываются это делать, их должно принудить силой. Усмирив индейцев, считал Сепульведа, можно будет с большей легкостью обратить их в христианство и доказать все заблуждения язычества перед лицом истинной веры. Лас Касас же отверг все ссылки на Аристотеля и на его доктрину природного рабства, напомнив, что в христианском мире заповедь Христа «Возлюби ближнего своего, как самого себя» превосходит по авторитетности любые взгляды античного философа, который, сколь велик бы он ни был, не знал христианства, а потому сам оставался язычником. Спор так или иначе возвращался к различению типов варварства, согласно Аристотелю, и к применимости данной классификации в отношении реалий Нового Света: признание или непризнание индейцев варварами того или иного типа определяло политику по отношению к ним (тот же Аристотель указывал, как именно нужно обходиться с различными группами варваров). Лас Касас же обращал против Сепульведы свой практический опыт пребывания в Новом Свете и настаивал, что индейцы полностью соответствуют аристотелевским критериям разумности. На аргумент Сепульведы в защиту справедливой войны против индейцев как наказания за проявляемую ими жестокость, человеческие жертвоприношения и каннибализм Лас Касас отвечал заявлением о том, что испанцы неправомочны наказывать за такие преступления, и развернутым рассуждением о природе и пределах юрисдикции христианского государя над язычниками и иноверцами.
Однако на практике оправдание военных действий против индейцев и захвата их в рабство именно под предлогами их варварства, антигуманных обычаев и ритуальной антропофагии продолжалось. Так, например, в португальской Америке и во второй половине XVI в., и далее ссылка на ведение справедливой войны являлась способом законно обратить индейцев в рабство34.
Еще одним интересным пересечением проблематики, затронутой в публикуемой выше статье, и исследований Конкисты является идея о народе как политическом сообществе по своей сути. Л. Скейлз напоминает, что в Средние века в коллективном восприятии европейские нации уподоблялись знатным семействам со своим собственным набором прав и привилегий, заслуженных доблестью предков, но требующих постоянного подтверждения; посягательство на эти права и привилегии рассматривалось как первый шаг к физическому истреблению. В свете этих представлений можно выделить два основных блока проблем, касающихся признания (или непризнания) юридических прав коренного населения Нового Света в условиях Конкисты.
Первый связан с тем, что испанцы, в отличие от португальцев, столкнулись в Америке со значительным разнообразием социальных укладов индейцев, стоявших на разных стадиях общественного развития - от родоплеменного до государственного. Людям XVI в. нетрудно было найти привычные для них признаки социальной иерархии и вертикали власти в государственном устройстве высокоразвитых цивилизаций ацтеков и инков. Это признавали и конкистадоры, например, Кортес, в то время как ссылавшийся на него, но сам ни разу не бывавший в Америке Хуан Хинес Сепульведа называл индейцев «человечишками» (homunculi), которые не только не знают никаких наук, но и неграмотны, не имеют письменности, не ведают своего прошлого и питаются лишь туманными воспоминаниями о некоторых вещах, сохранившимся у них благодаря неким изображениям. Кроме того, они не имеют писаных законов и руководствуются варварскими установлениями и обычаями, а также не знакомы с институтом частной собственности. Наличие же жилищ, торговли и разумного образа жизни доказывало, по Сепульведе, что индейцы все же не вполне подобны медведям и волкам и обладают начатками разума35.
Сепульведа распространял данные представления на всех индейцев Нового Света вне зависимости от того, знали они государственность или стояли на догосударственной стадии развития. Однако значительное число индейских народов испанской и, в особенности, португальской Америки принадлежали как раз ко второму типу, и у них было мало шансов снискать уважение к себе как к политическому сообществу. Их традиционный уклад действительно был лишен той политичности, которую ожидали увидеть европейцы. У ряда португальских авторов XVI — первой половины XVII в. можно найти характеристику индейцев как людей «без веры, без закона и без короля», которая восходит к уже упоминавшейся идее Аристотеля о трех видах умственных способностей, соответствующих возможности управлять самим собой, собственной семьей и полисом. Поскольку греческий философ полагал, что человек по самой своей природе предназначен жить в сообществе, того, кто не знал городского устройства, он предлагал считать существом или низшего порядка, или превосходящим человека36. Иногда в изображении португальских авторов отсутствие веры, закона и короля объяснялось отсутствием в языке племен атлантического побережья Бразилии звуков F, L и R, которые содержались в названиях этих фундаментальных понятий (fé, lei, rei).
Из этого вытекало важное следствие: индейцы признавались неспособными управлять собой и своими соплеменниками (в том смысле, который вытекал из определений Аристотеля), что требовало учреждения над ними надзора, подобного опеке над несовершеннолетними или недееспособными людьми (оговоримся сразу, что речь шла об уже обращенных в христианство индейцах).
Похожими вопросами, но раньше и в гораздо большем масштабе задавались и испанцы. Если окончательно вопрос о наличии у индейцев разума и души был решен положительно лишь в 1537 г., то проблемами определения их места в общей иерархии подданных испанской короны стали заниматься уже в первые десятилетия XVI в. С этим связан второй блок проблем, объединяющих затронутые в статье Л. Скейлза вопросы о коллективном восприятии наций в Средние века как политических сообществ с постоянно подтверждаемыми правами и привилегиями, и исследования того, как во время Конкисты оценивались юридические права коренного населения Нового Света.
Выше уже отмечалось, что создание на протяжении XVI в. обширного законодательства в защиту индейцев и постоянная забота Испании о легитимации своих действий в Америке рассматривались некоторыми исследователями как один из способов отбросить обвинение в геноциде. Классической работой о «борьбе Испании за справедливость во время завоевания Америки» является труд Л. Хенке, в котором он подчеркивал беспрецедентность масштабов задачи, вставшей перед солдатами, духовными лицами и короной: соотнести свои шаги по открытию и колонизации новых земель и по управлению ими с представлениями о справедливости и способах ее достижения37. Ученый указывал, что ряд фундаментальных вопросов - способны ли индейцы воспринять испанский образ жизни; можно ли мирно колонизовать новые земли при опоре на мелких земледельцев из Испании; можно ли обратить индейцев в христианство исключительно мирными способами (напомню, что эксцессы Конкисты в этих областях привели к обвинениям в геноциде) - оживленно обсуждался уже в XVI в. На них даже давался положительный ответ, однако попытки претворить эти концепции в жизнь были не столь многочисленны. Тем не менее, нельзя отрицать наличия и сторонников, и непосредственных участников подобных экспериментов38. Некоторые историки даже предположили, что работы Л. Хенке станут базой для новой «белой легенды», оправдывающей политику Испании во времена Конкисты39. Однако наличие обширного законодательства в защиту индейцев и то обстоятельство, что в XVI в. в Испании не прекращалась работа по его расширению и дополнению, не вызывает сомнений, и даже те исследователи, которые подробно пишут о вольном или невольном уничтожении индейцев как практике Конкисты, далеки от отрицания этих фактов40. Они лишь призывают не забывать о неизбежном зазоре, возникающем между законом и его применением в реальности, а также о том, что настойчивое повторение одних и тех же норм может свидетельствовать о том, что они не исполняются, хотя (и здесь мы снова возвращаемся к метафоре Л. Скейлза относительно нации как знатного семейства, чьи права и привилегии должны постоянно подтверждаться) речь может идти и том, чтобы возобновлять права индейцев не менее часто, чем других подданных испанской короны.
* * *
Предпринятый здесь обзор дебатов в историографии и мнений исследователей относительно геноцида при Конкисте, несомненно, не является исчерпывающим. Продолжают появляться новые точки зрения, ученые пытаются взглянуть на события пятисотлетней давности через призму новых представлений о геноциде, который - как показывает обсуждаемая здесь статья Л. Скейлза - может не связываться исключительно с действием государственного и бюрократического аппарата Нового и в особенности Новейшего времени, но корениться в представлениях о самой возможности кардинально менять судьбу народов - представлениях, которые могут занимать больше места в воображении, чем в реальности. Подобная исследовательская оптика может быть весьма интересной, ведь, как известно, меняется не прошлое, а те вопросы, которые мы ему задаем.
1 Подобные вопросы не раз поднимались как на страницах «Казуса», так и в целом ряде исследовательских и издательских проектов Центра «История частной жизни и повседневности» Института всеобщей истории РАН: Человек читающий: между реальностью и текстом источника / Под ред. О.И. Тогоевой, И.Н. Данилевского. М., 2011; От текста к реальности. (Не)возможности исторических реконструкций / Под ред. О.И. Тогоевой, И.Н. Данилевского. М., 2012; Ретроспективная информация источников: образы и реальность / Под ред. О.И. Тогоевой, И.Н. Данилевского. М., 2013.
2 О спектре мнений по этому вопросу не только среди исследователей, но и среди публицистов и интеллектуалов см.: Mira Caballos E. Conquista y destrucción de las Indias (14921573). Granada, 2009 (в особенности главу 5 "Genocidio y etnocidio", Р. 65-80); Aznárez C.f Norma N. 500 años después: ¿descubrimiento o genocidio? Opiniones de los intelectuales y políticos de América Latina y la voz de los pueblos indígenas. Madrid, 1992.
3 Brevísima relación de la destrucción de las Indias, colegida por el obispo don Fray Bartolomé de las Casas o Casaus, de la Orden de Santo Domingo. Sevilla, 1552.
В отечественной историографии встречается также перевод данного фрагмента названия как «разорение Индий». См., в частности: Григулевич И.Р. Бартоломе де Лас-Касас: к истории завоевания Америки. М., 1966.
4 Pérez Cruz F. ¿Encuentro de civilizaciones? // Coord. F. J. de Pérez Cruz. Los indoamericanos en Cuba. Estudios abiertos al presente. La Habana, 2014. P. 450-468; Bennecker W.L., Lopez de Abiada J.-M., Siebermann G. El peso del pasado. Percepciones de América y el V Centenario. Madrid, 1996; Pereña L. Presentación // Descubrimiento y Conquista: ¿Genocidio? Salamanca, 1990. P. 25-27. Интересно также отметить, что против широкомасштабного празднования 500-летия открытия Америки поднимались голоса не только в Латинской Америке, но и в самой Испании: Ibid. P.16-18.
5 Gómez Isa F. El derecho de los pueblos indígenas a la reparación por injusticias históricas // Declaración sobre los Derechos de los Pueblos Indígenas. Hacia un mundo intercultural y sostenible. Madrid, 2009. P. 157-191; Thompson J. Taking Responsibility for the Past: Reparation and Historical Injustice. Cambridge, 2002.
6 В отличие от географического понятия «Южная Америка», «Латинская Америка» включает в себя Мексику (с точки зрения географии относящуюся к Северной Америке), а также страны Центральной Америки и Карибского бассейна. В настоящее время существует тенденция, особенно заметная в названиях новых университетских кафедр, исследовательских центров и их научных изданий, в большей степени говорить об Иберо-Америке, т.е. о совокупности бывших метрополий Пиренейского полуострова (на многих языках называемого «Иберийским») и их бывших американских колоний. В более узком смысле понятие «Иберо-Америка» относится к совокупности Испании и испаноязычных стран Латинской Америки, в то время как Португалия и Бразилия входят в общность лузофонных (т.е. португалоговорящих) стран - наряду с Анголой, Мозамбиком, Гвинеей-Биссау, Кабо-Верде, Сан-Томе-и-Принсипи, Восточным Тимором.
7 О сложности доказательства именно фактора преднамеренности геноцида (прямо закрепленного в конвенции ООН как его отличительная черта) применительно к современным условиям см.: Stewart F. Economic and Political Causes of Genocidal Violence : a Comparison with Findings on the Causes of Civil War // MICROCON Research Working Paper 46. Brighton, 2011. P. 1-39.
8 Гранадские ордонансы Карла V (8 декабря 1526 г.). Цит. по: Testimonio del emperador Carlos V // Descubrimiento y Conquista: ¿Genocidio ? P. 189. Приведу здесь любопытный отрывок из предыдущего Гранадского ордонанса (от 17 ноября 1526 г.). В описании притеснений, чинимых индейцам, легко просматриваются основные (кроме резни) причины уничтожения индейцев, и при этом данная речь принадлежит императору, во имя исполнения службы которому формально и предпринималось завоевание: «Дошло до нас и стало известно, что из-за необузданной алчности некоторых наших подданных, приехавших в наши Индии..., и из-за плохого обращения, которому они подвергли индейцев - коренных жителей указанных островов и материка, а также из-за больших и чрезмерных работ, которыми они их (индейцев - О.О.) нагрузили как в рудниках по добыче золота, так и на промыслах по извлечению морского жемчуга, а также в иных местах и на сельских работах, заставляя их работать избыточным и неумеренным образом, не давая им одежды и пропитания, необходимого для поддержания их жизни, обращаясь с ними жестоко и неприязненно, хуже, чем с рабами, - большое число упомянутых коренных жителей лишились жизни..., а другие [индейцы] сбежали со своих собственных земель... , чтобы спасти свои жизни и выйти из-под гнета указанного господства и плохого обращения, что стало также большим препятствием для обращения указанных индейцев в нашу святую католическую веру. И из того, что все они не пришли к полному и истинному ее познанию, произошел и продолжает происходить большой урон для Господа нашего Бога» (цит. по: Ibid.).
9 Интересно отметить, что эта противоположность «черной легенде» может обозначаться с помощью разных цветов: в отечественной историографии принято говорить о «розовой легенде» (Кофман АФ. Рыцари Нового Света. М., 2006), в испанской и в особенности американской речь идет о «белой легенде» (Keen B. The White Legend Revisited: A Reply to Professor Hanke's 'Modest Proposal' // Hispanic American Historical Review. 1971. Vol. 51. № 2. P. 336-355), во французской - о «золотой легенде» (Lestringant F. Villegagnon: entre la légende noire et la légende dorée // Les aventures des Bretons au Brésil à l'époque coloniale / Sous la dir. de J. Y. Mérian. Rennes, 2007. P. 165-183).
10 Lucena Salmoral M. El precio de la Conquista de América // La aventura de la Historia. Madrid, 2000. № 22. Р 14-23; Clavero B. Genocidio y justicia. La destrucción de las Indias ayer y hoy. Madrid, 2002.
11 Mira Caballos E. Op. cit. P. 75. Существуют также исследования отдельных явлений из этого списка, приравненных к инструментам геноцида: Smith A., LaDuke W. Conquest: sexual violence and American Indian genocide. N.Y., 2005.
12 Stallaert Ch. Ni una gota de sangre impura. La España inquisitorial y la Alemania nazi cara a cara. Barcelona, 2006.
13 О генерализации идеи геноцида при Конкисте как другой, противоположной по смыслу крайности (если первой считать возвеличивание исключительно героической и славной стороны Конкисты) см.: Pe- reña L. Op. cit. P. 29-31.
14 Livi Bacci M. Los estragos de la Conquista. Quebranto y declive de los indios de América. Barcelona, 2006.
15 Guerra F. Los virus antes que las armas diezmaron a los indigenas // Excelsior. Ediciones especiales. México, 1992. № 9 (12.07.1992); Idem. Epidemiología americana y filipina (1492-1898).
Madrid, 1999; Cook N.D. Born to Die. Disease and New World Conquest (1492-1650). Cambridge, 1998; Idem. Epidemias y dinámica demográfica // Historia general de América Latina / Coord. F. Moya Pons, F.P García-Yrigoyen. Tomo II (El primer contacto y la formación de nuevas sociedades). Madrid, 2000. P. 301-318; Idem. La conquista biológica. Las enfermedades en el Nuevo Mundo. Madrid, 2005.
16 Restall M. Los siete mitos de la conquista española. Barcelona, 2004; Céspedes del Castillo G. Formas de la expansión europea en América // Historia general de América Latina . P. 71-88.
17 Morales Padron F. Los conquistadores de América. Madrid, 1974; Idem. Teoría y Leyes de la Conquista. Madrid, 1979. В определенном смысле подобное стремление подменить геноцид, осуществляемый конкистадорами, геноцидом со стороны индейцев напоминает распространенное в XVI в. оправдание так называемой справедливой войны против индейцев тем, что сами индейцы ведут жестокие войны, и требуется спасти их (индейцев) невинные жертвы. Этот и другие тезисы в защиту справедливой войны были опровергнуты Б. де Лас Касасом на диспуте в Вальядолиде в 1550-1551 гг. (подробнее об этом см. далее).
18 Ср. высказывание мексиканского писателя Октавио Паса: «Очевидно, что завоевание Америки было полно ужасов, но... те, кто сводит его к одному лишь геноциду, формулируют эти обвинения на испанском, а не на другом языке» (Pereña L. Presentación // Descubrimiento y Conquista. Genocidio? P. 23-24).
19 О спросе на такую европейскую продукцию см.: Окунева О.В. «Гвоздь дороже экю»: повседневные практики общения и меновая торговля между французами и бразильскими индейцами в XVI веке // Повседневные практики Средневековья и Нового времени. От информации уникальной к информации верифицируемой / Отв. ред. О.И. Тогоева. М., 2015. С. 25-70.
20 André-Vicent, Ph.-I. (O.P.). Derecho de los índios y desarrollo en Hispanoamérica. Madrid, 1975.
21 Mira Caballos E. Op. cit. P. 74.
22 Crosby A. Imperialismo ecológico. La expansión biológica de Europa. Barcelona, 1988 (первое английское издание вышло в 1986 г.); Vives Azanot P.A. Los conquistadores y la ruptura de los ecosistemas aborígenes // Proceso histórico al conquistador / Coord. F. de Solano. Madrid, 1988. P. 95-118.
23 Clastres P. Sobre el etnocidio // Investigaciones en antropología política. Barcelona, 1987. P. 55-64.
24 Mira Caballos E. Op. cit. P. 68.
25 Jaulin R. Le livre blanc de l'ethnocide en Amérique. P., 1972.
26 Rengrifo Losano B. Naturaleza y etnocidio. Relaciones de saber y poder en la conquista de América. Bogota, 2007; Yaranga Valderrama A. Las reducciones, uno de los instrumentos del etnocidio // Revista Complutense de Historia de América. 1995. № 21. P. 241-262.
27 Dadrian V. A Typology of Genocide // International Review of Sociology. 1975. Vol. 5. № 2. P. 201-212; Mira Caballos E. Op. cit. P. 70.
28 Grafton A. New Worlds, Ancient Texts. Cambridge (MA), 1992; Williams Jr, R.A. The American Indian in Western Legal Thought. The Discources of Conquest. N.Y.-Oxford, 1980.
29 Gliozzi G. Adamo e il Nuovo Mondo. La nascità dell'antropologia come ideologia coloniale. Firenze, 1977; Mires F. En nombre de la cruz: discusiones teológicas y políticas frente al holocausto de los índios. Buenos Aires, 2006; Rodríguez J. L. A Bíblia e os conquistadores. Aspectos do uso ideológico da Bíblia no século XVI por ocasiâo da invasâo da América // Estudos bíblicos (Sâo Paulo). 1991. № 31. P. 9-17; Reinés J. A Bíblia dos conquistadores e dos vencidos // Revista de interpre- taçâo bíblica latinoamericana (RIBLA). 1992. № 12 (Dossiê Bíblia: 500 anos, conquista ou evangelisaçâo). P. 20-35.
30 Rodríguez J. L. La Conquista de Canaán y la Conquista de Abya Yala // Martirio y esperanza. Reflexiones bíblicas sobre los 500 años. Quito, 1992. P. 85-98.
31 Comisión teológica internacional. Memoria y reconciliación : la Iglesia y las culpas del pasado. - [Электронный ресурс] URL : http://www.vatican.va/roman_curia/congregations/cfaith/cti_documents/rc_.... Кроме того, Иоанн Павел II обращался с подобным извинением к индейцам Америки в Санто-Доминго 13 октября 1992 г., а также во время аудиенции 21 октября 1992 г. - http://w2.vatican.va/content/john-paul-ii/es/audiences/1992/documents/hf...
32 О теории справедливой войны см.: Russel F.H. The Just War in the Middle Ages. Cambridge, 1975; Johnson J.T. Ideology, Reason and Limitation of War. Religious and Secular Concepts (1200-1740). Princeton, 1975. О концепции справедливой войны применительно к завоеванию Нового Света см.: Muldoon J. Popes, Lawyers and Infidels. The Church and the non-Christian World 1250-1520. Liverpool, 1979; Idem. Medieval Canon Law and the Conquest of the Americas // Jahrbuch für Geschichte Latein- amerikas. 2000. Bd. 37. P. 9-23.
33 Среди многочисленных работ о позиции Лас Касаса во время диспуте в Вальядолиде назову ставшие классическими работы Л. Хенке: Hanke L. All Mankind Is One. A Study of the Disputation Between Bartolomé de Las Casas and Juan Ginés de Sepúlveda in 1550 on the Intellectual and Religious Capacity of the American Indians. Chicago, 1971; Idem. Aristotle and the American Indians. A Study in Race Prejudice in the Modern World. London, 1959. Отмечу также несколько работ, анализирующих аргументы Лас Касаса именно в связи с теорией и практикой справедливой войны: Clément J.—P. De las ofensas contra los índios. La injusticia de la guerra y otras violencias, según el Padre Las Casas // Las teorías de la guerra justa en el siglo XVI y sus expresiones contemporáneas / Coord. G. Bataillon, G. Bienvenu, A. Velasco Gomez. México, 2008. P. 125-146; Capdevilla N. La teoria de la guerra justa y los bárbaros: Las Casas frente al Requerimiento, Vitoria y Sepúlveda // Ibid. P. 157-178; Velasco Gomez A. La crítica republicana a la guerra de conquista : fray Alonso de Veracruz y Bartolomé de las Casas // Ibid. P. 179-198; Bienvenu G. Universalismo o relativismo de valores: el debate de Valladolid // Ibid. P. 199-232.
34 Monteiro J. O escravo índio, esse desconhecido // Indios no Brasil / Org. L.D. Benzi Gru- pioni. Sâo Paulo, 2000. P. 105-119.
35 Hanke L. Aristótelis y los índios de Hispanoamérica. El prejuicio racial en el Nuevo Mundo. México, 1974 (первое издание на английском языке - L., 1959). P. 86.
36 Randles W. G. L. "Peuples sauvages" et "états despotiques": la pertinence, au XVIe siècle, de la grille aristotélicienne pour classer les nouvelles sociétés révélées par les Découvertes au Brésil, en Afrique et en Asie // Mare Liberum. 1991. № 3. P. 299-307.
37 Hanke L. The Spanish Struggle for Justice in the Conquest of America. Dallas, 2002 (первое издание - Philadelphia, 1949). P. 1.
38 Ibid. P. 2.
39 Hanke L. Más polémica y un poco de verdad acerca de la lucha española por la justicia en la conquista de América (Santiago de Chile, 1967) // Hanke L. La lucha por la justicia en la conquista de América. Madrid, 1988. P. 493494; Keen B. The White Legend Revisited: A Reply to Professor Hanke's 'Modest Proposal' // Hispanic American Historical Review. 1971. Vol. 51. № 2. P. 336-355.
40 Mira Caballos E. Op. cit. P. 95; Descubrimiento y Conquista: ¿Genocidio? P. 173-212.
[*] Работа выполнена при финансовой поддержке Российского научного фонда (проект №15-18-30005 «Наследие Аристотеля как конституирующий элемент европейской рациональности в исторической перспективе»).