ИНКВИЗИТОРЫ

Глава 7

Среди мудрых установлений Венецианской республики было и запрещающее ее дожу любые контакты с представителями других государств. В этом, как и во всем другом, Агостино Барбариго воспринимал закон, как считал удобным для себя. Будучи дожем, он, естественно, не принимал послов в своем дворце, но как частное лицо неофициально не отказывал себе в том, чтобы поддерживать тесные отношения с некоторыми из них, в том числе с доном Рамоном де Агиларом. Он не видел ничего дурного в том, что нарушал дух закона, соблюдая его букву, поскольку полагал, что заслуги перед государством дают ему на это право.

Отсюда становится понятным, почему дон Рамон прибыл к ступенькам дворца дожа, спускающимся к Большому каналу, на маленькой гондоле, а не на роскошной посольской с моряками в парадной форме. Произошло это через час после ухода Ла Хитанильи.

Саразин вновь сидел в гостиной дожа, когда посла ввели в эту роскошно обставленную комнату. Невзирая на присутствие инквизитора, сразу же после приветствий испанец перешел к делу.

- Я - проситель. И рассчитываю на вашу милость. Дож в алой тунике, падающей на одну алую, а вторую - белую штанины, в маленькой шапочке алого цвета, вышитой золотом, элегантно поклонился.

- Я к вашим услугам, Ваше высочество, если это в моих силах.

- Я в этом не сомневаюсь. Дело-то пустяковое. Один бедолага, мой соотечественник, нарушил закон. Он нашел кинжал, а потом набрался смелости и продал его. Разумеется, это классифицируется как кража, но, принимая во внимание его незнание местных порядков, я надеюсь, что ваша светлость помилует его.

Саразин, удобно развалившийся в кресле, удивленно изогнул бровь, а дож стоял, нахмурившись, потирая чисто выбритый подбородок.

- Мы не жалуем воров в Венеции, - в голосе его слышалось сомнение.

- О, мне это хорошо известно. Но едва ли случившееся можно назвать кражей. Этот человек не крал кинжала, во всяком случае сознательно. Он его нашел. Если ваша светлость сочтет возможным не заметить это правонарушение, едва ли кто станет возражать. Я же окажусь у вас в долгу.

- Ну, если вы так ставите вопрос... - дож неопределенно взмахнул рукой. - Хотя я не могу не удивиться тому, что граф Арияс проявляет такой интерес к какому-то бедняку.

Дон Рамон искренне полагал, что с весельчаком Барбариго следует говорить откровенно.

- Меня интересует не он, а его сестра, очаровательная Хитанилья. Она умоляла меня вмешаться, а такой заступник превратит святого в дьявола, а дьявола - в святого.

- Так в кого же она превратила вас?

Дон Рамон рассмеялся.

- Я всего лишь смертный, а плоть человеческая слаба. Я не мог устоять перед очаровательной женщиной.

- При условии, - пробормотал Саразин, - что потом и она не станет отказывать вашему высочеству.

- Если мне представится такая возможность, упускать ее я не намерен. На моем месте вы, сеньор, наверное, поступили бы точно так же.

- Еще бы! Еще бы! - Саразин расхохотался. - Я-то видел Ла Хитанилью и на таких условиях освободил бы всех воров Венеции.

- Моей сестре, как вы видите сами, - вздохнул Барбариго, - не повезло с мужем. Что же касается этого воришки, я, как и обещал, постараюсь помочь вашему высочеству. Раз он иностранец и вина его невелика...

- Вина пустяковая, я в этом уверен.

- Если так, то я не вижу препятствий для его освобождения при условии, что он немедленно покинет пределы республики. Как его зовут?

- Пабло де Арана, - ответил дон Рамон и рассыпался в благодарностях. После его ухода Саразин тяжело поднялся с места.

- Если твоей сестре не повезло с мужем, то в таком же положении оказалась и республика. Что можно сказать о доже, не уважающем закон?

- Для меня высший закон - благополучие государства, - улыбнулся Дож. - Остальные законы - для моих подданных.

- Да спасет нас Бог! Освобождение вора служит укреплению благополучия государства. Похоже, мне вновь пора идти в школу.

- Если это освобождение приводит к тому, что посол Испании чувствует себя нашим должником, то да. Разве ты забыл, что я говорил тебе о мессире Кристоферо Коломбо, лигурийском мореплавателе?

Саразин уставился на дожа.

- А чем сможет помочь тебе Арияс?

- Не знаю. Пока. Но я не пренебрегаю ни одной ниточкой, которая тянется в Испанию. Пусть он получит этого вора и его сестру-танцовщицу.

- Вора пусть берет. А вот Хитанилью жалко. Она заслуживает лучшей участи.

- Например, постели государственного инквизитора. Жаль, что ей это не известно. Иначе она обратилась бы к тебе, а не к дону Рамону. Не везет тебе, Сильвестро.

- Во всяком случае, везет меньше, чем дону Рамону. Ну да ладно. Что значит один вор в этом мире воров.

Но днем позже Саразин изменил свое мнение.

Тяжело дыша, весь в поту от быстрой ходьбы, он влетел в кабинет дожа и первым делом потребовал отослать секретаря, с которым работал Барбариго.

- Что случилось? - поинтересовался дож, когда они остались одни. - Султан Баязид объявил войну?

- К дьяволу Баязида. Этот испанский воришка, Арана. Я слышал от мессира Гранде, что ты подписал приказ об его освобождении.

- Это не в моих правилах, - согласился дож. - Но разве я не пообещал освободить его изнывающему от любви послу?

- К счастью, вчера ты пообещал освободить его от наказания за кражу. Но сегодня в Совет трех поступило донесение, из которого следует, что Арана, приехавший к нам из Милана, может быть агентом герцога Лодовико.

Барбариго отмахнулся.

- Миланский шпион? Маловероятно. Отношения с Испанией у герцога Лодовико не лучше, чем с нами.

- Не стоит тебе быть таким доверчивым. В шпионаже все возможно. Донесение поступило от Галлино, а он один из лучших наших агентов. Так что речь идет не о краже, а о преступлении против государства. Этому человеку не место в обычной тюрьме. Его нужно передать инквизиторам. Мне.

- Тебе? - Глаза дожа весело блеснули. - Значит, тебе? Интересная мысль, Сильвестро. И ты намерен сыграть с Хитанильей в ту же игру, что и дон Рамон, используя ее воришку-братца как козырного туза?

- Шутка твоя мне не понравилась. Разве я когда-либо пользовался своей должностью в корыстных целях? Поговорим серьезно. Этого человека нельзя освобождать. Во всяком случае, пока мы не допросим его.

Дож на мгновение нахмурился, ибо в голове его родилась новая идея, реализации которой освобождение Араны могло только помешать, а затем на его губах заиграла легкая улыбка.

- Да, да, как ты и говоришь, речь идет теперь не просто о краже. Пусть он и не шпион, но с этим необходимо тщательно разобраться. - Он вздохнул. - Боюсь, нам придется разочаровать дона Рамона. Печально, конечно, но... Этого испанского мерзавца допроси немедленно. Но поначалу без пыток, Сильвестро. И одновременно допроси девушку.

И в тот же день два здоровяка-стражника спустились в мрачную подземную тюрьму Подзи, расположенную под дворцом дожа, и вывели оттуда испанского узника, и так-то не избалованного жизнью, а за сорок восемь часов, проведенных в вонючей камере, превратившегося в комок страха.

Сжавшись, сидел он на деревянной полке, не решаясь заснуть из-за полчищ крыс, мечущихся в кромешной тьме камеры. При виде стражников, огромных и страшных в слабом свете фонаря-коптилки, который они принесли с собой, вопль ужаса исторгся из груди Араны. Он принял их за палача и помощника.

Его, как могли, успокоили и препроводили наверх, в маленький зал заседаний Тройки.

Инквизиторы уже ждали его, важно восседая в кожаных креслах за полированным столом. Саразин посередине, в красном, двое других по бокам, в черном.

Жалкий, перепуганный, щурясь от света, с черной щетиной на щеках и подбородке, провонявший тюрьмой, Арана дрожал мелкой дрожью, а инквизиторы сурово разглядывали его, не произнося ни слова.

Наконец Саразин прервал затянувшееся молчание. Про кражу упомянули и тут же забыли, так как один из черных инквизиторов совершенно справедливо отметил, что мера наказания не входит в компетенцию особого трибунала. Но Пабло сообщили, что совершенное им правонарушение карается отсечением правой руки или длительным сроком ссылки на галеры республики. Решать, однако, должен суд низшей инстанции, поскольку Совет трех разбирает более серьезные преступления.

Допрос повел Саразин.

Признает ли Арана, что приехал в Венецию из Милана? Тот признал. Что он делал в Милане и по какому делу приехал в Венецию? Арану предупредили, что запирательство бесполезно, поскольку, чтобы добиться правды, трибунал готов пойти на применение пыток, поэтому лучше сразу говорить все, как есть.

И он рассказал, поминутно призывая всех святых, упомянутых в календаре, в свидетели тому, что не лжет. В Венеции у него не было никаких дел, кроме как охранять сестру, Беатрис Энрикес де Арана, известную как Ла Хитанилья.

Саразин саркастически улыбнулся.

- Ты телохранитель? Остается только пожалеть женщину, которая доверилась таким заботам. Но это неважно. Мы хотим знать, почему ты не мог охранять ее в Милане?

Он с радостью остался бы в Милане, затараторил Пабло. Но мессир Анджело Рудзанте увидел одно из выступлений сестры и уговорил ее переехать в Венецию, пообещав хорошие деньги.

Саразин погладил двойной подбородок.

- И это все? Подумай хорошенько, прежде чем отвечать. У тебя не было другой причины переехать в Венецию?

Другой причины не было. Он приехал потому, что не мог оставить сестру одну, так как жизнь актрисы полна опасностей. На этот раз он призвал в свидетели святого Яго де Компостело, чем вновь позабавил красного инквизитора.

- Я сомневаюсь, что святой Яго де Компостело покинет чертоги рая, чтобы свидетельствовать за такого подонка, как ты. Но мы вызовем Рудзанте и эту женщину. После того как мы услышим, что они скажут в подтверждение твоих слов, очередь снова дойдет до тебя. - И он махнул пухлой ручкой. - Увидите его.

Рудзанте, допрошенный Советом трех в тот же день, подтвердил версию узника. Достаточно образованный, остроумный, он своими показаниями сослужил Пабло неплохую службу.

После Рудзанте перед инквизиторами предстала Ла Хитанилья, которую привел агент трибунала Галлинр, тот самый, кто заподозрил ее брата в шпионской деятельности.

Она стояла перед ними, прямая, гибкая, внешне ничем не выдавая охватившего ее страха.

Череда вопросов, не имеющих никакого отношения к краже, встревожили ее еще больше. Не поддаваясь панике, она отвечала низким, ровным голосом, мелодичность которого всегда завоевывала зрителей. Но эти трое пожилых мужчин не поддавались ее чарам. Черные инквизиторы по очереди задавали вопросы, от которых веяло адским холодом, в то время как Саразин сидел, пристально разглядывая ее.

На вопросы, что она делала в Милане и почему переехала в Венецию, Ла Хитанилья ответила без запинки. Твердо заявила, что брат не принуждал ее принять предложение Рудзанте, он вообще не участвовал в переговорах. Сразу же назвала имена артистов, с которыми выступала в Милане. Затем своими вопросами они вернули ее в Испанию, пожелав узнать, по какой причине они с братом уехали из страны. Скрыть истину ей не удалось, она запуталась, ее уличили во лжи, поэтому пришлось сознаться, что ее брат бежал, чтобы не попасть на скамью подсудимых.

Когда же допрос приближался к завершению, раскрылась узкая дверь позади инквизиторов, и в дверном проеме возникла одетая в золото фигура. Дож республики Барбариго прибыл прямо с заседания Большого совета, в парадном наряде, в золотой шапочке на белокурой голове.

Знаком руки он остановил начавших подниматься инквизиторов, предлагая им продолжать, а сам остался стоять у стены, затворив дверь.

Сам же он внимательно рассматривал свидетельницу, в длинной синей мантилье, с отброшенным на спину капюшоном. В огромных глазах под черными бровями он видел гордость, за которой таился страх. Чувственный рот, нежно округлый подбородок. Красота красотой, но в женщине чувствовалась благородная кровь. Он, конечно, мог понять, почему дон Рамон де Агилар не мог ей ни в чем отказать, но ему претила сама мысль о том, что такая жемчужина достанется жалкому ничтожеству. Считая себя знатоком человеческой природы, он ясно видел, что даже святому Антонию понадобилось собрать в кулак всю свою силу воли, чтобы не уступить очарованию Ла Хитанильи.

Когда же Саразин отпустил ее с допроса, дож отметил, с каким достоинством эта танцовщица склонила голову, показывая, что слышит его.

И тут дож подал голос.

- Пусть она подождет в приемной.

Едва за ней закрылась дверь, Саразин оглянулся и в изумлении воззрился на Барбариго. Но увидел не шурина, но дожа и ничего не сказал. А тот обошел стол и остановился перед инквизиторами.

- Так что вы выяснили?

- Самую малость, - ответил Саразин. - Арана - ничтожество на которое эта женщина растрачивает свою любовь. Он паразитарует на ней, а она ради него пойдет на дыбу. - Старший инквизитор взглянул на коллег, которые согласно закивали. - Таким образом, ее показаниям грош цена, но они совпадают с ответами Рудзанте, да и сам Арана говорил то же самое. Но, возможно, Рудзанте и девушке известно далеко не все. Все-таки Галлино - наш лучший агент, и раз у него возникли подозрения...

Но дож прервал его. Ему все стало ясно.

- Неважно. Если вам угодно, можете продолжить расследование. - Он помолчал, потирая подбородок. - Значит, ради него она пойдет на дыбу? И у меня создалось такое же впечатление. Под этой внешней холодностью таится жаркое пламя. Обойдемся с ней помягче. Наверное, ей хочется повидаться с братом. Поможем ей в этом.

- Если ваша светлость приказывает, я распоряжусь привести его к ней.

- Нет, нет. Наоборот, отведите ее к нему.

Один из черных инквизиторов ахнул.

- Он же в Подзи, ваша светлость!

Барбариго мрачно улыбнулся.

- Я знаю. Там она и увидит его.