Славная защита Хочимилько

II

Неудачи, постигшие ацтекские отряды под Чалько при по­пытке усмирить этот восставший вассальный город, поражения других монарших войск, намеревавшихся отобрать у испанцев Отумбу и Мескике, пожар, уничтоживший половину Такубы и по­мешавший использовать великолепную возможность разделать­ся с захватчиком, открытая измена одних вождей-данников, тай­ное непослушание других и, в конечном счете, ослабление здоро­вья, так и не обретшего былой мощи после черной оспы,— все это связалось в тугой узел, чтобы сломить дух несчастного ацтек­ского властителя. Однако ничто не могло сломить его упорство.

Предчувствуя, как это обычно бывает с наделенными осо­бым чутьем неординарными людьми, приближавшуюся катаст­рофу, Куаутемок решил, тем не менее, встретить ее хладнокровно лицом к лицу, противопоставив неизбежной судьбе великую мощь несдающейся души.

Узнав о первых шагах Кортеса, направленных против при­озерных городов, он усилил в них гарнизоны, оставив основную часть войска для защиты своей столицы Теночтитлана, но, полу­чив точные сведения о внушительных силах, которыми распола­гал наступавший испанский каудильо, он послал ему навстречу — во главе со своими лучшими военачальниками—две трети войск, находившихся в Теночтитлане. В то же время в более далекие селения понеслись гонцы к их правителям с наказом великого властителя употребить все возможные средства, чтобы отрезать врагу отступление в случае победы над ним.

Одновременно монаршьи войска заняли всю огромную го­ристую равнину Чималоакан, по которой непременно должен был двигаться Кортес, если он намеревался не сворачивать с пер­воначально избранного пути. Надеясь на это, ацтеки готовились к битве, которая, по всей видимости, должна была стать реша­ющей. Однако, может быть, по тем же соображениям испанский каудильо не захотел рисковать. Вместо того чтобы идти по равнине, он прошел горными дорогами, да так осторожно и не­заметно, что противник еще поджидал его внизу, когда он со своими войсками уже преодолел гористую часть местности, пере­сек долину Яутепек и, проявив удивительную смелость и напори­стость, взял почти неприступную гору, где укрывались многочис­ленные индейские семьи, бежавшие из встречавшихся ему на пути деревушек.

Жажда и усталость, валившие с ног испанских солдат и их союзников индейцев после перехода через горный перевал, одна­ко, не умерили их решимости следовать дальше. Захватив эту естественную крепость, Кортесовы войска начали штурм еще более трудной горной дороги, которую местные жители перекры­ли с большой выдумкой и умением. Все же после упорного сопротивления индейцы были вынуждены отступить, ибо запасы воды исчерпались, а среди голых скал, где они прятались, не выбивался наружу даже крохотный ручеек.

Кортес внимательно осмотрел эту природную скалистую фортификацию на тот случай, если бы она когда-либо ему пона­добилась; он милостиво оставил на воле обнаруженных там людей, запретил солдатне привычные грабежи и насилия и, взяв у защитников горных перевалов клятву не поднимать оружия против армии императора Карла, данниками которого они при­знали себя со времен Моктесумы, продолжил путь к маленькому городку Тепуслану, который, оказав тщетное сопротивление пре­восходящим силам врага, был разграблен и обращен в пепел.

Унося с собой захваченное добро и провиант, завоеватели тут же обрушились на соседние селения. Напрасно рассчитывала Коадальвака на окружавшие ее овраги, топи и болота: она пала под ударами кастильских клинков и видела, как ее юные дочери и матери пошли, закованные в цепи, по кровавым следам победителя.

Однако другое желание владело в ту пору душой Кортеса. Ни Тепуслан, ни Коадальвака не были главной целью его устре­млений; его не радовала захваченная добыча, хотя и была она богатейшей.

Он задумал во что бы то ни стало овладеть—дружествен­ными ли уговорами или силой оружия — городами-государствами Хочимилько, Койоаканом, Чурубуско, Истапалапой и Такубой, ко­торые играли первостепенную роль в осуществлении его замысла — окружения Теночтитлана. И, не дав отдохнуть своей армии, он повел ее к Хочимилько, правда, кружной дорогой, дабы обмануть врага, которому доносили об избираемых испанцами путях беглецы из окрестных селений.

Несмотря на этот маневр, жители Хочимилько сумели под­готовиться к встрече: разрушили дороги вдоль побережья и среди болот, возвели земляные укрепления, а вооруженные отряды без страха поджидали врага.

Испанцы первыми пошли на приступ со своей обычной дерзкой отвагой, хотя терпели от индейских отрядов ощутимый урон, а многие солдаты, переходившие лагуну и каналы вброд, тонули в глубоких местах или падали, споткнувшись, в воду. Однако ничто не могло удержать бесстрашных авантюристов, привыкших свершать невозможное, ничто не могло удержать и их буйных союзников, которым они подавали блистательный пример, но сражались все они с людьми Куаутемока, столь же воинственно настроенными и к тому же занимавшими более выгодные позиции. А потому бой должен был быть жестоким и страшным, каким он в самом деле и оказался, ибо груды трупов послужили мостами для переправы кавалерии, которой удалось ворваться в город.

И каждая улица стала полем брани. Кортес, окруженный на одной из них яростными защитниками Хочимилько, которые прилагали все усилия, чтобы пленить его, бился с такой неисто­вой страстью, что то и дело заставлял изумленных индейцев отступать. Однако положение Кортеса было почти безвыходным: рядом с ним находились только один его солдат-кавалерист и несколько тласкальских воинов. Меж тем число атаковавших все возрастало, улицу и впереди и сзади уже перекрывал против­ник. Только было Кортес вознамерился сделать отчаянный ры­вок, как его лошадь пала, пронзенная копьем, и бесстрашный всадник оказался на земле. Тут же, как стая голодных стервят­ников, набросились на него разъяренные защитники Хочимилько. Уже некоторых из них пометила кровь героя, раненного в голову испанским же клинком (ибо многие военачальники Ацтекского царства вооружились шпагами и копьями, которые испанцы бро­сили после отступления в Ночь Печали); уже сотня криков воз­вестила о невиданном триумфе, и Кортес, считая жизнь свою конченой, в последний, как он думал, раз громовым голосом, покрывая шум боя, кликнул боевой клич испанских войск, при­звав в помощь святого Сантьяго и всю доблесть Кастилии.

Клинок толедской стали, уже пробивший шлем, который прикрывал его голову, снова занесен над нею; звенят от ударов доспехи у него на груди... Однако не суждено ему было в тот миг лишиться жизни, предназначенной для великих почестей. Отваж­ный Олеа (таково имя солдата-кавалериста, помогшего ему в том неравном бою) отвечает зычным воплем, заставившим на мгновение оцепенеть победителей, и бросается на них, как лев: рубит, давит, колет,— словно бы каким-то чудом утра­иваются его силы, удваивается пара рук. Бросившиеся за ним воины Тласкалы прикрывают своими телами Кортеса, которому все же удается встать на ноги и — раненому, спешенному — хва­тает сил снова защищаться до тех пор, пока не подоспевает один из его эскадронов и не рассеивает беснующуюся толпу индейцев, которые минуту назад одним ударом копья могли бы решить не только исход битвы, но, может быть, и судьбу Ацтекского царства.

Сражение продолжалось еще несколько часов, но завоева­тели уже не ждали успеха. Почти все испанские военачальники были ранены или контужены, погибло более десяти тысяч индей­цев из союзных войск, и единственным спасительным шагом в этой ситуации был захват самого большого в городе храма-теокальи. С этой целью Кортес, возглавив свое войско, в таком исступлении ринулся к храму, что сумел одолеть упорнейшее сопротивление защитников Хочимилько и укрыться в этом на­дежном убежище. Тут же на землю спустилась темная ночь, и противник, также уставший за целый день непрерывных боев, прекратил атаки.

Спасшиеся в теокальи испанцы и их союзники провели там ночь, врачуя раны, считая стрелы для арбалетов и готовясь к защите всеми средствами, какие имелись в их распоряжении, и используя то короткое время, какое им отводила ночная тьма. С рассветом вражеские войска стали атаковать здание с помо­щью свежих сил, прибывших ночью из Теночтитлана, но три следовавших одна за другой атаки были отбиты, и Кортес смог продержаться в храме-крепости еще один день и одну ночь, когда в темноте на врага обрушивалась кавалерия, всегда превосходив­шая ацтеков в ночных вылазках.

Однако таких малых побед было явно недостаточно, чтобы удержать подобные бесперспективные и, более того, опасные позиции, ибо по земле и по воде подходили новые ацтекские подкрепления, и Кортес вознамерился покинуть свое убежище, уповая на судьбу и на свой полководческий талант, хотя, судя по всему, противник не собирался позволить ему отступить.

Тем не менее Кортес уже успел привыкнуть побеждать лю­бые трудности с помощью своей неколебимо твердой воли, а его дерзновенная сметливость так часто подсказывала ему столь неожиданные выходы из, казалось бы, самых безысходных поло­жений, что и на сей раз, как бывало и прежде, он выбрался из опаснейшей западни.

Кортес вывел своих людей из Хочимилько — правда, не без значительных потерь — и к тому же еще сумел по дороге от­разить несколько нападений монарших отрядов, одни из которых бросились за ним вслед, а другие, выходя ему наперерез, пытались остановить его продвижение вперед. В конце концов он все же достиг владений Тескоко, где его поджидала абсолютно не­предвиденная опасность, опасность, может быть, более страш­ная, чем все те, которые он счастливо преодолевал раньше своей отвагой и немыслимым упорством.

А тем временем обитатели Хочимилько с ликованием напра­вились в Теночтитлан представить великому властителю плен­ных врагов, среди которых были три испанских солдата, чьи трепещущие сердца тут же востребовали — в качестве жертвен­ного трофея — жрецы-теописки бога Уицилопочтли.