ГОРОД ДВОРЦОВ, МОНУМЕНТОВ И ЛАЧУГ

МЕХИКО: СЕГОДНЯШНИЙ И ДРЕВНИЙ

Две темы всегда привлекали ме­ня к себе: город Мехико, та­инственный и отталкивающий, и социальная действительность страны. И обе эти темы ведут к столкновению с пережитками древности.

Карлос Фуэнтес

ГОРОД ДВОРЦОВ, МОНУМЕНТОВ И ЛАЧУГ

— Под нами Мехико,— объявляет стюардесса.

Черно-фиолетовая мгла, на которую наброшена паутина нитей мелкого бисера огней, с каждым мгновением становит­ся все отчетливее, постепенно превращаясь в огромный вечерний город. Уже виден поток автомобилей, несущихся по улице, освещенной длинным рядом фонарей. Где-то совсем рядом мелькнули переливающиеся большие рекламы: «Пемекс», «Кока-кола», «Мехораль». Легкий толчок — и транс­океанский лайнер, слегка вздрагивая, несется по бетонному полю.

Необходимые паспортные формальности — и вот уже за окном автомобиля мелькают дома, деревья.

— Латиноамериканская башня, сорок четыре этажа,— сообщает шофер.

Слева виднеется уходящий ввысь громадный прямоуголь­ник. Этот небоскреб — воплощение послевоенного развития Мексики. За ним вырисовываются силуэты двух зданий поменьше, расцвеченных рекламами.

— Пасео-де-ла-Реформа, самый центр,— вновь поясняет шофер.

Утро следующего дня было ясным и солнечным. С улицы доносились незнакомые звуки — свистки продавцов жареных бананов, разъезжающих на велосипедах с прицепленными жаровнями, гудки автобусов и легковых машин, крики раз­носчиков всяческой снеди. Из окна нашей квартиры видно, как на плоских крышах соседних, более низких домов женщины стирают белье, готовят еду, здесь же играют дети. Итак, знакомство с жизнью мексиканской столицы началось.

Осмотреть столь огромный город, как Мехико, не так-то просто. Старожилы рекомендуют прежде всего проехать к Латиноамериканской башне и с ее смотровой площадки взглянуть на столицу.

... Машина быстро летит по проспекту Такубайя. Остается позади огромный католический храм, уже видна густая зелень парка Чапультепек, а вот и гордость мексиканцев — Пасео-де-ла-Реформа — самая широкая улица столицы. Здесь находится сорокапятиметровая колонна Независимости и скульптуры военных и политических деятелей эпохи Реформы.

Колонну Независимости чаще называют Ангелом Незави­симости или просто Ангелом, поскольку она увенчана фигу­рой ангела с оливковой ветвью в правой руке и разорванной цепью в левой. Для Мехико Ангел такая же достопримеча­тельность, как для Парижа Эйфелева башня. Под основани­ем монумента покоятся останки «отца независимости стра­ны» Мигеля Идальго. Возглавленное им народное восстание, начавшееся в 1810 году, охватило большую часть страны. В армию, созданную Идальго, входили в основном крестьяне и рабочие рудников, но его поддерживала и часть креольской верхушки. Идальго провел ряд антифеодальных мероприятий и мер по возврату отобранных у индейцев общинных земель. Но, видя угрозу феодальным порядкам, многие зажиточные креолы перешли на сторону колониальных властей. В 1811 году армия Идальго потерпела поражение, а сам вождь восставших был казнен. Однако освободительная борьба на этом не закончилась.

На этой же улице на двух площадях, образуемых в местах ее пересечения с другими магистралями, установлены мону­менты Христофору Колумбу и Куаутемоку, последнему пред­водителю ацтеков, боровшихся против испанских конкиста­доров в момент завоевания Мексики. По обеим сторонам, украшенным пальмами, фешенебельные здания из стекла, стали, бетона, мрамора — свидетели экономического разви­тия страны последних двух-трех десятилетий. Над кронами деревьев мелькают рекламы: «Мексиканский институт соци­ального обеспечения», «Отель Мария-Исабель», принадлежа­щий американской «Пан Америкен Уорлд Эйрлайнс» «Отель Хилтон», один из крупнейших в стране...

Спланированная в 60-х годах прошлого века а-ля Елисейские поля, но позже неоднократно реконструировавшаяся Пасео-де-ла-Реформа ныне больше напоминает центральные проспекты некоторых латиноамериканских городов — Рио-де-Жанейро, Каракаса, Буэнос-Айреса.

Свернув с нее, выезжаем на самую «европейскую» магистраль — авениду Хуарес, чем-то похожую на уголок Брюсселя или Вены. Авенида сравнительно невелика. Начи­наясь от арки-монумента, посвященного революции 1910— 1917 годов, она пролегает вдоль центрального сада Аламеда и подходит к границе самой старой части города. Здесь расположена площадь с Дворцом изящных искусств, где выступают известные национальные фольклорные ансамбли, а также знаменитые труппы, оркестры и дирижеры мира. Тут же, на пересечении авениды Хуарес с авенидой Ласаро Карденас, высится, как вертикальная ось города, Латиноаме­риканская башня.

Оставив машину на одной из боковых улиц (на централь­ных магистралях найти место для парковки почти невозмож­но), оказываемся у самых стен светло-серого гиганта, в гуще омывающего его людского водоворота. Лица смуглые и белые, но все же преобладают слегка бронзовые...

Кажется, что все социальные контрасты Мексики начина­ются у подножия этого небоскреба: богатые дамы с брилли­антовыми гребнями и крестьяне, прячущие суровые лица в тени соломенных шляп-сомбреро; строгие костюмы, лакиро­ванные мокасины и оборванные парусиновые штаны; мальчи­ки и девочки, будто сошедшие с рождественских открыток, и чумазые детишки, привязанные шалями-ребосо к спинам матерей.

Иногда, особенно в дни праздников, привлекают внима­ние женщины в традиционных праздничных нарядах. Длин­ная, до пят юбка яркого цвета с витиеватыми узорами, иногда вышитыми серебром, белая кофточка с цветной вышивкой. Сверху обязательно наброшена широкая и длин­ная кружевная шаль, обычно из черного шелка. В прическу воткнут дорогой высокий гребень. Такой наряд может себе позволить только представительница обеспеченных слоев общества.

В этом Вавилоне лиц и костюмов у подножия башни снуют мальчишки — чистильщики обуви с деревянными ящич­ками, продавцы газет и жевательной резинки «чикле». Вот плачущая индейская девчушка, в грязном платьице и в незашнурованных больших ботинках, видимо доставшихся ей от старшего брата, тянет за подол мать внутрь здания, увлеченная потоком входящих в него людей.

Слышен разговор двух продавцов газет:

— Еле влез в автобус сегодня.

— А я уже неделю хожу пешком.

— Как, ведь ты живешь в Койоакане, это километров девять!

— Но у меня теперь есть сандалии.

Продавец газет из Койоакана живет в одном из нищен­ских поселков, затерявшихся в зоне между авенидами Инсурхентес-Сур и Тлалпан, хотя сами эти авениды считают­ся аристократическими. Если поехать в южную часть города, то можно познакомиться с «мексиканским Монмартром». На одном из тенистых бульваров художники рисуют пейзажи и тут же их продают. А в пяти минутах езды оттуда, около проспекта Тлалпан, располагаются «тугуриос» — ско­лоченные из ящиков и кусков жести лачуги городской бед­ноты, где ютятся рабочие или такие «бизнесмены», как продавцы газет. Поселки бедноты растут и множатся без всяких разрешений муниципалитета. Вечером клочок земли на окраине или на заброшенном участке в центре города еще не был занят, а утром на нем уже стоит лачуга, на следующее утро вокруг нее появится еще несколько. Никто не в силах приостановить этот рост. Немногим лучше положение жителей так называемых пролетарских колоний, существующих полулегально. В городе примерно 900 таких «колоний» и несколько тысяч населенных приезжими индей­цами «общин», не имеющих нормального коммунального обслуживания. Еще совсем недавно на южных окраинах города целые семьи проживали в пещерах, оставшихся после выработки песчаника. Пытаясь как-то разрешить жилищную проблему, в начале 80-х годов муниципалитет вынужден был начать реализацию плана кооперативного строительства жилищ, пока для лиц со средним достатком.

Но вот лифт Латиноамериканской башни взметнул нас ввысь. Еще несколько ступенек — и мы на круговой смотро­вой площадке. Однако надо перевести дух. И две ступеньки в Мехико даются нелегко. Как-никак 2240 метров над уров­нем моря! Сказываются иное атмосферное давление и недостаток кислорода. Для акклиматизации нужно не менее двух недель.

Каким же сверху представляется Мехико, этот огромный человеческий муравейник диаметром около 40 километров, лежащий в огромной чаше, почти по всей окружности окаймленной горами? На юге это кольцо украшено жемчуж­ными снегами двух вулканов — Попокатепетля — «горы, кото­рая курится» (5452 метров) и Истаксиуатля — «белой женщи­ны» (5146 метров). (По индейской легенде в Истаксиуатле спит вечным сном принцесса, а в Попокатепетле — молодой воин, жертвы трагической любви.) Оба эти вулкана располо­жены в Поперечной Вулканической Сьерре, обрамляющей Центральную Месу с юга. Именно в южном направлении город растет особенно быстро. В 70-х годах городские постройки уже стали карабкаться на северные склоны гор Ахуско.

Обратимся лицом на северо-запад. Почти прямо внизу раскинулся зеленый прямоугольник парка Аламеда, далее — купол монумента Революции.

С площадки хорошо видны растущие этажи новой штаб-квартиры государственной компании «Пемекс», занимающей 33-е место среди 1000 крупнейших компаний капиталистиче­ского мира. Этот пятидесятидвухэтажный гигант, самое высо­кое здание в Латинской Америке, видимо, станет памятником неосуществленных надежд мексиканцев, связанных с нефтя­ным бумом конца 70-х — начала 80-х годов. Но нефть нефтью, а успехи мексиканских архитекторов в области строительства высотных зданий в зоне повышенной сейсми­ческой активности (Мехико в нее входит) налицо: в городе возведен уже ряд домов в несколько десятков этажей.

Но есть еще проблема. Небоскребы, как пресс, сжимают подземное озеро, на котором стоит город. Собственно, он стоит на вулканическом пепле, который очень давно засыпал глубокое озеро в котловине Мехико. Оседание грунта идет уже в течение нескольких веков из-за усиленного потребле­ния подземных вод. В результате пострадала старинная канализационная система. Сейчас под городом, на глубине 60 метров, сооружаются дренажные тоннели. А для того, чтобы здания, подобные Латиноамериканской башне, не оседали, создаются фундаменты, «плавающие» в зыбкой почве. Когда давление воды в грунте падает, происходит автоматическая подкачка, и оно снова уравновешивает вес здания.

Вот двенадцатикилометровая Пасео-де-ла-Реформа, рез­ко изгибаясь, одним концом уходит на север, а другим на запад, теряясь в темно-зеленом пятне парка Чапультепек. Далее почти неразличимой нитью она тянется на юго-запад, становясь основной артерией новых фешенебельных рай­онов. В конце 60-х годов эта зона превратилась в излюблен­ное место жительства представителей наиболее зажиточных слоев общества. Пасео-де-ла-Реформа рассекает и Полан­ко— кварталы многоквартирных домов и особняков, где живут высшие чиновники и обосновавшиеся в Мехико ино­странцы. В некоторых ресторанчиках здесь можно заказать типично американские блюда—«хот-догз», «хамбургер», «филе-стейк».

Понятие «иностранец» в данном случае весьма условно. Чаще всего это состоятельные американцы, испанцы, немцы, французы, либо получившие мексиканское гражданство, ли­бо давно живущие в Мексике. Они создают свои «колонии», в которых действуют различные клубы, спортивно­культурные центры. Как правило, представители этих «коло­ний» входят в высшие социальные группы Мехико.

Северный сектор Мехико, начинающийся от центра горо­да, представляет собой громадную серую, лишенную зелени промышленную зону, где сосредоточены цементные заводы и другие «грязные производства», там же живут семьи, доста­ток которых ниже среднего. В конце Пасео-де-ла-Реформа выделяется возведенный к Олимпиаде 1968 года район многоквартирных стандартных домов. Над ними возвышается здание министерства иностранных дел. На горизонте еле виднеются корпуса Политехнического института, а чуть западнее простирается огромный промышленный район, «на­чиненный» предприятиями нефтехимии, электрометаллургии, автосборки. Крупные комбинаты и заводы, занимающие в основном северо-западную часть города, и делают его индустриальным гигантом.

В подзорную трубу можно увидеть идущую с севера на юг почти тридцатикилометровую авениду Инсурхентес, одну из наиболее важных магистралей города. Вырываясь из торго­вых кварталов центра, она как стрела пронзает респекта­бельные аристократические районы со старинными особняка­ми и садами, скрытыми за каменными заборами, подходит к городку Автономного университета, а затем, уже петляя, подбирается к Олимпийской деревне. Инсурхентес—на­пряженная транспортная магистраль, а в дни боя быков или большого футбола на ней творится что-то невообрази­мое: на крышах переполненных автобусов устраивается по 30—40 молодых людей.

Восточный сектор начинается от самого центра старого города — площади Сокало, вдали виднеется международный аэропорт, а еще дальше, в дымке, теряются массивы слившегося со столицей города Нецауалькойотля и юго-западная часть озера Тескоко.

Отремонтированные старинные дворцы в центре города сейчас занимают государственные учреждения, а старые и довольно ветхие жилые дома сдаются владельцами под квартиры тысячам семей трудящихся. Первые этажи зданий здесь заняты магазинами, лавками, конторами.

Латиноамериканская башня стоит как бы на стыке границ Мехико колониального и Мехико, построенного уже после получения страной независимости.

Чем же, на наш взгляд, привлекателен Мехико для иностранца, желающего составить более или менее полное представление о столице страны? Прежде всего это памятни­ки ацтекской и колониальной эпохи, парк Чапультепек, замок Чапультепек — бывшая резиденция испанских вице-королей и президентов Мексики, музей «Анауакальи» с коллекцией предметов древнемексиканских культур, собранной Д. Риве­рой, Музей современного искусства, павильон «Полифорум» с круговой панорамой «Марш человечества», созданной Д. А. Сикейросом, Дворец изящных искусств, арены для боя быков, соревнований наездников «чаррос», базары.

Знаменитый немецкий путешественник и натуралист А. Гумбольдт, посетивший Мехико в начале XIX века, назвал его «городом дворцов». Сейчас это старая часть города— узкие улицы с кварталами бывших резиденций аристократи­ческих семей. Многие из этих домов напоминают дворцы грандов средневековых городов Испании. Но одновременно почти каждое здание несет на себе и черты складывавшейся после испанской конкисты культуры. Собственно мексикан­ская культура рождалась из органического переплетения культуры испанской и индейской. Это нашло отражение в облике и Национального дворца на Сокало, и дворца Сан-Матео де Вальпараисо, и прежде всего в облике грандиозно­го главного собора города, расположенного также на Сокало, который можно считать колыбелью мексиканской архитекту­ры и градостроительства. Кстати, разбивка Сокало была осуществлена на месте ритуальной площади столицы древне­ацтекского государства города Теночтитлана, ибо в первона­чальной застройке Мехико последовательно проводилась идея торжества испанцев над этим индейским народом. Современное здание Национального дворца представляет собой реконструированный дворец завоевателя Мексики Кор­теса, построенный в свою очередь на месте дворца древне­ацтекского правителя Моктесумы II.

Среди, памятников архитектуры конца XIX — начала XX века выделяются дома и монументы, носящие на себе отпечаток различных течений европейской архитектуры. Это своеобразная дань политическому курсу и вкусам диктатора П. Диаса. Отличающиеся пышностью, многие из построек той поры были предназначены прославить режим. Это и Дворец изящных искусств, и монумент Независимости на Пасео-де-ла-Реформа, и здание почтамта. Но уже тогда, в конце XIX века, многие архитекторы пытались подражать древне­мексиканским зодчим, копируя внешние формы сооружений ацтекской эпохи. Примером может служить памятник Куаутемоку, сооруженный в 80-х годах прошлого века.

Буржуазно-демократическая революция 1910—1917 го­дов дала толчок развитию мексиканского художествен­ного творчества. Начался поиск таких форм национально­го выражения, которые сочетали бы мировые достижения в области техники строительства с национальными традици­ями. Железобетон, сталь, стекло — непременные компоненты архитектурных сооружений Мехико начиная с 20-х годов XX века. В этот период в городе появляются такие ориги­нальные постройки, как здание министерства здравоохране­ния, отличающееся умелым применением местных облицо­вочных материалов и декоративной мозаики. Делаются многочисленные попытки достичь отражения национального своеобразия в архитектуре путем декоративного оформления и соблюдения соответствующих пропорций построек. Особое внимание уделяется цвету здания и простоте конструкции. В таком «ключе» построена квартира и студия Д. Риверы в районе Койоакан.

В 30-х годах в Мехико появляются здания, напоминающие первые небоскребы в США.

Начиная с 40-х годов в новых, зеленых районах города крупная буржуазия строит кварталы особняков в так называ­емом колониально-калифорнийском стиле. Эти особняки копировали дома крупных американских капиталистов Кали­форнии.

В 40—50-х годах в Мехико возводится большое число зданий для государственных учреждений, в архитектуре которых широко применяется изобразительное искусство.

Для этой цели привлекаются виднейшие художники Мексики: д. Ривера, X. К. Ороско, Д. А. Сикейрос, X. Чавес Морадо и др. Их мозаичные панно и стенные росписи — мурали украша­ют многие здания города, в частности фасад театра на проспекте Инсурхентес-Сур, некоторые постройки Универси­тетского городка, например библиотеку.

С конца 50-х годов в центре Мехико как грибы вырастают небоскребы из бетона, стали и стекла, резко меняя силуэт города. Новые здания, как заметил мексиканский архитектор Ф. Лопес Ранхель, «производят впечатление зеркальной ме­бели или витрин». Самым известным строением такого типа явилась Латиноамериканская башня, воздвигнутая в 1957 го­ду по проекту архитектора А. Алвареса. Сторонники разви­тия национальных традиций в архитектуре считают, что дальнейшее следование североамериканской моде превра­тит Мехико в подобие Нью-Йорка.

Как бы в знак протеста против сухой геометричности функционального стиля, в Мехико возникают здания самых разнообразных конструкций, нередко изогнутые по параболе или гиперболе. Их внешний вид словно повторяет естествен­ные природные формы. Многие из этих сооружений постро­ены по проектам архитектора Ф. Канделы, испанца по проис­хождению, в прошлом борца за Испанскую республику, живущего в Мексике с конца 30-х годов.

Совместно с ведущими мексиканскими архитекторами и самостоятельно он построил в Мехико много зданий. Среди них наиболее известны лаборатория по изучению космиче­ских лучей Национального автономного университета, Олим­пийский дворец спорта и др. Все сооружения Канделы — от фабричных зданий и крытых рынков до церквей — поражают смелостью конструкций и необычными формами.

В художественно-архитектурном облике столицы нашло отражение стремление мексиканцев воздать почести своим национальным героям, запечатлеть важнейшие вехи в исто­рии страны: памятник Куаутемоку, колонна Независимости, арка-монумент Революции 1910—1917 годов. Под сводами арки — могилы известных деятелей революции и наиболее знаменитых президентов.

Один из самых любимых и почитаемых мексиканцами памятников расположен в парке Чапультепек. В этом парке на холме возвышается старинный Чапультепекский замок, кото­рому в 1847 году суждено было стать бастионом обороны города от вторгшихся в страну американских войск. В то время в замке находилось кадетское училище. Юные кадеты оказали стойкое сопротивление захватчикам. Оставаясь последними защитниками города, они отказались капитулировать и, обернув себя мексиканским флагом, бросились со стены замка. Теперь у подножия этого холма воздвигнут монумент юным защитникам родины.

Шесть светло-серых свечей-обелисков окружают скуль­птуру скорбящей Родины-матери, вечно напоминая мексикан­цам о войне 1846—1849 годов, в которой «великий северный сосед» захватил у Мексики почти половину ее территории.

У пьедестала — всегда цветы, здесь часто можно увидеть группы школьников. С 70-х годов, у этого памятника проходят важные церемонии возложения венков в день национального праздника — Дня независимости (ранее они проходили только у колонны Независимости).

В цветах утопает и мраморный памятник национальному герою Мексики Бенито Хуаресу — самому выдающемуся пре­зиденту в истории страны, по происхождению индейцу-сапотеку, много сделавшему для укрепления суверенитета своей родины, боровшемуся против реакционного духовен­ства и военщины в середине прошлого века. Годы его правления вошли в историю Мексики как период «войны за реформу».

Другим выдающимся президентом страны был Ласаро Карденас, возглавлявший в 1934—1940 годах прогрессивное левобуржуазное правительство Мексики. Именно в этот период в стране были проведены важнейшие прогрессивные преобразования. Впервые в западном полушарии слаборазви­тое государство осмелилось национализировать частную соб­ственность, принадлежавшую капиталистам двух крупнейших держав — США и Англии; в 1937 году мексиканское прави­тельство осуществило частичную национализацию железных дорог, а в 1938 году национализировало нефтяную промыш­ленность. Был создан государственный сектор в экономике, начала проводиться радикальная аграрная реформа.

Карденас широко известен и своей прогрессивной вне­шнеполитической деятельностью: его правительство высту­пило против фашистских агрессий накануне второй мировой войны и активно поддержало республиканскую Испанию в ее неравной борьбе с силами мировой реакции (1936—1939). До последних дней жизни (1970) Карденас пользовался большим авторитетом в стране. Он был активнейшим участником движения сторонников мира, лауреатом международной Ле­нинской премии «За укрепление мира между народами».

На пересечении важных городских магистралей Анильо-Периферико и Пасео-де-ла-Реформа стоит, утопая в розах, прекрасный монумент из камня и бронзы — памятник нефтя­никам. Но одновременно это и своеобразный памятник Ласаро Карденасу, напоминающий о выдающемся акте нацио­нального самоутверждения, который совершила Мексика в 1938 году, вырвав из рук американских компаний мексикан­скую нефть и сделав ее достоянием страны.

Но в Мехико есть памятники не только ее героям. Например, у здания Национального конгресса стоит Кабальито—«лошадка». Так жители столицы называют конную статую испанского короля Карла IV, оставшуюся от колони­альных времен. Ее сохраняют, так как памятник имеет художественную ценность.

Своеобразие городу придают его многочисленные площа­ди. Их облик — это отражение сменяющих друг друга архи­тектурных стилей, с ними связаны страницы истории города и страны, культурные традиции. Каждая оригинальна и изве­стна по-своему. Сокало, официально площадь Конституции,— парадная площадь. Ежегодно здесь проводится традицион­ный праздник — День независимости. В ночь с 15 на 16 сен­тября президент страны с балкона Национального дворца обращается к собравшимся на площади десяткам тысяч людей со словами, которые произнес в 1810 году возглавив­ший борьбу против испанского колониального господства священник Мигель Идальго: «Мексиканцы, да здравствует национальная независимость... Да здравствует Мексика!» Первого мая по этой площади проходят многотысячные колонны демонстрантов. В предновогодние дни с наступлени­ем сумерек все здания, окружающие площадь, расцвечивают­ся множеством электрических гирлянд, подсвечиваются про­жекторами. Цветные огни рисуют огромного мексиканца в сомбреро на ковре, который несут олени, а дальше — всадник на коне, зеленые «играющие» елочки или другие сюжеты.

Пожалуй, не менее популярны площади Лагунильи и Гарибальди. Первую знает каждый житель столицы по той причине, что на ней находится рынок старых вещей, вторая славится «рынком» услуг—здесь можно нанять ансамбль народных музыкантов (марьячи) поиграть на каком-либо празднике. Нередко к их услугам прибегают влюбленные юноши для исполнения серенад перед домом возлюбленной.

Наверное, многим по фотографиям известна площадь Трех Культур. Она «родилась» в центре города в конце 60-х годов после того, как в районе Ноноалко-Тлатетолко были реставрированы обнаруженные здесь фундаменты каменных пирамид первого городского поселения ацтеков на острове посредине озера Тескоко, некогда находившегося там, где сейчас расположены центральные районы столицы. Непода­леку от этих древних памятников культуры стоит хорошо сохранившийся старый испанский храм Сантьяго Тлателолко, а рядом высятся ультрасовременные дома, в том числе и бело-черное высотное здание, называемое «Тлателолко», где размещается министерство иностранных дел (в Мексике принято давать имена собственные отдельным зданиям). В названии этой площади как нельзя лучше отразилась сущ­ность мексиканской культуры, изначальная двуединость ее происхождения.

В здании министерства иностранных дел Мексики в 1967 году был подписан Договор о создании безъядерной зоны в Латинской Америке, известный во всем мире как Договор Тлателолко.